Вампир и его кошка Глава 2. Попытка постичь стереотипы.

Вдоль дороги с одной стороны выстроились жёлтые двухэтажные дома, которые рассыпались и рушились, настолько они были ветхими. Они были выстроены из шлакоблока, в тяжёлые для страны времена, и считались временным жильём для людей, но как всегда бывает, остались стоять на многие годы, позабытые властями города. Деревянный одноэтажный дом, где сняла квартирку Майя, стоял с другой стороны от дороги, несколько в стороне. Здесь начинались гаражи и сараи.
Домик делился на две квартиры и почти весь состоял из пристроек. Отец снял квартиру в этом доме для Майи, когда она решила уехать в Духоводвинск учиться в университете. Он не мог предоставить ей лучшие условия, после смерти жены он перешёл жить в другую семью. Майя понимала, что он должен содержать свою новую семью.
Майя осталась одна с отцом, когда ей было только двенадцать лет. Её мать умерла в это время. До этого Майя помнила её больной, очень слабой женщиной. Она быстро утомлялась от самых простых движений. Рак прогрессировал в её лёгких год за годом, кругом была аура разрушения и неизбежной смерти. Двухкомнатная квартира была грязной, запущенной, все словно жили ожиданием конца. Отец не делал ремонта, он приходил с работы, садился к телевизору, затылком к своей семье и переставал существовать для окружающего мира. Он приносил в дом продукты, но ничего не готовил и сам не ужинал. Он казался Майе пассажиром в электричке, который ждёт своей остановки, что бы выйти. Наверное, это был его способ переживать затянувшуюся семейную драму. Утром, в шесть утра, он уходил на работу и появлялся в доме снова, только поздно вечером.
Майю это обижало. Равнодушие отца, было ей непонятно, так не должно было быть, это было неправильно. Она часто плакала тогда, мать слишком рано, открыла ей, что у отца есть другая женщина. Наверное, она хотела сделать поступки отца более понятными, но девочке стало ещё обиднее. Она чувствовала, что этот мир неправильный, что маленькая девочка не должна была жить на свете такой одинокой и несчастной.
Девочке было двенадцать лет, когда отец стал появляться в квартире раз в два-три дня. Мама тогда умерла и отец, как будто, потерял к дочери всякий интерес. Он приходил, чтобы проверить квартиру, не течёт ли кран, не оставляет ли девочка включёнными газовые конфорки, снимал показания счётчика, осматривал батареи центрального отопления. Все попытки разговорить его, а девочка старалась, в меру своего детского умения, сделать это, заканчивались односложными словами, а то и просто мычанием в ответ. Майя старалась учиться, она показывала отцу дневник с хорошими оценками, может он похвалит её, погладит по голове, заметит, наконец, её существование. Отец тупо смотрел в дневник и кивал головой. Девочка быстро поняла, что он не видит то, что она показывает ему, а только делает вид, что смотрит, чтобы она успокоилась.
Отец приносил продукты, также как делал это, пока мама была жива. Он только ни разу не поинтересовался, умеет ли дочь приготовить настоящую горячую еду и как использует случайные продукты, которые он приносил. Эти продукты отец покупал, сообразуясь с возможностями своего кошелька и странной, непрактичной логикой мужчины. Из такого набора продуктов, даже опытная хозяйка вряд ли смогла бы что-то приготовить. Отец всегда забывал купить соль и специи, зато в коробке с продуктами преобладали макароны в неограниченном количестве. Соль купить Майя не могла, отец совсем не давал ей денег на руки. То ли считал, что ей это не нужно, то ли боялся, что она начнёт покупать сигареты и выпивку, то ли просто был скуп. Несколько раз девочке приходилось воровать соль в школьной столовой, пока это не заметила толстая повариха-татарка. Она напустилась на бедную девочку с такой руганью, что Майя больше не смела, брать соль из солонок, стоящих на столиках.
Девочка готовила сама, как умела, мать тоже готовила плохо и не смогла научить дочь вкусно приготовить еду. Майя ела то, что у неё получалось, хотя это было невкусно, да и выглядело зачастую отвратительно. Подруг у неё почти не было, научить девочку тайнам кулинарии было некому. Майя долго потом помнила вкус макарон, сваренных без соли. Ей часто приходилось их есть.
Когда отец приходил домой, девочка продолжала считать квартиру их общим жилищем, Майя ходила за ним по квартире, словно он держал в руках её поводок. Конечно, ему это мешало в осмотре квартиры, но он не злился на неё, просто молча обходил её стороной и продолжал свои странные, таинственные действия. Если бы она была кошкой или собакой, он вёл бы себя точно также по отношению к ней.
Посещения отца сначала были для неё радостью, а потом стали вызывать обиду и даже агрессию. Она демонстративно усаживалась на диван и включала старый, доперестроечный телевизор, в котором всё прыгало и кривилось. Раз я для тебя не существую, то и ты для меня не существуешь, говорил её вид.
Иногда отец переставал ходить по квартире, словно лунатик, и вставал на месте, глядя растерянно на дочь. Она сидела, сжавшись, плотно закутавшись в старый пуховый платок, оставшийся ещё от бабушки, ссутулившись и съёжившись, словно отгораживалась от отца. Брови её были сдвинуты и выражение лица было сердитое, что очень странно выглядело на таком юном, круглом личике. Отец теперь сам хотел спросить её о чём-нибудь, начать разговор, неважно о чём. Явная агрессия дочери по отношению к нему, тревожила его. Но, он не решался начать говорить с ней, время в их отношениях было упущено, между ними выросли непреодолимые преграды, а они были не те люди, которые легко могут разрушить эти преграды.
Майе было почти пятнадцать лет, когда она вдруг открыла для себя, что ей никто, в сущности, не нужен. Через два года она поступила в университет, чтобы сбежать из дома на законных основаниях. По правде сказать, отец стал ей настолько ненавистен, что она больше не могла его спокойно видеть.
В Духоводвинске девушка поселилась в квартире одна. Сокурсницы, многие из которых тоже были приезжими в Духоводвинске, предлагали ей снимать квартиру на двоих. Это практиковалось среди студентов, так было дешевле. Майя отказалась, она чувствовала себя не готовой терпеть рядом чужих людей и приспосабливаться к их вкусам и характерам.
На новом месте, она почувствовала себя лучше, чем в своём родном городе. Девушке даже удалось завести подруг и друзей, это вышло само собой без особых усилий с её стороны. В первый же месяц самостоятельной жизни она познакомилась с Алексеем, которого все звали просто Лёхой. Он случайно заглянул на вечеринку, которую устроила Марина. Её мать уехала на две недели отдыхать в Египет, таким образом, освободив для молодёжи квартиру, разумеется, квартира быстро превратилась в развлекательный центр, действующий круглосуточно.

В сотый раз Майя жаловалась подруге на своего парня, отношения с которым у неё не складывались. Марина, подруга Майи явно скучала, но старалась делать вид, что рассказ Майи её очень интересует. Так, по её мнению должна вести себя настоящая подруга, слушать, сочувствовать, впитывать чужие проблемы. Вот только впитывать не получалось. Марина знала наперёд, что Майя ей скажет сейчас и что скажет потом, вслед за первыми своими жалобами.
Майя резко выдохнула и распрямила согнутую спину. Она любила так сидеть – ссутулившись, сложив руки под грудью и обхватив ладонями локти, словно постоянно ждала чужого нападения и заранее группировалась. Девушка не была худощавой, какими часто бывают подростки и юные девушки. У неё были нормальные, развитые женские формы, но из-за своего стремления ёжиться, сутулиться и зажиматься, она казалась угловатой. Марина не знала, как поддержать подругу и сказала первое, что придумала.
– Что бы быть понятой и услышанной, нужно говорить о своих чувствах. Поговори с ним.
