Визирь Атлантиды ПРОДОЛЖЕНИЕ 4

Квартал врачей.
Точнее, небольшой уголок касты врачей в огромном квартале касты торговцев.
Больница. Только для единобожников.
Испокон веков жители Нутжерта лечились в Храме Всех Богов. Столетиями накопленные знания позволяли вылечить что угодно, а присяга предписывала это делать бесплатно, засчитывая как богослужение.
Когда в городе появились атониты, жрецы были вовсе не против их лечить: повинуясь клятве, святые отцы готовы были целить хоть мёртвых чертей! Но сами болящие единобожники отказывались от помощи из рук идолопоклонников.
Появилось новое кладбище. Оно неуклонно разрасталось.
И язычники вполне серьёзно надеялись, что именно высокая смертность среди единобожников избавит от атонитской тирании древний город.
В самом деле, сезонные эпидемии, одна за другой, уносили атонитов туда, где быть единобожником глупо: как -ни -как, уже на пороге Аменти их встречали… боги.
Так бы и дохли последователи сумасшедшего пророка дальше, радуя идолопоклонников чередою новых захоронений, но, вскоре, некоторые из храмовых лекарей, желавших построить карьеру, решили воспользоваться конъюнктурой при новом религиозном режиме: приняли атонизм, основали отдельную касту и организовали больницу для единоверцев. Каста торговцев поддержала отступников материально.
Однако, несмотря на безбедную жизнь и великолепные перспективы, врачи этого заведения были не менее больны, чем пациенты.
То ли разгневанные их отступничеством боги, то ли услаждённый их тем же самым Атон- одарили каждого из целителей хронической формой той самой болезни, специалистом по которой он был…
Непрестанно чихающий и кашляющий Заземанх, в сопровождении помощников, совершал утренний обход. Пройдя обычные палаты, где совершалось перспективное лечение, он направился в отдельное помещение, откуда неслись жуткие стоны, заунывный вой, дикий скрежет зубов и леденящие слух ругательства.
Здесь лежали неизлечимо больные.
В сущности, вся их жизнь представляла собою жестокую затянувшуюся агонию, сдобренную умопомешательством и бесконечными надеждами…сдохнуть.
- Ну, как тут наши любимые пациенты? -кашлянул министр здравоохранения.
- Проявите милосердие! -вскричал один.
- Убейте нас! -слёзно молил иной.
- Нельзя убивать умирающих!- напомнил Заземанх.- Жизнь-это священный дар! Кхе-кхе…Таков закон Атона!
- Но мы же убиваем язычников…-плакал третий.
- Кхе-кхе…Так милосердие-то тут при чём? Таков закон Атона!


* * *

Сморивший визиря сон растаял.

- День за днем, то теряя, то путая слеееед,
Я иду, в этот город, которого нееееет!-

услышал в своей каюте знакомый голос Гормахис, и понял, что кое-кто явно вошел в интенсивную медитацию.
Визирь поднялся с ложа, опустил стопы в приятно-прохладное золото сандалий.
И медленно, позвякивая ножными браслетами, наслаждаясь каждым своим всемогущим, имеющим общечеловеческое значение шагом, поднялся наверх.
На залитой солнцем и алкоголем палубе творилось черт -те что.
Валялись пустые кувшины из-под черной водки, отвязно гремели на цимбалах пьяные монахи, юные храмовые танцовщицы затеяли между собою сражение за драгоценные краятские шелка.
Увидев визиря, они остановились и сконфуженно произнесли:
- Простите, ваше Высочество…
- Продолжайте, красавицы мои, у нас этими тряпками забиты два корабля, а физические нагрузки на свежем воздухе намного полезнее, чем ваши всенощные шашни в корпусе жрецов-аскетов…- улыбнулся он.
Девушки серебристо рассмеялись, и продолжили священную войну.
Гормахис окинул взором берега реки. Левый и правый.
- Хм, вот отсюда и меняется русло…Как быстро пустыня сокрыла обезвоженную артерию в сухом теле илистой земли… Пейзаж совсем другой, чем тот, что был в моё первое путешествие…Руины какие-то, джунгли… Боюсь, что у шри Шанкара в голове проснулось желание проверить историческую достоверность его святых писаний…
Визирь не ошибся.
Обкурившийся, до откровений и видений, Крысак энергично отбивался пушистыми лапами от пытавшегося его унять Имхотепа:
- Не хочу в Антариту! Хочу в Лингапур! -орал толстяк.- В Лингапур! Там лингамы!
- И пуры? -озадачился Жираф. -А бабы там хорошие? Длинноногие и пышногрудые?
- И широкобедрые! -выл и рыдал златозубый.- И мужики там тоже ничего…Длинноногие и узкочреслые!
- По древним легендам, где-то среди развалин и джунглей, которые мы сейчас проплываем, скрыт священный для шайвов город Лингамов. -голосом сказочника поведал Имхотепу подошедший Гормахис.- Город, что и говорить, с богатой фаллической символикой…Там, как написано, в результате поклонения детородному органу Махадевы, йоги по пятьсот и более лет живут, становясь непревзойдёнными мастерами медитации, левитации, и ритуальной кастрации…А, и конопля там-с дерево величиной!!!-намеренно задушевно подчеркнул он, весело глядя на Шанкара.
- Да не трави ты мне душу! -вновь взвыл толстяк. -Вот именно, что леген… Ни хрена себе!
Роднее всех родных запах сочной ганджи едва не сбил его с ног.
- Действительно, ни хрена!!!-обалдел визирь. -Это что, конопляное ДЕРЕВО???
На палубе разом установилась тишина.
Были слышен лишь жадно вдыхающий предвозвестие блаженства дуэт носов визиря и Шанкара.
- Эй, капитан!!! Причаль-ка тут!!!-приказал Гормахис.- Мы немного погуляем!!!
- Помолимся? -спросил Имхотеп.
- Покурим!!!-хором ответили ему коллеги. -А там видно будет!!!


* * *

Диагноз, поставленный Гормахисом ее величеству Нарциссине, королеве Антариты, при всей его недипломатичности, был, да простят меня боги, точным, как совокупление микробов.
Эта королева не только правила.
Она …пела.
Уже лет этак сорок…
У нее личный оркестр был втрое больше по численности, чем армия.
Она к приказам партитуры писала.
Вся её страна походила на огромную сцену, где беспрестанно звучала музыка, и, надо сказать, подданные души не чаяли в своей повелительнице: в обледенелых полях Антариты мало что росло, кроме сугробов, но, начиная с первых дней её правления, со всего континента меломаны устремлялись в королевство, составляя для антаритян непрестанный источник доходов.
Гостиницы, музыкальные аудитории, лекционарии по истории этого интеллектуальнейшего из искусств, всегда были полны - полны были и животы местных жителей, и их карманы, и закрома, и гробницы.
Поэтому, едва на севере Атлантиды прогремели первые громы проповеди Эхнатона, решительно осудившего сей доисторический шоу-бизнес, как мерзкую рассаду разврата и бессмысленное самоуслаждение, как плевелы среди пшеницы двунотного унисона, королева тут же стала горячей сторонницей, тогда ещё бывшего лишь жрецом, Гормахиса.
В её библиотеке полки ломились от его толстенных книг. Ночами напролёт она штудировала его мудрёные писания, и, однажды, направила ему несколько партитур, где содержались его гимны, с написанной ею музыкой. Он был в восторге.
Между жрецом и королевой началась активная переписка, обмен дарами и идеями.
В результате, королева, и без того весьма странноватая, действительно, стала чуток «того».
Теперь она направила всю силу своего необыкновенного таланта править не только страною, но и сердцами на то, чтобы никогда в её стране ни единая нота не сгорела.
И приносила жертвы в честь камертона.
Гекатомбами!


