Как я сдавал бутылки

Как я сдавал бутылки

К моим 55 годам у меня перебывало три тещи. Надеюсь, что больше не будет, т.к. в мои годы менять уже ничего не хочется, да и третья моя теща – это мечта любого зятя. Тихая скромная 79 –летняя женщина, простая, но с какой-то врожденной интеллигентностью. Всю жизнь она про- работала станочницей-«револьверщицей» на московском заводе, вышла замуж за своего заводского кузнеца, родила трех дочек
( на средней я и женился) и выйдя на пенсию уехала с мужем в тверскую деревню, оставив нам с женой квартиру.
Но рассказать я хочу не о них, а о своей первой теще, которой обзавелся ещё учась в Смоленс ком медицинском институте на последнем курсе. Это было обычное дело- жениться на 5-6 курсе и после окончания института ехать по распределению вместе. Распределение на работу, которое теперь было бы благом при нынешних трудностях трудоустройства, тогда было бреме нем – посылали чаще в маленькие участковые или районные больницы, где новоиспеченные врачи сразу познавали все прелести самостоятельной жизни и работы. Правда и льготы были – давали квартиры, скидки на коммунальные платежи и льготный стаж до пенсии. Но работа была на износ - и днем и ночью врач должен был быть готов бежать в больницу и спасать очередного горемыку, ни выходные, ни праздники, ни тещины именины в счет не принимались. Почти ниче го не изменилось со времен Булгакова и его «Записок молодого врача», многие мои сокурсники так работают и сейчас, но это тема отдельного рассказа, который может и напишется потом.
Меня ожидала почти та же участь – из моего родного Советска Калининградской области мне прислали вызов, и поехал бы я работать в туберкулезный санаторий и жить с любимой мамой, но судьба распорядилась иначе - я женился на смолянке, и не просто на смолянке, а на дочери глав- ного медицинского начальника – зав. облздравотделом Смоленской области. Мои сокурсники глаза мне этим не кололи, но наверное за глаза и завидовали, и обзывали подлецом и карьеристом, хотя, когда я познакомился с Наташей на студенческом праздновании нового 1975 года, я не знал, кто её родители, а когда узнал – испугался и хотел прекратить знакомство. Но Наташа была девушка тихая, скромная, очень серьезная, ко мне относилась тепло и главное – ни с кем из парней тогда не дружила и её не надо было у кого-то «отбивать». Мне бы подумать тогда, почему это она в 24 года ни с кем не дружит, но я влюбился и низменные житейские вопросы в голову не приходили. Как и вопросы где, как и на какие средства мы будем жить, если поженимся. Как было положено, я был представлен её родителям, которые без большой охоты, особенно мама, но согласились на нашу свадьбу. Моя будущая теща была учительницей, но заболела серьезной болезнью крови, стала инвалидом и сидела дома, периодически ложась в больницу для лечения. Учитывая высокое положение её мужа, лечили её усердно, в лучшей «обкомовской» больнице Смоленска и прожила она до 78 лет, хотя по научным теориям должна было умереть еще лет 30 назад. Это не мешало её поносить врачей за «неправильное» лечение и всех окружаю щих за то, что не сочувствуют её тяжелой судьбе. Меня она считала выскочкой, «голью перекат ной» и « не их круга», но отдать за меня дочь согласилась, т.