Равновесие

Равновесие

Темно было – хоть глаз выколи! Да-а, в этой глуши летние ночи, да ещё и в безлунье, хоть и скоротечны, но черны всемерно.
«Всемерно», - вновь попробовал на языке какое-то «не его» словечко Петруха (строитель, в вынужденном отпуске, возвращается с рыбалки).
Волчий Край – так называли эту Богом забытую местность. Широкие посадки, а может и небольшие леса, степь вперемежку с полями, редкие, очень редкие сёла, а то и вовсе – хутора. До города – полтора часа на автобусе ехать. Зато здесь были затерявшиеся в оврагах речки, а в тех речках – рыба. Да ещё какая! Караси – во! Лещи – оттакенные! Щуки – мама дорогая! Мало кто места эти знает, а уж кто знает – не болтает почём зря.
Отпуск, хоть и вынужденный, – вещь удобная. Плохо, конечно, что кризис этот долбанул: заказы фирму начали обходить, а совсем недавно из-под носа увели выгодный контракт на строительство громадной зверофермы. Кстати, где-то здесь должны будут строить. Кто-то предложил меньшую стоимость – и с большинством монтажников босс фирмы решил на время распрощаться. «Минималку» платил, обещал, что «как только – так сразу», но вот уже месяц как застой. Чтобы хоть какую-то копейку лишнюю иметь, Петруха и ездил на рыбалку. Пусть и так далеко от дома, зато рыба – жирная! Да и классно тут. Так что вынужденный отпуск – вещь в чём-то очень даже хорошая. Можно не смотреть посекундно на часы, кляня минутную стрелку, что бежит так быстро, и скоро домой. Можно просто – сидеть на бережку, смолить сигаретку, хлопнуть когда рюмашку под настроение. И ждать. Клюнет, нет? А когда надо – подсечь и вытягивать её на берег, вёрткую да серебристую. Костерок в овражке, ушица… эх, хорошо было!
Одно плохо: всё хорошее когда-нибудь кончается. Вот, кончилась и водка.
Делать нечего, пора домой. Но до ближайшего села идти часа три с половиной. Вот прям вдоль речки и идти, не заблудишься. А… а и ничего, что ночь на пороге, и солнце уже поцеловало горизонт! Даже хорошо – спала сумасшедшая жарища. Да и потом - засиделся за выходные, закостенел.
Почти выветрившаяся водка переполняла энергией, хотелось куда-то бежать, что-то делать. Вот Петруха и решил не мешкать, собрать манатки – и отправиться прямо сейчас! Дойдёт до села, а там на автобусной остановке до шести утра подождёт, когда первый рейсовый автобус в город покатит. На нём и в родные пенаты. Хорошо? Замечательно!
Сказано – сделано. Удочки смотал, казанок на дымящиеся дрова вылил, ведёрко с уловом (ещё плещется!) в руки, пенку-скатку на плечи пристроил. Потопали? С песней? Ну её! Хоть никого рядом и не слышно, но ведь не зря этот край Волчьим кличут? Всяко говорили про него, да всё больше байки. Вот как до села в автобусе ехал, так слышал, что деревенские меж собой про волка-монстра какого-то разговаривали. Мол, повадился резать скотину, а сам – чуть ли не невидим. Не воет даже, только рычит из тьмы ночной, а наутро то козу разодранную найдут, то уток не досчитаются. Ну, то байки привычные. Вона, в прошлом году так вообще чупакабры все боялись. По всей стране боялись, даже в облавы ходили. Ничего, отобьёмся – не зря на поясе в ножнах охотничий нож висит.
А ещё говорили, что тут мафия своих должников хоронит. Про призраков неупокоенных. И про инопланетян! А чего мелочиться? Места глухие, полудикие, можно всякого понапридумать. Собаку Баскервилей из Задырищенска. Лох-несское чудовище местного разлива. С них станется.
Звёзды весело перемигивались на безлунном агатовом колпаке неба, сверчки очумело орали серенады, комары надоедали писком. Журчала о берега вода речушки, хрустел под ногами сушняк упавшего на тропу сухостоя.
Петруха никуда не торопился, шёл размеренно, дышал полной грудью, иногда закуривал сигаретку больше для того, чтобы отогнать гнус. Казалось, что до цивилизации – сотни тысяч километров, что нет её вовсе, что он остался один на этой планете. Один на один с ночью, ветерком, сверчками. Слился с ними. Стал одним из.
Наверное, потому показавшийся вдали электрический свет поразил неприятно. Цивилизация казалась несовершенней того, что окружало.
Фонарь горел над единственным на десяток километров мостом через эту речку без названия. Тусклый свет всё же разгонял тьму, так что было видно, что мост построен ещё лет пятьдесят назад, ещё при СССР. С тех же пор вряд ли капитально ремонтировался. Бетонные опоры, железобетонные пролёты, даже ограждение – ЖБ, а вот в качестве покрытия – асфальт. Причём – Петруха был строитель, так что глаз у него был намётан – ремонт дорожного покрытия здесь производили как почти повсеместно в сельской местности: поверх испорченного асфальта накатывали новый слой. Через пару лет ямы образовывались на прежнем месте, а через пять - новый слой асфальта добавлял к общей нагрузке свою. Но так как раньше строили с коэффициентами запаса раза в два-три больше, чем нужно, то опоры ещё умудрялись держать образовавшийся непомерный вес мостового покрытия. А вот защитный бортик в порядок приводили довольно давно: изрядно потрёпанный погодой и автомобилями, он зиял проломами.
Эдакий старый монстр той ещё эпохи.
В свете фонаря мелькали крупные ночные мотыльки и гнус, иногда стремительно проносилась летучая мышь. Фонарь гудел, это было слышно уже издалека, причём с приближением к мосту гул усиливался.