* * *

Армада его Высочества Гормахиса, едва не вызвав у побережья массивное пресноводное цунами, остановилась возле развалин таинственного Лингапура.
Руины, хоть и были беспощадно окутаны наглыми джунглями, оказались весьма и весьма живописны в лучах полуденного солнца. Вельможи и их многочисленная свита, предводительствуемые визирем, по широким кедровым трапам сошли на берег.
Шанкар радостно бухнулся на колени и принялся усердно целовать святую землю, пофыркивая и похрюкивая от удовольствия.
- Интересно, а трюфели он искать обучен??? - сам себе под нос произнес иерофант.
Вдоволь наглотавшись благодатной пыли, Крысак блаженным взглядом окинул заповедные для своего сердца древние храмы и многообещающие деревья каннабиса и, предвосхищая прелести наркотического пира, шумно вдохнул воздух своей мечты.
Гормахис достал из своего бездонного, как желудок Имхотепа, кармана алмазный топорик и с силой ударил им по конопляному дереву, отрубив трехметровую сочную ветвь, окропившую его с ног до головы дурманящей росой.
Имхотеп осторожно и тем не менее похотливо погладил грудь у каменной статуи апсары Менаки - такую холодную, освежающую…
- Ня! - просюсюкал он. - Во, а бананов-то тут сколько! Я люблю бананы…
А вокруг пестрели ярко покрашенные храмы и святилища, и конца и края у святого города не было видно.
Пока наглая до некоего апофеоза бесстыдства сексуальная орнаментика храмов и дворцов дразнила откровенностью воображение молодых жриц и смущала девственные чресла молодых жрецов, Гормахис и Шанкар нетерпеливо забили в кальян коноплю и, воткнув в свои пасти сразу по три шнура из имевшихся шести, заполнили всю округу дурманным туманом, а, всякое дыхание -туманным дурманом.
Из кустов, привлеченное дымом и разговорами нутжертийцев, вылезло местное население.
Резво выбежали полуголые смуглые девушки .
- Опа, развлекуха -то конкретная начинается! -обрадовался Имхотеп, мало что разумея в том кайфе, что не был напрямую связан с жратвой или узкопрофильно направленным флиртом. -Девушки, разрешите познакомиться?
Важно выступили брахманы и йоги-аскеты, с многозначительной трипундрой на лбу и обвешанные орехами рудракша с ног до головы:
- Ом намах Шивая?
Шанкар просиял, аки третье око Шивы и, произнеся:
- Агнихотра намаха сваха? -был сердечно обнят главным брахманом, награжден цветочным ожерельем и приглашен принять участие в пудже у алтаря для агнихотры.
Пышногрудые лингапурки, блистая стройными талиями и округлыми бедрами, окружили Имхотепа со всех сторон, что-то нежно щебеча на сладкозвучном тамильском языке.
К визирю подошел только главный местный орангутанг, покривлялся, придирчивым философским взглядом скептической школы изучил его тощую фигуру, разочарованно обнаружил, что это не хрупкая красавица в драгоценностях, а живые святые мощи в оправе, и куда-то упрыгал.
Гормахис внимательно обозрел полуразрушенный город, в надежде выбрать и умыкнуть две или три каменных статуи в свою коллекцию древностей.
- Порнография! -простонал он. -Ну здесь-то почему?
Приник к курительной трубке, затянулся изумрудным дымом: ему вообще в последнее время всего было мало. Много было только скуки и тоски.
Тем временем Шанкар и местные брахманы, найдя после пятой затяжки подобие общего языка, танцевали и орали:
- Ом намах Шивая! -перед испещренным премудрыми санскритскими письменами-завитушками десятиметровым, железным лингамом.
Набравшись сил и дури, дури для силы и силы для дури, в центр хоровода влез и визирь, заорав громче всех:
- Бола, бола! Джай, Махешвара!
Его крик поддержали все, в том числе и устроивший неподалеку оргию Имхотеп, и алчущие не КАМЕННОГО, а ЖИВОГО, лингапурки.
Веселились, как хотели!

* * *

Смачно потрескивая, горели чадящие удушливым дымом факелы.
За окном хлестал тропический Краятский дождь, гранитные глыбы обращающий в жидкую грязь.
Бывший Военачальник Ваджрийской империи, а ныне – независимый правитель своего кочующего из одного конца Атлантиды в другой военного лагеря, легендарный генерал Урса, с сияющими глазами читал письмо, теребя сосископодобными пальцами лохматые края папируса:
«Во имя Единаго Господа Атона!
О наш глубокоуважаемый о Господе брат по вере!
Да осенит тя милость единага господа Атона, иже на небеси и на земли!!!
Вместе с этим посланием доставлены тебе необходимое продовольствие и доспехи, золото и материалы для кузницы, а также метательные снаряды для армии Атона. Немедля, возвращайся в укреплённый лагерь у Ущелья Хрюкающих Скал. Начинаем!
Великая Царица Нутжерта, Искребла.»

- Ну что ж, пора пройтись железным шагом по богопротивной гордости Гормахиса…- отхлебнул вояка из деревянной кружки непомерных размеров суровое горячительное солдатское пойло. – Политеизму - бой!

* * *

Но, среди общего ликования, шумных восторгов и всякого рода экстазов -от молитвенного у Шанкара и любовного -у Имхотепа, после пятой термоядерной дозы лингапурской конопли, внутри Гормахиса зародилось и начало бурно развиваться странное чувство: то ли тревоги, то ли тоски. Он незаметно выскользнул из хоровода одуревших шиваитов, и отошёл подальше - ему, по старой дурацкой привычке, захотелось поговорить с самим собой:
- Что за черт политеистический, такое ощущение, что я в этом месте кому-то то ли нужен, то ли должен, то ли вреден…да с таким настроением только в пыточной камере зарисовки делать! А не скакать, как эти брахманы ПЕРЕД, или эти красотки-НА…
Иерофант вздохнул:
- Прогуляюсь, посмотрю достопримечательности, подразню судьбу…
Он шагнул в неведомые дали, во врата какого-то храмового комплекса:
- СЕЛКЕТ-КУДШУ-МОНТУ-ХЕХ!!!- негромко шепча и иные защитные заклинания, от которых змеи и скорпионы за несколько верст очистили окрестности, засохли все ядовитые цветы и больная вода болот стала кристально чистой.
Гормахис и сам не заметил, что, привычно погрузившись в глубокое раздумье о своей исключительной роли в мировой истории, всё дальше и дальше отходил от главного места лингапурских мистерий, и забрёл в самые тёмные дебри полуразрушенного священного города…

* * *

Неотразимая Бертрери сладко спала в своей каюте на нежнейшим шелком устланной кровати.
Залетавшие в каюту мухи, завидя нагишом дрыхнущую красавицу, либо врезались в стены и гибли, либо, лихо спикировав, садились на стол рядом с постелью и вожделенно пили глазами сводящее с ума вино её юной красоты.
А она то переворачивалась на живот, обратив к небесам гибкую спину и умопомрачительных линий попку, то, потягиваясь, переворачивалась на спину, и высокой упругой грудью дразнила инстинкты мироздания, то оправляла длинные черные волосы, и, от приятных снов улыбаясь, что-то мурлыкала губами, от зависти к форме и цвету которых сама королева цветов не первый год мечтала о суициде…
Но этот соблазняющий всё живое и неживое в пределах границы континента сон был прерван служанкой, ворвавшейся в каюту.
- Госпожа! Госпожа, проснись!
Бертрери надула губки, что-то недовольно пробурчала, и, не переставая видеть сны, снайперски запустила в служанку подушкой.
Снайперски, ибо попала.
- Госпожа, его сиятельство Имхотеп…
Вторая подушка. Побольше. И снова без промаха.
-…Он там…
Увидев, что сонная рука Бертрери, не найдя ещё подушек, уверенно тянется к тяжеленному и огроменному бронзовому канделябру, служанка опрометью выбежала из каюты, и, захлопнув за собою дверь, недосягаемая для новой дистанционной атаки, крикнула:
- Он там с какими-то бабами веселится!

