-- : --
Зарегистрировано — 123 597Зрителей: 66 661
Авторов: 56 936
On-line — 23 453Зрителей: 4621
Авторов: 18832
Загружено работ — 2 127 008
«Неизвестный Гений»
Другими глазами
Пред. |
Просмотр работы: |
След. |
09 февраля ’2013 19:23
Просмотров: 21773
1Глава. Незапятнанная душа
Кети прошла мимо спальни Льюиса и резко остановилась. Льюис лежал на полу и что-то усердно рисовал. Пухлая ручка братика водила по листу синим цветом, пока в левой ручке была зажата охапка карандашей.
Я слышал, как Кети подошла сзади и внимательно разглядывает мой еще недоконченный рисунок.
- Кети, уйди, - сказал я, увлеченный своей работой.
- Я посмотреть хочу, - ответила мне сестра.
Кети, была на четыре года старше меня. Меня это вовсе не раздражало, потому что она никогда не говорила мне, что если она старше, то я должен ее слушаться. Нет, всего этого не было. За что я и любил ее. Сестра моя, в свои двенадцать лет выглядела чуть старше. Темные волосы немного не доставали до плеч. Так же как и мои, глаза ее были темно синими. Настолько, что вечером трудно отыскать зрачок. Кожа была немного бледна. Плечи и бедра закрывал снежно-белый сарафан, а на ножках были надеты черные колготки. На мне же тогда была одета фиолетовая футболка, низ которой был испачкан раскрошенными грифелями моих карандашей. А брюки черного цвета, утратили на коленях свою новизну. Я в детстве очень любил рисовать сидя на полу.
Сейчас на моем маленьком рисунке я попытался изобразить складки штор, которые прикрывали окно моей спальни. Шторы были сделаны из просвечивающей ткани. Окно выходило на запад, а потому более плотные по структуре шторы не понадобились.
Кети взяла рисунок из под моей руки и внимательно его рассмотрела. Рисунку чего-то не хватало, но чего я понять так и не смог. Кети самую малость поранилась о край листа. Шикнув себе под нос, Кети осторожно опустила лист. Она хотела по привычке засунуть раненную руку себе в рот, но я остановил ее и капнул маленькой капле крови на лист.
- Зачем ты это делаешь? – Спросила Кети с непонимающим видом.
- А я все думал, чего здесь не хватает, смотри, надо было лишь добавить немного красного в тени! Как я не подумал?! – Удивился тогда я, размазывая красный в нужных местах. Теперь ткань получилась более воздушной и приобрела объем. Хотя лист немного вздулся в целом рисунок был неплох.
Кети смотрела на рисунок с завороженным видом, смотрела, как преображается картинка.
- Кети, иди. Скажи маме, пусть забинтует тебе палец. Не то болеть будет, - сказал я, убирая рисунок в синюю папку.
Сестра, взглянула на меня, нахмурив брови, и вышла, ничего не сказав.
В детстве я делал множество набросков. Особенно моей матери, Лоры. Когда она, рано утром, прогуливалась на лужайке и смотрела на приближающийся восход, лицо и поза ее были настолько прекрасны, что я сразу потянулся за листом бумаги, и недавно купленным для меня углем.
Черное, из легкой ткани платье моей матери, полностью закрывало ее тонкие ноги. Лицо ее было таким расслабленным, как обычно бывает у маленьких детей во время сна. Темные волосы ветром были отброшены с молодого лица. Мама обернулась как раз тогда, как я закончил очередной набросок. Она улыбнулась мне и подозвала жестом. Я сразу взял с собой рисунок и вышел на террасу, куда и направилась моя мама, чтобы присесть на плетеное кресло кофейного цвета.
- Что это у тебя? Можно я взгляну? – спросила она, а я закивал головой. Голос моей матери был прекрасен. Спокоен, не тороплив, с доверительной интонацией. Слушая его, хочется забыть обо всем и слушать, слушать…
- О! Мой юный художник. Это же я! Очень похоже, тебе нужно немного подучиться и развить свой талант, слышишь? – Спросила она, а я был так рад, что ей понравилось, что был готов рисовать сотни ее рисунков.
- Конечно, мам,- я улыбнулся ей,- я очень люблю рисовать.
- Льюис, тогда я думаю, будет неплохой идеей прогуляться с тобой. Здесь есть неплохие места, достойные того, чтобы ты их запечатлел, - предложила она.
- Хорошо, ты мне покажешь, а буду рисовать, - сказал я, не скрывая своего счастья,- только я уголь возьму и альбом большого формата.
- Давай, сынок, я жду, - ответила она, встав и повернувшись в сторону лестницы уходящей к выложенной из темного камня тропинке, ведущей к калитке.
Я тут же побежал вверх по лестнице на второй этаж, взял все, что мне будет нужно и выглянул в окно. Мама все также стояла и смотрела на соседние дома окутанные облаком тумана, также она смотрела на поблескивающую от ночного дождя траву, которая стала сочного - зеленого цвета.
Подойдя к ней, я сказал, что мы можем идти. Она немного улыбнулась, взяла меня за руку и повела по дорожке.
Поскольку было раннее утро, погода была теплая, а воздух туманным. На улицах ни души. Мама молча вела меня, слабо сжимая мою ручку.
- Смотри,- сказала мама, когда мы подошли к заброшенному, обветшалому дому, - давай, Льюис, зарисуй покосившуюся крышу, фундамент, где камень зарастает мхом. Стены, окна без стекол, напоминающие ослепленное человеческое лицо, - закончила она, почти шепотом.
Она отошла, чтобы не мешать мне, но гуляла рядом. Иногда лицо ее напрягалось, брови сходились, выдавая ее задумчивость. Она не торопила меня. Оглядывала деревья, которые располагались немного в дали дома. Я же, продолжал рисовать. Темный фундамент большого дома, кое-где осевший и зарастающий зеленью. Крышу, с небольшими дырами. Чернеющие стены.
Я все сильнее нажимал на уголь, стараясь передать глубину, объем. Закончив с домом, я начал рисовать деревья позади. Их яркую крону. Стволы, изъеденные паразитами, и конечно туман, который крался к разрушенному дому и скрывал зелень под ногами матери. Закончив, я посмотрел на маму. Лицо ее тут же просияло улыбкой. Она поторопилась ко мне подойти, и сразу выхватила из моих рук лист с рисунком.
- Прекрасно, Льюис! Ты молодец, - сказала она, поцеловав меня в щеку.
Я был очень счастлив, что порадовал маму. Она редко улыбается, но и не ходит грустная. Смотря на нее можно сказать, что этот человек, всегда думает, размышляет. Она тоже частенько рисует и пишет картины. Нашу гостиную на первом этаже дома, украшает именно ее роспись. Узор завитками уходит с потолка и переходит в пол. Выполнен он в сине-зеленых цветах.
Голос матери вернул меня в реальность:
- Лю, тебя разбудить завтра в тоже время? Чтобы я посмотрела, как ты рисуешь? Или тебе хочется поспать? – Спросила она, с заинтересованным видом.
- Мам, может быть стоит пойти завтра, но вечером? Тот заброшенный дом будет выглядеть совсем по - другому. Тумана не будет. Как думаешь? – предложил я.
- Хорошо, сынок. Но потом, на следующий день, утром я поведу тебя в другое место.
Обратно домой мы шли в молчании, каждый задумался о чем-то своем. Когда мама шла, то непременно срывала пару полевых цветов и в задумчивом состоянии крошила их, как бы отмечая наш путь от обветшалого домишки, к нашему дому.
В дверях дома нас встретила Кети и папа, (меня назвали в честь отца), и спрашивали, где мы были. Мама все рассказала, после чего вместе с отцом ушла в библиотеку, оставив нас с Кети.
Оставшееся время я провел в гостиной, разглядывая роспись на стенах. Узор был очень красив и буквально заворожил меня своей резкостью. Орнамент как бы врезался в стены и ничто не может заставить его исчезнуть. Я долго водил руками по контуру и не замечал никого, кто ходил по дому, и застал меня.
Все больше и больше я начал интересоваться живописью и графикой. Изучал в библиотеках книги по художественному искусству, после занятий в школе. На каникулах же, я мог сидеть за этими книгами, не отрываясь. Во мне, такое чувство, просыпался другой человек. Мама водила меня в разные места, которые казались ей интересными. Я тоже находил их таковыми. Мама, когда я ее просил, всегда мне помогала, говорила, что нужно сделать для того чтобы добиться желаемого мной результата.
Прошли годы, прежде чем мать и отец решили рассказать Кети и мне, что мать уже год больна лейкемией, раком крови. К тому времени мне было четырнадцать лет. Я был в шоке, но мать успокоила меня, сказав, что никто ничего не сможет изменить и грустить не надо, надо лишь дожить отпущенное ей время достойно.