Она сказала и тут же пожалела о сказанном. Лучше было просто кивать и молчать. Майя взорвалась в ответ на слова подруги. Она почти закричала на Марину.
– Ну, я же и говорю ему. Думаешь, он чего- нибудь слышит? Знаешь, о чём я постоянно думаю и гадаю?
– Понятия не имею.
– Я не могу понять нарочно он делает вид, что не слышит меня, или, в самом деле не понимает мои слова.
– Это должно быть видно.
– У него не видно и это меня бесит. Марина, мне кажется, что я не существую рядом с ним. Вот без него, с тобой я существую, мне не надо кричать, чтобы меня слышали. И среди всех наших я тоже существую. Нет, я не говорю, что я душа компании и все так уж меня любят. Не в этом дело. Даже если Светка меня не любит и завидует, она всё же признаёт моё существование. Я для неё факт.
– Факт, который она пытается вычеркнуть.
– Но это и означает, что она меня воспринимает, как личность.
Майя задумалась, встала с красного ковра, который был положен прямо на пол. Марина осталась сидеть на красном ковре, поджав по-восточному ноги.
Майя зажгла вторую палочку восточных благовоний, первая уже потухла, лёгкий, бурый пепел осыпался с неё вниз на перламутровую курильницу. Вторая зажженная палочка начала распространять тягучий, будоражащий аромат, обволакивающий комнату. Запах сандала с примесью корицы опьянял и впитывался в волосы и одежду девушек.
Майя немного походила по комнате, словно пыталась выбросить лишнюю нервозность и села в старое, ободранное кресло. Кресло было чудовищным – продукт конца прошлого столетия, когда страна была изолирована от всех модных дизайнерских тенденций. Оно состояло исключительно из углов и прямых линий. Разработать его мог только штангист-тяжеловес и исключительно для себя самого. Майя, притулившаяся сбоку в этом кресле, выглядела тёмным пятном, тенью от какого-то предмета или существа.
– Я не существую рядом с ним, - снова повторила девушка слегка хриплым голосом. – Он не способен это понять. Ему всё равно.
– Всё, всё равно? – переспросила Марина.
– Почти всё. Когда я ухожу и хлопаю дверью, он, конечно, это замечает, но чтобы он заметил меня, его нужно хорошенько разозлить. Хорошенько! – повторила злорадно Майя. - Вот тогда он выходит из себя, как чужой из кокона. Мне нравится его злить, а потом уходить. Как ты думаешь, он царапает от злости когтями штукатурку? Мне бы это доставило удовольствие.
Марина почувствовала, что хочет спать, верхние веки прищурились и отяжелели. Было около десяти вечера. Она подавили зевок.
– Ты придаёшь всему слишком много значения. Уверена, что он тут же забывает о тебе, как только ты гордо удаляешься. Ты не делаешь этим ему плохо, а только себе. Просто плюнь на этого неудачника и найди себе другого парня. Хочешь, познакомлю с одним. Частенько тусуется в ночных клубах, явно при деньгах. Выглядит вполне прилично, и без этого налёта деревенского мачо. Вот уж чего терпеть не могу, так этот закос под мачо. Каждая свинья, которой не удаётся протрезветь и лень побриться, теперь выдаёт свою неопрятность за стиль.
– Перегар и щетина, - процитировала Майя.
Марина засмеялась, упираясь одной рукой в пёстрый, красный ковёр.
– Вот этот парень не такой, - заметила она подруге.
– Как его зовут?
– Он у нас в компании недавно, не очень разговорчив, но вежлив и с девчонками всегда учтив. Зовут Илья. Пьёт мало, так что и ты попридержи ретивых. Может быть, мамочка предупреждала его, какими должны быть приличные девушки, - предположила Марина.
– А я что не приличная?
– Я не знаю, какие девушки приличные. Таких не существует в природе. Это просто стереотип, который вдалбливают испуганные мамаши своим избалованным сынкам, и тем самым, сами готовят им западню. Попасться в такую западню для сопляка-идеалиста проще простого. Любая хитрая дрянь может воспользоваться таким готовым стереотипом, как матрицей и, нацепив её на себя добиться своих целей. У многих мужиков этот стереотип потом живёт всю жизнь, как бычий цепень в кишечнике, и сосёт из них силы. Вот ещё вопрос, не заражён ли и твой Лёха таким стереотипом? Это очень возможно. Таким не нужно конкретной девчонки, особенно той, что рядом. Это всё для них проходной вариант. Они ждут, когда к ним свалится с небесных высей та самая порядочная, особенная девчонка и тогда они начнут жить и любить по настоящему.
– У меня нет никаких конкретных целей. И я не уверена, что мне нужно знакомиться с этим парнем.
– Завтра я и Ник идём в ночной клуб, может статься, что остальные тоже присоединятся к нам. Мы заедем за тобой ближе к десяти вечера. Попробуй только отказаться и я больше не стану слушать твои исповеди. За год твоих отношений с Лёхой, ты намозолила мне уши и мозг. Ты не вдова своего Лёхи, чтобы всё время причитать, и я не уверена, что Лёха твой, а не свой собственный. Прошла вторая неделя после последней вашей встречи, а он даже не позвонил тебе. Ему плевать на тебя.
Майя расстроилась от последних слов подруги, но постаралась не дать ей повода для дальнейших язвительных слов. Она промолчала и даже улыбнулась, как ей хотелось, насмешливо. Она не стала провожать подругу к выходу из квартиры, да это было и не нужно. Марина знала квартиру Майи, также хорошо, как и хозяйка. Гостья накинула чёрный плащ с блестящими лаковыми вставками, затянула широкий твёрдый пояс с готичной пряжкой в виде лапы дракона. Маленькую лаковую сумочку она забросила на плечо, через голову. Марина просунула свою голову с пышными кудрявыми волосами в дверь, ведущую из прихожей в комнату, и кивнула Майе.
– Сиди, не вставай, я ухожу. Дверь захлопну сама.
Майя осталась одна в квартире. Квартира была неуютная, забитая старой, полуразвалившейся мебелью, которую давно нужно было бы выкинуть, но выкинуть мебель Майя не имела права, поскольку мебель была чужая и принадлежала хозяевам квартиры. Майя с тоской оглядела диван с залысинами на сиденье и подлокотниках. Рыжий поролон проглядывал сквозь разлезшийся, старый гобелен, как загорелая лысина старика вся видна сквозь редкие пряди последних волос. Девушка избегала садиться на этот диван, почему-то ей он был неприятен, даже спать, она укладывалась в большом, уродливом кресле, на котором сейчас сидела. Это монументальное кресло раскладывалось в односпальную кровать.
Кроме дивана и кресла в квартире был двухстворчатый, старушечий шифоньер, со стеклянными окошками в верхней части. Одна дверца у него никогда не закрывалась и этим сильно поначалу пугала девушку. Все попытки закрыть её были бесполезны. В любое время дня или ночи дверца неожиданно открывалась сама собой, с противным, тягучим скрипом. В этом не было ничего фатального или сверхъестественного, как виделось Марине, просто дом был старым, деревянные полы просели на одну сторону. Ни замка, ни ключа в шифоньере давно не было, кто-то из прежних постояльцев потерял ключ, а потом сломал замок, чтобы попасть в шкаф.
Больше всего Майе не нравились оконца в шкафу. Она считала эту деталь ужасно нелепой и ненужной. К тому же по вечерам, когда подруги покидали её и она оставалась совсем одна, девушке становилось жутковато. Одно дело имидж, модная готика, другое - одиночество и ночные, странные скрипы и стуки. Она не признавалась подругам, но часто ловила себя на мысли, что в шифоньере кто-то есть и наблюдает за ней через эти мутные, потрескавшиеся стёкла. Однажды она доверила эти ощущения подруге. Марина засмеялась и после этого стала утверждать, что в шкафу живёт неупокоенный постоялец, который взял, да и умер в этой квартире. А хозяева квартиры, из-за своей жадности, не захотели тратиться на одинокого, никому ненужного покойника, и просто позабыли его в шкафу. Она назвала дух шкафа Тёмой, от слова темнота. Дескать, сидит он там всеми позабытый в темноте и не может выйти, сколько бы не открывал дверь. Все его попытки тщетны.