* * *

Не зря, ой не зря Гормахис чувствовал себя крайне не по себе.
Во-первых, продираясь сквозь развалины и заросли, он вдруг понял, что это не он идёт.
Его ведут. Тянут! Тащат!!!
Во-вторых, и этого он ну ни как не мог знать, за ним внимательно следили.
Сама великая богиня Нефтида, супруга Огнегривого Сета, Покровительница ночи, Повелительница кошмаров, Госпожа умирающих, Владычица Бездны Горя и Океана Слёз наблюдала за ним.
Наблюдала с изумлением, волнением и страшной злостью.
- Неужели и в самом деле верно говорят, что судьбу не проведёшь? Сколько сил я угробила на то, чтобы выкрасть эту каменную шлюху, спрятала там, где он никогда не смог бы её найти -и, на тебе! И ведь не ищет- заблудился!- а, сам того не ведая, исполняет пророчество. Нет, я не доставлю этому Огнегривому блудодею возможность плюнуть мне в лицо в очередной раз.
Она закусила губу. Подумала. Прокусила. Крикнула:
- НЕХЕБКАУ!
Рядом с нею, смиренно и благоговейно, преклонив колени, появился вызванный ею демон.
Он был страшнее, чем похмелье от палёного нектара.
- Да, моя богиня? Раб твой смиренно ждёт приказаний, о Любящая Смерть!
В руках царицы Неизбежной Длительной Агонии появился увесистый адамантовый молот.
- Возьми это божественное оружие. Видишь вон ту статую?
- Да.
- Иди, и разбей её!

* * *

- О Гуру, о Махатма, о Ишварагьяна! В сем священном граде, усадьбе Махешвары, поведай мне сакральную историю Лингапура! Освети вселенную моего невежества солнцем познания! Пробуди в нас стремление к трансцендентальному фаллосу, молю тебя! -елейным голосом непуганого неофита вещал Крысак, благоговейно усадив главного брахмана на принесенное с корабля золотое седалище –вьясасану- и предложив гуру изысканную пищу и благовония.
На пищу с ярко выраженным нахальным интересом зырились обезьяны и павлины.
По знаку брахмана, все участники агнихотры уселись поудобнее в сени огромного баньянового дерева.
Поодаль, под развесистым, просторным шатром ветвей и листвы другого дерева продолжал резвиться Жираф: похотливые лингапурки, доведенные до отчаяния аскетизмом своих мужей -брахманов, отрывались по полной, даря ему отведать не какой-то там здешний экзотический плод, наподобие банального синего банана, а неисчерпаемые житницы лучших достижений местной сексуальной культуры.
Культуролог из Имхотепа получился весьма неплохой -как исследователь, так и преподаватель.
А Шанкар продолжал нахваливать гуру:
- О светоч истины, даруй нам дхарму! Источник живого слова неведомого Абсолюта! Введи нас в мир избавления от колеса сансары, спаси от череды перерождений. Благослови, вдохнови и очисти смиренные сердца, привлеченные сладостным служением Верховному Господу!
Поняв наконец, что не дает жрецу и слово вставить, толстяк молитвенно сложил ладони и заткнулся.
Старый брахман с видом , что созидает новые Веды, открыл рот -но прежде, чем хоть слово молвить, минут пятнадцать заливался хроническим, от многолетнего курения, сухим хриплым кашлем.
Шанкар за это время выкурил набитый дурью полый слоновий бивень и явно испытал некое превосходство оттого, что кашля у него никакого нет.
Посему брахманы взирали на него с откровенной завистью.
- Ом намах Шивая! -начал главный брахман, влив в жертвенный костер топленое масло.
- Это я и без вас знаю! -пробормотал без всякой почтительности толстяк –и вновь, по -тамильски: -Продолжайте, садгуру!
- Я ценю твою преданность Господу Шиве, о верный поклонник Разрушителя вселенной! Только это не Лингапур…- и, перепутав священную утварь, вместо масла влил в костер воду.
Огонь обиженно зашипел и погас.
- В смысле? -обалдел Шанкар, едва не задохнувшийся от черного дыма потушенного огня. -А как же древняя легенда, столь долго гревшая мое сердце?
- Только это не Лингапур, -повторил йог.- Врет ваша легенда. Это –Йонипур!
- Обитель влагалища? -издалека поинтересовался Имхотеп, затаскивая на походный сексодром очередную красотку. -Круто! И за дымовую завесу спасибо…
Шанкар огляделся, изменился в лице, скривил губы, с отвращением плюнул и дико взвыл, совсем как старый бегемот, при неудачной гомосексуальной случке.
- То-то у вас девки, как на подбор…А я могу принять гражданство? -вновь подал голос Имхотеп.
- Я те щас приму гражданство! Это ж надо -стоило мне отвлечься, поспать -а он тут тычет своей дубиной в каждое дупло! -заорала невесть откуда появившаяся Бертрери. - Шанкар, ты-то куда смотрел? На эти святочлены в цветах и фруктах?
- Да погоди ты! -толстяк едва не плакал от досады. -И кто же соорудил это королевство клитора? Кто возвёл чертоги йони -майе???
- Построен одной царицей-феминисткой. Назло своему мужу. -ответил главный гуру.
- Вот сука! -злобно оскалился Крысак.
Брахманы и без перевода осознали, что бегемотоподобный чужеземец расстроен и зол:
- Покурили, твою мать… Помолились…

* * *

Дубрава.
Красота. Чистота. Покой.
То есть, была красота: уже четыре дня, как под сенью могучих деревьев, стоял огромный лагерь.
Бесчисленные палатки. Бесчисленные, помешанные на новом боге, люди. Малочисленные, трезвомыслящие, вьючные животные. Ругань и псалмы. Чад костров…
Это - миссионерский лагерь Эхнатона и его последователей.
То есть, чистота и покой здесь тоже исчезли. И надолго.
Как и расположенный неподалёку древний языческий городок.
Раскидистый, самый большой и древний дуб, с благородным омерзением, терпел под своими тяжёлыми, пышными ветвями нечто уж совсем непонятное и странное: огромных размеров кривой и косой шатёр. Дурно сварганенный из драгоценных тканей. И, безо всякого чувства меры, расшитый синими шестиконечными звёздами, зелёными полумесяцами и красными рыбками.
Кому-то сей шатёр крив и кос, а кому -то -свят.
Кто-то скажет, что шатёр дурно сварганен, а другой «божественная красота его незрима дурным сердцам человеческим».
Всё зависит от того, какое из религиозных заблуждений именно вам кажется именно заблуждением. И каковы для вас критерии религиозной истины: мистический опыт? Или опыты с мистикой? Впрочем, не станем отпугивать читателя тем, чего и сам автор не до конца понимает. Точнее, понимает, но, увы, не настолько, чтобы объяснить.
Я понимаю, но не умею объяснять человеческие глупости. Тем более те глупости, которые претендуют на богооткровенность.
Итак, стоял, говорю я, нелепый шатёр. И стоял он тоже нелепо. Но…
Кто-то, например, глядя на шатёр, скажет стоящему рядом:
- Нелепо.
Другой же:
-А по морде?
И бьются морды. И вопросы исчезают. И воцаряется истина и любовь.
Ибо здесь, под этим самым шатром, хранится величайшая реликвия единобожников -атонитов: Ковчег.
Нет, он не просто хранился.
Ковчег, легко и непринужденно, левитировал. Непонятно, почему святая посудина, умея это, за пределами святилища была тяжёлой, как жизнь праведника, и требовала себе целую сотню носильщиков. Которые, приняв его с утра на рамена своя, таскали, покуда любознательный Ковчег не пресыщался красотами ландшафта, возвращали на место - и тут же подыхали.
А если Ковчег был недоволен очередным туристическим маршрутом - не скучно издыхали, а в ярком и красивом пламени.
От преизобилия благодати, вероятно.
И, несомненно, во славу божию.
Эхнатон необыкновенно лелеял Ковчег, и, разрушив очередной языческий город, обожал лично ввинтить в золотую оправу святыни лучшие из награбленных самоцветов. Посему, ящик был хаотично усеян драгоценными камнями, и сочетались самоцветы друг с другом так же гармонично, как баня с кладбищем.
И, совсем уж странное дело: вопреки главному запрету атонитской религии- запрету на изображения любых одушевлённых существ- венчала крышку Ковчега бешеная схватка двух крылатых золотых шестиногих бегемотов.