Спустя полгода все смирились с мыслью, что мама больна. Кети порадовала всех, тем, что она скоро выйдет замуж. Никто не был против. Мне, честно говоря, было все равно. В последние годы наше с сестрой общение постепенно сводилось на нет. На это повлияло и ее замужество. Сестра уехала из родительского дома к своему мужу, Джону.
Мама поддержала мое поступление в академию, хотя сказала, что будет очень скучать, в чем я и не сомневался. Я с радостью покинул мой родной город – Сиэтл и уехал в Лондон – город темной красоты, как я считаю.
Учился я хорошо, где-то опережая других, а где-то наоборот. Я все больше скучал по родным, но больше всего по маме. Я стал художником. Наконец- то стал.
Последнее письмо было не от матери, а от отца. В письме говорилось о том, что я боялся больше всего, о смерти моей любимой мамы:
Льюис, твоя мама умерла. Единственное утешение для всей нашей семьи, это то, что смерть произошла во сне. Тем не менее, произошло еще одно событие. Кети беременна. Вот такой круговорот жизни и смерти…
Твой отец, Льюис.
Мне предстоит приехать на похороны. Сразу после окончания академии. Я до сих пор не верю этому письму. Та, что понимала меня больше всех, покинула меня. Больше не будет утренних прогулок. Больше я не услышу ее ласкового, но уверенного голоса. Не увижу, как она прогуливается под окном.
Казалось, что моя мать бессмертна. Что она никогда не уйдет. Слезы катятся с моих щек, и нет смысла их утирать, потому что лить их буду я, всю свою жизнь.
2Глава.
В Сиэтле, после похорон.
Мой новый дом. Подарок дражайшей сестры. Окна я занавесил темно- синими портьерами. Стены оставил чисто-белыми. Во всех пятнадцати комнатах этого двухэтажного строения идеальный порядок и чистота. На втором этаже, в одной из самых больших комнат я оборудовал студию, мое убежище от горя.
Сейчас я возьму уголь и большой альбом, а моя мама встретит меня на террасе, но нет. Это лишь галлюцинации, воспоминания. Это, моя новая картина, которую нет сил завершить.
Я вожу кистью по холсту и рисую ее великолепное черное платье, которое немного покачивается от ветра. А вот и ее милое лицо, выражение на нем глубокой задумчивости. Изгиб бровей, который показывает ее заботливое отношение ко всем окружающим.
Она держит за руку своего маленького сына, который смотрит на нее как на богиню, а не просто как на мать. Как тогда я смотрел и не знал, что так скоро ее потеряю. Как же я хочу вернуть те моменты наших прогулок, и говорить с ней, слушать ее голос, похожий на колыбельную песенку. Успокой меня сейчас, мама, хоть на мгновение. Помоги мне справиться и смириться.
Через распахнутое окно ветер ворвался в студию, покачивая комнатные растения. Тут я снова вернулся в реальность и обнаружил, что фигура прекрасной женщины на холсте уже закончена до самых мелких деталей. Волосы моей мертвой музы развеваются и падают на пояс платья. Длинная, изящная рука держит за руку меня. Так крепко держит, что, казалось бы, никогда не отпустит. Моя работа позволяет творить чудо, то есть, останавливать время. Хоть и не совсем так, как представляешь ты, мой дорогой читатель. Теперь то утро, та наша первая прогулка с матерью, навсегда будет со мной. Ее не вернуть, но я не смогу ее забыть. Буду помнить ее всегда. Мать будет моим идеалом женщины.
За окном стемнело. Откуда-то первого этажа раздались стуки. Зачем они стучат? Я все равно не приду, больше никогда. Зачем мне что-то объяснять им? Говорить, что они были мне не так дороги, как мать? Но они все равно идут, я это слышу. Топот их ног по лестнице. Наконец они меня настигли. Ах! Как я мог забыть. Вы ведь не знаете, кто «они» такие, и кого я имею в виду? Конечно же, это Кети и Льюис.
- Льюис, что ты делаешь? Ты же болен! Тебе надо прилечь, - сказала моя дражайшая сестра.
- Привет, Кети, - поздоровался я. Никогда не забываю о вежливости.
Тем временем отец разглядывал картину. По лицу его было видно, что в написанных фигурах он различает меня и свою Лору. А тем временем, Кети все беспокоилась о том, что я заболел.
- Льюис, пошли, приляг в спальне, - тихо сказала она. Я решил пойти, но не ради себя, а скорее ради нее. Моя идеально прибранная спальня была просто прекрасна. Мягкие подушки на кровати, мягкое одеяло. И, конечно же, черные стены, которые напугали сестру. По-моему, черный, это прекрасный цвет. Глубокий цвет, ночной. Цвет покоя, который обрела моя мертвая муза.
- Кети, как твой ребенок? – Спросил я. Я ведь и не заметил, как вырос ее небольшой живот.
- Все в порядке, как и должно быть, - отмахнулась она рукой. - Но ты не печалься. Мы все знали, что рано или поздно мамы не станет. Не запускай себя, - также тихо сказала она.
Эти слова заставили меня замереть в этой мерзкой, лицемерной теплоте спальни. Сейчас мне очень холодно, не получается согреть душу. Что же, Кети даже и не надеялась на чудо? Может, моя муза смогла бы чудесным образом остаться среди живых? Жаль, очень жаль. Но все равно, она была права, выбрав такую позицию.
- Знаешь, ты забери картину, хорошо? Отдай отцу. Пусть делает с ней все, что душе его угодно.
- Хорошо, конечно я скажу ему, - сказала Кети, перед тем как за ней захлопнулась дверь.
Я один. Наконец-то один. В мою голову уже закралась идея следующей картины. Это будет тот самый заброшенный дом, который он рисовал углем много лет назад. Я соскочил с кровати и выглянул в окно.
Папа держал в руках картину, собираясь положить ее на заднее сиденье машины, и при этом не испачкать руки о свежую краску.
Пять часов дня. Отличное время для того что бы начать эскиз моей новой картины. Заложив через плечо свою сумку с красками, акварельными карандашами, простыми карандашами, углем и маленьким холстом я отправился в путь.
«Нужно закрыть дом», - подумал я. Но эту мысль тут же сменила другая – «Зачем? Ведь как соседи рассказывают своим детям, им идти в дом, где живет художник, который никогда не включает свет, выходит из дому лишь по необходимости, и только и делает, что что-то рисует, ничего не замечая вокруг». Ну да, правильно, оставьте меня в покое. Уйдите все. Вы никогда не были близки мне, и не станете. Такие как вы, не нужны мне. Вы разучились любить. Любить других, и все, что вокруг вас. Когда вы видите горы, вы проезжаете мимо, когда видите недавно распустившиеся полевые цветы, растущие у обочины дороги, вы оглядываете их скучающим взглядом, не замечая, какая красота может в них таиться. Красоту можно найти даже среди хаоса. Я люблю красоту, ведь она не вечна. Еще в детстве, мама научила меня видеть по-другому. Видеть десятки оттенков в самых разных вещах, которые многим могут показаться одноцветными. Именно мама подарила мир мне, таким, каким всю свою недолгую жизнь видела его она. Я словно стал видеть другими глазами, это мое новое зрение.
Закрыв за собой калитку, я поспешил идти к месту, где будет начало моей очередной картины, перед этим оглянувшись на соседских детей которые играли на лужайке около своих домов. Они не замечали и меня, когда я пошел мимо. Улыбнувшись, я продолжил свой путь, размышляя о том, что неплохо жить приведением. Найдя тот полуразвалившийся дом, я сразу вспомнил, как чуть поодаль прогуливалась моя мама в своем черном платье. Она хорошо смотрелась на фоне этого разрушения. В своем одеянии мама была похожа на богиню хаоса, которая задумчивым взглядом смотрит на то, что сотворила.
Перехватив рукой свою сумку, я через ветхую, еле держащуюся дверь вошел в этот дом. То, что я увидел меня поразило так, что я забыл как дышать, и стоял в безмолвии добрых минуть десять. На черных, с сырыми подтеками стенах висела прекрасная картина. Такой красоты я за всю свою жизнь не видел. Никогда. Она была настолько реальной, что казалось, ее мрачный сюжет проник мне прямо в душу, как если бы я видел изображение на ней в реальности, перед собой.
Замок был окутан туманом. Шпили прорезали ночное небо. Туман сочился сквозь кованые ворота, которые были далеко не маленькими. Из-за лунного света туман, будто ватой прикрывал густой лес позади.