И вот тут случилось с Петрухой такое, что, может, с каждым иногда бывает, да не каждый об этом говорит, ибо это событие носит брезгливый оттенок. Строитель-рыбак вдруг остро, прямо «рывком» захотел в туалет «по большому». Ну, бывает такое, что резко, сильно, а главное – ничто ведь не предвещало. Как будто внутри упали заплоты, пробило плотину – и все эти массы рванули наружу. У тебя есть несколько минут, чтобы найти туалет или на крайний случай местечко поукромней, чтобы сесть «в позу орла» - и… Хоть чопик забивай!
- Ох ты, йо! – аж согнулся Петруха. – Что же это? Сейчас, сейчас, - инстинкт городского жителя гнал его под мост, где можно, если мост старый и стоит чуть на отшибе от главных трасс, быстро сделать свои дела. Вот мужик и побежал до него, благо, недалеко – метров двадцать пять оставалось. Хотя можно было всего шаг в сторону от дорожки ступить. Но инстинкты – страшная вещь.
- Сейчас, сейчас, - причитал Петруха, роняя на бегу вещи (ведёрко поставил аккуратно) и расстегивая пояс. – Ещё чуть-чуть!
Вдруг ночь прочертило два луча света: словно прожекторами ударило. Причём двигались эти лучи синхронно, да и гул нарастал. Стало понятно, что гудит-то совсем не фонарь, а вот это, приближающееся.
Автомобиль!
Кто может ехать в этой глуши глубоко ночью на такой большой скорости? Пьяная молодёжь, выискивающая жертвы для своих кулаков? Не скрывающиеся здесь те самые упоминаемые вполголоса мафиози, привезшие очередной труп на захоронение?
Неважно. Главное – не попасться им на глаза! Петруха громадным усилием сдержал дефекационные порывы, нырнул под мост – и затих. Не время, вот уедут – тогда и…
Под мостом было захламлено тем, что принесла река, воняло, но терпимо.
Рёв приближающейся машины становился всё громче. Вместе с визгом шин приближался и звук врубленной на всю мощность музыки. Что-то явно блатняцкое, но нераспознаваемое: Петруха не любил шансон. Ну, точно бандюки!
Затаился как мышка, замер.
Вот машина ближе, вот визжат тормоза. Что-то её носит из стороны в сторону. Пьяные, сто пудов. Вот уже над ним. Пролетели, как пробка из бутылки.
И вдруг! Визг тормоза, клаксон, вой, удар!!! Скрежет, грохот – и Петруха, обернувшись, увидел, как в нескольких метрах от него в воду посыпались обломки бетона и осколки стекла. Прямо над этим местом из-за обреза моста торчала изрядно помятая передняя часть машины. Скрежет, шелест, плескание. Машина, а, вернее, то, что от неё осталось, застыла на самой точке равновесия, медленно покачиваясь. Вероятно, зацепилась за что-то, и теперь любое движение могло опрокинуть её в воду.
Музыку оборвало, грохот от столкновения быстро рассосался по окрестностям.
- Ё-маё, - прошептал Петруха и осторожно выбрался на мост, стараясь не оторвать глаз от покорёженной машины. Тут же бросился в глаза чёрный от сгоревшей резины тормозной путь. Видно было, как бросало машину вправо, влево, а потом кинуло точно на перила моста. Стоит, парует из пробитого радиатора. А ну как рванёт сейчас?
Но – вдруг там живые есть?
Тишина, лишь шипит выплёскивающий пар радиатор да плещет успокоившаяся река в опоры моста. Хрустят мелкие камешки под подошвами медленно приближающегося к машине Петрухи.
Авто, видно было, не из дорогих, но и не совдеповской сборки. Скорее, что-то вроде того, что делается на автозаводах по лицензии. Даром, что то же самое, что за рубежом, да вот как-то необъяснимо различно от оригинала. Упрощённо, подделочно, что ли. Обманка. Шевроле? Дэу? Эту как раз любят типа крутые из села. Купит задёшево, рафурычит на местной, может, его же собственной, СТО – и гоняет по дорогам с ветерком, не соблюдая правила, наплевав на права и обязанности. Такие чаще всего и сбивают людей. И чаще же всего вылетают на обочину. Как этот. Точно, Daewoo. Lanos. Серебристый, ты смотри.
А люди? Сколько людей там? На сколько рассчитано? Пятеро? А сколько подушек безопасности? Может, и вовсе нет.
Не, ну а вдруг жахнет? Петруха остановился на полпути к машине и внимательно осмотрелся. Тёмных подтёков проливающегося бензина не было видно. С шумом вдохнул воздух. И не пахнет. Вроде.
Он вспомнил тот нашумевший ролик, крутящийся в Интернете, о том, как пацаны попали в аварию, потеряли от удара сознание, их машина потихоньку стала гореть. Собралась толпа. Но всё, что они делали – это тупо снимали всё происходящее на мобилки вместо того, чтобы хоть попытаться вытащить пацанов. Времени для этого было достаточно, можно было спасти, а они - стояли и снимали. И не где-то там в циничной Америке, а у нас, в родной эсэнговщине! В Америке так там наоборот, там кидались – и спасали из горящей машины детей, сами обгорая. А тут… Кажись, только одного вытащили, да и то только потому, что он сам выползать начал. Помнится, этот ролик так тогда поразил Петруху, что он ходил больным целую неделю. «Как так можно? – возмущался он – Как можно тупо стоять и смотреть, как на глазах гибнут люди?! Как можно быть таким отморозком?!» Он решил тогда, что ни за что не останется в стороне, случись подобное, и он будет рядом.
Ну и вот. Вот этот случай. Есть повод поступить так, как надо.