* * *

Ах, как несказанно хороша была Бертрери, едва одетая в наспех наброшенное полупрозрачное шелковое одеяло, массивной золотой сковородкой разгоняя столпившихся в алькове у Имхотепа баб! Как ловка и грациозна! Загляденье!
- Бюрократ членоголовый!
Жираф оборонялся от нее, трусливо прикрываясь нагими телами смуглых юных лингапурок, которые весело хихикали:
- Это культурология, любимая!
- Да они ж почти приматы, зоофил проклятый!
- Ну, значит, антропология, тоже, между прочим, серьёзная наука…
Шанкар в это время отчаянно ревел, утирая слезы огромным ворохом конопли:
- ОМ НАМАХ ШИВАЯ!!!! Жизнь-это страдание!!!!
Брахманы молча сочувствовали единоверцу, с сожалением наблюдая, как обезьяны похищают последние остатки жертвенной пищи.
Ахимса, хер ли!
Между тем, ослепительно сияющая в лучах полуденного солнца сковорода неутомимо и неумолимо приближалась к главной цели: отомстить за поруганную любовь. Лингапурок между долговязым и его любовницей становилось всё меньше. И свита визиря -воины, жрецы и танцовщицы- громко спорили на деньги, каким именно способом Бертрери покарает неверного Имхотепа, и останется ли он жив вообще. После своих культурологических изысканий и антропологических изысков.
Но вдруг…
Совершенно неожиданно…
Раздался ужасный крик.
И (не зря прославленный мудрецами за выразительность) щедрый Нутжертийский мат в пределах большой октавы, с подробным перечислением взаимодействий половых органов в различных вариантах, по шкале: от целомудренного лишения девственности - до массовой оргии на фестивале свингеров.
- Это ж Гормахис! - ахнула Бертрери. - Судя по изящной образности речи и её громкости…
- И стихотворных вкраплений! -добавил Имхотеп. - Цитат из классиков…
- Кстати, а куда делся наш богоподобный? -опомнился от рёва и сантиментов толстяк.
Свита виновато притихла: жрецы отводили богоблаженные взоры, воины заинтересовались дизайном своих сандалий, слуги боязливо пригнулись.
- Чё стали, искать! -вскочил Имхотеп. – Тунеядцы в митрах!
– Паразиты в золотых доспехах! - заорал Шанкар. – Дхармапалы рисованные! Первое лицо государства, гений политики, тот, которого мечтает прибить чуть ли не каждый правитель континента, неизвестно где!
И, вместе:
- Проституток - телепатов сюда! Немедленно!

* * *

В жаркий Нутжертийский полдень двое мужиков, один жутко высокий, второй -едва ли не плоский, неуверенной походкой, поддерживая друг друга, вошли во внутренний двор усадьбы Акера.
От них за версту несло душистым столярным клеем, качественным цементом и дешевой пальмовой водкой. Привратника и дверь они не заметили.
Акер в тени и прохладе увитой плющом веранды отдыхал после базарных хлопот.
- Что б меня Амон побрал, да Атон спас!…,- в пинки разогнал прислугу и сам, неуклюжим бегом адвоката - агорофоба, помчался навстречу визитёрам.
- Атон благословляет вас…-с елейной мордой изрёк он.
- Да пусть хоть сексуально возбуждает. -ответил тот, что повыше.
- Это точно. -поддакнул второй.
Хозяина аж передернуло от такого богохульства, но толстая харя с тоненькими усиками продолжала любезно взирать на незваных гостей:
- Чем обязан вашему визиту?
Они молчали, грозно дыша на него трехдневным перегаром.
Время шло, шло, шло…
- Ну? -Акер начал терять терпение.
Наконец, пришедшие облекли свои нехитрые мысли в те слова, которые были в состоянии отчетливо произнести.
- Пришли..мы.. за своей долей…- заговорил низенький.
- Ик. -поддакнул высокий, ошалело , не моргая, глядя сквозь хозяина.
- Ах, вы за этим! Теперь понятно…-протянул Акер
- Отдай…нам…и мы …пойдем…
- Да вы не спешите, ребята, не спешите. -улыбался торговец.- Давайте сядем, выпьем, обмоем, так сказать, удачно проведенную операцию, обсудим перспективы на будущее…
И широким жестом пригласил их на веранду, где расторопные служанки быстро накрыли стол, обогатив скудную трапезу язвенника Акера могучим арсеналом разных по цвету, форме и размеру бутылок с различного рода бухлом.
Гости переглянулись, и, синхронным кивком составив кворум, приняли приглашение.
- Сюда, сюда! -весь извиваясь в судорогах вежливости и соделав свою жирную рожу хлебосольной до неприличия, суетился хозяин. Его маленькие усики вздернулись вверх и торчали как-то по особенному гостеприимно.
Любезно усадив собеседников в удобные плетеные кресла и налив им чего покрепче, Акер устроился в уютное кресло и пригубил свой напиток – священное безалкогольное пиво.
В его голове уже родилось решение проблем, которые эти двое могли ему принести.
Они резво выпили по полной чарке, и насуплено уставились на него.
- Анекдот хотите? Хороший, новый. Мне его вчера рассказали, так я полчаса смеялся, до боли в кошельке…
Молчание.
Журчание вина в чаши.
И журчание вина, создающего хмельное озеро в животах.
- Да, по глазам вижу -не хотите… Ну, тогда я и не знаю, чем вас развлечь…Может статься, хотите музыки? Могу позвать танцовщиц…или наложниц…
Они снова налили и выпили. Молчание….
Разговор начал высокий.
- Без нас ты ничего бы не сделал…
- Согласен… -кивнул Акер.
- И поэтому…
-…и поэтому честно отдам вам, скажем, процентов пять от награбленного…
- Сколько-сколько? -голосом, медленно поменявшем окраску от удивления к угрозе, спросил плоский.
Оба, с явным намерением задушить скрягу - еретика, поднялись.
- Раз…-устало произнёс Акер, кидая в рот горсть виноградин. Высокий обнажил кинжал.
- Два…-наблюдал торговец, как плоский достал из-за пояса боевой топор.
- Три..-спокойно досчитал Акер, и выплюнул на серебряное блюдо горсть виноградных косточек.
Гости покачнулись, их глаза вылезли из орбит, носом пошла кровь, и..
И, выдавив из себя хриплый стон, замертво упали.
- Качественный яд.. - оценил торговец. - Надо будет в кальян Шанкара добавить, а Имхотепу - в Бертрери!

* * *

Итак, где визирь, с кем визирь и визирь ли он на данный момент именно Нутжерта, а не самый подходящий кандидат на сию вакансию в царстве Всеблагого Озириса?
Вольно ли дышит ли его чахлая грудь под грузом драгоценностей?
Ясен ли его аскетичный взор, довольна ль чистая душа? Цел ли жезл…
Действовать следовало немедленно и профессионально.
Но, ввиду неуправляемой истерики у Имхотепа и полнейшей обкуренности Шанкара, а также всех, как на подбор, пьяных до познания Добра и Зла проституток -телепатов, руководство поисками визиря взяла на свои обворожительные плечи Неотразимая.
- Но , госпожа, ты же отвечаешь лишь за СЕКСУАЛЬНУЮ безопасность! -попытался оспорить её полномочия один из стражников.
- А может, его кто-нибудь затрахал до смерти?
Аргумент, учитывая, ЧТО на всю округу выдал визирь, показался вполне убедительным. Начались поиски.
Нутжертийцы старательно прочесали все окрестности: обширные баньяновые рощи, грозящие малярией болотца, дурманящие конопляные луга, таинственные развалины капищ, густые бамбуковые заросли- но безрезультатно.
Обнадеживало одно -предсмертный крик принадлежал явно не его Божественному громогласию.
Так где же он, Слововержец, чье слово достигает края Вселенной силою и красою?
Задумчиво, печально и тревожно всматривалась в бескрайние, озаряемые низким солнцем джунгли Бертрери:
- Где ж тебя, Божественный, носит? Храни тебя Хатор от вида даже дохлых змей, и да не станут на пути твоём мохнатые монстры…

* * *

Далёкая и неведомая Антарита, земля беспощадного климата, суровых, тёмных вьюжных ночей и тусклых серых дней: ночью тут, из-за непроницаемых снежных туч, не видны ни луна, не звёзды; днём, по той же причине, едва заметным бледным пятном, давало о себе знать солнце.
Холод был, извиняюсь, собачий. Хорошо хоть, что не абсолютный ноль.
Падал липкий снег, занудно свистела метель, лихо срывая то здесь, то там экстравагантные геральдические флаги.
Но, несмотря на мерзкую погоду, в Буме заканчивали последние приготовления к встрече Его Высочества Гормахиса, визиря Нутжерта, иерофанта Золотой богини.
И голос метели отступал перед натиском приветственного гимна:

- Внимать тебе, о славный чудотворец
Узреть тебя, Божественный мудрец
Вершина счастья, радости венец!

