Юлька и Туз

- Уф! – Юлька героическим рывком втащила чемодан через порог и захлопнула дверь. Звякнула китайская «музыка ветра», пахнуло знакомым квартирным духом: «Welcome back!» Юлька любила возвращаться домой. За время гастролей она каждый раз успевала отвыкнуть и соскучиться по своей непрестижной хрущёвке. Квартира досталась в наследство от дедушки, которого Юлька в детстве боготворила и обожала. Когда дедушка умер, родители хотели квартиру продать, но Юлька устроила жуткую истерику, и папа с мамой, махнув рукой, просто нашли временных жильцов. А когда Юльке стукнуло 18 и она закончила наконец «хорягу», никакие уговоры родителей, слёзы матери и ворчание отца, не помешали ей перебраться в дедушкины «хоромы». Юльке хотелось жить одной. Она очень ценила свою свободу и независимость.
Правда, через некоторое время свобода и независимость как-то сами собой закончились, - Юлька и сама толком не успела понять, как, - когда появился Геночка. Геночка был непризнанный гений из Бердичева, он снимал комнату у глухой старушки, тянул лямку программиста в какой-то захудалой конторе, а всё свободное время и немалые силы молодой страстной души тратил на создание «мега-супер-наворочено-гениальной» компьютерной игры, которая, увидев свет, несомненно, потрясёт его «до основанья». Геночкина вера в собственную гениальность, как весенний грипп, легко и незаметно передалась Юльке, и в один прекрасный день Геночка вдруг возник в Юлькиной квартире. Юлька особо не сопротивлялась: к тому времени медаль с надписью «я сама себе хозяйка» успела показать ей свой реверс, со словом «одиночество». А Геночка казался каким-то очень своим, близким и понятным. С ним было хорошо засыпать. Юлька стала играть в семейную жизнь, постепенно втянулась и была почти счастлива. Геночка исправно таскал чемоданы, провожая Юльку в очередное турне. Юлька скучала в поездках, строчила задушевные смски, хотела скорее домой. Однажды в Германии случился сильный ураган, Юлькин цирк-шапито остался без крыши, и гастроли закончились на две недели раньше срока. Юлька решила сделать Геночке сюрприз… Дальше всё было, как в дешёвых женских романах, которые Юлька, впрочем, и раньше терпеть не могла: тапочки с бантиками в коридоре, чужая щётка в ванной, розовый бритвенный станок, кокетливый кружевной пеньюарчик на «семейном» диване… Геночка, вернувшись с работы, обнаружил собранную сумку с пришпиленной запиской: «Пошёл вон. Какая гадость».
Так Юлька снова обрела свободу и независимость - заодно с необходимостью самостоятельно таскать по лестнице чемоданы: у папы спина больная, друзья все в будние дни на работе… Но Юлька справлялась сама и не жаловалась: к тому времени она уже поняла, что не бывает медалей без обратной стороны. Вот и сейчас, втащив чемодан-переросток на четвёртый этаж, Юлька не чувствовала обиды на судьбу, скорее, наоборот, благодарность: теперь холод и теснота циркового вагончика позади, и несколько месяцев можно наслаждаться уютным теплом любимой берлоги.
Юлька сбросила кроссовки и прошлёпала в комнату, предвкушая радость встречи: там, на окне, ждал её Туз. Мама, наведавшись накануне в квартиру с дежурной проверкой, уже успела сообщить, что Туз, как всегда, приготовился к Юлькиному приезду…
Туз был кактусом, его давным-давно, ещё на заре Юлькиной эры свободы и независимости, подарила старшая сестра. Тогда он, конечно, был просто жалким кактусёнком, и имени у него не было. Юлька ткнула его в разноцветный горшок и поставила на подоконник. Там он тихонько рос, мужал и размножался, благодарно принимая редкие Юлькины «поливки». Ну, кактус и кактус. Ничего особенного. «Особенное» началось вскоре после Геночкиного бесславного отбытия. Кактус, повзрослевший, обросший к тому времени целой компанией «деток», выпустил бутон. Точнее, сначала это было просто лохматое бесформенное «нечто», выросшее на боку зелёного уродца. Юлька даже ничего не заметила. Но «нечто» вытягивалось, удлинялось, становилось всё более похожим на пушистого гусёнка, задравшего любопытную шею. «Ого!» - уважительно сказала Юлька - и полезла в Интернет. Оказалось, что кактус её называется эхинопсис, цветёт, как правило, раз в год, весной, да и то только один день. «Ничего себе», - подумала Юлька и стала с интересом ждать заветного дня. Но кактус, видимо, никуда не спешил. Юлька уже изнемогала от любопытства и нетерпения, каждый день рассматривая гусиную шею и белую продолговатую голову-бутон. И вот – свершилось: утром, отдёрнув занавеску, Юлька охнула - на неё доверчиво смотрело бело-палевое чудо. Юлька приблизила лицо к цветку – запах был тонким и нежным. «Вот так кааактус, - протянула Юлька. – Как-тус… Ну, ладно, будешь ты у меня теперь Туз», - Юлька нежно тронула бутон, и тот закивал ей однодневной прекрасной головой. Он был согласен.