Просто удивительно, как такая картина, не смотря на сырость и пыль, смогла сохраниться. На раме и ее обратной стороне я не увидел подписи художника, что было странно. Кто оставил такое сокровище на волю судьбы? Тогда мне показалось, что было бы неплохо взять полотно с собой. Я осторожно поместил картину в свою сумку и приготовился сделать набросок интерьера одной из комнат этого домишки. Всего комнат в доме было четыре. Та, в которой я находился сейчас, напоминала гостиную, а комната, к ней примыкавшая, была небольшой кухней. Дальше, в небольшом коридоре была спальня, ее я и собирался зарисовать на холсте. Больше всего мне понравилась кровать, которая стояла ровно в середине помещения, застеленная красным покрывалом. Подушки такого же цвета были разбросаны по комнате. Одна лежала на тумбочке, другая, на полу. Эта комната была единственным помещением, где хозяин оставил свои вещи и мебель.
Мужской пиджак лежал на краю ковра с длинным ворсом молочного цвета. Такое чувство, что во время переезда об этой комнате забыли. Странно…
Думаю, стоит написать это помещение таким, какое она есть. Опыт помогает мне делать набросок достаточно быстро.
3Глава.
Я настолько увлекся будущей картиной, что не заметил, как зашло солнце. Собрав свои вещи, я пошел обратно домой.
Улицы были пустынны. Казалось, что абсолютная тишина заполнила город. Я ускорил свой шаг. Ощущение, будто за мной наблюдают. Наверно это звучит глупо. Боюсь, мои кошмары поглотят меня и никогда не отпустят. Страшно, по- настоящему. Никогда я не боялся темноты так, как сегодня. Город уснул. Окна, смотрят прямо на меня и провожают темным взглядом. Воздух стал холоднее настолько, что мое дыхание участилось, а горло сковало, будто холодным ледяным ошейником. Где- то в конце улицы, одиноко сияет свет фонаря, даря мне немного покоя. Но что- то не так. Я это чувствую. Что же не дает мне покоя?
Наконец я пришел домой. Взойдя по ступеням, я оглянулся на улицу. Свет фонаря не горел.
Поспешив в спальню, я сразу включил освещение. Быстро извлек свою бесценную находку, великолепную картину. Примерно до четырех часов ночи я разглядывал каждый мазок, каждую мельчайшую деталь. Но когда я не смог более сопротивляться своему организму, то лег спать. Мне так сильно хочется спать, что веки моих глаз пульсируют болью, которая эхом отдается в мою голову. Спустя некоторое время сон окончательно утащил меня из реальности.
Ребенок шел по дороге. Я бегу за ним, но никак не могу догнать. Судя по длинным волосам и худой фигурке, это была девочка. Ее куртка свисала с ее плеч, а тонкая юбка развеваясь от ветра, хлестала незнакомку по тощим коленям. В руках она что- то сжала. Сжала так, что побелели костяшки ее пальцев, а вены стали видны еще больше, под ее бледной кожей. Мне захотелось ее окликнуть:
- Стой! Эй, девочка, обернись!- сказал я. Она немного обернулась, и мне стало видно, что ее синие, заплаканные глаза, смотрят на меня жалобным взглядом. Она, ничего не говоря, просила меня о помощи. Даже не знаю, чем помочь ей.
- Ты мне поможешь?- спросила она и всхлипнула.
- Я…чем я могу…
- Ты мне поможешь?- она повернулась полностью в мою сторону и медленно стала подходить ко мне, шлепая ножками по мокрому асфальту.
- Ты ведь поможешь мне?- спросила она снова. Я был растерян. Не знаю, как ей помочь, что сделать. От нее буквально сочилась энергия горя.
- Лучше, помоги ей – прошептала она, и растворилась в воздухе, будто ее и не было.
Холодная кровать и мокрые от пота простыни, вот как я проснулся. Кому мне нужно помочь? Кто вообще попросит меня о помощи? Кому я так нужен? Успокойся, это лишь сон, в котором приснилось, что кто-то нуждается во мне. Да, верно, только лишь сон.
***
Набросок готов, а запах краски распространился по всей студии.
На двух мольбертах предо мной лежат две картины. Первая, моя новая картина, а вторая, та, что я делал вчера и решил докончить ее по памяти.
Новая картина, скорее копия найденной. Боже, а правильно ли я делаю, что буквально «краду» эту вещь у другого, явно великолепного художника? Но ведь на полотне нет подписи… и что? Это не честно! А что бы чувствовал я на его месте, а?
В тот момент своей жизни я все же не отказался от идей скопировать полотно. За что дорого поплатился. Итак, я продолжаю свое повествование.
Шаги. Снова. Похоже, в мой дом не положено стучать. Я быстро развернулся и спустился вниз. В прихожей стоял мужчина. На вид ему было около тридцати пяти лет, а одет он был в деловой костюм. Мужчина явно чувствовал себя неудобно, постоянно потирал ребро своей левой ладони и оглядывался на другие комнаты, в которых ни одна вещь не сдвинулась с места за третью неделю проживания здесь. Незнакомец был одет скромно и просто. Он был худощав и не уверен в себе. В целом этот человек выглядел добродушным, но что-то вызывало подозрение в нем.
- Здравствуйте, я Виктор Кроу и хотел попросить бы вас кое о чем, - сказал Виктор.
- Говорите, что хотите предложить. Я сейчас занят, так что времени на разговоры у меня мало, - огрызнулся я. Что надо этому чужаку? Как смеет он меня прерывать?!
- Я знаком с вашим отцом. Недавно побывав у него, я увидел превосходную картину. Льюис сказал, что это ваша работа сделана вами. Он не захотел продавать полотно мне, не знаю почему. Что странно, мне показалось, что я знал ту женщину, что изображена картине, вся в черном.
Откуда он мог знать маму? Разговаривает этот Виктор весьма уверенно. Опять эти маски. Ложь, везде одна ложь.
- Вы хотите, чтобы я сделал вам копию той картины? – спросил я.
- Нет-нет, я бы хотел, чтобы вы написали мне то, что я попрошу. Ваш почерк мне нравится, лучше вас в городе я никого не найду.
В этом я очень сомневался, но мне льстило, что Виктор пришел именно ко мне.
- Что же вы хотите, чтобы я нарисовал? – спросил я.
- Я, если вы не против, пришлю свои пожелания в письме. Где то, в течении недели. Вас устраивает?
- Если вам так удобнее, то, пожалуйста, можете отправить письмом, - сказал я и постарался улыбнуться и побороть сомнение в этом человеке.
- Простите, что я вошел без стука, просто я подумал…
-Ничего-ничего, не стучитесь, не надо. В моем доме стучать в дверь не принято, - тут я коротко рассмеялся, и пошел на верх.
- До свидания! – сказал мне в спину мистер Кроу.
4Глава
Письмо было коротким, но вот его строки ясно говорили о том, что отправитель знает, что у меня в доме лежит картина, которую я забрал в пятницу, то есть два дня назад, или же этот Виктор просто угадал то, что на ней написано. Итак, я покажу вам строки этого короткого письма:
Дорогой Льюис, надеюсь, я не оскорбляю Вас таким обращением. Итак, пишу я вам с целью того, чтобы выразить мои пожелания относительно картины, которую я у вас заказал. Думаю, что настроение картины должно быть депрессивным. Будет великолепно, если вы покажете на холсте всю красу архитектуры восемнадцатого века. Можете сами выбрать здание или дом, в общем, на ваш выбор.
Желаю вам хорошего дня. С уважением В.К.
После прочтения этого письма я не мог не рассмеяться. Хотя, может это все мои давно расшатанные нервы дают о себе знать.
Нет, просто не может быть, чтобы он знал. Этот мистер Кроу обычный житель Сиэтла, слегка повернут на искусстве. Ну и что с того? Многие сейчас мнят себя великими ценителями красоты, хотя на самом деле для них красота, эстетика, в конце концов, это точно темный лес, в глубине которого ничего нельзя увидеть, да и идти страшно, дабы рассудок не потерять. Значит, эти сомнения в мистере Кроу, продукт паранойи. Всего лишь совпадение.
Черт бы побрал эту картину! Не возьми я ее пару дней назад, я бы жил хоть как-то спокойно.
***
- Льюис, ты же меня любишь? Я- да, а ты? Да, ты меня любишь, должен любить. Будешь любить.
- Как тебя зовут? – громко спросил я, настолько, что чуть не сорвался на крик. Предо мной около моей кровати стояла та самая девочка, что снилась мне в прошлый раз.
