777

«777»
    Он писал его долго и тщательно. Никогда ещё он не писал две страницы текста больше двух недель – 777 слов о самом главном, о самом сокровенном. Это было самое последнее и самое мощное средство в его арсенале борьбы за расположение женщины – вывернуть свою душу наизнанку перед возлюбленной, благо  писать он умел.
    Он так боялся этого уничтожающего его разум и душу чувства, как ничего больше в этой жизни. Ни война, ни, тем более, все вместе взятые житейские трудности и проблемы не страшили его так как Это. Перед Этим Чувством он был совершенно беззащитен. Когда оно обрушивалось на него откуда-то, в его жизни начинался кошмар, его разум метался, загнанный в клетку Этого Чувства, а душа кричала от боли. Может быть, именно поэтому во всех предыдущих случаях он терпел неудачи. Так уж у него выходило… Что ждало его на этот раз?..
    Его не убила война, не смогли убить пятеро обкуренных дебилов-хулиганов в подворотне, но… Это Чувство вот уже в который раз ставило саму его жизнь под вопрос. Всякий раз женщина, которую он любил, могла убить его одним неправильным словом. И никогда ещё его откровения ничем хорошим для него не заканчивались. Всякий раз он находил в своем больном разуме какие-то силы, чтобы не умереть, но с каждым разом это было всё труднее и труднее. Он не понимал, почему женщины, которых он любил больше жизни, не отвечали ему взаимностью, ведь он не был ни уродом, ни идиотом, ни аморалом, да и просто силой природа его не обделила. Он не понимал. Каждый раз, раскрывая перед своей пассией душу, он сталкивался в лучшем случае с непониманием.
   Но в этот раз… Ему казалось, что вот она – Настоящая Женщина, наконец-то!.. И на этот раз всё будет по-другому. Конечно, было бы правильнее просто поговорить с ней, но как-то не выходило удобного случая для откровенного разговора, может быть оттого, что она уходила от этого разговора, а может быть оттого, что он был не слишком решителен и нагл. Ведь женщины почему-то любят именно решительных и наглых. Ему хотелось верить, что она обязательно поймет его, она не может не понять… Ведь она такая!.. Поэтому он писал это письмо так, как не смог бы наверное написать глубоковерующий человек своему богу.
   Она действительно отличалась от тех, других, в ней действительно было что-то настоящее. В ней действительно было больше Женщины… Так он думал. И ни про что другое он думать не мог, и работать не мог – переговоры с издателями вместе с будущими выгодными контрактами летели к чертовой матери.

   И вот он – день, когда всё было готово к тому, чтобы отдать ей письмо-признание. Он ещё несколько раз перечитал текст, он был уверен, что письмо получилось именно таким, каким и должно было быть – одновременно невероятно пронзительным, чтобы она поняла всю отчаянность его чувства к ней, и уравновешенным, чтобы не испугать её таким потоком чувств и откровенности. Удалось ли ему совместить несочетаемое?.. Скоро должно было выясниться.
   Он свернул втрое два листа бумаги ценою в его жизнь и засунул их в конверт. Завтра он отдаст его ей, фактически отдаст ей свою жизнь.
   Он лежал без сна ночью и думал о том, что будет завтра; вновь и вновь прогоняя в голове строки письма, не находил в них изъяна или лишнего слова. Она прочтет его и, если поймет, то обязательно позвонит, иначе – он опять ошибся. Но нет, хватит… Ему ведь уже далеко не 16 лет и он уже не может ошибиться так сильно и так очевидно.
   Морозным утром он был на остановке. Своего транспорта у него не было, приходилось ездить на том, что было, то есть - на автобусе. Время шло, автобус не ехал, а на попутки можно было даже и не смотреть. У него в левом кармане куртки лежало письмо, и он никак не мог определить – греет оно его или холодит, что оно принесет ему – холод бездны или тепло ответного чувства его любимой женщины…
   Люди на остановке уже начали расходиться, но он стоял. Он обязательно попадет сегодня в город, пусть даже на хвосте у дьявола. Прошло минут сорок, и он остался один на обочине заснеженной дороги. Он стоял, хотя, в другой ситуации, давно бы уже ушел домой, - этот автобус ломался часто, а другого просто не было. Он уже готов был пойти пешком эти 30 километров, когда, спустя полтора часа, из-за поворота появился автобус…