С тех пор, на какое время года ни приходились Юлькины гастроли, Туз неизменно встречал её новым цветком. «Вот вам и «один раз в год сады цветут», - смеялась Юлька, фотографируя очередной подарок Туза. Сначала она думала, что это просто совпадение. Потом наткнулась в Инете на рассказ о работах Клива Бакстера, который утверждал, что растения чувствуют наши эмоции и способны откликаться на них, что они поддерживают с хозяином телепатическую связь… Многие учёные откровенно потешались над работами Бакстера, но Юлька-то знала, что он прав: Туз всегда чувствовал Юлькин приезд, он ждал её, хотел порадовать, подарить ей самое лучшее, на что был способен. Юлька брала горшок, ставила на кухонный стол, наливала в рюмку коньяк. «Ты один меня понимаешь, одному тебе я нужна», - чокалась Юлька с кактусом. Туз скромно молчал, покачивая цветком. Он не возражал. Так было и сегодня: разобрав чемодан, Юлька присела к столу, наполнила рюмку: «За нас!» - звякнуло стекло о разноцветный горшок. «За нас», - кивнул бутон-граммофон…
Через месяц Юлька уехала в турне. Снова было мелькание провинциальных немецких городков, протекающая крыша шапито, спартанская келья вагончика-«каравана». Но Юлька не жаловалась, ей нравилось: нравилось встречать зрителей на входе, наклеивать на многочисленные щёки, руки, лбы блестящие «звёзды счастья», нравилось слышать детский смех и оживлённую болтовню взрослых, нравилось продавать в антракте сладости и трещотки… Конечно, то, что она танцевала здесь, было совсем не похоже на Большой Балет, о котором мечтают все «хореографические девочки», и о котором, разумеется, мечтала когда-то и Юлька. Но после училища выбор был невелик: ехать в провинциальный театр с убогой общагой и зарплатой в 300 долларов – или искать другие варианты. В столичном театре платили не намного больше, но попасть туда можно было только по блату или за деньги. У Юльки не было ни первого, ни второго, и она стала «искать варианты»…
Юлька устало опустилась на стул перед зеркалом, освещённым по контуру чередой лампочек. Когда-то Юльке ужасно льстило, что у неё есть своё личное место в гримёрке, и очень нравилось, как лампочки отражаются в зеркале – в этом чудилось какое-то обещание праздника и тайны… Закончился ещё один суматошный рабочий день, закончился очередной цирковой сезон. В Любек, где цирк давал представления три последних дня, Юлька попала впервые – и успела влюбиться в этот старинный город. Всё здесь почему-то казалось знакомым: и шпили Гольштинских ворот, и собор, который по-немецки называется «дом», и вода каналов, и вкус любекских марципанов. Да и название Юльке нравилось: в нём было что-то светлое и жизнеутверждающее… Юлька подняла взгляд и увидела в зеркале своё лицо: яркий макияж, блестки на губах, накладные ресницы, тщательно запудренный прыщик – и печальные глаза: Юльке жалко было, что Любек закончился так быстро… Кто-то тихонько постучал в дверь гримёрки. Сабринка, девочка-змея и Юлькина соседка, позвала: «Komm rein!» В зеркале Юлька наблюдала, как вошедший остановился, смущённо озираясь по сторонам. Она обернулась – и натолкнулась на восхищённый взгляд: «Юлька! Не узнаёшь меня?»…
С Русланом Юлька училась когда-то в одном классе, она знала, что нравится ему, и беззастенчиво этим пользовалась: списывала «домашку», просила занять очередь в столовой или отнести домой портфель, когда после уроков мчалась на танцы… Потом, в четвёртом классе, Юлька поступила в «хорягу» - и началась совсем другая жизнь. Руслана она с тех пор не встречала.