А вот видишь – не всё так просто. Обыкновенный страх не даёт делать то, что хочешь. А рванет?! Или вдруг вылезут, пьяные – и по тебе начнут палить? Опять же, может случиться такое, что не то что-то сделает – и из-за него погибнут люди.
Он думал, а ноги, ноги-то «тихой поступью» шли, тащили его тело ближе к машине.
Ага! Видно, что у водителя есть-таки подушка безопасности. Белеет что-то на том месте. Шаг, ещё шаг. Точно, вот и голова. Без сознания лежит мужик. Долбануло изрядно его, небось. А ещё был кто-то в машине?
Петруха и сам не заметил, как подошёл вплотную к покорёженному авто. Осторожно ступил на змеящийся трещинами кусок парапета, стараясь ничего не сдвинуть, заглянул внутрь машины. Удар пришёлся чуть ли не посередине капота. Переднее стекло почти вылетело, оно, покрытое сетью трещин, провисло внутрь салона. Крышка капота, изогнутая от удара, скрывала внутренности моторного отсека, оттуда только тонкими струйками вырывался пар. На заднем сиденье авто никого, слава Богу, не было. Может, правда, если кто и был, то вылетел от удара на передние сиденья или вообще – наружу? Хотя, нет, наружу точно нет, Петруха увидел бы. Кстати, что там на передних? Вот водитель, парень, скорее, молодой мужик, а на втором кто-нибудь есть? Неудобно и глянуть – передние колёса нависли над рекой, даже зеркала – уже не на мосту, а вне его. Дверца водителя – у самой кромки, сама машина лежит днищем на скрипящем и ссыпающемся струйками песка, пыли и обломков асфальта полотне. Задние колёса аж чуть приподняты над дорогой. Казалось, положи на капот ещё хоть пару килограмм – ей и хватит. Полетит в воду. Да-а, водила, повезло тебе остановиться вот так вот на грани. А всё же, есть там кто впереди?
Внезапно, словно кто-то услышал его мысли, с пассажирского переднего кресла послышался шелест, потом стук, стон – и вдруг стон перерос в крик боли и ужаса. Тонкий, девичий, он словно разорвал воцарившуюся тишину на части.
- Твою ж! – аж отскочил Петруха.
Машина содрогнулась от удара. Днище заскрежетало о разрушенное полотно дороги. Удар, ещё удар! Кто-то стучал в остов машины, пытаясь… что? Вылезти? Или это от боли? Паника? Неважно, главное – эти удары нарушили равновесие машины – и та стала сползать с моста.
- Э! – крикнул Петруха, подскочил к Дэу, дёрнул за ручку двери водителя, силясь открыть, да та застряла. Заклинило! А машина ещё на сантиметр сползла. – Э! Кончай! Эй! Стой там! Не бей! – Петруха подскочил к задней дверце, но в панике – слишком быстро всё происходит, не понять, что делать и как делать! – не смог нащупать ручку, чтобы открыть, а потом уж и поздно стало. Скрежет всё больше, крики всё неистовей, времени всё меньше. Петруха в отчаянии навалился на выступающую заднюю часть автомобиля, там, где был багажник, стараясь своим весом и силой мускул как-то откалибровать пошатнувшееся равновесие и в то же время не подтолкнуть машину к обрыву. Невероятно, но это ему удалось! Та малопонятная часть физики, которую он когда-то учил в школе про плечи сил и равновесие, показала себя во всей красе: его ста с небольшим килограмм веса оказалось достаточно, чтобы машина застыла на месте. Эх, жаль, если бы пару десятков сантиметров больше на мосту, чем над рекой, то можно было бы и не напрягаться, а просто залезть сверху на багажник и сидеть, ножки свесив. Увы, этого уже было недостаточно. Теперь приходилось к весу тела прибавлять и небольшое, но всё же мускульное усилие.
Правда, эта сомнительная победа могла оказаться зряшной: пассажирка на переднем сидении всё ещё кричала и билась в истерике.
- Эй! – закричал Петруха во всё горло. – Эй, кончай там! Успокойся, твою мать, а то сейчас свалишься! Свалишься в реку! Сто-о-ой!
Этот последний вопль, наконец, был услышан, и девушка – а голос был ещё тонкий, девичий – заголосила уже, обращаясь к Петрухе. Но самое главное: она перестала бить по машине, расшатывая столь хрупкое равновесие.
- Дядечка, дядечка, вытащите меня отсю-у-уда, я больше не буду-у-у. Вытащите-е. Меня тут зажа-ало, мне бо-ольно, дя-а-адечка!! Ну, дядечка!
Да сколько ей там лет-то? Десять? Двенадцать?
- Эй, девочка, девочка, ты там как, цела? Не поломано у тебя там ничего? Болит где?
Несколько секунд стонов, шуршания, охов.
- Везде болит. Но, вроде, не поломано нигде.
- Ты можешь открыть свою дверь?
- Не-ет! Меня зажало, я туда повернуться не могу-у.
- Ну, кончай реветь, кончай. Главное – не дёргайся сильно, а то свалится машина. И ты свалишься! – «успокоил» Петруха. – Ты только это. Тихо.
«Что же делать-то дальше?» - а в голове пустота. Вот ведь, когда смотришь кино, так всё время укоризненно бросаешь в экран: «Балда! Не так надо было делать! Не то, а вот это и это!» Оно со стороны, конечно, всегда виднее и сидя в удобном кресле, потягивая пивко или чаёк, просмотрев несколько раз сцену или прочитав несколько раз кусок романа, ты моделируешь ситуацию совсем по-иному, не так, как делал главный герой. Но то – в кресле, то – несколько раз. А вот так вот, в реальной ситуации, оно ведь совсем по-иному! Когда нужно действовать решительно, с выдумкой, с принятием альтернативных решений, а главное – быстро, вот тогда и получается стопор. В голове – пустота, только висит немой вопрос: «Что дальше-то?» Может, кто подскажет? Может вдруг кто-то придёт и решит за него?