Служить тому, чему ты присно учишь
Бороться с тем, кто глупо враг тебе-
Нет большей чести в службе иль в борьбе!

Хвалу прими, о пастырь и учитель!
Благослови старанья слуг твоих!
О благородный истин повелитель!

Несчастный хор, проходивший десятую по счету генеральную репетицию, продрог; музыкальные инструменты, как их не настраивали, непослушно извлекали лишь минор.
В том числе- барабаны, бубны и цимбалы…

* * *

Заходило солнце.
На палубе флагмана, облокотившись о борт, горевала Бертрери:
- Ну где же ты? Неужели…-и дальше боялась не только произнести, но и мыслить.
Её алмазные слёзки мерно плюхались в воду.
Чего только не нашли в развалинах и чащобах стражники: древний мусоропровод, несколько говорящих растений, вечный двигатель, пятый элемент, доказательство бытия и одновременно небытия божьего, философский камень- но визиря нигде не было.
Местное население задействовали…
Ищут брахманы, напрягая третий глаз; девушки -лингапурки, масляными лампами разгоняя сгущающуюся тьму, кропотливо изучают вечерние джунгли.
Где же он, эгоманьяк - ядоуст?
Не веял ветер его драгоценным парфюмом, не дивились джунгли, внимая мощи голоса сиятельного коротышки, по привычке разговаривающего самого с собою…
Ни следов, ни артефактов…А вокруг -то -неизведанный и опасный мир: чего тут стоит провалиться в расщелины пожираемых джунглями зданий, или пойти на корм дхармапалам?
Вздыхали скорбно храмовые танцовщицы: Гормахис был не только непревзойдённым знатоком, но и щедрым ценителем их искусства.
Шанкар мрачно медитировал на безличный аспект жуткого Ямы, что зубами вечно вгрызается в колесо сансары. Тошно было Шри Шанкару…
Да что там тошно-трезво!
Кто теперь возьмёт в руки и направит орало истины супротив мечей единобожников? Кто возглавит борьбу за джняну и дхарму?
И, каким бы невыносимым характером не отличался маленький аспидёнок Гормахис, что бы не вытворял, крича о своём величии так, что слышно было за границами безграничного, но для того, кто привык к его изысканным остротам, придурковатым проделкам и гениальному дару слова, без его непрекращающейся ни днём, ни ночью болтовни каждая минута теперь казалась пустой и пресной:
- Это ещё поиски, или уже раскопки? -обратился толстяк к Имхотепу, который уныло, траурными движениями, опечатывал личную каюту визиря.
- Не знаю…Какая-то вспомогательная историческая дисциплина…Наподобие нумизматики…-в прострации ответил Жираф. И воспоминания о полученного им ещё три недели назад лично от визиря удара по шее сейчас были для него приятнее почти всех ласк Бертрери.
- А если его растерзали какие –ни -будь местные демоны? И тогда даже мумию сделать будет не из чего! -с новой силой нагрянул на гладь реки сопливый родник печальной девушки.
- Об этом и подумать страшно! -отозвался Крысак. -У него такая пирамида…Не забывайте, что главное для слуг божьих -самим трансформироваться в божество! Он приложил к этой садхане столько бхакти -йоги! Как раз, осталось только правильно помереть и достойно занять саркофаг. Я всё -таки надеюсь, что погребение состо…
И тут…
- Тоже мне -священный город! Обезьянник…- басовитое бормотание и боевой свист раздирающего заросли жезла.
Неотразимая радостно подняла глаза, Крысак куда подальше послал медитацию, а Жираф по инерции чуть не съел золотую печать.
- Никакой эстетики: наркота и каменные жопы! -продолжалось могуче и высокомерно с берега.
Щедро украшенный самою природой, а именно -усеянный с ног до головы репьями и колючками, из прибрежных кустов, на четвереньках, вылез Гормахис.
Вылез, гордо встал и оглянулся по сторонам.
В лучах заходящего солнца он казался еще тощее, чем обычно. Так, одни драгоценности…
- Хвала богам святых путей! Он жив! -вскрикнула Бертрери.
И, закрыв глаза, высокой манящей грудью выдохнула благодарственные заклинания.
- Что-то больно довольный у него вид: левый глаз косит неизвестно куда, улыбка эта его нарциссическая.. -заметил Крысак.
- И, обратите внимание, есть отчего! -услышал его визирь. -Да, да, Шанкар, и в твоём раю нашлись птицы, поющие для меня!!!
Настроение у его Высочества и вправду было великолепным. Он поднялся на корабль.
- Мы так волновались за тебя! -бросилась его обнимать Неотразимая. -Ты цел? Всё в порядке?
- Даже беспорядок!!! Спасибо, Дивнобёдрая, за заботу! -улыбнулся он. -Это тебе!
И протянул ей огромный букет из болиголова и чертополоха.
- Повелитель! -подбежал Имхотеп. -Боги свидетели: я от волнения и беспокойства ничего не ел!
- Имхотеп, это греет мне сердце! Это тебе! -и вручил ему гигантское манго. -Жри, что-то ты отощал, за целый час-то…
- Божественный, я молил о тебе Махадева -и он услышал меня! -сквозь слёзы радости пропищал Крысак, и, подойдя, ласково погладил визиря по попке. -Маленький ты мой…
- Шри гуру, не плачь, смотри: я нашёл тебе карманный лингам! Поверь мне, знатоку- это очень редкая бронза. Откуда-то свалилась мне на голову, когда я прямыми творил стези своя…
Шанкар принял мурти, и благодарно чмокнул визиря в щёчку.
- Я позабочусь об ужине! -сказала Бертрери. Замысловатыми жестами она закрутила прислугу, и вот, почти в одно мгновение, перед вельможами- стол с вином и едой.
Прибежали и стражники. Бравой когортой выстроились «Золотые Скарабеи».
- Радость-то какая! -начал офицер. -Мы не переставали верить…
Поймал взгляд господина. И осёкся.
Наш герой, сщурив левый глаз, правым оком, сквозь призму аметиста любимого перстня, надменно взирал на свою охрану:
- Верить? Вы что, жрецы?
- Нет, ваше Высочество, мы…
- Постойте, я сам догадаюсь, кто скрывается под смиренным именем «Золотые Скарабеи»!!! Герои, о которых будут слагать легенды! Гении дедукции !!! Аристократы логики и наблюдательности! Бесстрашные и бдительные хранители сна и путей моих!- перебивая, радостно изрёк иерофант. - Предлагаю вас выдвинуть на участие в интеллектуальном соревновании «ПОЗОР ГОДА»!!! Вы, конечно же, проиграете первое место Эхнатону, второе, по праву, без труда возьмет Искребла, но серьёзные шансы на третье у вас однозначно имеются!!!
Он брезгливо отвернулся. О чём-то вздохнул.
- Пошли вон отсюда! -вновь обратил он к ним свой лик, и страшен был взгляд его.- В следующий раз велю за такую службу посадить вас всех на дырявые галеры и отправить вниз по течению: либо пойдёте на корм крокодилам, либо в сексуальное рабство к амазонкам! Вон! На корабль-тюрьму! Живо!
Гонимые звуковою волною его голоса, что нещадно била их по ушам, охранники исчезли.
Гормахис повернулся к компаньонам:
- Бертрери!
- Да, повелитель?
- Принимай командование всеми, кроме меня! С такой охраной не умереть, не воскреснуть! Я, заблудившись, шёл на звук твоих вздохов и слёз! С этой минуты, ты - главная! -и Бертрери сама не поняла, каким образом на её руке появился аметистовый перстень визиря.
- Это честь …- поклонилась она.
- И, что самое важное - педагогическое бесчестие для всех остальных! -отметил визирь.- Кто недоволен -учитесь громко плакать! Пойдёмте, друзья! Я и в самом деле голоден…
Вельможи сели за стол.
Жираф немедленно приступил к еде. В считанные секунды исчезла половина блюд.
Поняв, что сотрапезники смотрят на него с явным недоумением, он, жадно давясь необъятным стойком, спросил:
- Мовеф, ты уве васхавеф, фто флуфилос?
- Минуточку… -ответил визирь, залпом выпил кувшин вина, кинул в рот горсть фисташек, и расслабленно откинулся на спинку удобного кресла. Закрыв глаза, он немного подождал, когда опьянение и вдохновение выяснят свои процентные соотношения для участия в процессе риторического творчества.
Вегетарианец Шанкар тихо начал со спаржи.
Бертрери лизала гранатовое мороженое.
- Я печально и задумчиво гулял среди древних руин. -отверз уста Гормахис. -Да, среди руин и дышащих вечным праздником бытия джунглей. Бродил без цели, без желания, без жизни…Удаляясь от явного любому и приближаясь к неясному мне. В таких местах или ты постигаешь истину, или она -тебя. Оказалось, что заманило меня довольно-таки далеко. Страха не было – разве можно себе позволить страх, когда тебя зовёт чудо? Да, я, странным образом, шёл, с одной стороны, кем-то призываемый, а с другой -кем - то гонимый. Наконец, я достиг места, где зов обещал стать разговором. Прошло какое-то время. И мое до сих пор рассеянное внимание привлек небольшой храм, явно не местной традиции. Заинтригованный такой неожиданной находкой, я помолился, вошел в него, и присел на осколок массивного гранитного блока.
Но тут на душе стало как-то тяжко, тяжко необычайно, и внезапно хотелось забыться, уйти от проблем, что так жестоко ставит в ежесекундную повестку моего существования наш недружелюбный, до откровенной враждебности, мир! Я чувствовал чудо, но не видел! Это было ужасно!
- А вот без твоих многословий, претендующих на очередную литературную премию, никак нельзя обойтись? Мы тут едва с ума не сошли, разыскивая тебя под каждой развалиной…
Визирь поделился с Имхотепом таким взглядом, что тот торопливо ответил:
- Продолжай, о Великий оратор тысячелетия и наперсник богини искусств! -и заткнул рот вкуснейшим печеньем.
- Сидя в мраке храма, блуждал я мыслями в поисках сам не знаю, чего…-он выпил ещё, и продолжил:
- Когда же глаза привыкли к темноте, стал осматривать интерьер: высокие колонны, каждая-с одной ей данной капителью: то в виде распустившегося бутона лотоса, то закрытого, то пальмы, то папируса; рельефы, едва различимые от увечий, что им нанесло время; фрески, местами сохранившие яркие краски. Смотрел на знакомые лики богов, вспоминая их чудеса, приключения, подвиги, наставления…Но чувствовал, что манящая меня тайна хоть и здесь, но мною не замечена…Повинуясь не знаю, своему ли инстинкту, или причудливой судьбе, встал, подошёл к одной из стен и прочитал иероглифы:
- АНХЕСУТА-СУТЕХ-МЕРИТ-СА…
Стена разверзлась предо мною!
И я узрел необыкновенной красоты статую.
Крысак, все еще огорченный посещением Йонипура, все же раскумарил кальян, прибалдел и теперь блаженно внимал рассказчику.
- Я видел, друзья мои, в своей жизни сотни произведений искусства, рядом с которыми можно было бы вечно благодарить богов за то, что у меня есть глаза! Но эта статуя поразила меня: вся из полупрозрачного алебастра, освещаемая лишь тонкой струйкой сочившегося из-под потолка света, она, казалось, дышала и чувствовала, мыслила…Она жила!!!
И эта жизнь передалась и мне.
И взор мой стал иным.
И сердце свергло разум.
Всё вокруг было исполнено покоем и вечностью; храм будто бы спал, и его фантастические сновидения воплощались не в далекой волшебной реальности, а во мне, ощутившем успокоение и благоговейное сосредоточение.
Я всегда завидовал звездам, которым вселенная подарила Млечный Путь, ведущий, как говорят, в царство Абсолютного Блаженства, но в тот момент, видя эту статую, я подумал, что звезды бесконечно обделены и бедны, поскольку не могли созерцать подобную красоту! А океан, рождающий миллионы жемчужин, нищ и убог, если за все свое время не создал хотя бы одну жемчужину, достойную лежать у ног этой статуи!!!
Мне почудилась неиссякаемая сладость и гармония музыки сфер, я услышал голос далеких и вычурных, но бесконечно радующих сердце мелодий Мира Идей. Исчез страх, прошли тревоги, таяли печали, уныние и злость растворились в этом полумраке и вместо них пришли спокойствие и мир, дарованные струившимся потоком света…
Бертрери, широко распахнув глаза и широко раздвинув ноги, внимала поэтическому рассказу.
- Долго, зачарованный этой красотой, я безмолвно благословлял ее творца и всё сильнее влюблялся в чудесное творение, мечтая навсегда сохранить в сердце облик божественной красавицы… –пафос визиря возрос до колоссальных пределов.
Настолько колоссальных, что Имхотеп, наконец-то, перестал хрустеть медовым печеньем.
- И тут какой-то урод, -вдруг сменил высокий штиль оратор. -Выскакивает из расщелины в стене и вот таким огроменным молотом как хрясть по статуе!!!
Шанкар, Имхотеп и Бертрери аж подпрыгнули.
- И разбил, сукин сын, в дребезги!!!
Он немного помолчал.
- Ну, я и не выдержал: выбежал из укрытия, вдарил по нему жезлом, и отправил его в царство Озириса чуть раньше отведенного ему времени!!! Впрочем, я думаю, вы слышали…
- Ещё как слышали. Думали, на тебя напали, опять какие - ни -будь наёмные убийцы.
- Лучше пусть на меня все наёмники мира нападают, всю мою эту жизнь, и ту, в придачу. Чем хоть на одну статую, картину или книгу.- заметил Гормахис. -Душа и личность неуничтожимы. А вот для произведений искусства никто загробного мира не придумал.
- А что за богиню она изображала? -поинтересовалась Бертрери.
- Вот в том-то всё и дело, что надпись отсутствовала, а по атрибутам я её распознать не смог…
- Да, это проблема! - согласился Крысак. -И что ты намерен делать?
- Немедленно послать туда моих жрецов-археологов: пусть соберут осколки чуда, может статься, я найду способ восстановить её…
Визирь ударил в маленький серебряный гонг, стоявший на столе.
Перед ним незамедлительно предстали несколько жрецов.
Он дал им соответствующие указания и они тут же, на ночь глядя, двинулись на поиски.
- Ты хочешь сказать, что пока они в этих наркотических потёмках не найдут осколки и не припрут их на борт, мы не отчалим? -ужаснулся Имхотеп.
- Именно. -ответил иерофант.
Его компаньоны обреченно вздохнули.
- Да ладно вам, потом, когда вы продрогните на антаритском морозе, эту задержку в стране кайфа и комфорта будете вспоминать, как лучшие часы своей жизни!!!
И, еще немного помолчав, добавил:
- А еще мне кажется, что кто-то хочет меня убить…
- А что, кто-то не хочет? -удивился Имхотеп и тут же получил мощный удар жезлом по шее…