Девчонки любили её шкаф. Они приходили к ней в гости и ждали момента, когда он сам собой начнёт открываться, а потом взвизгивали и выбегали из комнаты. Такое весёлое развлечение им очень нравилось, они завидовали Майе, что у неё есть такой «магический» предмет. Майя при подругах тоже делала вид, что эта вещь особенная и мистически заряженная, но на самом деле охотно поменяла бы всё старьё на другую, более приличную мебель, уж больно было неуютно и одиноко в квартире, когда она оставалась одна.
Майя рано осталась без матери, а это очень плохо сказалось на её способности устроить свой быт. Она совсем не умела создать уют, домашнюю обстановку. Она не сливалась с новым жилищем и не умела дать ему частицу своей души, она не знала, как это сделать. Когда Майя приходила к Марине, она с зависть и восхищением рассматривала квартиру подруги, в которой та жила вместе со своей мамой. Там был ненавязчивый, не показной уют, который обхватывал её, как тёплая бабушкина шаль в холодную погоду. Марина создавала атмосферу уюта походя, между делом, ни вкладывая в это дело каких либо особенных усилий. Там где она пробыла, хоть бы всего только день, становилось иначе.
Она не задумываясь, переставляла предметы в кухне Майи, отодвинула стол, чуть дальше от входа. Однажды, из любопытства заглянула в кладовку и нашла в паутинных недрах её, старую, непокрытую лаком деревянную полку. Полка была такая же уродливая, как и шкаф, с выпиленными по бокам неумелыми кренделями, но Марину она, почему-то, восхитила. Она заставила Майю отмыть эту полку, а потом пришёл Ник, парень Марины и повесил эту ужасную полку на кухне, хотя она и после чистки не стала заметно лучше.
Подруга с гордостью расставила чашки и чайник на полке, добавила туда же соусник с отбитой ручкой. В него Марина вложила искусственный букетик брусники с маленькими розовато-красными ягодами. Странно, невероятно, но кухня стала намного уютнее.
Этот секрет, сделать любое место обжитым, приятным для глаз и души, Марина носила с собой. Майе это её качество казалось непостижимым, она мечтала разгадать его, как разгадывают кроссворд, но в который раз беспомощно опускала руки.

Марина, как и обещала, заехала за Майей на машине. Она остановилась на дороге и позвала подругу по сотовому телефону. Майя сидела в большом громоздком кресле и ждала этого звонка. Хотя она была уже одета и нанесла вечерний макияж, но звонок вывел её из равновесия. Девушка забегала по квартире, натыкаясь на углы чужого, непривычного жилища, роняя из рук расчёски и ключи. Сумочка куда-то запропастилась, хотя раньше всегда висела в прихожей, потом она нашла сумочку, оказалось, что она лежала на диване. Девушка сама положила её туда, что бы она была под рукой.
Майя бросилась к зеркалу и подкрасила губы тёмно-красной помадой. Придирчиво осмотрела свою внешность, насупилась своему отражению и выбежала за порог.
Её заметили метров за десять. Задняя дверца машины открылась и из неё выползла девушка в тёмных, отделанных блёсками бриджах. Она выползла горизонтально, ногами вперёд. Из машины раздался взрыв смеха. Девушка замахала Майе рукой и попыталась снова проникнуть в машину, но это было не просто. Возня и смех не прекращались. Майя подошла ближе и тоже рассмеялась. Машина была забита под завязку. В ней сидели, лежали друг на друге уже шесть человек. За рулём сидел Ник, дружок Марины, а она сама сидела рядом с ним. Пожалуй, это были самые просторные, комфортабельные места в салоне машины. Майя растерялась.
– Вас так много куда же я помещусь…
Все снова захохотали. Они охотно смеялись. Компания уже успела подогреться джин-тоником, и рассчитывала на дальнейшие приключения. Ник сидевший за рулём, повернул голову в салон автомобиля, он единственный не смеялся, был сдержанно серьёзен и похоже совсем ещё ничего не пил.
– Поплотнее там, утрамбовывайтесь, Майка должна сесть, иначе мне придётся кого-нибудь выкинуть.
Пассажиры взорвались от хохота и принялись ползать по заднему сидению и сползать с него на пол.
– А как насчёт крыши? Она могла бы проехаться на крыше, немного потерпит, здесь недалеко!
– Ник, посади её к себе на колени!
Тут вмешалась Марина.
– Колени Ника только мои. У Ника на коленях сижу я, когда мне этого захочется.
– Она ревнует, - заверещала та девчонка, что выползала из машины вперёд ногами.
Майю кое-как устроили. Один парень сполз на пол машины и весь там скрючился. Одной рукой он обхватил колено своей девушки и положил на него голову. Она тут же взвизгнула.
– Толик не дави подбородком на колено, у тебя подбородок, как шило.
Ещё один парень посадил свою девушку к себе на колени и Майя смогла втиснуться с боку. Марина оглядела заднюю часть салона критическим взглядом и скомандовала Нику.
– Едем дальше, только медленно, что бы нас не остановили гаишники.
– Гаишникам не останавливай, - прохрипел парень на полу, - нам всё равно некуда их посадить.
Все снова захохотали. Марина невозмутимо стала объяснять Майе.
– Вообще-то так не должно было быть. Никто не собирался устраивать давку. Просто Виктор успел набраться раньше времени, пока Лена прихорашивалась и делала макияж. Ты же знаешь, что у неё это может занимать целых три часа. Он торопил её, торопил, потом ругался, а потом оказалось, что он уже набрался и не может сесть за руль. Пришлось всем влезать в машину Ника.
Парень сидящий на полу, повернул голову к Майе и высунулся из-за ноги той девушки, что сидела на коленях своего парня. Он добавил к словам Марины.
– Но мы их не бросили.
Все снова покатились со смеху. Марина издала долгий, тоскливый вздох, словно её пытали, и объяснила подруге.
– Они, там, в багажнике.
– Оба?
– Угу, - промычала Марина.
В машине быстро стало нестерпимо жарко, хотя погода была за окном осенняя. Майя почувствовала, что макияж стал неприятно липким и капельки пота выступили поверх тональной пудры. Сначала все долго возились и продолжали смеяться, потом только девушки хихикали, возбуждённые объятиями своих молодых людей. Сидящая рядом с ней пара целовалась, долгим, затяжным поцелуем. Майя была без парня, одна, ей стало неудобно и она отвернулась к окну, надеясь скрыть своё смущение. Настроение у неё портилось, она начала жалеть, что согласилась поехать на вечеринку. Она уставилась в окно.
Окно запотело, разобрать что-либо за ним было трудно. Ей почему-то показалось, что они все плывут по реке. Нет, не по реке, а по морю. Они, оставшиеся в живых пассажиры затонувшего корабля, плот ненадёжен, вокруг туман и, всё что им остаётся, только надежда достичь желанной земли. Машина двигалась медленно и мягко, не разрушая возникшую иллюзию, её покачивало на дорожных колдобинах, как на волнах.
– Приехали, - сказала резка Марина.
Все начали выгружаться из машины на виду у охранников ночного клуба. Девчонки вспотели и, выбираясь из машины, распахивали плащи, пончо, жакеты, что бы остудить разгорячённые тела. Они задирали юбки, подтягивали вверх чулки и брюки с заниженной талией, не обращая никакого внимания на двух суровых, шкафоподобных охранников.