к. лучше «нищая синица в руках», чем неясная перспектива её замужества «из их круга». Её муж, мой соответственно тесть, работал до того главным врачом в районном городе Сафоново и был назначен на высокую должность незадолго до нашей свадьбы, которая случилась почти через год после знакомства. Незадолго перед нашей свадьбой им дали большую 3-комнатную квартиру, куда мы с Наташей и вселились, потому, что у меня мозгов не хватило выпросить, вымолить, вытребовать у тестя найти хотя бы ото всех, чтобы начать жить настоящей семьей. В квартире, кроме родителей и нас, жила ещё старенькая бабушка и приехавшая из Москвы рожать второго ребенка младшая дочь со своей дочкой. Нам осталось место только на кухне, где мы и ночевали на полу, разложив 2-спальную перину. На этом полу мы и зачали своего сына, а пока он зрел во чреве матери, старенькая бабушка умерла, младшая сестра родила сына, отъелась и уехала в Москву, где её ждал муж, и мы остались в квартире вчетвером. Тут-то вся энергия моей тещи, распределявшаяся до того на всех, обрушилась на меня одного. Надо сказать, что все мно гочисленные анекдоты про тещу, которые и до сих пор не потеряли своей популярности, кажется были написаны с неё. Казалось, жизнь решила сразу испытать меня, домашнего, воспитанного юношу по полной программе. Кроме просто вредности характера у неё были ещё некоторые комплексы. Так самым грязным предметом на кухне она считала мясо, для разделки которого производились приготовления – весь стол она устилала газетами, газетами же закрывались все стоящие на столе предметы и начиналось действие, похожее на хирургическую операцию своей тщательностью. Закончив, она поднимала обе руки вверх и шествовала в ванную, громко крича на всю квартиру – «Откройте мне дверь и воду, я после мяса!». Также нельзя было нести сразу продукты и стиральный порошок, даже в разных пакетах. Поэтому я посылался в магазин раз -дельно – сначала за продуктами, потом, скрипя зубами, шёл за порошком. Мы прожили вместе 9 лет и все эти годы она говорила мне, что я – никто, и терпит она меня только из-за дочери и вну ка, которым всё-таки лучше иметь мужа и отца в комплекте. Моя мама, 40 лет проработавшая медицинской сестрой в том самом костно-туберкулезном санатории и похожая характером на мою теперешнюю тещу, приезжала изредка повозиться с внуком, но прожив несколько дней, больная уезжала домой, потому что не могла целый день слушать поношения и дочери, и зятя из уст моей дорогой тещи. Поначалу я пытался теще во всем угодить, считал, что это я в чем-то неправ, раз пришел в «чужой монастырь» нужно соблюдать его устав, но скоро понял, что угодить теще невозможно, как-то притерпелся – все так живут, ничего особенного, когда-нибудь мы может станем жить отдельно, а пока нужно работать и стараться «жить дружно». Для этого нужно было беспрекословно выполнять тещины просьбы-приказания. С одного такого приказания всё и началось.
Приказание касалось одной очень серьезной проблемы того времени – сдать пустые бутылки. Сейчас молодежь и не знает, что это такое, а тогда, о тогда это знали все. Пил наш народ всегда немало. Пили пиво, правда только одной марки – «Жигулевское», но зато в бутылках по 0,5 лит ра – «чебурашках» и без всяких консервантов, поэтому свежим считалось только сегодняшнее, а вчерашнее – уже не годилось. Бутылки сдавали в магазинах на обмен или в специальных приемных пунктах за деньги. «Чебурашки» принимали хорошо и ящики к ним всегда были. Пили и портвейн «77»,недорогой, но бутылки были уже 0,7- литровые , принимали их хуже. Водку пи ли с особым удовольствием, и «Коленвал» - зеленые буквы на этикетке располагались не в строчку, а выше и ниже, что напоминало соответствующую деталь автомобиля, содержался тоже в хороших бутылках. У кого вкус потоньше, а карман потолще – пили «Столичную» или даже эксклюзивную «Посольскую», но это уже те, кто бутылками особенно не интересовался. А как же не интересоваться, когда пиво стоит 37 копеек, а сданная бутылка – 12, сдал три пустые бутылки и купил одну полную.
