вагонный роман*

«Вагонный роман»
(Русский вариант вагонной полупохабщины или путешествие в Сочи)

Курский вокзал. Мерзопакостнейшая погода сентября.
Бабье лето зажилили синоптики, и поэтому, отправляясь из Москвы в Сочи, на две недели на незаслуженный отдых, с мазохистским удовольствием разглядываю через формально помытое вагонное стекло осточертевшую московскую грязь на перроне.
Купе, конечно, типовое, четырехместное, со стойким запахом РЖД.
В купе за десять минут до отправления, наконец-то, входит… Попутчица.
Дамочка «под тридцать», в лучшем смысле этого слова.
Первые три слоя макияжа уложены со знанием дела, в общем, камуфляж походно боевой, подстать дорожной обстановке.
Дамочка, как позже оказалось с кодовым именем Элизабет, чинно разместилась напротив меня, промурлыкала несколько слов об отвратительной погоде и о том, что в Сочи она, погода, будет, конечно, лучше.
По подчеркнутому аканью и профессионально оценивающему взгляду, я, с большой долей вероятности, предположил, что милая спутница отправляется на заслуженный отдых после покорения Москвы, где дикие, но наивные «папики», наконец-то, оценили по достоинству ее незаурядные способности.
За пару минут до отправления, дверь в купе, с железнодорожным скрипом, в очередной раз приоткрылась и к нашей тесной компании присоединился еще один попутчик.
Мужчина, в полном расцвете 40-летней, стокилограммовой красоты, в меру потный, задыхающийся от пробежки по всему длиннющему составу ко второму вагону.
Мужчина официально представился Николаем Ивановичем и подозрительно, сразу же уставился на меня, как на члена Аль-Кайды.
Моя совесть в режиме он-лайн просигнализировала мне, что я занял чужое место. Поэтому, извинившись, я, с чувством собственного достоинства, ретировался на верхнюю полку.
Николай Иванович, восстановив в очередной раз вселенскую справедливость, с удовлетворением воссел на подогретое мною место.
Элизабет, с умопомрачительной скоростью сменила выражение лица на позицию «номер один», безошибочно действующую на потенциальных «папиков», то есть а ля «девочка колокольчик».
Непонятным образом, для непосвященных, макияж стал почти незаметным. Приоткрыв, изящно округлившийся ротик, Элизабет заворожено стала созерцать все 7 пудов обладателя нижнего места купе.
Судя по порозовевшей лысине Николая Ивановича, поза номер один возымела свое действие. Николай Иванович, предприняв тщетную попытку немного втянуть в себя свое брюхо, энергично завязал дежурный разговор о погоде в Москве и Сочи.
Лязг колес сдвинувшегося с места вагона, наконец-то, оповестил всех, что ОАО РЖД решило выполнить свои обязательства по транспортировке наших тел в пункт доставки.
Проводница, пробежав по вагону, привычно отобрала, нужные только ей, оригиналы билетов.
Уф… Путешествие все-таки началось.
В вагонном коридоре, кто-то, хорошо поставленным начальственным голосом, требовал у привыкшей ко всему проводницы срочного вызова бригадира поезда и отправки срочной телеграммы министру РЖД, о беспорядках царящих во втором вагоне.
Под убаюкивающий голос пассажира, распекавшего проводницу, я мирно задремал.
Проснувшись, через пару часов, аккурат ко времени обеда, я на протяжении целых пятнадцати минут выслушивал, видимо не прекращавшуюся с момента отъезда, исповедь Николая Ивановича.
Дослушав исповедь до разбора очередного смертного греха, не понимающей, его тонкую душу, бывшей женой, я, деликатно поскрипев, спустился вниз.
Элизабет, искренне восприняла меня, как избавителя, но дежурное выражение крайней заинтересованности на ее личике, душевным эксгибиционизмом Николая Ивановича все-таки не сменила.
Николай Иванович, отвлекшись от словесного поноса, который он старательно выливал на благодарную слушательницу, неодобрительно разглядывал меня.
Я, с нахальным видом, разместился в опасной близости от милой спутницы, предложив в ожидании дежурного чая, испробовать божественный нектар испанского производства, купленный мною в привокзальном киоске.