Когда из машины выбрались семь растрёпанных девчонок и взъерошенных парней, один из охранников присвистнул и переглянулся со своим напарником. Они позволили себе улыбнуться. Но охранникам рано было ухмыляться, потому что основной аттракцион был ещё впереди. Из багажника раздались стук и крики.
– Эй, вытаскивайте нас отсюда!
Ник обошёл машину и открыл багажник. Вся компания молодых людей подошла к багажнику вслед за ним. Пожалуй, пассажиры в багажнике вовремя напомнили о себе, ещё чуть-чуть и их могли позабыть и оставить там, слишком вся компания была занята, пытаясь привести себя в порядок.
Багажник был открыт. Охранники не покинули своего поста у входа в клуб, но шеи их обрели удивительную гибкость. Они скривились и вытянулись в сторону багажника.
– Вылезайте, - сурово сказал Ник.
Из багажника раздались стоны и нытьё. Майя подошла ближе, чтобы разглядеть, как Виктор и Лена смогли втиснуться вдвоём в багажник.
Они лежали, плотно прижавшись друг к другу, повторяя изгибы своих тел, которые, словно бы, стали одним общим. Как мать кенгуру с кенгурёнком, - подумала Майя. Лена протянула руку Нику, чтобы он помог ей выбраться из багажника.
– Помогите, - попросила она, - у меня все мышцы затекли. Что так долго ехали? Я думала, мы никогда не доедем.
Ник и Анатолий помогли Лене выбраться из багажника. Они легко выдернули её тоненькую фигурку, потянув сразу за две протянутые навстречу им руки. Девушка встала на ноги, но не сразу распрямилась. Она несколько раз присела, согнула и разогнула спину, потирая поясницу. Виктор выбрался сам, но он долго чертыхался и распрямлял слежавшиеся, занемевшие плечи. Его длинный, яркий свитер помялся на правом боку.
Вся компания студентов и студенток прошла в дверь клуба под довольно скромной вывеской. Это было дешёвое заведение, без фейсконтроля, так сказать, для широкой публики. Ночной клуб Дербенёв и К*, так называлась это развлекательное заведение. Сюда можно было придти запросто, после рабочего дня, или сразу после вечерних лекций в университете. Никто не удивлялся, встретив людей одетых в самую обычную, повседневную одежду или, наоборот, в кришнаитские, расшитые пижамы. Демократичность этого заведения была обусловлена районом, в котором он располагался, совсем не центральным и не фешенебельным.
Именно в Дербенёв и К обычно тусовалась компания готов. Хоть раз или два в неделю, здесь обязательно собирались «Дети Тьмы», обычно Николай, проще Ник был за распорядителя. Он был самым старшим в студенческой группе, уже отслужившим в армии, ему было двадцать четыре года. По сравнению с другими студентами он считался стариком, поскольку всем им было от восемнадцати до двадцати лет.
Девчонки тут же удалились в туалетную комнату, чтобы привести себя в порядок. Они выстроились в ряд перед зеркалом, встроенном во всю стену, над умывальниками. Они ахали и возмущались своим внешним видом, которым были недовольны. Дескать, ресницы потекли, тени на веках размазались и на голове чёрт знает что, но при этом пристально и ревниво следили за внешностью подруг. Именно, убедиться, что ты выглядишь не хуже других, было их настоящей целью. Майе претила такая соревновательность. Она только расчесала свои длинные, слегка волнистые волосы, выкрашенные в цвет кофе.
Она краем глаза наблюдала, как Марина пыталась привести в порядок свою роскошную шевелюру, напоминающую гриву льва. Даже цвет её волос был такого же песочно-рыжего цвета. После свирепых усилий девушка справилась со своими волосами и перехватила их надо лбом чёрной, атласной лентой с красивой, блестящей брошью. Она подвигала ленту туда-сюда и закрепила её так, чтобы брошь пришлась чуть левее середины лица. Майя отметила, что атласная лента с брошью очень подходит подруге. Заключительными действиями Марины была подводка глаз тёмно серым, почти чёрным карандашом, довольно толстая, грубая подводка, как отметили бы профессиональные косметологи.
Ник заказал столик для себя, Марины и Майи. Он всегда платил за обеих девушек, словно Майя была придатком к Марине, неизбежным злом, которое нужно терпеть. Майя утешала себя тем, что Ник работал в фирме своего отца менеджером и у него водились деньги, в отличие от иногородних студентов и студенток. Третье место за столиком было пустым и Марина с Ником поглядывали вглубь затемнённого зала, словно пытались там разглядеть ещё кого-то.
Странно, Майя почувствовала, что тоже ждёт кого-то. Ей было неудобно, даже досадно, она не хотела, чтобы подруга, а уж тем паче Ник догадались об этом. Девушка принялась сосредоточенно ковыряться в тарелке с какими-то морскими гадами. Ей захотелось немедленно встать и выйти из зала, а ещё лучше из клуба. Её напугала одна мысль, которая родилась из ощущений её прежней жизни в другом городе, в своей квартире. Она испугалась – что, если этот парень, которого все так явно ждут и который задерживается, окажется похож на Сашу, её брата?
Когда отношения с её отцом зашли в тупик, и больше никто из них не пытался сломать стену, выросшую из эгоизма и обид, Майю ждало новое открытие. Она сидела на кухне и за старым кухонным столом и готовилась к школьным экзаменам, когда вдруг услышала, как входную дверь в её квартиру открывают ключом. Неловкие действия неизвестного говорили о том, что человек делал это впервые, капризный замок плохо поддавался чужим рукам. За дверью раздалось пыхтение и раздражённое невнятное бормотание.
Майя замерла от страха. Сначала она решила, что это отец выпил и не может попасть ключом в отверстие замка, но отец всегда звонил два раза, прежде чем воспользоваться ключом, этими условными звонками он предупреждал дочь о своем вторжении. Нет, поняла девушка, это чужой, кто-то чужой. Что делать? Куда бежать? Она так растерялась, что осталась сидеть на месте, а замок тем временем открылся и дверь резко распахнулась.
В прихожую вошёл человек и начал искать выключатель, чтобы включить свет в прихожей. Шарил по истёртым, отстающим от стен обоям с громким, противным шорохом. Он не нашёл выключатель и прошёл прямо в квартиру. Это оказался молодой парень, старше Майи лет на семь, высокий, но с неприятным лицом человека, который рано начал спиваться. На лице у него было угрюмое, лишённое мыслей и эмоций выражение. Точнее, он что-то старался изобразить, но мышцы были непривычно напряжены несвойственными им усилиями, выходило только хуже, какая-то неприятная гримаса. Это потом Майя поняла, что он старался изобразить расположение и приветливость. Он сразу показался ей плохим актёром и бесчувственным, тупым человеком. Этот молодой человек сказал ей.
– Не бойся, это я, вроде как братишка твой.
– Что? – переспросила растерянно Майя.
Она не могла представить, что его слова не ложь. Этот человек, бесцеремонно вломившийся в её жилище, назвался её братом. Она никогда не слышала, что у неё есть брат, что у неё может существовать брат. Молодой человек истолковал её вопрос в прямом смысле. Он решил, что она не расслышала его слова. Он снова буркнул, только громче.
– Я твой брат. Твой папаша, он и мой папаша тоже. Не веришь что ли? Он тебе, что ничего не говорил про меня?
Майя молчала, она не знала, как нужно реагировать на наглое вторжение в её жилище и на такие невероятные новости. Молодой человек прошёл прямо в грязных, заношенных, потрескавшихся красовках, с которых отлетали при каждом шаге комки грязи. Он прошёл в комнату и развалился на диване, оглядывая квартиру, хорошо хоть ноги не закинул на подлокотник. Майя прошла вслед за ним и остановилась в дверях комнаты, ожидая дальнейших объяснений. В ней копился гнев, готовый прорваться наружу.