- Анна. Как, ты разве не помнишь этого? – она подошла к кровати и коленками стала забираться на постель, хватаясь руками за одеяло. – Ах, да! Точно, я ведь тогда не сказала тебе, была очень расстроена…ну, теперь ты знаешь, мой дорогой, - Анна улыбнулась и подсела к моим ногам.
- Сейчас, ты спишь, а я бодрствую Сейчас, ты спишь, а я бодрствую, - продолжала она.
- Но… кто ты такая, - спросил я, в недоумении. Я ведь не сплю, так ведь?
- Я… я, если бы только мне это было известно, Льюис, - но мне здесь скучно, хотя и лучше, чем раньше, ведь у меня появился ты. В прошлом твоем сне, когда я проснулась, ты видел – я плакала, - брови Анны нахмурились, а глаза заблестели, - ведь случилось несчастье, Лю. Тогда я сказала тебе, что бы ты помог «ей»! Я не знала ее имени, тогда не знала. Это твоя сестра, Кети, у нее тогда случился выкидыш.
- Что ты такое говоришь? Я спрашивал о ее самочувствии меньше недели назад, она сказала, что все в порядке! – воскликнул я.
- Это и для нее было неожиданностью! И для меня, -тут она заплакала. Личико ее покраснело, а глаза быстро заморгали, пытаясь скрыть слезы. Мне ее снова стало очень жаль.
- Почему это огорчило тебя, я не понимаю?- спросил я уже более спокойно.
- У нее не родилась я, - прошептала она и растворилась.
Я тут же проснулся и понял, что действительно спал, как она и сказала, моя Анна. Чувствую, что начинаю привыкать к ней. Без Анны жизнь моя станет настолько хуже, чем она есть, что я не смогу видеть никого. Никого из этих ужасных человеческих существ, что претворяются друзьями, и что я волную их хоть каплю. Но эта девочка, Анна, беспокоится за меня и мне сразу ясно, что чувство это искренно. Но я не могу привыкнуть к тому, что она мне сниться принося страшные вести.
- Кети, как ты? Не молчи, скажи мне, - сказал я в трубку телефона.
- А это ты, Люис, - прошептала она, - не скажу, что со мной все хорошо, - всхлипнула,- но муж помогает мне смириться с… с выкидышем. Прости, что не сказала тебе раньше.
- О Господи, - сказал я, пытаясь изобразить, что только что узнал эту новость.
- Прости, пожалуйста, но мне пора, - также шепотом сказала она
- Да-да, конечно. Я соболезную. Пока, - сказал я, и повесил трубку.
« А ты не верил»- сказала Анна за спиной. Я резко обернулся, так что заболела шея, но никого не было. Все мое развитое воображение. В голове отдавался ритм бьющегося сердца.
5 Глава
Звук от стен. Нет, от обоев. Падают стены, рвутся обои, и моя жизнь. Я погибаю, каждый день тлею, но загореться, и погибнуть, быстро не выходит. Мне спокойно. Смех. Веселый, задорный, заразительный, который заставляет засмеяться следом. Слышу шум и гул голосов. Оживленный разговор. Но если прислушаться, то не поймешь ничего.
Вдруг на меня посмотрели ярко синие глаза, да так близко, что это напугало меня.
- Это я, твой друг, Льюис. Неужели ты испугался? – Анна широко улыбнулась, показывая белые зубы.
Гул стих. Нет, его не было. Не было! Это я понял только сейчас. Телефон все также стоял на столике из красного дерева, в моей спальне. Моя девочка улыбалась и смотрела из-за моего правого плеча.
- Ты так меня напугала, - я вздохнул, поворачиваясь к ней. Было странно ощущать ее присутствие за спиной.
- Лю, сходи куда-нибудь. Зачем всегда быть дома? Это так скучно, - она улыбалась и села предо мной на стул. Ее маленькие ножки не доставали до пола, и она все так же улыбаясь, качала ногами вперед-назад, вперед-назад.
- Не знаю, Анна, я просто не хочу никого видеть, - я грустно ей улыбнулся.
-Ну пожалуйста, - эти слова она прошептала, и слова были как ветер, холодный ветер.
-Хорошо, но только не долго. Надеюсь, ты пойдешь со мной,- я взглянул в ее глаза, чистые стеклышки.
- Ну, куда я без тебя, - она встала и пошла, не дожидаясь меня, стуча своими сандалиями по полу. Тук-тук-тук… Хлопнула дверь.
Я поспешил, и, взяв с собой кошелек, выбежал во двор.
На улице было тихо. Где-то позади играли дети, что-то крича друг другу. Очевидно, они говорили о том, кто на следующей неделе поедет в цирк уродов. Веселитесь, детки, веселитесь, пока есть время.
-Не думай о них, пусть играют, не порть себе настроение,- сказала Анна, взяв мою руку в свою. Я решил промолчать, и следовать за Анной, пока она не привела в небольшое кафе.
Внутри было уютно и чисто. На стенах весели картины, изображающие природу вечером. Я не сказал бы, что это картины мастера. Всего лишь исписанный холст, не более. Это как обои с красивым рисунком, сначала ты после того как их поклеил, смотришь на узоры на стенах, а потом, спустя время, вовсе не обращаешь на них внимание. Я присел за столик, и ко мне тут же пришел официант, предлагая меню. Официант был обычной, ни чем не примечательной внешности, что я даже не стану его описывать. Просто представьте услужливую собаку.
- Два кофе, для начала, -сказал я.
-Но…-он посмотрел на пустое место напротив, не понимая, для кого же второй кофе,-хорошо,- выдохнул и ушел.
- Смешной он, - сказала Анна, деловито рассматривая меню. Я рассмеялся.
Прибыло наше кофе и заикающийся официант.
- Благодарю, оставьте пока меня,- сказал я улыбаясь. Он поставил кофе, причем обе чашки на мою сторону. Ой, как не вежливо. О даме забыли, но ничего я подал моей девочке чашку. Она придвинула ее к себе, и вдохнула запах напитка.
- Ты только посмотри на них, - сказала тихо моя малютка.
Я оглянулся. За столиками впереди сидело много людей. Кто-то просто ел, будто такой возможности больше не представится, а кто- то сидел со своей парой и мило беседовал. Одна из таких пар привлекла мое внимание. Девушка явно не слушала своего молодого человека. Она смотрела, как уменьшается количество кусочков мяса из тарелки напротив. На ее лице прослеживалась грусть и скука. Вертя чашку с напитком в руках, она стала смотреть на другие столики. И тут мы встретились взглядом. Она смотрела всего секунду , но тут же перевела свой взгляд. Странно, но я увидел, что она почему-то меня испугалась.
Анна привлекла мое внимание тем, что негромко откашлялась.
- Что?- спросил я.
- Не хмурься, она просто увидела тебя настоящего, - тут она вдохнула запах свежего кофе и прикрыла глаза, будто засыпая.
- И пусть. Пусть видят, - шептал я,- и никогда не смотрят на меня больше.
- Почему же? – Анна нахмурилась.
- Знаешь, эти люди …они будто ничего не видят вокруг, но когда обращают на это внимание, они оглядывают это далеко не добрым взглядом, и возвращаются в свой сон. Не все конечно, но есть такие. Некоторые меня так выводят из себя, что от звука их голоса уже хочется сделать с ними что-нибудь, что поможет мне не слышать их больше. Как вот на пример я бы хотел поступить с тем парнем, что за тобой,- тихо сказал я.
Она на секунду обернулась назад.
- Понимаю тебя. Но тут нет никакой проблемы, - она сложила руки под подбородком, от чего стала похожей на ребенка, который хочет казаться взрослым, -их легко заставить молчать.
Остальная часть вечера прошла в тишине. Анна что- то тихо напевала себе под нос и иногда смеялась шутке понятной только ей. Подозвав официанта, я спросил счет, и расплатившись, побрел в одиночестве обратно домой. На улице стало темней, уютней. Казалось, что по этому городу иду только я один.
Дома я разложил кисти, краски и холст поставил на мольберт. Спустя полчаса пришла Анна.
-Давай рисовать вместе -, предложила она, и я просто улыбнулся, одобряя эту мысль. Не всегда же творить в одиночестве. Так мы и работали, не замечая усталости. Анна была талантлива, она высказала мне множество замечательных идей относительно картины. Время шло, а желание рисовать нас не покинуло. На когда-то пустом холсте появились замки окруженные волшебной дымкой. Их башенки украшали различные флажки с разнообразными животными.
За окном наступило утро. Воздух был наполнен свежестью. Наступил новый день, теперь это явно ощущалось. Новая жизнь. А где-то далеко родилась девочка, в предрассветный час. Глаза ее были задумчивы, но не грустны. Синие, как море, чистого цвета. Родные мамины глаза.