* * *

«Противник Атона должен стать или последователем, или рабом, или покойником».
Так начертано Пророком. Так учит Атон. Так и поступают атониты.
Где мы, читатель? Что за царство хлыста?
Кто эти отощавшие, хмурые, полуголодные бедолаги?
Что они делают глубокой ночью в этом невзрачном, тёмном, затхлом месте?
Это - пропавшие в лихолетья религиозных столкновений язычники – мастера: искусные гончары, стеклодувы, ткачи, мебельщики, ювелиры. Их считают погибшими, а на самом на деле они похищены гвардейцами Искрёблы и организованы в огромные подпольные мануфактуры. Подпольные в прямом смысле слова: днём и ночью не прекращаются работы в подвале усадьбы министра промышленности Уджагорреснета.
Спрятаны рабы так, что и Циркуль не сыщет.
Незавидна их судьба: ничтожен отдых, скудна пища, короток сон, тяжек труд.
Чья рука превзойдёт волшебные изделия этих ювелиров? Чьё искусство любую фантазию воплотит в стекле? Где найти ткани, более тонкой выделки? Есть ли керамика изящнее?
Товар сразу поступает на Рынок, и, благодаря не только высокому качеству, но и низкой цене, реализуется быстро, наполняя сундуки торговцев - единобожников.
А целые семьи язычников-промышленников разоряются!
Как написано Эхнатоном:
- «Негоже неверным богатым быть»