«А я вот тебя вчера на афише увидел, думаю, ты или нет, не верилось, конечно, но вот, решил пойти…» - объяснял Руслан, шагая с Юлькой по булыжным мостовым Старого города. Юлька то и дело окунала нос в букет жёлтых хризантем, подаренный Русланом. Хризантемы пахли солнцем, осенью и немного грустью – да, последняя Юлькина ночь в Любеке… «А я вот после школы уехал сюда в универ учиться – да тут и остался. Живу, работаю… Я в Киеве был пару раз, всё пытался тебя найти, звонил, мама говорила, что ты где-то на гастролях…» - Юлька, прячась за хризантемами, рассматривала Руслана: он, как и в детстве, не очень-то походил на Юлькиного воображаемого принца. Но в его глазах светилась искренняя радость и неподдельное восхищение ей, Юлькой. Геночка так никогда на Юльку не смотрел, он предпочитал чувствовать восхищённые взгляды на себе…
Ночь прошла незаметно: Юлька и Руслан гуляли по древним улочкам, сидели на скамейке на набережной, стояли на Кукольном мосту, глядя, как тёмная вода отражает фонариный свет и качает дремлющих уток… Руслан рассказывал о Любеке, про его историю и обитателей, и Юлька чувствовала, что он тоже влюблён в этот город со светлым названием. «Знаешь, здесь ведь крепость вначале была, наша, славянская, Любица называлась – отсюда и слово Любек произошло», - говорил Руслан. «Слушай, - Юлька остановилась и заглянула Руслану в лицо, - мне с тобой так легко – как будто я тебя уже 300 лет знаю… Ой!» - она засмеялась, сообразив, что они ведь и правда знакомы уже давно. «Юлька… - Руслан смотрел вниз, внимательно изучая пуговицу на собственной куртке, - Может, ты не поедешь? Оставайся хоть на пару дней, пообщаемся, ведь ни про что же толком и поговорить не успели… Маме позвоним твоей, а я тебе потом билет на самолёт возьму…а?»
И она осталась – на два дня. Потом на неделю. Потом ещё на неделю… Через два месяца Юлька сообщила маме, что приезжает ненадолго – увидеть родителей и друзей, взять вещи и попрощаться. Мама восприняла новость на удивление спокойно:
- Ты знаешь, ещё когда ты с Геной была, я всё про себя повторяла: пусть, пусть она с ним расстанется и встретит кого-то там, в Германии! Вот видишь – подействовало… А сейчас вот я знала, что ты скоро приедешь!
- Да откуда, ма?
- А кактус твой – он ведь целых четыре бутона в этот раз выпустил, представляешь!
Да, такого Юлька ещё не видела: Туз встретил её нежным бело-розовым цветком, ещё два бутона торчали по бокам кактусовой головы, как пушистые ушки, а четвёртый выглядывал из ложбинки, как маленький хвостик. «Соскууучился, - Юлька тронула коричневые колючки. – А я вот замуж выхожу, представляешь… Пожелай мне счастья, Туз!» Кактус по обыкновению молчал, и непонятно было, одобряет он Юльку или осуждает.
Отцвели все четыре Тузовых цветка, промелькнул суматошный прощально-собирательный месяц. Юлька улетела в Германию, наказав маме:
- Ма, ты Туза не бросай, возьми к себе, он хороший…
- Да не волнуйся, Юленька, конечно, я его заберу, всё будет хорошо, главное, чтоб у тебя там всё удачно сложилось…
Шло время. Юлька ходила беременная и страшно гордилась своим новым состоянием. Руслан восхищённо взирал на Юльку, сдувал с неё воображаемые пылинки и всё не мог поверить своему счастью…
- Ма, слушай, а как там Туз? – как-то вспомнила Юлька в одном из телефонных разговоров. – Небось, цветёт и пахнет, изменник?
В трубке возникла пауза, потом мама как-то неуверенно, будто подбирая слова, протянула:
- Ты знаешь, Юленька… Такое дело… Не хотела я тебя расстраивать… Я кактус твой тогда забрала, как и обещала. Поставила на окошко. А он что-то сохнуть стал, как я с ним ни билась… И удобрять пробовала – не помогает. Ну, я и переставила его не этажерку, повыше, думаю, может, сквозит ему там на окне, или ещё что… Тоже не помогло: чахнет да сохнет… А потом как-то прихожу с работы, смотрю – ума не приложу, как такое могло случиться – вроде и ветра такого не было, да у нас и форточки закрыты… В общем, Юленька, он упал как-то с верхотуры этой да и разбился, поломался весь… Да… Но ты не расстраивайся…»
Юлька слушала далёкий мамин голос и кулаком, как в детстве, вытирала настырно лезущие из глаз слёзы. Вспоминала свои слова: «Одному тебе я нужна… ты мой самый лучший!», согласное качание белой цветочной головы, знакомый аромат – и давно ставшую банальной фразу Экзюпери…
- Мам, да не переживай ты, это просто какая-то глупая случайность, забудь, это ж всего лишь кактус! – произнесла в трубку Юлька, стараясь, чтобы голос звучал уверенно и беззаботно. Она-то знала, что на самом деле случилось с Тузом.