Николай Иванович, неодобрительно оглядел, предъявленную мной бутылку, обратив внимание на рекламный анонс о количестве заложенных в емкость градусов. Высказав резонное сомнение об отсутствии соответствующего сертификата качества, удостоверяющего стерилизацию жидкости от бацилл холеры и чумы, Николай Иванович, проявил чудеса самопожертвования, пригласил Элизабет в вагон- ресторан.
Скромно потупив глаза, Элизабет выжала из себя максимальную дозу наивности, сообщив всем окружающим мнение ее мамы о том, что маленьким девочкам негоже ходить по ресторанам, но все же согласилась.
Судя по квалификации Элизабет, мне был предоставлен тайм-аут не менее двух часов, которым я, с радостью, и воспользовался.
Во-первых, достал из саквояжа, приготовленный мне моей боевой подругой, искренне уверовавшей, что я направляюсь в очередную командировку в «горячую точку», очень вкусный, запакованный в вакуумную упаковку, обед.
Во-вторых, из заветной фляжки продегустировал настоящее бордо.
И, наконец, решив закончить сие увлекательное дело на мажорной ноте, приоткрыв окно, я с наслаждением выкурил половинку бережно хранимой гаванской сигары.
Получив удовольствие по полной программе, я совершил увлекательную экскурсию в места общего пользования и короткий марш бросок до вагона-ресторана.
Поверьте, только в ознакомительных целях, так как по своему характеру больше всего не люблю рисковать собственным здоровьем. А старые «совковые» и теперешние «россиянские» точки общепита, по моему стойкому убеждению, представляли и будут еще долго представлять, самую большую опасность для здоровья легкомысленных Россиян.
Вагон-ресторан вполне оправдал мои ожидания.
Знакомый по придорожным столовкам, никогда не выветриваемый запах пригоревшей пищи, плохо наклеенные этикетки на разнокалиберных бутылках в барной стойке. Судя по еле читаемому меню, пришпандоренному навечно к стене вагона, цены на блюда, приготовленные в большей части из пришедших в негодность продуктов, могли быть смело занесены в книгу рекордов Гиннеса, как самого дорогого ресторана в мире.
В середине ресторана, на неудобных стульях и расположилась моя сладкая парочка. Нацепив маску заядлого авантюриста, я уселся за их столик. На нем уже стояли две пустые бутылки из-под шампанского и ополовиненная бутылка виски.
Николай Иванович, вошедший в необходимый градус, не обращая на меня никакого внимания, сосредоточенно учил «Лизаньку» основным правилам жизни в возглавляемом им бюрократическом учреждении. При этом, особенно упирал на дресс-код и длину юбок у секретарш.
Лизанька-Элизабет, тщательно следила за тем, чтобы его бокал был наполнен и не просыхал, одновременно, легко прикасаясь мягкими подушечками своей крохотной ручки, к его руке, нежно шепча ему на ухо успокоительные и знакомые с детства ласковые словечки и стандартные пожелания «неблагодарным сволочам», пытавшимся его подсидеть, о том, что они обязательно плохо закончат и быстро возвратятся именно в ту клоаку, в которой он их когда-то подобрал.
Николай Иванович, внимательно слушал это успокоительное мурлыканье, качающееся в сигаретном тумане вагона, продолжая, время от времени, риторически восклицать на тему людской благодарности.
Выпив бутылку контрабандного боржоми, я, передав взглядом Лизаньке все мое мужское восхищение ее талантами психопатолога, отправился на боковую, поспать до ужина.
Купе хорошо проветрилось, и я довольно быстро заснул под убаюкивающее раскачивание везущего меня РЖД.
Проснувшись в восьмом часу вечера от вдохновляющего храпа Николая Ивановича, я бодро спрыгнул с полки.
Элизабет отрешенно медитировала на своем сиденье. Посочувствовав, про себя, ее тяжелой работе, я бодро предложил ей выспаться перед вечерним рестораном.
Оценив мою, врожденную деликатность, Лизанька заняла самую кокетливую позу маленького котенка на прокрустовом ложе РЖД.