А если к этому всему добавить ещё и собственные проблемы?
- Ох ты ж йо, - аж присел Петруха. С этими вот произошедшими событиями он совсем забыл о том, что им предшествовало. И «хорошо забытое старое» само дало о себе знать. В животе громко заурчало, живот взбунтовался – и пошёл на приступ… эмм… естественного выхода, так сказать.
- Дяденька, спасите! – хныкала девчушка в автомобиле.
-Ой-ёй, - сплёл ноги «косичкой», напрягся, но чувствует – долго не протянет. – Так а может это, успею, не?
Петруха потихоньку стал отпускать машину, чтобы ступить хоть шаг в сторону – и… Daewoo угрожающе скрипнуло, колёса вновь пошли вверх. Девчонка, уловив вистибулярным аппаратом, что её «тюрьма» кренится по ходу движения авто, решила, что всё сейчас упадёт – и заголосила что есть мочи:
- Дяденька-а-а! Дяденька-дяденька-дяденька, спаси-и-ите!!!
«Не, так не пойдёт, - решил Петруха. – Так что же? Отпустить нельзя, тогда может, хоть тут кучу навалить? Ох, вонять будет, да и не пошевелиться, чтоб не влезть… Но блин не отпустишь же машину! Вытащить на мост?»
Петруха в отчаянии схватился за бока машины, благо, размаха рук хватало, напрягся, крякнул – и тут же охнул, пытаясь изо всех сил сдержать рвущееся наружу дерьмо. Не суметь! Тут же в машине больше полутора тонн, да ещё и с людьми.
«Успеть бы штаны… Штаны!» - Петруха пришёл в отчаянье, поняв, что всё. Всё. Не успеет. Рука ещё цеплялась за ремень, рвала его, потом вцепилась в пуговицы… Но поздно, поздно. Со смесью отчаяния, брезгливости и стыда он ощущал, как рвётся из него зловонная масса. Хлещет по ногам, пачкает брюки, носки, кроссовки. И Вонь. Да, вот так вот – с большой буквы, Вонь липким облаком окружила его. Не деться от неё, не сбежать уже. Позор! Кошмар! Какая гадость!!!
Он закашлялся, затрясся от стыда и брезгливости. Никогда, никогда в сознательной жизни он не опускался столь низко, чтобы обдристаться в штаны. Никогда! И не дай Боже, чтобы кто-то об этом узнал! Ну да, да, свершая благородное дело, но всё же, всё же. Эта Вонь! О-о-о, эта вонища!
Петруха почуял, что от запаха его сейчас попросту вывернет наружу, но, видать, нечем уже было: желудок был совершенно пуст.
«А всё эта машина гадская!!! – строитель почувствовал, как в нём растёт злость на причину нынешнего своего позора. – Если б не она, если б не так стояла, если б… Бросить, что ли? Ага, щаз! Фигушки! Чего боролся тогда, спрашивается? Чего ради стоило усираться? Нетушки! Теперь я эту железную дурынду ни за что не брошу! Х-ха! Но, блин, ну и вонища стоит!»
Из тяжёлых дум его вывел испуганный крик девчушки:
- Андрей, Андрей! Ты очнулся?
По всему, видать, водитель приходил в себя. И звали его, получается, Андрей. «Пробуждение» его было… наверное, просто реальным.
- Уйяааааа!!! – и дальше маты, маты, крики. Вот, похоже, «отрапортовали» части тела, особенно громко – повреждённые. Вот он увидел последствия столкновения: машину жалко. А вот, наконец, начался внутренний разбор положения и перспектив. Закончилось, слава Богу, осознанно: - Пом… пом… помогите-е!!!
- Кончай орать, - зло перебил его Петруха. – Уже помогаю.
- Кто? Что? – мужик попытался повернуться, чтобы глянуть получше, да что-то там не туда сместил в своих отбитых членах, зашипел, застонал. Всё же как-то вывернулся: - О! Мужик! Мужик, красава, ты вытягиваешь, да? Вытягиваешь? Давай, дорогой, давай!
- Да хрена с два! – опять грубо перебил водителя строитель. Ситуация, конечно, была та ещё: вытащить машину силёнок не хватает, помочь мучающимся водителю и его юной пассажирке он не в состоянии, а отпустить авто он тоже уже не вправе: без его поддержки Daewoo точно свалится в воду. При этом и себе он тоже ничем помочь не может. Обгаженный, грязный, вонючий, злой, как собака. Да ещё и штаны сползли. Блеск! Изнасиловал машину до усирачки! – Хрена с два! Сил не хватает.
- Дядечка! – вновь подала голос девушка.
- А-а, твою мать, кто здесь? – последовала странная реакция водителя.
- Здра-асьте-мордасьте, мозги отшиб, Андруша? – возмутилась пассажирка.
- Ты кто?
Тут последовала совсем непонятная сцена, в которой осколки разбитого витража произошедшего общими усилиями вставлялись на свои места. Водитель и пассажирка кричали друг на друга, обвиняли во всём случившемся, с чем-то соглашались, что-то отвергали. Петрухе оставалось вычленять из всего этого сонма матюков и гневных филиппик крупицы истины.