   В городе он зашел в цветочный магазин и купил букет кроваво-алых роз. Он не любил красные розы, да даже не просто не любил, а ненавидел – они ещё никогда не приносили ему счастья, для него они были символом боли и неудачи, но не купить их для неё он не мог.
   Чем ближе он подходил к магазину, где она работала, тем сильнее бухало сердце в груди – бум..., бум… - как тревожный набат.
   Она терпеливо стояла рядом с каким-то покупателем, выбирающим что-то из товара.
   - Это тебе, Настя… С наступающим… - он подошел к ней и протянул букет в одной руке и подарки для детей в другой.
   - Это мне? – в её голосе и глазах мелькнуло вполне искреннее удивление, - спасибо… - и она повернулась к покупателю, который очень некстати что-то у неё спросил.
   - Ну я поставлю туда, в уголок… - растерянно сказал он.
   Она быстро повернулась к нему с улыбкой, кивнув головой. Он поставил всё в угол между стеной и полкой с товаром и вложил в букет письмо. Настя была занята покупателями, и он не стал её сейчас отвлекать, лишь взглянул ещё раз на неё тоскливым взглядом и со вздохом вышел на улицу.
   «Она прочитает, и всё будет нормально…» - думал, а точнее, убеждал себя он, в то время как душа у него болела сейчас так, что хотелось броситься под машину прямо здесь и сейчас.

   В этот же день он вернулся обратно домой, и началось ожидание. Невозможно описать эмоции и ощущения, которые он испытывал в этот период ожидания – от невероятной радости до ощущений человека, который знает, что сегодня он умрет. Он то представлял себе как они славно заживут вчетвером – он, она и двое её детей, которых он готов был полюбить также сильно, как и её, то, вдруг, его разум сваливался в черную пустоту, когда он думал о том, что у него опять ничего не выйдет…
   Прошли вечер, ночь и следующий день. Он всё ещё жил надеждой. Надежда – добрая, но глупая тетка, семенящая рядом с человеком к краю пропасти и шепчущая ему успокоительные слова до самого последнего мига и прекращающая своё бормотание только тогда, когда душа человека отделяется от тела и угасает разум. Но именно она незаметно заставляет человека дожидаться иногда чудесного исхода.
   Он прожил с этой надеждой ещё два дня без сна, еды, не слыша ничего и никого вокруг, и уже почти безумный. Ни о какой счастливой жизни с любимой женщиной он уже, естественно, не думал. Островком здорового разума он ещё пытался понять – почему? Почему его судьба такая непреклонная?.. Он не заслужил такого исхода. За какие такие грехи?.. Ему ещё жить да жить бы… Он всего лишь хотел немного обыкновенного человеческого счастья, того самого изменчивого счастья, которым живут миллионы и миллиарды людей, все люди, а судьба обрекла его на одиночество... Какая такая сила перекрыла ему путь к этому счастью? Во всем должен быть какой-то смысл, думал он, что изменится, когда я умру?! Что изменится… Но жить так, как он жил, для него было больше невозможно. Он хотел отдать, посвятить свою жизнь этой женщине… И теперь… Зачем нужна жизнь, больше похожая на жизнь одинокого кактуса на обочине дороги?.. Почему она не поняла меня? Почему они все не понимают меня? Неужели они не понимают, что я готов на всё ради них? Или не верят… Вот и она тоже оказалась… обыкновенной. Зачем мне такая жизнь, если я нужен только сам себе…Что это за инстинкт такой или что там у них ещё, который заставляет их обращать внимание на разного рода моральных уродов, которых они называют «настоящими мужиками» или «парнями с перчинкой» - думал он. – Лучше бы я погиб на войне или потом, позже… По крайней мере, тогда в моей смерти был бы хоть какой-то смысл. А так, мой путь заканчивается смертью от одиночества и непонимания. Есть хоть кто-то, кто смог бы объяснить мне – какой в этом смысл?..
   Он всегда завидовал людям, которые могут свои беды просто утопить в стакане или ещё в чем. У него так просто уходить от реальности никогда не получалось. Иногда, вот как сейчас, к примеру, он жалел, что не способен обратиться к женщине с непристойным предложением вроде: «А подойду-ка я к тебе сегодня вечером часов в десять…». Хотя Ей такое вряд ли бы понравилось.
   Внезапно зазвонил телефон.
   С замершим сердцем он медленно протянул руку, взял телефон, посмотрел на номер. Это был всего лишь номер одного из издателей… Бум-бум, бум-бум… снова заколотилось сердце, тик-так, тик-так, начало оно отсчет оставшегося времени.
   "Она уже не позвонит..."- понял он, и островок здорового разума в его сознании утонул в океане безумия. Мир уже свернулся для него в точку, в абсолютную точку одиночества. На какой-то миг всё для него стало просто и понятно. Этого мига хватило, чтобы рука с зажатым между двумя пальцами бритвенным лезвием поднялась к шее и сделала одно резкое и сильное движение…
   Последняя мысль в умирающем мозге и угасающем разуме мелькнула за миг до того, как его душа освободилась: «За что?..». Белая рубашка вмиг превратилась в кроваво-алую.