Пропутешествовав в течение часа по длинной кишке движимого имущества РЖД и завязав парочку нужных знакомств с будущими соседками по отдыху в Сочи, я, все-таки, из чистого любопытства направил свои стопы в ресторан.
Все оказалось так, как я и ожидал. Сладкая парочка неспешно похмелялась фальсифицированным немецким пивом, под стандартные ресторанные музыкальные всхлипы на извечную тему яблок на снегу. Группка горячих представителей Кавказа по привычке прожигала взглядами дефилирующих через ресторан напомаженных представительниц лучшей половины человечества.
Лизанька, невероятным образом, сменившая свой боевой макияж на что-то совсем несовершеннолетнее, театрально взволнованно восхищалась, демонстрируемыми Николаем Ивановичем ожиревшими остатками бицепсов на руках.
Под восхищенное одобрение Лизаньки, он рассказывал ей о своих подвигах туманной юности, усиленно намекая на невозможность рассказать обо всем, еще «не рассекреченном»…
Лизанька, наливая ему, в очередной раз, бокал, по-моему, безуспешно пыталась вернуть его к теме о принадлежащей ему недвижимости. Мысленно пожелав ей успеха, я выпил чашку какого- то гнусного пойла под названием кофе, и решив, что мое здоровье больше не выдержит такого издевательства, отправился на покой.
Нырнув в свою купейную коллективную колыбельку и рассчитав, что у меня в запасе есть немного времени до закрытия ресторана, я погрузился в сладостную дрему.
Традиционный скрип РЖДевской двери меня разбудил примерно в полдвенадцатого ночи.
Николай Иванович, по-хозяйски укладывал Лизаньку спать. Кажется, при этом даже, по- отечески, помогал ей переодеться. Лизанька, окончательно перевоплотившись в первоклашку, капризно требовала у Николасика, чтобы он рассказал ей сказку или спел колыбельную.
Николасик, окончательно растрогавшись, нежно поглаживал маленькую Лизаньку по головке и спинке. Успокоив, таким образом, несмышленое дите, Николасик вполголоса пропел один куплет из старинного мыльного сериала, имевшего бешенную популярность у детей 80 годов под названием «Спокойной ночи малыши». После чего, удостоверившись, что Лизанька, наконец-то, заснула и, погладив ее для верности по открытым для всеобщего любования округлостям, с тяжелым вздохом стал укладываться на своей полке.
Все погрузились в сон, кроме меня, потому что в развивавшемся на моих глазах флирте чего-то не хватало.
По-моему, Лизанька сама загнала себя в угол, так как у Николасика, видимо, пробудился материнский инстинкт вместо ожидаемого...
Сюжет этой мелодрамы настолько меня заинтриговал, что, просчитывая возможные варианты развития вагонного романа, я смог уснуть только под утро.
Разбудил меня, незабываемый с детства, настойчивый «стервис» РЖД, визгливо оповещавший мирно сопящих во сне пассажиров о времени стоянки нашего бронепоезда на какой-то узловой станции.
Открыв глаза и первым делом взглянув на несравненную Лизаньку, я очень пожалел об отсутствии в моей походной аптечке какого-нибудь сильного успокоительного, например брома, который, в тот момент, был бы для меня кстати.
На нижней полке в очаровательной позе лежала настоящая Афродита. Халатик, или то, что теоретически можно назвать халатиком, до пунктуальной резкости подчеркивал все ее достоинства. М…да! Над товарным видом лежащего внизу гиперсексуального существа, безусловно, поработал талантливый мерчендайзер. И ни один час. Волосы шиньона были красиво разложены по подушке. При нанесении утреннего макияжа, видимо, учитывалось идущее через окно освещение. Для создания вздымающейся волны бедра, под одеялом, был искусно замаскирован тонкий плед. И представьте! Ни одного следа от макияжа на подушке!!! Да… этот стилистический шедевр обладал неподдельным терпением заядлого рыболова. Столько часов не менять позы. Это искусство!
Заглянув под свою полку, я с удовлетворением увидел отвалившуюся челюсть Николасика. Остекленевшие глаза Николай Иванович с вожделением ползали по фигуре прелестницы, охотно продолжавшей демонстрировать мирный, грамотно отрежиссированный сон-дефиле.