* * *

В полночь грандиозная флотилия вошла в территориальные воды Антариты.
Для Хризоануса это означало, что пора действовать.
Оставаясь в одежде охранника, он ждал подходящего момента.
И тут в судьбы путешествия вмешался климат.
От температурного перепада у Гормахиса заледенел парик и основательно съехала божественная крыша. Мозг жреца отказал, но вовсю заработали инстинкты политика.
Его снова начало изводить наличие рядом какой-то неведомой угрозы. Тревога зародилась где-то около пятого нижнего ребра, поднялась скользкой змеей по позвоночнику и выплюнула в мозг противно-холодную, вязкую жижу страха.
Впрочем, жижа послужила лишь удобрением, благодаря которому расцвела красавица паранойя.
Посему иерофант целиком углубился в быстрое произношение защитных заклинаний. Скорость достигла таких оборотов, что визирь рвал одни за другими драгоценные четки.
Шанкар и Имхотеп разговаривали с ним теперь не ближе, чем с десяти шагов: у них, хоть и обкуренных, крыша была на месте, и, зная нрав своего повелителя не первый год, они предпочитали плыть в Антариту в составе посольства, а не в качестве начинки для саркофагов, столь предусмотрительно взятых с собою на всякий случай.
- Я должен отлучиться на корабль-храм, панихиду по Менкауре совершить…-мрачно сказал визирь компаньонам. -Священное время молитв об усопших настало…
- А как же твои страхи? -издалека спросил Жираф.
- Да, у меня есть страхи. Но у страхов нет меня. И не будет.
- Твоя воля. -кивнул Крысак.- Мотивация в медитации -важнее всего!
Иерофант отправился молиться, его коллеги -в другую сторону.
Хризоанус, прятавшийся за огромным мотком запасных корабельных снастей, не поверил своей удаче: проклятый вожак язычников, как последний болван, в одиночку ночью прётся черт -те куда, неизвестно на что надеясь в качестве защиты. Неужели лишь на бормотание языковяжущих идолопоклоннических скороговорок?
Что это- пример исключительной веры?
Или недостаток технического образования?
- Вот там я его и прихлопну… Брррр, холодно-то как!!!
В кромешной тьме он, совершенно безопасно для себя, играя роль охранника, делал вид, что совершает обход, на самом деле следуя по пятам визиря.
- СЕЛКЕ-НИУУ-НЕЧЕРУУ-НЕХЭС-УШ!!!-разносился по оба берега реки голос иерофанта, создавая вокруг него невидимый магический щит. Голодные рептилии рыдали…
Гормахис вошел в каюту, служившую личным святилищем, плотно прикрыл дверь, а наемник притаился рядом.

* * *

Ночной Нутжерт…
Рабочее время для каст гетер, воров и астрологов.
В этой прохладе так приятен жар любви, в этой темноте можно воровать прямо под носом у хозяина дома, а звезды…звёзды наконец-то, видны, и помешать составлению точного гороскопа может только метеоритный дождь или уставший взор близорукого звездочёта…
Гулкий стук по кедровой доске.
- Да? -негромко отозвался Неперихер.
Скрипнула дверь.
- Ваша милость, к вам Главный Зодчий! -доложил слуга.
- Пусть войдёт!
Неперихер отложил в сторону книгу, утёр широким платком пот на лысой голове, одел длинный, тяжёлый парик и неспешно поднялся из кресла.
Сам зажёг ещё несколько свечей, и приветствовал входящего:
- Да пребудет с тобою Атон Всеведущий! Или ты до сих пор поклоняешься мнимым богам?
- Оставим религиозные темы, я в них всё равно ничего не понимаю: ни в ваших догматах, ни в наших парадоксах…-отмахнулся зодчий. -Давай сразу к делу: вот чертежи, о которых ты просил.
И протянул Неперихеру несколько длинных свитков папируса.
Тот с некоторой жадностью, дрожа от волнения, взял их.
- Здесь действительно всё, что мне нужно? -развернув один из свитков и поднеся его поближе к свету свечи, спросил вельможа. -И насколько точны копии?
- За полноту и точность информации ручаюсь силой святого проклятия, мощь коего непреложна, свята и зело велика, и которое, по милости и благоволению вечноживущих и всеведущих богов –покровителей Некрополя – хвала им, честь и поклонение! -должно будет до воскресения Феникса хранить неприкосновенной от богомерзких святотатцев мою гробницу!
- Ну у вас, язычников, и клятвы…-изучая схемы, вздохнул вельможа. -Что ж, ты оказал мне практически неоценимую услугу…
- Которую, я надеюсь, ты всё -же оценил? -прищурился зодчий.
- В две тысячи талантов…Ты доволен?
- О, ты несказанно щедр!
- Пересчитай- у меня от твоей клятвы какая-то резь в башке! -Неперихер взял со стола кошель с золотыми кольцами, и вывалил их в руки зодчего.
Обалдев от количества золота, тот и не заметил, как странная липкая плёнка растаяла на его ладонях.
- Всё верно, две тысячи. -и сгреб плоть богов в свой карман. -Прощай, Неперихер! Приятных впечатлений, если решишься на прогулку по этим картам!
- И тебе Атон всего тобою желаемого да умножит! -и на этом они расстались.
За его спиной, в свете кабинета, Неперихер что-то шептал слуге, указывая на зодчего и брезгливо гримасничая.

* * *

Гормахис, прошептав весь строгий и длинный канон очистительных заклинаний наизусть, омыл почти святою водою руки, начертал оранжевым мелом магический круг, встал в его центр, волшебным способом возжег свечи и алебастровые лампады с ароматическим маслом.
От огня светильника в форме испещренного иероглифами обелиска воскурил благовония.
Облачился в священный нарамник, поверх него -отороченную золотом шкуру леопарда.
- ХЕТ УННИФЕР ХЕНТИАМЕНТИ ХОТЕП!!!- произнес гудящим речитативом, открыл дверцы небольшого кедрового наоса, с тёмной статуэткой Озириса внутри и преклонил правое колено, направив обе руки ладонями к статуэтке.
По ней пробежало зеленоватое сияние-канал между визирем и богом был установлен.
Достал из ларчика и развернул свиток «Книги слов идущего к свету».
- Озирис!!! Отверзи врата Аменти!!! К тебе взываю, Господин Запада!!! Тебе молюсь, Властелин Благого Заката!!! Во имя Священной Девятки Богов!!!
Статуэтка засияла ярко-изумрудным светом.
Медленно разгорались свечи.
- Открой, открой несокрушимые врата Дуата!!! Заклинаю тебя, о Озирис!!!
Войдя в транс, он усилил голос, который стал глубоким, как Преисподняя и оглушающим, как рев пустынного урагана.
Вокруг него уже кружили хоровод олицетворенные энергии, связующие мир мертвых и мир живых -они шипели, подвывали и что-то шептали.
Гормахис медленно священнодействуя, отверз дверцы второго ковчежца, со статуей Анубиса.
Свечи вспыхнули ярче.

- Путей загробных благостный хранитель,
Могущественный в мраке проводник
Анубис, правогласных повелитель-
К тебе я с упованием приник!!!

Открой мне вожделенную обитель,
В закате дай надежду на восход,
К Озирису грядущих покровитель-
Отвези мне в Аменти тайный вход!!!- прогудел иерофант.