Картинка складывалась до банальности простая. Девушка Оля шестнадцати лет от роду («почти семнадцать, могу паспорт показать, он в сумке, а сумка в камере хранения на вокзале») приехала поступать в техникум (который нынче назывался по-модному «колледж»), но провалила вступительный экзамен. Да, оказывается, даже и в техникум возможно провалить экзамен. Возвращаться домой девушка не спешила, ибо в её захудалом посёлке делать ну совсем нечего! «Уж лучше на панель!» - решила молодая нимфетка, и пошла на последние деньги гулять в ночной клуб. Туда же зашёл и завсегдатай Николай (он же Андрей – для случайных одноразовых встреч с девушками), где сразу же наткнулся на агрессивное и совсем неумелое приставание «новенькой откуда-то с села». Идеальный объект для весёленькой ночки. «Ещё по сто пятьдесят шампанского – и всё!», «крутая тачка» с крутыми басами, «а поехали, девчонка, покатаемся». Потом совершенно сумасшедшая езда по дорогам, по просёлкам. Темнотища, яркий свет фар, алкоголь в крови, «море по колено». Колян-Андруша повёз её вообще в глушь, чтобы там, само собой, сделать то, что хотели и она, пьяная, и он, совсем чуть-чуть под хмельком. Тут по ходу движения она полезла делать ему минет, что было достаточно опасным занятием на такой ухабистой дороге с таким разухабистым водителем. Но, видать, девчонка была «не без талантов» в этой области («В таком-то возрасте! Акселераты, поколение некст, иху мать», - возмущался Петруха), раз не то что не откусила ему что-то лишнее, а, наоборот, довела его до оргазма. По воле случая, оргазм случился как раз тогда, когда машина выезжала на мост. Само собой, руки дёрнули руль, ноги не на то нажали. Оля только и успела отшатнуться, как удар о бортик моста сместил металл кузова – и заблокировал её под креслом. А Колян сломал обе ноги.
Вот так покатались.
Хорошо ещё, да что там – чудо! – чудо ещё в том, что в этом захолустье в это самое время вдруг волею случая оказался Петруха. Подумать только, и кто спас этих двоих? Водка. Если бы у Петрухи был ещё один пузырь «беленькой» - никуда бы он не пошёл.
Когда крики стихли и спорщики выдохлись, необычная тишина повисла над мостом.
- А… чё делать-то теперь, а? – спросил у всех Колян. – О! - Тут же нашёлся. – Позвоню корешам, они приедут, вытащат! Х-ха!
Петруха засмеялся в голос. Как же он сам до этого не додумался? Всё, оказывается, можно решить быстро и без проблем! А то руки уже начинают побаливать, да. Только… бли-и-ин! Мобилка в кармане брюк, а карман… да-да. Полный дерьма. И джинсы лежат на земле. Воняют. Капец «Нокии». Пусть старая и «глючная», но такая родная.
Тем временем из машины доносились шуршание, бормотание и стоны. Наконец, Оля плаксиво протянула:
- Разбился. Блин, мне за него от родаков влетит!
- Не бзди, щелка, выберемся из этой жопы, я тебе новую куплю, - грубо парировал Колян. – Кстати, о жопах, от кого это так воняет? От тебя, что ли, Олька? Что, навалила со страху?
- Да пошёл ты! Герой, ты смотри! Сам-то орал, когда влипли, я что, не слышала? Только не говори, что ты так громко кончаешь, Андруша. И вообще, не я это.
- Ой-ой-ой, какая ты… это… блин, не берёт. Сети нет. Ни единой палочки. Голяк!
Они хором выматерились.
Помолчали.
- Мужик! – обратился Колян к Петрухе. – Извини, мужик, как тебя по батюшке?
- Петрухой зови.
- Вот это по-нашему! Петруха, а ты не можешь… ну… поднапрячься, что ли? Ну, вытянуть из дыры из этой. Я, бывало, так толкану машину эту, что укатится хер знает куда, догонять приходилось. А тут… ну… всего сантиметров пятьдесят – семьдесят… пять. А? Ну, ты понимаешь, висеть тут, смотреть на эту лужу и, мля, ждать, что каждую секунду у тебя там рука соскользнёт, и мы тут с машиной… и Олькой навернёмся к чертям собачьим. Ну, пожалуйста, мужик. Мужик ты или не мужик? Или баба?! А?! – с каждым словом Колян прямо зверел. – Вытяни ты это чёртово корыто!
- Мля, Колян, мне что, по кайфу тут напрягаться и держать вас вместе с этой полуторатонной махиной на краю, а? Думаешь, не пробовал? А? Не пробовал? Да я так пробовал, что…
- Что? Что усрался, небось, а?
- Да!
- Что? Га! Что, в натуре? В натуре ты это… так это… ха-ха… от тебя так несёт… га-га-га… ой, извини, извини.
- Чего ржёшь, кобелина? – осмелела вдруг Оля. – Петя нас спас, аж уср… укакался, а ты тут ржёшь. Счас как обидится!
- Укак… га-га-га… укакался, - Коляна била истерика. Петруха наливался кровью и серьёзно думал над тем, чтобы бросить это гиблое дело. – Ой, немногу. Ой, извини, извини, Петруха. Га-га-га!!! Я не знаю, что со мной. Это, ха-ха-ха, нервическое. Это, мля нервическое. Это, мля, сейчас пройдёт. Мля, расскажу кому и начнут смеяться – сам в рожу дам! Это нервич… это пройд… это… ху-у-ух. Прошло… Мля, мужик, уважаю. Уважаю! Дай пять! Ой, не, не надо, потом. Потом, как вылезем из этой ситуёвины. Мля-я-я… Я б так не смог, вот честно. Чтоб аж до усирачки. Не, не смог бы.
Петруха стоял красный, злой, его трясло, он шипел сквозь зубы проклятия. Но держал. Колян поднастроил треснутое зеркало заднего вида, чтобы смотреть точно на своего спасителя и сказал уже ровным тоном:
- Петруха, не сердись. Я виноват, прости меня. Ты меня… нас спас, спасаешь ещё. В твоих руках наши жизни. Прошу тебя, продержись до помощи. Я… я будущего сына в твою честь назову. Я побратимом тебе стану. Всё, что есть моего – твоё будет. Ты делаешь очень благое дело. Бог всё видит, Петруха. Бог… всё видит.