Кети прошла мимо спальни Льюиса и резко остановилась. Льюис лежал на полу и что-то усердно рисовал. Пухлая ручка братика водила по листу синим цветом, пока в левой ручке была зажата охапка карандашей.
Я слышал, как Кети подошла сзади и внимательно разглядывает мой еще недоконченный рисунок.
- Кети, уйди, - сказал я, увлеченный своей работой.
- Я посмотреть хочу, - ответила мне сестра.
Кети, была на четыре года старше меня. Меня это вовсе не раздражало, потому что она никогда не говорила мне, что если она старше, то я должен ее слушаться. Нет, всего этого не было. За что я и любил ее. Сестра моя, в свои двенадцать лет выглядела чуть старше. Темные волосы немного не доставали до плеч. Так же как и мои, глаза ее были темно синими. Настолько, что вечером трудно отыскать зрачок. Кожа была немного бледна. Плечи и бедра закрывал снежно-белый сарафан, а на ножках были надеты черные колготки. На мне же тогда была одета фиолетовая футболка, низ которой был испачкан раскрошенными грифелями моих карандашей. А брюки черного цвета, утратили на коленях свою новизну. Я в детстве очень любил рисовать сидя на полу.
Сейчас на моем маленьком рисунке я попытался изобразить складки штор, которые прикрывали окно моей спальни. Шторы были сделаны из просвечивающей ткани. Окно выходило на запад, а потому более плотные по структуре шторы не понадобились.
Кети взяла рисунок из под моей руки и внимательно его рассмотрела. Рисунку чего-то не хватало, но чего я понять так и не смог. Кети самую малость поранилась о край листа. Шикнув себе под нос, Кети осторожно опустила лист. Она хотела по привычке засунуть раненную руку себе в рот, но я остановил ее и капнул маленькой капле крови на лист.
- Зачем ты это делаешь? – Спросила Кети с непонимающим видом.
- А я все думал, чего здесь не хватает, смотри, надо было лишь добавить немного красного в тени! Как я не подумал?! – Удивился тогда я, размазывая красный в нужных местах. Теперь ткань получилась более воздушной и приобрела объем. Хотя лист немного вздулся в целом рисунок был неплох.
Кети смотрела на рисунок с завороженным видом, смотрела, как преображается картинка.
- Кети, иди. Скажи маме, пусть забинтует тебе палец. Не то болеть будет, - сказал я, убирая рисунок в синюю папку.
Сестра, взглянула на меня, нахмурив брови, и вышла, ничего не сказав.
В детстве я делал множество набросков. Особенно моей матери, Лоры. Когда она, рано утром, прогуливалась на лужайке и смотрела на приближающийся восход, лицо и поза ее были настолько прекрасны, что я сразу потянулся за листом бумаги, и недавно купленным для меня углем.
Черное, из легкой ткани платье моей матери, полностью закрывало ее тонкие ноги. Лицо ее было таким расслабленным, как обычно бывает у маленьких детей во время сна. Темные волосы ветром были отброшены с молодого лица. Мама обернулась как раз тогда, как я закончил очередной набросок. Она улыбнулась мне и подозвала жестом. Я сразу взял с собой рисунок и вышел на террасу, куда и направилась моя мама, чтобы присесть на плетеное кресло кофейного цвета.
- Что это у тебя? Можно я взгляну? – спросила она, а я закивал головой. Голос моей матери был прекрасен. Спокоен, не тороплив, с доверительной интонацией. Слушая его, хочется забыть обо всем и слушать, слушать…
- О! Мой юный художник. Это же я! Очень похоже, тебе нужно немного подучиться и развить свой талант, слышишь? – Спросила она, а я был так рад, что ей понравилось, что был готов рисовать сотни ее рисунков.
- Конечно, мам,- я улыбнулся ей,- я очень люблю рисовать.
- Льюис, тогда я думаю, будет неплохой идеей прогуляться с тобой. Здесь есть неплохие места, достойные того, чтобы ты их запечатлел, - предложила она.
- Хорошо, ты мне покажешь, а буду рисовать, - сказал я, не скрывая своего счастья,- только я уголь возьму и альбом большого формата.
- Давай, сынок, я жду, - ответила она, встав и повернувшись в сторону лестницы уходящей к выложенной из темного камня тропинке, ведущей к калитке.
Я тут же побежал вверх по лестнице на второй этаж, взял все, что мне будет нужно и выглянул в окно. Мама все также стояла и смотрела на соседние дома окутанные облаком тумана, также она смотрела на поблескивающую от ночного дождя траву, которая стала сочного - зеленого цвета.
Подойдя к ней, я сказал, что мы можем идти. Она немного улыбнулась, взяла меня за руку и повела по дорожке.
Поскольку было раннее утро, погода была теплая, а воздух туманным. На улицах ни души. Мама молча вела меня, слабо сжимая мою ручку.
- Смотри,- сказала мама, когда мы подошли к заброшенному, обветшалому дому, - давай, Льюис, зарисуй покосившуюся крышу, фундамент, где камень зарастает мхом. Стены, окна без стекол, напоминающие ослепленное человеческое лицо, - закончила она, почти шепотом.
Она отошла, чтобы не мешать мне, но гуляла рядом. Иногда лицо ее напрягалось, брови сходились, выдавая ее задумчивость. Она не торопила меня. Оглядывала деревья, которые располагались немного в дали дома. Я же, продолжал рисовать. Темный фундамент большого дома, кое-где осевший и зарастающий зеленью. Крышу, с небольшими дырами. Чернеющие стены.
Я все сильнее нажимал на уголь, стараясь передать глубину, объем. Закончив с домом, я начал рисовать деревья позади. Их яркую крону. Стволы, изъеденные паразитами, и конечно туман, который крался к разрушенному дому и скрывал зелень под ногами матери. Закончив, я посмотрел на маму. Лицо ее тут же просияло улыбкой. Она поторопилась ко мне подойти, и сразу выхватила из моих рук лист с рисунком.
- Прекрасно, Льюис! Ты молодец, - сказала она, поцеловав меня в щеку.
Я был очень счастлив, что порадовал маму. Она редко улыбается, но и не ходит грустная. Смотря на нее можно сказать, что этот человек, всегда думает, размышляет. Она тоже частенько рисует и пишет картины. Нашу гостиную на первом этаже дома, украшает именно ее роспись. Узор завитками уходит с потолка и переходит в пол. Выполнен он в сине-зеленых цветах.
Голос матери вернул меня в реальность:
- Лю, тебя разбудить завтра в тоже время? Чтобы я посмотрела, как ты рисуешь? Или тебе хочется поспать? – Спросила она, с заинтересованным видом.
- Мам, может быть стоит пойти завтра, но вечером? Тот заброшенный дом будет выглядеть совсем по - другому. Тумана не будет. Как думаешь? – предложил я.
- Хорошо, сынок. Но потом, на следующий день, утром я поведу тебя в другое место.
Обратно домой мы шли в молчании, каждый задумался о чем-то своем. Когда мама шла, то непременно срывала пару полевых цветов и в задумчивом состоянии крошила их, как бы отмечая наш путь от обветшалого домишки, к нашему дому.
В дверях дома нас встретила Кети и папа, (меня назвали в честь отца), и спрашивали, где мы были. Мама все рассказала, после чего вместе с отцом ушла в библиотеку, оставив нас с Кети.
Оставшееся время я провел в гостиной, разглядывая роспись на стенах. Узор был очень красив и буквально заворожил меня своей резкостью. Орнамент как бы врезался в стены и ничто не может заставить его исчезнуть. Я долго водил руками по контуру и не замечал никого, кто ходил по дому, и застал меня.
Все больше и больше я начал интересоваться живописью и графикой. Изучал в библиотеках книги по художественному искусству, после занятий в школе. На каникулах же, я мог сидеть за этими книгами, не отрываясь. Во мне, такое чувство, просыпался другой человек. Мама водила меня в разные места, которые казались ей интересными. Я тоже находил их таковыми. Мама, когда я ее просил, всегда мне помогала, говорила, что нужно сделать для того чтобы добиться желаемого мной результата.
Прошли годы, прежде чем мать и отец решили рассказать Кети и мне, что мать уже год больна лейкемией, раком крови. К тому времени мне было четырнадцать лет. Я был в шоке, но мать успокоила меня, сказав, что никто ничего не сможет изменить и грустить не надо, надо лишь дожить отпущенное ей время достойно.
Спустя полгода все смирились с мыслью, что мама больна. Кети порадовала всех, тем, что она скоро выйдет замуж. Никто не был против. Мне, честно говоря, было все равно. В последние годы наше с сестрой общение постепенно сводилось на нет. На это повлияло и ее замужество. Сестра уехала из родительского дома к своему мужу, Джону.