– Какой ещё брат? Не слишком ли ты охамел придурок? Да, я знать не знаю, кто ты такой и откуда взялся!?
– Не ори, - лениво отмахнулся непрошенный гость. – Для соседей стараешься, сиротка. Я здесь поживу, батя меня из дома выгоняет, а у тебя две комнаты, не помешаю.
– Проваливай, придурок, я сейчас милицию вызову!
Гость не испугался, только нахмурился по собачьи, принял естественное, свойственное ему от природы выражение лица. Он даже явно обрадовался, что больше не нужно стараться понравиться ей.
– Что мне твоя милиция? Милиция… - снова презрительно повторил он. – Хочешь, я тебе паспорт покажу? Вот смотри, Александр Тайнов. Тайнов по папашке, фамилию то свою ты надеюсь, знаешь, тоже Тайнова. Разглядела? А теперь самое главное и занимательное, прописан по адресу… Адрес свой тоже помнишь, не забыла? Поняла, сестрёнка?
Майя взяла книжку паспорта, и читала одно и тоже, и никак не могла поверить своим глазам. Он не лгал ей, этот отвратительный, развязный, подвыпивший и неопрятный парень. Он действительно носил фамилию Тайнов и приходился ей братом по отцу. Майя возмущённо вытаращила глаза, она в упор разглядывала обретённого братца, который явно не был сокровищем. Она не могла представить, как отец мог так поступить с ней, прописать в квартиру её матери и бабушки чужого человека и при этом даже не оповестить её об этом.
– Дозрела что ли? Нечего на меня таращить глаза, папочку благодари за подарок. Матушка твоя замуж за него выскочила, его к себе в квартиру прописала. Большую глупость сделала. Я слышал со стороны, что она и вообще-то у тебя была какая-то странная. А когда она померла, папашка квартиру на себя переписал, поскольку ты была ещё несовершеннолетняя пигалица. Так. Теперь, он тут всему хозяин. Теперь у нас с ним, как раз, возникли тёрки, на почве несходных характеров, вот он меня и выписал сюда, что бы я под ногами не путался и жить ему, не мешал. Папашка наш, ещё та, порядочная скотина. И мне, не с чего, его любить и почитать. Он меня бросил, когда мне было шесть лет и к твоей мамаше подался, без объяснений и расставаний, молчком. У него всё молчком. Потом, когда матушка твоя представилась, он так же, тихой сапой назад припёрся, вспомнил дорогу.
Майя продолжала разглядывать парня, который объявил ей, что собирается разрушить её жизнь, которую она собирала здесь по крошкам, крохотным кусочкам, скрепляла на скрепки и сращивала день за днём. В его угрюмом, тупом лице, она узнавала знакомые черты отца, он был похож, даже очень похож на отца. Сомнений не было, любой с первого взгляда заметил бы их фамильное сходство.
– Добрый вечер, - сказал некто третий.
Эти слова вернули её к действительности. Майя набралась храбрости и подняла голову от тарелки. Нет, этот человек ни сколько не был похож на её брата. У него было спокойное, слегка усталое, тонкое лицо. Даже могло показаться, что лицо имеет выражение с оттенком, чуть кислым или брезгливым, но в общем, он бесспорно был интеллигентен и приятно сдержан. Тёмные, негустые волосы гладко зачёсаны назад, уши слегка оттопырены, но именно слегка и ничуть не смешно. Одет был в светло-серую, дорогую рубашку и темно-серый костюм из вельвета в мелкий рубчик. В целом слишком худощав, хлипковат, как показалось Майе на первый взгляд. Но, это только если сравнивать его с Алексеем, а сравнивать не надо, она тут же запретила себе это делать. Это не пойдёт на пользу новым отношениям и разбудит слишком много неприятных воспоминаний. Молодой человек представился.
– Меня зовут Илья, - он обратился к Майе, словно она была хозяйка вечера и столик заказан был на её имя. – Не возражаете, если я присяду рядом?
Майя кивнула. Она дождалась, когда мужчина уселся, а потом тихонько отодвинулась от него, вместе со стулом. Зачем она это сделала, она не знала. Что-то в этом молодом человеке настораживало девушку, даже пугало. Он словно пришёл из другого мира. Может из прошлого века, когда дамам ещё целовали руки, затянутые в кружевные перчатки цвета китайского чая. Что-то в этом человеке было ненастоящее, он вёл себя как альфонс и выглядел примерно так же.
Майя внутренне одёрнула себя. Тебе не угодишь, отругала она своё собственное я. Этот хам, тот дурак, теперь вот альфонс.
– Майя, - буркнула в тарелку девушка.
Она представилась, но это вышло так нелепо, совсем не так элегантно, как у Ильи. Девушка краем глаза подглядела, не насмешила ли она его своей дикостью, порождённой смущением.
Илья остался невозмутим и внимателен к ней. Он поглядел ей в лицо, не в глаза, а именно в лицо рассеянным взглядом и ей это понравилось. Майе показалось, что он знает о её смущении, но относится к этому, как к явлению, которое, само собой разумеется. Он легко проникал в мысли девушки, а не просто довольствовался внешними, ошибочными впечатлениями. Это было хорошо, приятно, словно кто-то старший и мудрый заботился о ней и снисходительно прощал ребяческие поступки, но Майя опять насторожилась. Ей показалось, что этот совершенно неизвестный ей человек всё, всё про неё понял, залез внутрь её тела и души. Словно, уже поимел её, да так, что она и не заметила, как это вышло.
Девушка собралась в комок, как это делала прежде, сидя перед телевизором в своей квартире, когда отец вставал столбом около неё и неуверенно переминался с ноги на ногу. Отгородилась от странного парня и его проникновения в неё. Она вытолкала его решительно и резко из своего внутреннего мира, словно мусор после уборки квартиры. Кажется, ей это удалось, потому что Илья посмотрел на неё другим взглядом. В нём были удивление и интерес.
– Тебе нравится такая погода? – спросил её Илья?
Майя не очень поняла, с чего его так интересует погода. А вы, случайно, не синоптик? – захотелось ей язвительно спросить нового знакомого, но она подавила в себе язвительность, а заодно и смешок, который было возник. Майя представила, как будет негодовать Марина, ругать её, обвинять в излишней задирчивости. Пожалуй, верно, ведь этот человек не сделал ей ничего плохого. Напротив, он очень вежлив и пытается завести разговор.
Пауза затянулась, нужно было что-то ответить.
– Я не очень люблю позднюю осень. Дождь, сырость. Лучше позднее лето, или начало осени, когда всё так красиво. Золотые листья ещё не опали и хочется, чтобы так было вечно. Наверное, потому всё и кажется таким прекрасным, именно потому, что это недолгое состояние природы. Знаешь, что скоро всё изменится, потускнеет и умрёт. Очень печально и одновременно прекрасно. Глаза радуются, но сердце скорбит.
– В такие минуты человек задумывается о своём коротком сроке жизни, не правда ли?
– Пожалуй, так. Это добавляет остроты впечатлениям.
– Я жил некоторое время в Калифорнии, Таиланде, на Кубе. Там нет такого резкого перехода в природе от цветения к умиранию, поэтому люди более беззаботны и жизнерадостны. Они живут сегодняшним днём.
Майя насупилась, потому что задумалась, и искоса поглядела на своего собеседника. Кто он? Почему так запросто путешествовал по свету? Для такой жизни нужно быть не бедным человеком. Так же искоса девушка поглядела на подругу. Почему Марина ничего не рассказала ей об этом парне, может, сама ничего не знала?
Всё слишком хорошо, что бы быть правдой, решила девушка, где-то есть подвох. Она снова насторожилась и, если бы была такая возможность, не привлекая внимание, то снова отодвинулась бы от него вместе со стулом, но это, пожалуй, будет совсем уж не прилично.