- Я что хочешь тебе сделаю, Петя, - плаксиво, но искренне добавила Оля. – Я… всё, что захочешь.
- Да что ты умеешь? – насмешливо перебил её Колян. – А! Знаю! Петруха, отсасывает она мастерски, вот стопудово! – и заржал.
- Подонок! – взвизгнула девушка. – Вот тебе!
- Уйяаа-а-а-а! – взвыл Колян. – Какого хера! Они же поломаны, ты, сука! Н-на тебе!
Похоже, там завязалась нешуточная драка. Машина угрожающе заскрипела.
- А ну заткнулись там! – переорал их Петруха. – Заткнулись, и кончай там бузить! Машина шатается, я могу и не удержать!
Услышали. Перестали.
- Ненавижу тебя, ненавижу, - шипела обидчику Оля. «Андруша» только громко стонал. Потом прошипел сквозь зубы:
- Ну, сука, погодь. Вот выберемся из этой заварухи, я тебе всё припомню. Так припомню, что на всю жизнь… Всю жизнь будешь… помнить.
- Ах ты сволота! – взъярилась девушка. Потом вдруг сама себя оборвала, помолчала немного и продолжила уже ровным, спокойным голосом: - А зачем мне тогда тянуть? Какой смысл? Что так… концы в воду, хихи, - неестественный смех выдал её напряжение. – Что – потом. Ну вот вытащат нас из машины, так ты потом меня найдёшь и… припомнишь. Так припомнишь, что всю жизнь буду… помнить. Да?
Колян её не перебивал. Только шипел что-то, ругательства, наверное.
- Зачем тогда ждать? Ожидание смерти хуже самой смерти, так ведь говорят? – продолжала Оля. Как-то эта её новая манера говорить сбивала с толку. Она даже… пугала. – Какой смысл мне – мне?! – дальше жить? Если потом всё равно ты, из-за которого я здесь оказалась, ты – меня же и искалечишь, а может и убьёшь. А?
- Да нафик ты мне… - начал было оправдываться Колян, но Оля его явно не слышала или не слушала, тут же перебила:
- У меня вся жизнь впереди, а ты мне эту жизнь хочешь угробить? Я ничего, ничего в этой жизни не видела, не знаю, не умею – я, блин, такая тупая, что не смогла в техникум – в техникум!!! – поступить, а ты меня уже ломать хочешь? Что я видела в своём сраном посёлке? Что?! Гопников, наркоманов, блатату? Трах всех со всеми, ширево, винище? Да, я это всё видела. Да, я от этого сбежала. Ну, ладно, обломалась на вступительных, но ведь жизнь на этом не заканчивается. Я так думала… А ты меня тут же – ломать? Обратно в эту яму, в яму с говном? А? Что если мне – вот так вот, - машину сотряс удар. – А? Вот так вот, а? – Ещё удар. – И концы – в воду! Что мне там – там! – делать, в этом мире, где ты меня измочалишь, а потом угробишь? Зачем мне тот мир ждать?! – и она снова ударила в корпус.
Daewoo скрипнула, дрогнула, сместилась ещё на сантиметр. Мужики заголосили в два голоса.
- Оля! Мерзавка, сволочь, сука ты такая, да что же ты творишь?! – закричал Колян. Его рука вновь поднялась для удара, но… сдержался. Он вдруг тоже сказал совсем не то, что от него теперь ждали: – Не надо, а? Ладно, ты себя не жалеешь, ты меня пожалей!
- Это с каких таких фигов?
- Но я же такой молодой ещё, я ещё жить, жить я хочу! Ладно, ты на себе крест поставила.
- Это ты на мне поставил.
- Да не собирался я тебя трогать, дура! Это от боли у меня в голове чёрти что. Я раньше на девушек ни разу руку не поднял. Это от боли, да ещё от этого вот всего. Я бы никогда! Я бы с тобой… Оля! Оля, не надо. Мы с тобой, как выкарабкаемся из этой передряги, мы ж с тобой в Египет махнём, в Турцию или в Крым. Вот ты говоришь, что не была нигде, так я тоже, прикинь, нигде не был, только в этом кодле мечусь, варюсь, с ума схожу. Мы с тобой мир посмотрим, мы же такие молодые!
- Нашёл дурочку.
- Не веришь?!
- Конечно, нет, - буркнула уже почти спокойно девушка, - Ты меня угробишь, потом залечишь ноги, отремонтируешь тачку, и будешь новых дур цеплять, трахать, в ночи по посадкам возить.
- Ну ё же маё, - всплеснул руками Колян. – Ты же сама хотела?
- Ну, хотела.
- Ты же сама сказала, мол, поехали в пампасы.
- Ну, сказала.
- А чего тогда?!
- А я знаю?!
Повисла неловкая тишина.
- Я бы ни за что... Я же не такой. Я, может, ищу. Может, и нашёл.
- Ой, да ладно. Ты меня нисколько не знаешь.
- А я смелых люблю. Эк, ты решилась самоубиться даже. Может, я такую отчаянную давно хотел. Можно?.. Вот, так. Прости меня, а? Прости, что-то совсем в голове помутилось.
Похоже, он её просто гладил. Как собачонку. А та совсем расклеилась. Тихо плакала и жаловалась:
- Вот врёт же. Врёт. Знаю, что врёт. Сто процентов. А… верю. Хочется верить. Что ж это за жизнь такая собачья?
Собачья.
Вот оно! Вот то, что в последние несколько минут мучило Петруху. Это ворчание, слышимое еле-еле. Это не «где-то там что-то едет», это – здесь, рядом. Похожее на собачье ворчание. За кругом света фонаря.
Волчий Край. Так называют эту местность. Не зря ведь называют! Не зря.