Мама поддержала мое поступление в академию, хотя сказала, что будет очень скучать, в чем я и не сомневался. Я с радостью покинул мой родной город – Сиэтл и уехал в Лондон – город темной красоты, как я считаю.
Учился я хорошо, где-то опережая других, а где-то наоборот. Я все больше скучал по родным, но больше всего по маме. Я стал художником. Наконец- то стал.
Последнее письмо было не от матери, а от отца. В письме говорилось о том, что я боялся больше всего, о смерти моей любимой мамы:
Льюис, твоя мама умерла. Единственное утешение для всей нашей семьи, это то, что смерть произошла во сне. Тем не менее, произошло еще одно событие. Кети беременна. Вот такой круговорот жизни и смерти…
Твой отец, Льюис.
Мне предстоит приехать на похороны. Сразу после окончания академии. Я до сих пор не верю этому письму. Та, что понимала меня больше всех, покинула меня. Больше не будет утренних прогулок. Больше я не услышу ее ласкового, но уверенного голоса. Не увижу, как она прогуливается под окном.
Казалось, что моя мать бессмертна. Что она никогда не уйдет. Слезы катятся с моих щек, и нет смысла их утирать, потому что лить их буду я, всю свою жизнь.
2Глава.
В Сиэтле, после похорон.
Мой новый дом. Подарок дражайшей сестры. Окна я занавесил темно- синими портьерами. Стены оставил чисто-белыми. Во всех пятнадцати комнатах этого двухэтажного строения идеальный порядок и чистота. На втором этаже, в одной из самых больших комнат я оборудовал студию, мое убежище от горя.
Сейчас я возьму уголь и большой альбом, а моя мама встретит меня на террасе, но нет. Это лишь галлюцинации, воспоминания. Это, моя новая картина, которую нет сил завершить.
Я вожу кистью по холсту и рисую ее великолепное черное платье, которое немного покачивается от ветра. А вот и ее милое лицо, выражение на нем глубокой задумчивости. Изгиб бровей, который показывает ее заботливое отношение ко всем окружающим.
Она держит за руку своего маленького сына, который смотрит на нее как на богиню, а не просто как на мать. Как тогда я смотрел и не знал, что так скоро ее потеряю. Как же я хочу вернуть те моменты наших прогулок, и говорить с ней, слушать ее голос, похожий на колыбельную песенку. Успокой меня сейчас, мама, хоть на мгновение. Помоги мне справиться и смириться.
Через распахнутое окно ветер ворвался в студию, покачивая комнатные растения. Тут я снова вернулся в реальность и обнаружил, что фигура прекрасной женщины на холсте уже закончена до самых мелких деталей. Волосы моей мертвой музы развеваются и падают на пояс платья. Длинная, изящная рука держит за руку меня. Так крепко держит, что, казалось бы, никогда не отпустит. Моя работа позволяет творить чудо, то есть, останавливать время. Хоть и не совсем так, как представляешь ты, мой дорогой читатель. Теперь то утро, та наша первая прогулка с матерью, навсегда будет со мной. Ее не вернуть, но я не смогу ее забыть. Буду помнить ее всегда. Мать будет моим идеалом женщины.
За окном стемнело. Откуда-то первого этажа раздались стуки. Зачем они стучат? Я все равно не приду, больше никогда. Зачем мне что-то объяснять им? Говорить, что они были мне не так дороги, как мать? Но они все равно идут, я это слышу. Топот их ног по лестнице. Наконец они меня настигли. Ах! Как я мог забыть. Вы ведь не знаете, кто «они» такие, и кого я имею в виду? Конечно же, это Кети и Льюис.
- Льюис, что ты делаешь? Ты же болен! Тебе надо прилечь, - сказала моя дражайшая сестра.
- Привет, Кети, - поздоровался я. Никогда не забываю о вежливости.
Тем временем отец разглядывал картину. По лицу его было видно, что в написанных фигурах он различает меня и свою Лору. А тем временем, Кети все беспокоилась о том, что я заболел.
- Льюис, пошли, приляг в спальне, - тихо сказала она. Я решил пойти, но не ради себя, а скорее ради нее. Моя идеально прибранная спальня была просто прекрасна. Мягкие подушки на кровати, мягкое одеяло. И, конечно же, черные стены, которые напугали сестру. По-моему, черный, это прекрасный цвет. Глубокий цвет, ночной. Цвет покоя, который обрела моя мертвая муза.
- Кети, как твой ребенок? – Спросил я. Я ведь и не заметил, как вырос ее небольшой живот.
- Все в порядке, как и должно быть, - отмахнулась она рукой. - Но ты не печалься. Мы все знали, что рано или поздно мамы не станет. Не запускай себя, - также тихо сказала она.
Эти слова заставили меня замереть в этой мерзкой, лицемерной теплоте спальни. Сейчас мне очень холодно, не получается согреть душу. Что же, Кети даже и не надеялась на чудо? Может, моя муза смогла бы чудесным образом остаться среди живых? Жаль, очень жаль. Но все равно, она была права, выбрав такую позицию.
- Знаешь, ты забери картину, хорошо? Отдай отцу. Пусть делает с ней все, что душе его угодно.
- Хорошо, конечно я скажу ему, - сказала Кети, перед тем как за ней захлопнулась дверь.
Я один. Наконец-то один. В мою голову уже закралась идея следующей картины. Это будет тот самый заброшенный дом, который он рисовал углем много лет назад. Я соскочил с кровати и выглянул в окно.
Папа держал в руках картину, собираясь положить ее на заднее сиденье машины, и при этом не испачкать руки о свежую краску.
Пять часов дня. Отличное время для того что бы начать эскиз моей новой картины. Заложив через плечо свою сумку с красками, акварельными карандашами, простыми карандашами, углем и маленьким холстом я отправился в путь.
«Нужно закрыть дом», - подумал я. Но эту мысль тут же сменила другая – «Зачем? Ведь как соседи рассказывают своим детям, им идти в дом, где живет художник, который никогда не включает свет, выходит из дому лишь по необходимости, и только и делает, что что-то рисует, ничего не замечая вокруг». Ну да, правильно, оставьте меня в покое. Уйдите все. Вы никогда не были близки мне, и не станете. Такие как вы, не нужны мне. Вы разучились любить. Любить других, и все, что вокруг вас. Когда вы видите горы, вы проезжаете мимо, когда видите недавно распустившиеся полевые цветы, растущие у обочины дороги, вы оглядываете их скучающим взглядом, не замечая, какая красота может в них таиться. Красоту можно найти даже среди хаоса. Я люблю красоту, ведь она не вечна. Еще в детстве, мама научила меня видеть по-другому. Видеть десятки оттенков в самых разных вещах, которые многим могут показаться одноцветными. Именно мама подарила мир мне, таким, каким всю свою недолгую жизнь видела его она. Я словно стал видеть другими глазами, это мое новое зрение.
Закрыв за собой калитку, я поспешил идти к месту, где будет начало моей очередной картины, перед этим оглянувшись на соседских детей которые играли на лужайке около своих домов. Они не замечали и меня, когда я пошел мимо. Улыбнувшись, я продолжил свой путь, размышляя о том, что неплохо жить приведением. Найдя тот полуразвалившийся дом, я сразу вспомнил, как чуть поодаль прогуливалась моя мама в своем черном платье. Она хорошо смотрелась на фоне этого разрушения. В своем одеянии мама была похожа на богиню хаоса, которая задумчивым взглядом смотрит на то, что сотворила.
Перехватив рукой свою сумку, я через ветхую, еле держащуюся дверь вошел в этот дом. То, что я увидел меня поразило так, что я забыл как дышать, и стоял в безмолвии добрых минуть десять. На черных, с сырыми подтеками стенах висела прекрасная картина. Такой красоты я за всю свою жизнь не видел. Никогда. Она была настолько реальной, что казалось, ее мрачный сюжет проник мне прямо в душу, как если бы я видел изображение на ней в реальности, перед собой.
Замок был окутан туманом. Шпили прорезали ночное небо. Туман сочился сквозь кованые ворота, которые были далеко не маленькими. Из-за лунного света туман, будто ватой прикрывал густой лес позади.