Илья положил ладонь ей на запястье руки и девушка вздрогнула. Краткое прикосновение обожгло её, но не эротической волной, как это было с Алексеем. Это был ожог холодом. И хотя прикосновение было кратким, ледяная волна поднялась вверх по руке, к плечу и ключице. В этот момент заиграла неслаженно и громко музыка. Она оглушила всех, кто заказал столики слишком близко к сцене.
Марина и Ник рассмеялись, наверное от неожиданности. Для Майи громкая музыка была кстати. Теперь, её ощущение от ледяного прикосновения были смыты, как пыль с окна во время сильного летнего ливня. Осталось только неприятное, тусклое пятно в душе и гусиная кожа на руке, выше запястья. Стало слишком шумно, разговаривать стало невозможно, Майя обрадовалась, что не нужно придумывать вопросы и ответы, как в викторине. Её собеседник сидел молча с завидным спокойствием, он пил коктейль и морщился, вкус коктейля ему не нравился.
– Тебе не скучно? - Спросил он девушку внезапно, улыбаясь приятной улыбкой.
Майя догадалась, что сейчас он предложит ей прогуляться, оставить шумное и неуютное место. Новый знакомый проводит её до дома и ей придётся решать, впустить его в свою квартиру или нет. Девушка была не готова к такому серьёзному выбору, она понятия не имела, хочет ли иметь Илью в качестве гостя. К тому же, он явно претендовал на большее.
– Мне хорошо. Конечно, музыка бывает лучше. Здесь выступают начинающие рок, поп и реги группы. Эта, уж очень начинающая. Мало музыки, но слишком много шума.
Илья кивнул. Он не пытался уговаривать её, обязательно пойти с ним, как попытался бы другой на его месте, но и не сгрёб в охапку, как это сделал Алексей при их первом знакомстве. Тогда, с ним, у неё не было шансов отказаться от прогулки, она подчинилась его уверенному натиску. Он повёл её, а она только переставляла ноги, хотя понятия не имела, куда он собирается вести её. Алексей сразу захватил инициативу, он обхватил её за плечи, так, что они стали одним целым и повёл, как свою добычу, к себе в берлогу. Они почти ни о чём не говорили по дороге, так односложные слова, мычание или бормотание не слишком цензурных слов с его стороны. Майя вдруг вспомнила, что всё дорогу хмыкала в ответ или глупо хихикала. Почему она не вспоминала этого раньше? Ей казалось, что они нашли тогда общий язык, и у них оказалось множество тем интересующих их обоих.
Илья снова прикоснулся к её руке, но выше запястья, там, где рука была скрыта рукавом одежды. Даже сквозь рукав она снова почувствовала его прикосновение.
– Я оставлю тебя не надолго, мне нужно проверить свою машину. Дождись меня, пожалуйста.
Вежливо кивнул ей и вышел. Майя посмотрела на пустой стул и несколько минут не могла отвести от него взгляд, оглушённая громкой музыкой и странным исчезновением едва знакомого приятеля. Девушка заставила себя оглядеться вокруг. Марина и Ник целовались, они всегда так поступали, словно для того чтобы целоваться, нужно было обязательно придти в клуб с целой компанией друзей. Майя однажды сказала Марине об этом, ей всегда было неудобно сидеть рядом и делать вид, что она ничего не замечает и всё в порядке вещей. Она чувствовала, что она лишняя, но деться ей было некуда и приходилось отворачиваться от слишком раскрепощённых своих друзей и смотреть на рок группу состоящую из подростков, старающихся выглядеть старше и поседевшего, пожилого барабанщика.
В ответ на мнение Майи об их слишком откровенных отношениях с Ником, Марина тогда гордо заявила подруге, что Майя просто завидует её счастью, в то время как, должна радоваться. Майя просто ответила ей, что друзья слишком выставляют своё счастье напоказ, словно сами не уверены в своих отношениях и кому-то, что-то доказывают. Марина обиделась на неё и Майя больше не решалась поднимать эту тему.
Майя встала и попыталась молча ретироваться в туалет, всё же лучше пройтись туда, чем занимать ту незавидную роль, что она играла в компании Ника и Марины. Подруга заметила уход Майи и окликнула её. Девушка поняла, что побыть одной и привести в порядок свои чувства не удастся.
– Ну, как он тебе?
– Он закрыт.
– Расспроси его, чем занимается? Где живёт? Что его интересует?
– Интересует его автомобиль, он пошёл его проверить.
Марина рассмеялась.
– Глупенькая. Майка, ты такая наивная. Автомобиль это только предлог, он пошёл что-то купить для тебя. Может цветы, может подарок. Хотя нет, - засомневалась тут же Марина. – Подарок он не будет покупать, это дурной вкус. С первого знакомства, да сразу подарок, так ведут себя только со шлюхами. А у него безупречный вкус, хотя мне кажется, иногда он слишком чопорен, словно его воспитали в девятнадцатом веке или даже раньше. И костюм на нём хороший, но немного театральный что ли. Я тебя не отговариваю? – тревожно переспросила Марина Майю, - а то решишь, что я тебя отговариваю.
– Он не похож на Лёху. Они очень разные.
Марина в шутку ударила подругу по губам ладонью.
– Что бы я больше не слышала про Лёху. Ну, в самом деле, Маечка, хватит уже. Я наслушалась твоих страданий выше крыши, я хочу, что бы у тебя было всё хорошо, как у нас с Ником.
Марина начала поправлять Майе газовую юбку, которая помялась от пересаживаний вместе со стулом. Потом подмигнула ей.
– Просто красотка. Пошли в зал, может, твой кавалер уже вернулся. Майка, он в тебя влюбился, сразу видно. А ты всё бубнишь, как влюблённый крокодил. Лёха, Лёха мне без тебя так плохо.
Марина нарочно произнесла слова невнятным, однообразным голосом, каким говорят двоечники у доски. Вышло очень смешно, девушки весело рассмеялись.
Они вернулись к столу. Стул, с которого встал и исчез Илья до сих пор оставался пустым. Майя почувствовала лёгкое разочарование и пустоту. Она посмотрела вглубь зала, пытаясь, в полутьме отыскать взглядом тёмный, худощавый силуэт Ильи. Он появился. Но, сначала она увидела светлое пятно, которое, казалось, светилось в темноте. Это пятно вспыхивало то лимонно-жёлтым, то серебристым, то кричаще розовым, от цветных лазерных лучей. Майя не сразу поняла, что это такое. Илья прижимал это пятно к груди и двигался с ним медленно и осторожно, среди веселящейся толпы клубных завсегдатаев.
Когда он приблизился на десять шагов, девушка поняла, что он держал в руках букет белых роз. Где он нашёл их ночью, она не задумывалась. Она замерла, почувствовав себя принцессой из сказки, ведь это им дарят белые розы принцы крови, проскакав для этого три царства, и победив по пути всякую, мрачную нечисть. И ещё было важно, как он нёс эти цветы, нежно, как нечто хрупкое, но не нарочито, как шаферы на свадьбах. Аромат роз быстро распространился вокруг. Он перебил запахи косметики, смешанные с запахами разгорячённых тел. Винные ароматы отступили на задний план и потерялись. Немного поборолся лимон, грейпфрут, но и они отодвинулись и стали ожидать своего срока, как оперная массовка ждёт своего выхода, уступая сцену примадонне.
И всё это великолепие с влажными, глянцевыми лепестками и сочной, тёмной, почти чёрной зеленью он вручил ей. Без всякого пафоса, как это делают многие молодые люди, а очень естественно. Цветов было много, штук восемь, девять.
– Я немного задержался. Извини меня, пожалуйста, надеюсь, тебя не заставили скучать друзья.
Марина ахнула и тут же сунула свой нос в белоснежные недра роз.
– Какой запах, просто опьяняет!