  …Маленький трехлетний мальчик, на какое-то время забытый его родителями в суматохе выбора подарков в магазине, сразу заметил красивую блестящую упаковку букета, стоящего в углу. Он потянул за блестящую плёнку на себя и букет упал. Письмо выпало и залетело под стеллаж… Спохватившаяся мамочка подбежала к мальчонке, поставила букет как он стоял, мечтательно глядя на цветы, и увела сына за собой, чтобы тот ещё что-нибудь не уронил. Букет кроваво-алых роз терпеливо продолжил ждать свою хозяйку…
   - Фу-у… ну и денек сегодня был… - Настя перевела дух только после того, как закрыла дверь изнутри за последним покупателем, было уже полвосьмого вечера… Предпраздничный день как всегда выдался сумасшедшим.
   Она уже шла на выход, когда взгляд её скользнул по стоящему в углу букету.
   - Вот черт! Чуть не забыла!.. – она подошла к букету и бережно подняла его с пола, - красивые… - она улыбнулась и, как любят делать это все женщины, закрыла глаза и вдохнула аромат цветов.
   В своей машине по пути домой она подумала про того, кто ей эти цветы принес… …Конечно он хороший… не пьёт, не курит, не дурак… И любит меня… но что мне от этого, его любовь не накормит моих детей и не даст им образование… Хотя он ведь что-то там пишет… Да и проходила я всё это уже… Кто его знает, что у него на самом деле на уме? Хотя, ведь он меня любит… Эх-х… Настя вздохнула и углубилась в другие суматошные предпраздничные мысли. Не прошло и десяти секунд, и она уже думала о том, как выступил сын на творческом конкурсе, да какую прическу сделать на Новый год.
   Нет, она не была черствой, бесчувственной или безжалостной стервой, она была самой обыкновенной, банально обыкновенной одинокой женщиной с детьми, живущей повседневной жизнью с её повседневными проблемами. Её сознание вряд ли было способно правильно воспринять то, что было написано в письме. Необыкновенной она была только в сознании несчастного человека, родившегося не в то время и не в том месте.


   Письмо пережило своего автора на целых полтора года. Всё та же Настя, которая конечно пережила несколько неприятных волнительных моментов, узнав о смерти её воздыхателя, но к этому времени уже и забывшая про него, наконец-то случайно выудила письмо из-под стеллажа. Она прочла его так, как женщины читают женские романы, и даже выдавила из себя пару слезинок.
   Душа умершего полтора года назад человека, всё это время терпеливо ожидавшая пока письмо попадет тому, кому оно было предназначено, последний раз взглянула в глаза обыкновенной женщины, читающей письмо, заставиви ту вздрогнуть от какого-то подсознательного странного ощущения…
   Для души не было понятия времени и она бы могла ждать и дальше, но теперь всё здесь было кончено. Перед тем, как уйти в бесконечность безвременья, душа заглянула и в глаза сына Насти…
   Пришедшая домой Настя была немало удивлена, застав своего сына за очень необычным для него занятием – тот сидел на диване, поджав под себя ноги, с тетрадкой в руках, и что-то в неё сосредоточенно записывал.
   - Что ты пишешь, сынок? – спросила Настя удивленно и интуитивно-встревоженно.
   - Я пишу рассказ, мама. – Спокойно ответил десятилетний мальчик, не поднимая головы от тетради, и добавил таким же спокойным и твердым голосом, – я буду писателем. – Мальчик оторвался от тетрадки и посмотрел на свою мать.
   - Господи!.. – обескуражено и теперь уже однозначно испуганно выдохнула Настя. Взгляд её сына неуловимо изменился, в нем появились знакомые, но забытые ею за полтора года нотки умершего и непонятого человека, умершего и вернувшегося к ней уже в другой ипостаси...


КОНЕЦ


Псв. Сергей Сезан                     январь 2013