На скот

Муха залетела между стеклами и жужжала, жужжала. Главное – добраться до нее мухобойкой нельзя! Залетела в самый угол окна. И жужжит. Огромная, черная с зеленым отливом. Сашка Шеметов, молодой терапевт, ненавидел дни дежурств по районной больничке. После вчерашнего возлияния в голове катался чугунный шар, а тут еще эта муха!

Он посмотрел еще раз на желтые, накаленные солнцем, шторки на окне, на пышущий жаркими волнами вентилятор, на потеющую от усердия медсестру и кивнул головой.

- Кто в шестой кабинет? Проходите, - ее визгливый голос вызвал невыносимую реверберацию в голове, и Сашка зажмурился от колющей боли.

«Ну, и зачем так орать – как в Москву докричаться хочет. Нет, до них не докричишься. У них не то что муха – микроб в окно не проникнет. Умеют отгородиться от всего мира. От его негатива. Оно им нужно – знать, что Федорыч, всего лишь главврач районной больнички, а уже выше бога сидит? Вон вчера - его зять припер полтонны карпов из личного пруда. Федорыч приказал расписать рыбу на всех работников больницы в счет зарплаты.

На благоустройство больницы – собирали, на банкет по случаю дня рождения племянницы Федорыча – собирали, на питание при столовой – собирали, на средства гигиены – собирали,
на бензин для машин больничных – собирали. Как бы в зарплату не остаться должником любимому государству».

- Здрасьте, говорю, Александр Гиргорич! – тихий назойливый голос вошедшего мужичка в новом полосатом костюме добрался, наконец, сквозь ужасное жужжание до слуха Сашки.

- Георгиевич, - тихо поправила медсестра, с состраданием глядя на мучения доктора.
- Не понимаем мы, - безразлично ответствовал мужичок.

Сашка посмотрел на серый пыльный экран монитора компьютера. Вот приходил уже этот мужик недавно, а фамилия из головы вылетела. Работал бы компьютер – включил, и все перед тобой как на ладони. Но как эта рухлядь столетняя будет работать, если ее администрация районная еще пять лет назад придарила больнице уже негодной? За деньги работников больницы. Ну, об этом, правда, Федорыч тогда позаботился.

- В каждый кабинет приказано поставить компьютер. Выплачивать будете мне. Ладно уж, в рассрочку. А я, так и быть, сразу за всю партию свои кровные вложу.

И вот уже целый год вся больница выплачивает долг. Цены Федорыч назначил двойные, как он объяснил, чтобы компенсировать потерю банковского процента.

Сашка с интересом смотрел, как мужичок выкладывает из солдатского вещмешка на застеленную кушетку продукты. Яички в лукошке, литровая банка сметаны, литровая банка сливок, две трехлитровые – с кислым и пресным молоком, в пакетиках – укроп, лук и петрушка.

- Не сумлевайтесь, молочко утрешнее, еще теплое. Яички для вас сам отбирал. Зелень – токо с грядки. Не сумлевайтесь. Старуха моя все поперемыла в корыте. Не сумлевайтесь. А это куда, доктор? – мужичок поднял за горло ощипанного, сияющего масляной желтизной гусака.

Сашка отвернулся к окну и снова стал рассчитывать варианты, как убить обнаглевшую до предела муху. Медсестра молча встала и убрала живность в холодильник. Туда же переставила и всю остальную деревенскую снедь.

После хлопка двери холодильника Сашка повернул голову к мужику. Вспомнил он его.

- Дорохин. Михаил Иванович.
- Спасибо, доктор, что помните. Мы, как раз и будем. Дорохины мы.
- Ты же здоров, как бык, Михаил Иванович, два раза тебе уже говорил.
- Такое дело опять… Опять сыночек у меня…
- Что – третий? Нет, уволь. Да сколько же можно?
- Хозявство большое, доктор. Не справиться нам с Марфушей вдвоем, надрываемся, жилы рвем.
Видите – какое хозявство на горбу прем? – мужичок кивнул на холодильник.

Взгляд его светло-зеленых глаз стал жестким. Заплачено, товар принят, чего доктор гоношится?

Сашка отвернулся к окну. Медсестра жалостливо вздохнула.

«Нет, ну, все можно понять. Но не средние же века сейчас? Ну, дал он этому… домашнему рабовладельцу, уже две справки, что дети больны аутизмом и не могут обучаться в школе. Конечно, не аутизм у них. Сарайные дети, как их называют в деревнях».

Пару, а то и тройку ребятишек покрепче, от безысходности, стали крестьяне оставлять на скот. С рождения поселяют вместе с козами или овцами. Кормят одинаково с животиной. И оставленные на скот по разуму становятся такими же. Обучают их только сельхозработам.

И вот Дорохин пришел просить за третьего.

«Вот подпишу справку, а может из этого пацана вырос бы гениальный композитор или конструктор космических кораблей? Хотя… Сейчас в деревне самая лучшая жизнь - у дураков. Им и пенсию вон прибавили. Больше, чем у моей медсестры оклад. И в армию не возьмут. Да и, все равно, нет другой работы в деревне, как за коровами навоз грести. Умному вдвое обидней такое. Пусть глупенькие гребут», - Сашка заполнил бланк и подписал.

Медсестра облегченно вздохнула, нежно облизывая взглядом холодильник.

- Звиняйте, доктор, если что не так. Не понимаем мы, - мужичок с достоинством взял бумажку и, не попрощавшись, вышел.

«Все вы понимаете!» - отвернувшись к окну, думал Сашка. – «И мы все понимаем. И цари наши тоже все понимают. Делать только никто ничего не хочет. Авось, пронесет. Авось, само рассосется. Авось, кто поможет. Нет, придется идти за дихлофосом. Ну, сколько же можно слушать это жужжание! Нельзя же так дальше жить!».