Майя приняла букет в руки, но держала его неумело, царапаясь о шипы на толстых, прочных стеблях. Цветы пропитались холодом и влагой осени, Майе показалось, что белые лепестки поскрипывают, как свежая, сочная капуста, принесённая с мороза.
– Спасибо, - тихо сказала Майя своему поклоннику. – Мне никогда не дарили розы.
Майя сказала, ей не дарили розы, но и другие цветы ей тоже, никто не дарил. Марина продолжала восторженно щебетать, потом ойкнула и прошептала испуганным голосом.
– Восемь роз. Почему восемь? Так не дарят, так не принято. Дарить нужно обязательно нечётное число, а чётное дарят только умершим. – Она посмотрела на замершую от восторга подругу и попыталась смягчить впечатление от своих слов, пока Майя не успела воспринять их серьёзно. – Не обращай внимания, это просто дурацкие предрассудки. Бабушки на лавках болтают, и всякие суеверные люди повторяют вслед за ними.
– Конечно, просто случайность.
Ещё немного времени они посидели в клубе, потом Илья отвёз Майю домой. Он поцеловал её, но так осторожно, словно боялся смять одну из подаренных роз. Он не стал напрашиваться в гости к ней, Майю это приятно удивило.
– Я позвоню тебе, - пообещал он. – Дня через три. На некоторое время мне придётся уехать из города по делам. Тебе не будет скучно?
– Вот ещё, - дерзко ответила Майя. – У меня занятия. Мне никогда не бывает скучно с собой, - добавила она ещё.

Илья едва дождался, когда можно будет убежать от этой странной девушки, но не потому, что она вызывала у него неприязнь, а совсем наоборот. Она манила его с такой неудержимой силой, что он весь трепетал внутренней дрожью. Он трепетал дрожью охотника, который встретил в чаше леса оленя-короля. Он хотел этой смелой, дерзкой и неукротимой крови так, что скулы сводило и резцы едва-едва подчинялись его воле. Они выступали и упирались в губы. Голодная слюна наполняла его горло. Илья ощущал запах девушки, особенный запах. В её волосах чувствовался запах сандала и ещё какой-то, чуть горьковатый, но волнующий аромат.
Как всё это началось? Он расставил ловушки и ждал, когда девушка попадёт в них. Тогда он хотел её не больше, чем любую случайную жертву на улице. Другое желание наполняло его существо, он желал мести. Боль от смерти Розы ещё была остра, Илья был одинок так, как может быть одинок только вампир. Ему не с кем было выговориться, не стесняясь своей тёмной сущности, не кого взять за руку, не пробудив в себе этим невинным жестом инстинкт охотника. И хотя Роза была с ним недолго, только два месяца, он привык к её весёлому нраву, насмешливым глазам и играм.
Она любила играть. Всякие глупые игры – шарады, кроссворды или просто игра в города. Она была ребёнок, который легко принимает всё, что с ним случается, ни комплексов, ни сожалений. Илья знал, из таких легкомысленных девушек часто получаются проститутки, они спиваются или подсаживаются на наркотики. Роза была инициирована вампиром до того, как с ней могло всё это произойти. С ней случилось другое, она встретила существо из другого мира, с другой жизнью. Поэтому девушка осталась чистой, как крохотное озерцо в степи, образовавшееся после внезапно прошедшего здесь дождя, стадия гниения её души миновала её. Она осталась на грани – весёлая, игривая, но не распутная и не опустошённая грубостью и жёсткостью реальной жизни. Одним из самых болезненных воспоминаний о ней были её полудетские жесты. Она любили прикладывать палец к губам, даже когда думала, что никого рядом нет, словно задумала шалость и убеждала себя молчать об этом.
Когда боль от потери Розы стала невыносимой, Илья решил мстить. Он просчитал про себя, что адекватным ответом убийце станет смерть его подруги, Майи. Даже лучше, что Алексей по своей душевной тупости, ещё не понимал, что она для него значила. Он думал, что легко сможет без неё устроить свою жизнь. Она вызывала у него досаду и злость, они с Майей без конца ссорились. И только исчезни она, как исчезла Роза из жизни Ильи, безвозвратно, навсегда, только тогда, он начнёт понимать, что вокруг стало пусто и холодно. Пожалуй, этому толстокожему тугодуму понадобится время, прочувствовать нечто в себе и дозреть, но Илья был согласен подождать, что бы увидеть отражение своей боли и тоски в его глазах.
Увлечь девушку всегда легко удавалось вампиру. Немного ухаживаний, романтики, пыли в глаза, обладание дорогой иномаркой и намёки на то, что ему не приходится экономить деньги. Обычно этого было достаточно. Он подавлял волю своей жертвы, одурманивал её, и она полностью подчинялась ему. Он не убивал её, но дарил вечное блаженство. Эти девушки были счастливы отдать ему свою кровь и жизнь. Когда они умирали, то шептали ему слова любви, бледными губами, а он сосредоточенно ловил эти слова, они были ему сладки и дороги, как последние капли крови, слабо пульсирующей и замирающей в их жилах.
Каждый раз он испытывал сожаление, что всё так быстро закончилось и сожаление об увядшем цветке, который больше не расцветёт. В них оставалась тайна, которую уже не разгадать, тепло тела исчезало, запахи меркли, волосы тускнели. Исчезало то, что вампир любил больше всего, искра божья, заключённая в сосуде тела. Эта искра божья делала их прекрасными, заставляла двигаться, страдать, любить, жить. Каждый раз Илье хотелось плакать, когда всё было кончено и девушки, которые недавно горели божественной искрой, потухали и умирали. Он целовал их в бледные губы и укладывал в постель, словно возлюбленную или ребёнка.
Майя оказалось не такой, как эти прекрасные девушки с искрой божьей. Он проник в её внутреннее я и был поражён зрелищем неистового пламени, которое бушевало в ней. О, она была сильной, но одновременно хрупкой и боязливой. Ребёнок, запертый в самодвижущейся, стальной башне. В ней было чёрное пламя, которое пожирало её и ещё белое, как свет звезды. И ни одна из этих враждебных друг другу стихий не могла победить, потому что она сама, не была на стороне ни одной из своих половинок. Она была посередине – маленькая, скорченная фигурка девочки с заплаканным, скрытым за ладонями лицом.
Только Илья успел разглядеть спрятавшегося ребёнка с заплаканным лицом в её душе, как белый свет ослепил его и вытолкал прочь из души Майи. Она выпихнула его бесцеремонно, словно вора, которого застала у себя в доме. Сила этого удара была неожиданно сильна, Илья не помнил, чтобы с ним такое случалось прежде. Разве только тогда, когда он пытался проникнуть и завладеть сущностью одного из бессмертных, подобных себе. Илья оценил особую поэзию Майи, её жизненную силу, которая была волнующей, жаркой, как раскалённый летний полдень и одновременно холодной, как январская, морозная ночь. Это был изысканный, сладкий десерт с дорогим вином, которому не менее ста лет выдержки.
Она поняла по его взгляду, что он потерпел фиаско. Хорошо, что не поняла большего, как он захотел её с этого мгновения. Он сжимал зубы и едва-едва, неимоверным усилием воли удерживал клыки вампира на месте. Ему потребовалась вся выдержка, которую он приобрёл за столетия жизни в обществе людей. Не в силах совладать с обнаружившимся голодом и соблазном он пробормотал несколько вежливых фраз, нашёл подходящий предлог и покинул клуб.
Илья выскочил из клуба почти бегом. Гардеробщик узнал его, окликнул и успел вручить ему пальто. Илья накинул чёрное пальто и оказался на улице. Зрение его изменилось, как всегда случается с вампирами, когда они одержимы голодом, всё стало иметь красноватый или багровый оттенок. На фоне багрового вспыхивали золотистые или ярко алые вспышки людей. Чем моложе был человек, тем светлее он виделся вампиру. Старики казались ему большими рубиновыми каплями, зрелыми и терпкими. Дети и подростки золотистыми пятнами, как пламя свечи, с ореолом красного пламени по краям пятна. Илья усилием воли заставлял себя включить обычное зрение, но оно постоянно срывалось на виденье вампира.