Просто удивительно, как такая картина, не смотря на сырость и пыль, смогла сохраниться. На раме и ее обратной стороне я не увидел подписи художника, что было странно. Кто оставил такое сокровище на волю судьбы? Тогда мне показалось, что было бы неплохо взять полотно с собой. Я осторожно поместил картину в свою сумку и приготовился сделать набросок интерьера одной из комнат этого домишки. Всего комнат в доме было четыре. Та, в которой я находился сейчас, напоминала гостиную, а комната, к ней примыкавшая, была небольшой кухней. Дальше, в небольшом коридоре была спальня, ее я и собирался зарисовать на холсте. Больше всего мне понравилась кровать, которая стояла ровно в середине помещения, застеленная красным покрывалом. Подушки такого же цвета были разбросаны по комнате. Одна лежала на тумбочке, другая, на полу. Эта комната была единственным помещением, где хозяин оставил свои вещи и мебель.
Мужской пиджак лежал на краю ковра с длинным ворсом молочного цвета. Такое чувство, что во время переезда об этой комнате забыли. Странно…
Думаю, стоит написать это помещение таким, какое она есть. Опыт помогает мне делать набросок достаточно быстро.
3Глава.
Я настолько увлекся будущей картиной, что не заметил, как зашло солнце. Собрав свои вещи, я пошел обратно домой.
Улицы были пустынны. Казалось, что абсолютная тишина заполнила город. Я ускорил свой шаг. Ощущение, будто за мной наблюдают. Наверно это звучит глупо. Боюсь, мои кошмары поглотят меня и никогда не отпустят. Страшно, по- настоящему. Никогда я не боялся темноты так, как сегодня. Город уснул. Окна, смотрят прямо на меня и провожают темным взглядом. Воздух стал холоднее настолько, что мое дыхание участилось, а горло сковало, будто холодным ледяным ошейником. Где- то в конце улицы, одиноко сияет свет фонаря, даря мне немного покоя. Но что- то не так. Я это чувствую. Что же не дает мне покоя?
Наконец я пришел домой. Взойдя по ступеням, я оглянулся на улицу. Свет фонаря не горел.
Поспешив в спальню, я сразу включил освещение. Быстро извлек свою бесценную находку, великолепную картину. Примерно до четырех часов ночи я разглядывал каждый мазок, каждую мельчайшую деталь. Но когда я не смог более сопротивляться своему организму, то лег спать. Мне так сильно хочется спать, что веки моих глаз пульсируют болью, которая эхом отдается в мою голову. Спустя некоторое время сон окончательно утащил меня из реальности.
Ребенок шел по дороге. Я бегу за ним, но никак не могу догнать. Судя по длинным волосам и худой фигурке, это была девочка. Ее куртка свисала с ее плеч, а тонкая юбка развеваясь от ветра, хлестала незнакомку по тощим коленям. В руках она что- то сжала. Сжала так, что побелели костяшки ее пальцев, а вены стали видны еще больше, под ее бледной кожей. Мне захотелось ее окликнуть:
- Стой! Эй, девочка, обернись!- сказал я. Она немного обернулась, и мне стало видно, что ее синие, заплаканные глаза, смотрят на меня жалобным взглядом. Она, ничего не говоря, просила меня о помощи. Даже не знаю, чем помочь ей.
- Ты мне поможешь?- спросила она и всхлипнула.
- Я…чем я могу…
- Ты мне поможешь?- она повернулась полностью в мою сторону и медленно стала подходить ко мне, шлепая ножками по мокрому асфальту.
- Ты ведь поможешь мне?- спросила она снова. Я был растерян. Не знаю, как ей помочь, что сделать. От нее буквально сочилась энергия горя.
- Лучше, помоги ей – прошептала она, и растворилась в воздухе, будто ее и не было.
Холодная кровать и мокрые от пота простыни, вот как я проснулся. Кому мне нужно помочь? Кто вообще попросит меня о помощи? Кому я так нужен? Успокойся, это лишь сон, в котором приснилось, что кто-то нуждается во мне. Да, верно, только лишь сон.
***
Набросок готов, а запах краски распространился по всей студии.
На двух мольбертах предо мной лежат две картины. Первая, моя новая картина, а вторая, та, что я делал вчера и решил докончить ее по памяти.
Новая картина, скорее копия найденной. Боже, а правильно ли я делаю, что буквально «краду» эту вещь у другого, явно великолепного художника? Но ведь на полотне нет подписи… и что? Это не честно! А что бы чувствовал я на его месте, а?
В тот момент своей жизни я все же не отказался от идей скопировать полотно. За что дорого поплатился. Итак, я продолжаю свое повествование.
Шаги. Снова. Похоже, в мой дом не положено стучать. Я быстро развернулся и спустился вниз. В прихожей стоял мужчина. На вид ему было около тридцати пяти лет, а одет он был в деловой костюм. Мужчина явно чувствовал себя неудобно, постоянно потирал ребро своей левой ладони и оглядывался на другие комнаты, в которых ни одна вещь не сдвинулась с места за третью неделю проживания здесь. Незнакомец был одет скромно и просто. Он был худощав и не уверен в себе. В целом этот человек выглядел добродушным, но что-то вызывало подозрение в нем.
- Здравствуйте, я Виктор Кроу и хотел попросить бы вас кое о чем, - сказал Виктор.
- Говорите, что хотите предложить. Я сейчас занят, так что времени на разговоры у меня мало, - огрызнулся я. Что надо этому чужаку? Как смеет он меня прерывать?!
- Я знаком с вашим отцом. Недавно побывав у него, я увидел превосходную картину. Льюис сказал, что это ваша работа сделана вами. Он не захотел продавать полотно мне, не знаю почему. Что странно, мне показалось, что я знал ту женщину, что изображена картине, вся в черном.
Откуда он мог знать маму? Разговаривает этот Виктор весьма уверенно. Опять эти маски. Ложь, везде одна ложь.
- Вы хотите, чтобы я сделал вам копию той картины? – спросил я.
- Нет-нет, я бы хотел, чтобы вы написали мне то, что я попрошу. Ваш почерк мне нравится, лучше вас в городе я никого не найду.
В этом я очень сомневался, но мне льстило, что Виктор пришел именно ко мне.
- Что же вы хотите, чтобы я нарисовал? – спросил я.
- Я, если вы не против, пришлю свои пожелания в письме. Где то, в течении недели. Вас устраивает?
- Если вам так удобнее, то, пожалуйста, можете отправить письмом, - сказал я и постарался улыбнуться и побороть сомнение в этом человеке.
- Простите, что я вошел без стука, просто я подумал…
-Ничего-ничего, не стучитесь, не надо. В моем доме стучать в дверь не принято, - тут я коротко рассмеялся, и пошел на верх.
- До свидания! – сказал мне в спину мистер Кроу.
4Глава
Письмо было коротким, но вот его строки ясно говорили о том, что отправитель знает, что у меня в доме лежит картина, которую я забрал в пятницу, то есть два дня назад, или же этот Виктор просто угадал то, что на ней написано. Итак, я покажу вам строки этого короткого письма:
Дорогой Льюис, надеюсь, я не оскорбляю Вас таким обращением. Итак, пишу я вам с целью того, чтобы выразить мои пожелания относительно картины, которую я у вас заказал. Думаю, что настроение картины должно быть депрессивным. Будет великолепно, если вы покажете на холсте всю красу архитектуры восемнадцатого века. Можете сами выбрать здание или дом, в общем, на ваш выбор.
Желаю вам хорошего дня. С уважением В.К.
После прочтения этого письма я не мог не рассмеяться. Хотя, может это все мои давно расшатанные нервы дают о себе знать.
Нет, просто не может быть, чтобы он знал. Этот мистер Кроу обычный житель Сиэтла, слегка повернут на искусстве. Ну и что с того? Многие сейчас мнят себя великими ценителями красоты, хотя на самом деле для них красота, эстетика, в конце концов, это точно темный лес, в глубине которого ничего нельзя увидеть, да и идти страшно, дабы рассудок не потерять. Значит, эти сомнения в мистере Кроу, продукт паранойи. Всего лишь совпадение.
Черт бы побрал эту картину! Не возьми я ее пару дней назад, я бы жил хоть как-то спокойно.
***
- Льюис, ты же меня любишь? Я- да, а ты? Да, ты меня любишь, должен любить. Будешь любить.
- Как тебя зовут? – громко спросил я, настолько, что чуть не сорвался на крик. Предо мной около моей кровати стояла та самая девочка, что снилась мне в прошлый раз.
- Анна. Как, ты разве не помнишь этого? – она подошла к кровати и коленками стала забираться на постель, хватаясь руками за одеяло. – Ах, да! Точно, я ведь тогда не сказала тебе, была очень расстроена…ну, теперь ты знаешь, мой дорогой, - Анна улыбнулась и подсела к моим ногам.
- Сейчас, ты спишь, а я бодрствую Сейчас, ты спишь, а я бодрствую, - продолжала она.