В нашей семье пили не так уж много, но разнообразно, и бутылки накапливались. А сдать их было проблемой потому, что желающих это сделать было много, а приемных пунктов мало, и в них – то тары нет, то грузчиков, то обеденных перерыв. Теща пустые бутылки выбрасывать счи тала мотовством, и обычно небольшими порциями отдавала их личному водителю тестя, который жил за городом и имел там блат во всех нужных местах. А без блата сдать бутылки было так же трудно, как купить в магазине копченую колбасу или ещё много чего. Это было время, когда в магазинах ничего не было, а в холодильника трудящихся – как ни странно было, потому что каждый трудящийся имел свой маленький блат. Однажды зимой «блатной» приемный пункт закрыли, просить водителя отвезти бутылки куда-то ещё теща посчитала неэтичным ( к чужим людям, в отличие от меня, она относилась с пиететом) и бутылки стали накапливаться. Теща стала прозрачно намекать мне, что хорошо бы бутылки сдать, а на мои робкие замечания, что луч ше бы их просто выбросить, каждый раз получался маленький скандал с объяснением, что дело не в деньгах, но нельзя затруднять круговорот питья в природе. Так вот и накопилось у нас 3 мешка разнообразных бутылок. Терпение тещино кончалось, назревал взрыв, и выбрав из двух зол меньшее, одним зимним утром я погрузил мешки с бутылками на санки и повез их по городу Смоленску в надежде сдать. Зимы тогда ещё были русские, мороз и ветер подгоняли меня усердно, но винный бог в этот день от меня отвернулся – я объехал пол-города, но все пункты приема стеклотары были закрыты. Наконец на окраине нашелся один открытый, к которому стояла оче редь, как к мавзолею Ленина на Красной площади. Я пристроился в хвост и стал потихоньку продвигаться вперед, подпихивая санки ногой, замерзая и тихо сатанея. Не прошло и часа, как вожделенное окошко закрылось, а на тыльной его стороне оказалась надпись – «обед 1 час». Очередь взрыкнула отчетливыми матюками, самые морозонеустойчивые, проклиная всё на свете потащились со своими мешками куда-то ещё, остальные, как герои-панфиловцы остались стоять на морозе. Через час с небольшим окошко вновь открылось, народ взбодрился, но минут через 10 к сараюшке подъехал грузовик, ворота открылись и малотрезвые грузчики стали выносить полные ящики с бутылками и грузить их в кузов. Тут же нашлись добровольные помощники, которые надеялись за доблестный труд оказаться в голове очереди. К ним примкнул и я. Работали споро, и эта почетная миссия позволила заходить внутрь сараюшки, где я увидел крушение всех своих надежд – пустых ящиков больше не было. Толстая тетка в грязном халате поверх телогрейки подтвердила, что сегодня этот грузовик последний и после погрузки пункт закрывается. Я не стал выяснять, почему эта тетка не предупредила об этом раньше длинную промерзшую очередь, тогда это было не принято, да и что бы я услышал в ответ ? Решение пришло другое. Я выгреб из кармана все деньги, пересчитал их и прикинул, что даже моя теща не могла сделать такую подлянку – пересчитать бутылки перед отправкой. А значит она не знает, сколько денег за них можно выручить. У меня было рублей 5, на выручку было похоже, и я поехал обратно к дому. Смоленск стоит на многих холмах, между ними образуются многие овраги, иногда довольно глубокие. К одному из них я и подрулил свои санки, развязал мешки один за другим и вывалил их содержимое через снежный бруствер. «Чебурашки» и все прочие бутылки весело звеня и сталкиваясь покатились по снежному скату вглубь оврага. Душа моя возликовала. Собрав мешки я потащил санки домой. Теща открыла дверь, в глазах её стоял вопрос пополам с недоверием. «Вот» - сказал я и протянул ей деньги. Её ответ поразил меня в самое сердце. «Возьми эти деньги себе, это тебе за работу» - облагодетельствовала она меня. Мне было тогда 25 лет, но и теперь, 30 лет спустя, я отчетливо помню, как у меня отвисла челюсть и гнев затопил мою заледеневшую душу.
2008 г.