Он сел в машину и проехал несколько безлюдных улиц. Жажда почувствовать теплоту крови и её жизненную силу была так велика, что он не мог привередничать, он согласен был на любого пьянчугу или бомжа, но осторожность не покидала его, даже сейчас.
Очень медленно Илья проехал по одной из улиц пригорода. Здесь он нашёл то, что искал. Прямо на полотне дороги стояла девушка в короткой юбочке и слишком узкой в плечах курточке, отороченной мехом. Её одежда говорила о ней сама за себя, девушка демонстрировала свой товар, предлагая его клиентам в проезжающих мимо машинах. Курточка очень короткая, не по погоде, была распахнута, открывая декольте, под мышкой она держала маленькую розовую сумочку. Илья, как только увидел внутренним зрением ауру девушки, сразу понял, что хочет её. Её аура была алого цвета, как кровь, смешанная со струёй воды, но в ней вспыхивали и гасли синие искры болезни.
Девушка была больна СПИДом, но ещё не знала об этом. Она заразилась недавно, болезнь только начала поражать её организм, она была бодрой, активной, но у неё не было будущего. Илья на миг представил на её месте Розу, ведь и она рано или поздно закончила бы так же. Когда он повстречал её, она охотно села к нему в машину, хотя впервые видела незнакомого мужчину. Роза считала, как и многие другие, юные девушки, что зло существует где-то, но не здесь и оно никогда не коснётся лично её.
Девушка, которая остановила его машину, не была похожа на Розу. У неё было смазливое, личико с пухлыми щёчками и острым подбородком, взбитая копна рыжих волос, скорее всего крашенных. В глазах не было игривого и одновременно простодушного выражения, какое всегда было у Розы, глаза были дерзкими, настороженными, как у одичавшей, городской кошки. Илья затормозил около девушки и открыл перед ней переднюю дверцу машины.
– Садись, - сказал он ей, но из машины не вышел.
Девушка села не сразу, сначала она заглянула в машину, нет ли кого на заднем сидении, потом принялась торговаться, называя свою цену.
– Один пятьсот, двое полторы тысячи, трое пять. За город не поеду. Учти, у меня охрана рядом. Видишь окно во втором этаже, там двое парней рисуют твой номер. В случае чего отрежут яйца.
В окне дёрнулась тюлевая занавеска. Илья, на всякий случай, просканировал вампирским зрением окно на втором этаже. Конечно, она лгала, ни кому не было до неё дела. Девушка работала без охраны и сутенёра, на свой страх и риск. За тюлевой занавеской скрывалась одинокая старушка, которая подсматривала за молодой проституткой. Она сидела на старом, деревянном стуле, окрашенном коричневой, половой краской. Ноги у старой женщины были отёкшие, толстые, как старинные, мраморные балясины от лестничных перил, они плохо держали грузное, старое тело. Старушка сидела на стуле и подсматривала за молодой проституткой часами, та всегда поджидала клиентов на одном и том же месте. Девушка давно знала об этом и решила использовать колышущуюся в окне занавеску в своих целях.
Аура старушки была багрового цвета с чёрными, вертикальными полосами, которые, как дым покачивались и искажались, меняя свои контуры. Она медленно угасала, как уголёк в костре, оставленном в ночи.
Илья улыбнулся девушке, что бы успокоить её.
– Так ты сядешь?
Девушка села на переднее сидение рядом с ним. Она предложила.
– Можем никуда ни ездить, у тебя большая машина, на заднем сидении места завались.
– Отъедем немного к мосту. Не хочу, что бы нам помешала милиция.
– Как хочешь. Потом подкинешь меня обратно.
– Подкину.
Девушка рывком сняла узкую, голубую куртку. Илье показалось, что её курточка треснет по швам, но этого не произошло. На молодой проститутке остался только открытый топ, без бретелей. Илья вёл машину и краем глаза наблюдал, как девушка снимала колготки, подняв короткую, кожаную юбку.
Они остановились под мостом. Илья скомандовал девушке шёпотом.
– Быстро перелезай на заднее сидение.
Девушка перелезла через спинки передних кресел. Проститутка легла на заднем сидении и подняла юбку, на ней не было нижнего белья. Илья тоже перебрался ближе к задним сиденьям.
– В другой раз красотка, сейчас мне некогда - пробормотал Илья.
Он опустился одним коленом на грудь девушки и нажал. Она закричала, но тут же задохнулась своим криком, он перешёл в зажатый, хриплый стон. Девушка почувствовала опасность, она накладными ногтями хотела вцепиться в лицо Ильи, но не смогла дотянуться и вцепилась в плотное сукно его пальто. Девушка задыхалась, её грудная клетка сдавливалась вампиром с огромной силой. Когда девушка была полузадушена и не могла больше сопротивляться, Илья немного ослабил давление колена на грудь. Он не хотел её убивать, по крайней мере, не сейчас. Когда девушка перестала дёргаться, он рванул её правую руку, перегибая в обратную сторону от тела, ломая её в локте. Девушка взвизгнула от боли, она мгновенно пришла в себя. Илья коснулся лёгкими пальцами сознания проститутки и облегчил её боль.
– Ты всё равно скоро умерла бы, у тебя СПИД. Не жалей, что так вышло, ты ещё будешь, счастлива, перед смертью.
Девушка слабо стонала, она больше не пыталась кричать и вырываться. Из открытого перелома на её руке хлынула кровь. Илья приник к ране и стал торопливо пить кровь проститутки. В её крови был острый привкус алкоголя, железа и секса. Он видел, как бы её глазами, старый, деревенский дом с закрытыми ставнями. Видел, как её обнажённую избивали несколько подонков, просто так, для развлечения, как потом заставили лежать под столом, рядом грязной посудой и неубранной, отвратительной на вид пищей. Девушка лежала на боку, вся сжавшись, как испуганный зверёк. Её тело казалось очень маленьким, грудь покрытую синяками, она закрывала ладонями рук. Мужчины много курили, пепельница уже была погребена под кучей окурков, тогда они стали кидать горящие окурки в неё.
Илья видел и чувствовал, как девушка приходила под утро домой, озлоблённая и безобразно пьяная и тоже избивала свою старую мать, когда та пыталась образумить её. Больше всего мелькали, словно кадры порнофильмов, картины бесконечного секса, нередко извращённого. Измученное лицо с потёкшей косметикой, которое вздрагивало от колебаний мужского тела, взгляд, который ничего не выражал и нудное, бесконечное ожидание, когда клиент удовлетворит своё желание. Потом мелькнул один из эпизодов её жизни, когда её выкинули из машины на большой скорости. Удар, темнота, больница. Всё это было не ново для Ильи, его жертвы часто были из среды проституток.
Он оставил в венах проститутки немного крови, чтобы криминалисты, обнаружив труп, не нашли в нём ничего особенного. Когда она ослабела и потеряла сознание, Илья прикоснулся к её полураздавленной грудной клетке холодной ладонью и приказал сердцу девушки остановиться. Она умерла, как многие до неё, может не совсем так же благостно, как другие. Он не стал петь ей песню вечной любви, окутывая покоем, как коконом, но всё-таки она успокоилась, когда поняла, что ничего нельзя изменить. Ей стало легче от того, что её неправильная, жестокая жизнь закончилась и больше не нужно, ожидать каждый день самого худшего. Он тоже выкинул её из машины, заехав для этого на мост.
Илья вернулся в ночной клуб насытившимся и успокоенным. По дороге, в цветочном киоске, он купил восемь белых роз для Майи. Он твёрдо решил для себя, что она станет его новой подругой, займёт место Розы.