Явились змееголовые, пышущие серебристым прозрачным огнём стражи Дуата и покорно ему поклонились, давая понять, что усмирены и связаны его чародейской властью, властью Верховного Жреца Хатор.
- Внемли, владыка Анубис, внемли не мне, но Красоте Владычицы моей! Будь благосклонен к тому, кто служит Золотой богине, любимице Неизреченного! И пусть предо мной предстанет Менкаура!!!
Царство мёртвых недолго сопротивлялось грамотному штурму.
Магическая сила визиря властно ворвалась в законы загробного мира, заставляя полубогов и демонов склоняться перед его волей. Сорок два портала Дороги Мёртвых послушно отворялись один за другим, освобождая путь для вызываемой тени.
- Явись, убитый!!! Покажись, ушедший в Закат!!! Отзовись, прииди, приди, покажись!!!
Еще одно усилие, и…
- Предстань предо мною, узник ли тьмы ты, или властелин света!!! Иди сюда!!!
Гормахис выдохся.
Ничего не получалось.
Статуя Озириса последний раз сверкнула зеленоватым разрядом, и вновь потемнела.
Свечи сгорели.
- Облом… -без малейшего страха взирая на приготовившихся напасть на него оскорбленных стражей Дуата, тянущих к нему когтистые лапы, произнес незадачливый маг. - А ну, кыш отсюда, я вас не приглашал!!!
Он яростно замахнулся на призраков священным жезлом Уас.
Те огрызнулись клыкастым оскалом.
- Черти подземные, Хором Бехдетским долбаные!!! Что, своих дел нету???-разозлился иерофант.- Так и прутся на каждое жертвоприношение, паразиты!!! Вон отсюда!!!
Стражи обиженно заскулили, как побитые гиены, и исчезли.
- Ладно, попробуем по другому…

* * *

Зодчий покинул Неперихера не только с тяжёлым карманом, но, отчего-то, и с тяжёлым сердцем. Он понятия не имел, зачем Неперихеру план подземного города. А вот что Гормахис, после инцидента с разбившимся обелиском не заплатит ему ни единого таланта, и, о ужас, вполне потребует компенсацию за вложенные средства-это было ясно, как божий день и определённо неизбежно, как не менее божья ночь.
А нужно содержать гарем! Покуда голодные евнухи и любимые, в штопанных драгоценностях, жёны не продали его самого в ближайший мужеложеский бордель!
Он вспотел от переполнявшей его радости- он не только оденет и накормит и тех, и других, но и увеличит их количество! Прекратятся голодные бунты и подозрительно пропорциональная его доходам мигрень жён, возникающая мгновенно, лишь только он, пьянея от непривычной трезвости, решается на добродетельное и богоблагословенное исполнение супружеского долга.
Черт с ним, с чужим обелиском! Свой бы стоял, да знал, куда падать.
Но внутри зодчего, где-то в районе давно спившейся совести, что-то зудело и ныло.
И он гнал от себя зуд, рисуя картины гаремных услаждений и пышных ежедневных пиршеств. Он уже смаковал ещё не существующий вкус дорогих вин, ощущал в своих объятиях ещё не приглашённых танцовщиц -но, увы, зудение совести превратилось вдруг в какое-то странное чувство: будто он продал не несколько никому не нужных свитков, а оплатил фамильной драгоценностью сомнительного качества услуги стареющей шлюхи.
В обитель его сердца пришла незвано тревога, припёрлась нежданная печаль, ввалились гурьбою беспардонные нахлебники-сомнения…
Зачем Неперихеру карта подземного города?
Страсти к археологии у него ранее не замечалось…
Если Неперихер, будучи не первый год министром земледелия и садоводства, и держал в руках лопату, то только для того, чтобы ссыпать в свои огромные сундуки горы золотых колец.
Добытых скорее использованием своего рабочего места, чем работой на нём: урожаи год от года были почему-то, согласно документам, всё меньше, а наложниц у Неперихера -всё больше.
К слову, у него и лопата-то была золотой…
Так что за планы у вельможи -единобожника?
А вдруг они как-то связаны с маниакальной идеей партии атонитов возвратить себе ту власть, что была у них до появления Гормахиса?
Может статься, торговцы -атониты купят у алхимиков из касты сумасшедших, из Великого Белого Дурдома Нутжерта, тайну взрывоопасных смесей, и, заполнив ими катакомбы, разнесут город на строительные материалы под дачу Эхнатону?
Или, скрывшись в укромном подземелье, применят против язычников города смертельную для любого нутжертийца пыльцу из перьев павлина?
Либо, зная теперь входы и выходы далеко за несокрушимыми городскими стенами, знаменитыми «Косами Хатор», тайно приведут в город тысячи головорезов- единобожников? Или разведут там обширные серпентарии мангустоустойчивых змей и напихают их под кровать Гормахиса?
От сладкого пота резануло глаза…
- А если они там проповеднический центр с семинарией построят? Это ж вообще будет эпическое преступление против человечества! -вслух произнёс зодчий, и утёр плащом взмокшее от переживаний лицо.
Бурные фантазии переходили в яркие галлюцинации: Атониты открывали в подземном городе семинарию для мангустов, вооруженных психическим оружием; Гормахис насиловал самку питона; Гормахиса насиловал самец –алхимик; Нутжерт, реактивно гудя, взмывал к небесам и всем населением выращивал на красной планете фиолетовые яблоки.
Зодчего залихорадило…
Захотелось фиолетовых яблок.
- У них мех красивый! -отметил он.
В горячке и бреду его занесло не к воротам квартала касты Строителей, а к протекавшей через весь город и делившей его на две равные части реке, чьи берега были искусно оформлены в полированный гранит и украшены сотнями бронзовых статуй, а равномерно прорезанные в берегах выходы к ступенчатым спускам давали возможность не только напиться или искупаться, но и если надо, утопиться.
Прохлада от свежих потоков немного остудила его. Вроде бы как и сознание приходило в порядок, и лихорадка исчезла:
- Чё я тут делаю, ночью и с золотом? -опомнился он.
Стало ровнее дыхание, яснее взор.
Но…
Вновь неожиданно вспотев, он, по ступеням спуска, шатаясь из стороны в сторону, спотыкаясь, кинулся к воде. Приник к ней и, черпая её едва повинующимися руками, пытался напиться и облиться одновременно.
Вода не помогала. Он весь пылал, как сердце профессионального пророка.
- Проклятое… золото! -дошло до него, и это было последним всплеском в худом сосуде его трезвомыслия. Лишившись микроскопических остатков своего и без того блошиного рассудка, он вскочил, выпрямился, сдавленно прокричал:
- По чём яблоки, гадюки? – и…
Замертво упал.
Слуга Неперихера бесшумно подкрался к бездыханному телу.
Огляделся по сторонам:
- Никого…
Убедившись, что архитектор уже потеет в очереди на суд Озириса, слуга намотал на руки кусок толстой ткани, осторожно собрал в холщёвый мешок золотую отраву и отправился к своему господину.
И никто не увидел, как из кармана архитектора выскользнул свиток папируса. На нём был ярлык:
«№8:
шифр третьего лабиринта».

Лёгкий свиток, поддуваемый ночным ветром, покатился по наклонной и свалился в реку. Набух, потерял чернила и был унесён течением.

* * *

Как правило, последователи Эхнатона сжигали книги пресловутых язычников, эти книги не читая. А зря…хоть бы знали, с кем имеют дело…
Выждав некоторое время, Хризоанус, бесшумно орудуя отмычками, искусно открыл дверь, неслышно вошел в помещение и тихо прикрыл ее. Достал кинжал.
От множества толстых горящих свечей на стенах прыгали длинные чудовищные тени.
Змеился дым экзотических благовоний.
Вспыхивали и таинственно гасли разноцветные огни.
Его Высочество, увенчанный короной с царственным Уреем, негромко, речитативом, произносил заклинание:
- АНЕЧТ ХРАК ХУ ХОНСУ-ХЕ!!!НЕХЕС КАУ, НЕФЕРХЕСЕС!!!АМДУАТ-ХЕНТИ-АМЕНТЕ!!!- размеренно потряхивая золотым систром в форме головы богини Изиды.
Убийца, затаив дыхание, осторожными шагами охотящейся рыси, приближался к визирю.
- РА-СЕТАУ КЕМТ ХНА ШУ!!!НЕХЕС, НЕБЕТ ХОТЕПЕТ НУТЖЕРТ ХАТОР!!!-наяривал иерофант свою языколомную абракадабру, явно испытывая ведомое лишь жрецам извращённое удовольствие от того, что не только мог это произнести- но и понимал, о чём идёт речь.
А Хризоанус вошёл в зону поражения.
Закинул руку с клинком.
- ХЕМЕТ-НЕСУ-МЕНКЕПЕРЕ-СИХОРНЕДЖИРИОТЭФ!!!-надрывался визирь.
Уже готов годами отработанный удар, уже пошел размах…и…
Наемник, пролетев сквозь внезапно освободившееся пространство, врезался прямо в угол бронзового алтаря. Разбил колено, потерял три зуба, получил шикарный пурпурный фингал на пол-лица и ужасную рану под правым глазом. Выскользнувший в суматохе нож основательно пропорол ему ладонь. Но хуже боли было увиденное.
Ибо Гормахис… исчез.