«…про волка-монстра какого-то разговаривали. Мол, повадился резать скотину, а сам – чуть ли не невидим. Не воет даже, только рычит из тьмы ночной…»
Опа-па. Петруха враз покрылся потом, сердце его скакнуло к горлу. Здесь же если не волков, так собак диких – как… хм, как собак нерезаных должно быть. Пару раз даже встречал их стаи. Благо, далеко бежали, сумел схорониться.
А может, послышалось? Может, просто глюки?.. Но нет, вот снова, прямо оттуда! Взгляд метнулся за спину, и строитель увидел две точки, чуть поблёскивающие в рассеянном свете. Глаза. Зверь стоял в полумраке, выделяясь лишь более тёмным силуэтом. Здоровый же, блин! Если сумасшедшая собака, то как кинется! Так не собака же – волк! Если голодный, то кинется по любому! Вот же, вот – пища. Стоит. Не двигается.
Не двигается, да. Потому что не может двигаться.
«А вот что теперь, Петруха, а? – сам у себя спросил строитель. – Что выберешь? Держать иль не держать, вот в чём вопрос. Бросить всё и самому кинуться в воду? Там ещё можно сбежать. Волки не ныряют. Плавать – далеко плавают, а вот нырять не ныряют. Колян с Олей погибнут, жаль, - как-то даже обыденно подумал. – А если он нападёт и меня и грызанёт, то тоже погибнут. Хоть так, хоть эдак. Блин, что же делать?.. Охотничий нож!»
Он вспомнил о кинжале, который в ножнах висел на ремне. А ремень – на джинсах. А джинсы – сползли. Как достать?
- Колян, - вполголоса сказал Петруха. – Колян!
- А? – отвлёкся от разговора с Олей «Андруша». Они уже вполне себе мирно болтали шёпотом, даже посмеивались. Похоже, их отношения кардинальным образом менялись. Как бы вот сейчас этим отношениям не пришёл конец.
- У тебя клаксон работает?
- Что?
- «Папакнуть» можешь?
- Думаешь, слетятся спасатели, как мошки на фонарь?
- А ты морзянкой “SOS” отбей, - буркнула Оля.
- Опа! А в натуре! Да ты умничька! – разулыбался Колян.
Строитель не стал их переубеждать. Пусть так.
Послышалась возня, лёгкие удары, потом сокрушительный вздох.
- Не, Петруха, голяк. А идея хорошая была, согласен.
- Тогда кричи.
- Что? Как? Орать морзянкой “SOS”? Как бы не маразм, не?
- Ты просто ори. И громко, - так же негромко сказал Петруха. – Туда посмотри, а? – он мотнул головой.
Через несколько секунд увидел и Колян. Волк к тому времени уже сделал пару шагов ближе, его башка почти вылезла на свет. Крупный волчара.
А потом он нагнул голову и зарычал. Они увидели его зубы. И закричали разом, не сговариваясь. Несколькими энергичными фразами Колян пересказал Оле ситуацию. Её не нужно было заставлять, она завизжала. А когда постепенно стала понимать все последствия, то крик всё повышал и повышал тональность чуть не до ультразвука.
Петруха медленно, стараясь не спровоцировать раньше времени, потянулся одной рукой к штанам, умудряясь второй изо всех сил удерживать балансирующую машину. Волк рыкнул ещё злее, и сделал ещё один шаг.
- Мля! Ёкарный бабай! – всхлипнул Петруха, струхнул, запаниковал, задрожал. Задрожала и машина. Заорали громче люди. Да волк, видать, был умный. Или глухой. Крики на него особо не действовали. Он сделал ещё один шаг. Между ними оставались какие несчастные пятнадцать метров.
Волк повёл плечами, готовясь прыгнуть. Петруха замер. Ступор. Колян с Олей кричали уже по инерции.
И?
И волк чхнул.
Мотнул головой, сомневаясь, вновь повёл плечами, рыкнул, фыркнул, вновь чхнул. И пошёл по широкому кругу вокруг Петрухи.
Что происходит?
Внезапно строитель догадался. Или подумал, что догадался. Решил проверить догадку и брыкнул ногой, за которую зацепились обгаженные джинсы. Волк отшатнулся, словно от удара. «Ага! Вот оно что! – возликовал Петруха. - Бедный волчок из аристократов, и не питается на помойках! Живёт в лесу и не переносит вони двуногих. Особенно такой концентрированной и стойкой вони. Вонищи! Ну, извини, Хирург Леса, обосратушки как бы. Имеется такой грех. Что, не будешь? Даже ножку? Не? Брезгуешь? Ну и вали нахрен! А куда ты идёшь? А, к машине направился. Держи, попахтись!» - строитель изловчился - и оправил в полёт джинсы. Те плюхнулись точно между волком и Daewoo. Бедный зубастик аж отпрыгнул от шибанувшей вони. Фыркнул в последний раз и, порыкивая и помахивая головой как бы сокрушаясь, неспешно потрусил в темноту.
- Уррааа!!! - заорали мужики. – Победа!
Тут же присоединилась к ним и Оля. Она хоть ничего и не видела, но боялась взаправду. А теперь и радовалась за компанию.
Колян всё кричал, смеялся, гоготал, свистел даже, так его переполнял адреналин, мигом впрыснутый в кровь. А Петруха с трудом перевёл дух, и вдруг понял, КАК же он устал! Вроде бы и небольшое усилие тратится на удержание машины в равновесии, и даже можно перемещать вес тела то на одну руку, то на другую, давая им попеременно отдых. Но всё же совокупность нервного напряжения, постоянной физической нагрузки и главное – страх, ответственность за людей – они накапливались и делали своё разрушительное дело. «Интересно, хватит ли сил до утра?» – отстранённо думал строитель
- Га-а-а! Я его вижу! Уже на берегу! Лопает что-то с ведра, - прокричал Колян.