Видимо удостоверившись, что желаемая цель по ошарашиванию мужского населения купе вполне достигнута, Лизанька, картинно перевернулась на спинку. Я мысленно зааплодировал. Тайная женская механика сработала и еще две пуговицы халатика оказались не заперты. А в отворившееся окошко была видна, опять же почти вся ее прелестная девичья грудь. Не открывшаяся часть халатика прикрывала почти незаметный лифчик-невидимку, придававший заданную форму этому произведению искусства.
Николасик при этом так засопел, что мог бы пробудить и мраморную Венеру. Но не Элизабет.
Пожалев о том, что в сценарий пробуждения я, в качестве, хотя бы статиста, не вписан, бодро спрыгнув с полки, я сразу же покинул предстоящее поле сражения.
Погуляв, необходимое время по вагонам и навестив своих новоиспеченных знакомых, я нетерпеливо направился в вагон-ресторан за очередной порцией хлеба и зрелищ.
Новообращенный «Ромео» уже был там, но почему-то один. Увидев меня, он радостно распахнул свои руки и полез ко мне обниматься. Обалдев от такой смены ориентации, я, выскользнув из борцовского обхвата его рук, поинтересовался: Где мадмуазель Элизабет?
Николасик, ревниво засопел на меня, и сдержанно объяснил, что Лизанька нездорова, и он заказал ей завтрак прямо в купе, а в ресторане он исключительно ради меня. После чего, широким жестом он пригласил меня за столик, на котором уже стояли для бутылки коньяка Хеннеси и тарелочки с мелко нарезанным лимоном и почти финской салями. Официантка, в нарушение всех РЖД правил принесла мне гаванскую сигару и гильотину для обрезания кончика сигары.
Николай Иванович все это время усиленно изображал из себя моего старого приятеля, развлекая меня замшелыми анекдотами.
Притормозив немного, перед праздником плоти, я все же в тактичной форме поинтересовался его праздничным настроением. Николай Иванович, как старый друг старому другу, смущаясь мне объяснил, что Лизанька немного приболела, и если я не против, то в CВ есть одно пустое купе и он, как старый мой друг, уже договорился о моем переезде в более комфортное жилище. Разницу в цене он, конечно, берет на себя. Таким образом, если я не против комфорта и двух бутылок коньяка Хеннеси в сочетании с палкой салями и коробочкой кубинских сигар то он, считает своим долгом обеспечить мне этот железнодорожный комфорт по высшему тарифу. Ну, что мне было ответить на такое проявление братских чувств, кроме как согласиться. Тем более, что предупредительный Николай Иванович уже отнес в CB все мои вещи.
Расставшись, наконец-то, с моим неожиданным благодетелем, я направился в мое VIP- купе в большом недоумении. Каким же женским талантом нужно обладать, чтобы за неполный час с момента пробуждения вселить в мужчину такую управляемую энергию по растрате его денег? Н..да. Не разглядел.
Утром, по приезду в Сочи, я первым выскользнул из своего вагона и сразу же занял наблюдательную позицию напротив моего бывшего убежища. Одними из последних на перроне оказались мои милые соседи. Воздушная, вся такая легкая и парящая прелестница Елизавета и, нагруженный своими и ее вещами, багрово потный, ревниво пытающийся ее заслонить от взглядов встречающих, Николай Иванович.
Сняв, тут же на перроне, за несерьезно огромную цену, первое попавшееся такси, и удивив, тем самым, даже водилу-армянина, справедливо ожидавшего, что услышав заоблачную цену, пассажиры откажутся так дорого использовать его потрепанный Жигуленок, мои соседи благополучно уехали в свое райское будущее…
Написав этот полуправдивый рассказ, честно признаюсь, что небольшую его часть я выдумал. Остальное, истинная правда, за исключением того, что третьего попутчика в купе не было, а под именем Николая Ивановича, я с садомазохистским наслаждением вывел самого себя.
А в чем же «полупохабщина» спросите вы? Отвечаю. В тех двух годах жизни, что я прожил впоследствии с Элизабет-Лизанькой-Елизаветой и то, что она сделала со мною по созданному ею и воплощенному в жизнь сценарию…
КОНЕЦ