- Но… кто ты такая, - спросил я, в недоумении. Я ведь не сплю, так ведь?
- Я… я, если бы только мне это было известно, Льюис, - но мне здесь скучно, хотя и лучше, чем раньше, ведь у меня появился ты. В прошлом твоем сне, когда я проснулась, ты видел – я плакала, - брови Анны нахмурились, а глаза заблестели, - ведь случилось несчастье, Лю. Тогда я сказала тебе, что бы ты помог «ей»! Я не знала ее имени, тогда не знала. Это твоя сестра, Кети, у нее тогда случился выкидыш.
- Что ты такое говоришь? Я спрашивал о ее самочувствии меньше недели назад, она сказала, что все в порядке! – воскликнул я.
- Это и для нее было неожиданностью! И для меня, -тут она заплакала. Личико ее покраснело, а глаза быстро заморгали, пытаясь скрыть слезы. Мне ее снова стало очень жаль.
- Почему это огорчило тебя, я не понимаю?- спросил я уже более спокойно.
- У нее не родилась я, - прошептала она и растворилась.
Я тут же проснулся и понял, что действительно спал, как она и сказала, моя Анна. Чувствую, что начинаю привыкать к ней. Без Анны жизнь моя станет настолько хуже, чем она есть, что я не смогу видеть никого. Никого из этих ужасных человеческих существ, что претворяются друзьями, и что я волную их хоть каплю. Но эта девочка, Анна, беспокоится за меня и мне сразу ясно, что чувство это искренно. Но я не могу привыкнуть к тому, что она мне сниться принося страшные вести.
- Кети, как ты? Не молчи, скажи мне, - сказал я в трубку телефона.
- А это ты, Люис, - прошептала она, - не скажу, что со мной все хорошо, - всхлипнула,- но муж помогает мне смириться с… с выкидышем. Прости, что не сказала тебе раньше.
- О Господи, - сказал я, пытаясь изобразить, что только что узнал эту новость.
- Прости, пожалуйста, но мне пора, - также шепотом сказала она
- Да-да, конечно. Я соболезную. Пока, - сказал я, и повесил трубку.
« А ты не верил»- сказала Анна за спиной. Я резко обернулся, так что заболела шея, но никого не было. Все мое развитое воображение. В голове отдавался ритм бьющегося сердца.
5 Глава
Звук от стен. Нет, от обоев. Падают стены, рвутся обои, и моя жизнь. Я погибаю, каждый день тлею, но загореться, и погибнуть, быстро не выходит. Мне спокойно. Смех. Веселый, задорный, заразительный, который заставляет засмеяться следом. Слышу шум и гул голосов. Оживленный разговор. Но если прислушаться, то не поймешь ничего.
Вдруг на меня посмотрели ярко синие глаза, да так близко, что это напугало меня.
- Это я, твой друг, Льюис. Неужели ты испугался? – Анна широко улыбнулась, показывая белые зубы.
Гул стих. Нет, его не было. Не было! Это я понял только сейчас. Телефон все также стоял на столике из красного дерева, в моей спальне. Моя девочка улыбалась и смотрела из-за моего правого плеча.
- Ты так меня напугала, - я вздохнул, поворачиваясь к ней. Было странно ощущать ее присутствие за спиной.
- Лю, сходи куда-нибудь. Зачем всегда быть дома? Это так скучно, - она улыбалась и села предо мной на стул. Ее маленькие ножки не доставали до пола, и она все так же улыбаясь, качала ногами вперед-назад, вперед-назад.
- Не знаю, Анна, я просто не хочу никого видеть, - я грустно ей улыбнулся.
-Ну пожалуйста, - эти слова она прошептала, и слова были как ветер, холодный ветер.
-Хорошо, но только не долго. Надеюсь, ты пойдешь со мной,- я взглянул в ее глаза, чистые стеклышки.
- Ну, куда я без тебя, - она встала и пошла, не дожидаясь меня, стуча своими сандалиями по полу. Тук-тук-тук… Хлопнула дверь.
Я поспешил, и, взяв с собой кошелек, выбежал во двор.
На улице было тихо. Где-то позади играли дети, что-то крича друг другу. Очевидно, они говорили о том, кто на следующей неделе поедет в цирк уродов. Веселитесь, детки, веселитесь, пока есть время.
-Не думай о них, пусть играют, не порть себе настроение,- сказала Анна, взяв мою руку в свою. Я решил промолчать, и следовать за Анной, пока она не привела в небольшое кафе.
Внутри было уютно и чисто. На стенах весели картины, изображающие природу вечером. Я не сказал бы, что это картины мастера. Всего лишь исписанный холст, не более. Это как обои с красивым рисунком, сначала ты после того как их поклеил, смотришь на узоры на стенах, а потом, спустя время, вовсе не обращаешь на них внимание. Я присел за столик, и ко мне тут же пришел официант, предлагая меню. Официант был обычной, ни чем не примечательной внешности, что я даже не стану его описывать. Просто представьте услужливую собаку.
- Два кофе, для начала, -сказал я.
-Но…-он посмотрел на пустое место напротив, не понимая, для кого же второй кофе,-хорошо,- выдохнул и ушел.
- Смешной он, - сказала Анна, деловито рассматривая меню. Я рассмеялся.
Прибыло наше кофе и заикающийся официант.
- Благодарю, оставьте пока меня,- сказал я улыбаясь. Он поставил кофе, причем обе чашки на мою сторону. Ой, как не вежливо. О даме забыли, но ничего я подал моей девочке чашку. Она придвинула ее к себе, и вдохнула запах напитка.
- Ты только посмотри на них, - сказала тихо моя малютка.
Я оглянулся. За столиками впереди сидело много людей. Кто-то просто ел, будто такой возможности больше не представится, а кто- то сидел со своей парой и мило беседовал. Одна из таких пар привлекла мое внимание. Девушка явно не слушала своего молодого человека. Она смотрела, как уменьшается количество кусочков мяса из тарелки напротив. На ее лице прослеживалась грусть и скука. Вертя чашку с напитком в руках, она стала смотреть на другие столики. И тут мы встретились взглядом. Она смотрела всего секунду , но тут же перевела свой взгляд. Странно, но я увидел, что она почему-то меня испугалась.
Анна привлекла мое внимание тем, что негромко откашлялась.
- Что?- спросил я.
- Не хмурься, она просто увидела тебя настоящего, - тут она вдохнула запах свежего кофе и прикрыла глаза, будто засыпая.
- И пусть. Пусть видят, - шептал я,- и никогда не смотрят на меня больше.
- Почему же? – Анна нахмурилась.
- Знаешь, эти люди …они будто ничего не видят вокруг, но когда обращают на это внимание, они оглядывают это далеко не добрым взглядом, и возвращаются в свой сон. Не все конечно, но есть такие. Некоторые меня так выводят из себя, что от звука их голоса уже хочется сделать с ними что-нибудь, что поможет мне не слышать их больше. Как вот на пример я бы хотел поступить с тем парнем, что за тобой,- тихо сказал я.
Она на секунду обернулась назад.
- Понимаю тебя. Но тут нет никакой проблемы, - она сложила руки под подбородком, от чего стала похожей на ребенка, который хочет казаться взрослым, -их легко заставить молчать.
Остальная часть вечера прошла в тишине. Анна что- то тихо напевала себе под нос и иногда смеялась шутке понятной только ей. Подозвав официанта, я спросил счет, и расплатившись, побрел в одиночестве обратно домой. На улице стало темней, уютней. Казалось, что по этому городу иду только я один.
Дома я разложил кисти, краски и холст поставил на мольберт. Спустя полчаса пришла Анна.
-Давай рисовать вместе -, предложила она, и я просто улыбнулся, одобряя эту мысль. Не всегда же творить в одиночестве. Так мы и работали, не замечая усталости. Анна была талантлива, она высказала мне множество замечательных идей относительно картины. Время шло, а желание рисовать нас не покинуло. На когда-то пустом холсте появились замки окруженные волшебной дымкой. Их башенки украшали различные флажки с разнообразными животными.
За окном наступило утро. Воздух был наполнен свежестью. Наступил новый день, теперь это явно ощущалось. Новая жизнь. А где-то далеко родилась девочка, в предрассветный час. Глаза ее были задумчивы, но не грустны. Синие, как море, чистого цвета. Родные мамины глаза.
Голосование:
Суммарный балл: 0
Проголосовало пользователей: 0
Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0
Проголосовало пользователей: 0
Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0
Голосовать могут только зарегистрированные пользователи
Вас также могут заинтересовать работы:
Отзывы:
Нет отзывов
Оставлять отзывы могут только зарегистрированные пользователи
Трибуна сайта
Наш рупор