- Во су-у-ука! – прошипел враз посмурневший Петруха. – Это он мой улов уничтожает!
- А ты рыбак?
- Сейчас – да, - буркнул строитель в вынужденном отпуске.
- Не обижайся ты на волчару, Петруха и не дрейфь! Вот мля гадом буду, если тебе вот то всё ведро копчёной рыбиной не набью, когда выберемся!
- Ловлю на слове, - пробормотал под нос его собеседник.
«Вот выбрыки судьбы, - думал он тем временем. – В первый раз спасла водка. Теперь – дерьмо. Что в следующий раз спасёт? Не исчерпали ли мы лимит удачи?»
Оказывается, не исчерпали. Пока Петруха отдыхал, навалившись на багажник Daewoo торсом и вдавливая машину в землю, Колян смотрел по сторонам. Вот он первый и увидел вырисовавшийся силуэт подошедшей парочки.
Дед с коровой. Сухонький мужичок с уже седой шевелюрой в заскорузлом пиджачке на голое тело, в самых простых штанах и калошах тащил за собой на верёвке бурёнку. Он хотел как можно быстрее обойти странную компанию с другого бока моста. Эта пьяная молодёжь, у неё ж непонятно, что на уме! Конечно, пьяная. Во, раздолбали парапет, а этот вылез, стащил штаны, обосрался и еле стоит уже, шатается, на машину опирается даже. Что, трезвый такое учудит? Ха!
- Дед! Дед! – закричало несколько голосов, в том числе и женский. Вроде бы даже и не пьяные… О! Обкуренные, точно! – Дед, стой! Помоги! Помогите, дедушка!
Девичий чистый голос возымел действие. Дедок остановился, потом нерешительно в два движения прикрутил верёвку к перилам, а сам осторожно подошёл к машине, встал за несколько метров от всей компании. С интересом и как-то непонятно живенько, с еле заметными увёртками стал рассматривать всё вокруг. Что-то странное было в этом дедке. Весь такой словно аж трусится от страха, от каждого слова рыпается, и в то же время глаза его беспрестанно находились в движении, смотрели, казалось, на всё сразу. Живые глаза, а когда Петруха поймал их взгляд, то понял что и – злые. Дедок-то с секретом. Вон, как заглянул под днище, нагнулся, сверкнул торсом, а голое безволосое тело-то наполовину синее от наколок. Кот, купола… Кажись, там даже олень был изображён. Дед вдруг улыбнулся подобострастно, блеснул несколькими железными фиксами и просто так спросил:
- А что, касатики, случилось-то?
С каким-то аж жаром Колян с Олей, перебивая друг друга, стали рассказывать всю подноготную. Уверовав, что дед поможет, что спасение близко, парень с девчонкой были ну просто на седьмом небе от счастья. Дед охал, цокал языком, в нужных местах поддакивал, помогал вопросами. В общем, минуты через три он уже знал почти всё, а что не знал, додумал по-своему.
- Дед…
-… Митяй.
- Дед Митяй, помоги! – воодушевился Колян. - Привяжи верёвку к своей бурёнке, вытащите это корыто на землю, а уж я в долгу не останусь!
- Ой-ёй, - всплеснул руками Митяй. – А ежли корова молоко перестанет давать? А как же мне потом?
- Не дрейфь, дедуля, я тебе призовых отвалю - на пару молодых тёлочек хватит! – раздавал щедрости водитель.
- Стал быть, богатей?
- Да не жалуюсь. Фирма у меня своя, строительная. Вот, недавно контракт классный заключил, звероферму тут недалеко строить будем, - Петруха вздрогнул: «Так вот кого я благодарить за вынужденный отпуск должен!» - И так по мелочам тоже. Не бедствую. А то, что машина такая никакая, так не обращай внимания, это у меня рабочая, не «выходная». Вот дома у меня!.. Короче, дед, не бзди, всё будет чин чинарём!
- Да я и не…, - не закончил дедок и вдруг, прямо взглянув на Петруху, сказал только ему: - Бросил бы ты их к чертям собачьим, мужик, а?
Колян аж поперхнулся, закашлялся. Но самое странное: Петруха молчал.
- Ты чё несёшь, дедуля? У тебя случаём не старческий маразм? – всё ещё непонимающе протянул не просто водитель, а, как получается, совсем не мелкий бизнесмен.
- Я-то всё понимаю, и я совсем не старик, - а и правда, Митяй перестал юродствовать и как-то внезапно преобразился в «выглядящего пожилым» сухонького мужичка средних лет. – Полжизни, правда, в парилке чалился. Откинулся недавно. По мокроте сидел. А завалил как раз барыгу! – уже крикнул он.
«Волчий край, - как-то отстранённо уже думал Петруха. – Истинно волчий. И люди тут не люди, а волки».
- Слушай, мужик, - начал было снова Колян, да Митяй на него цыкнул:
- Нишкни! – и не громко так сказал, а тяжело, веско. – Не с тобой говорю, - и обратился опять-таки к Петрухе. Колян тем временем о чём-то зашептался с Олей: - Кинул меня когда-то один такой, - он кивнул на бизнесмена. – Кинул так, что на кичу упекли. А потом я вышел – и пощекотал пером его рёбра. И снова в казённый дом закрыли. Так что не люблю я ихнего брата… А вот ты – нормальный, вроде, мужик. Но не пойму я тебя. Держишь такое говно, а сам – тоже в говне. Есть в этом что-то… да, что-то есть. Оно же тебя кинет, - показал Митяй небрежно на Коляна. - Ты его вытащишь, а оно тебя кинет.
- Мужик, ну что ты…, - вновь встрял бизнесмен.
- Глохни!.. Так он тебе нужен? Им же насрать на людей. Им же только гульдены нужны. Хорошо, если штаны новые купит. А то ведь пошлёт нахрен. С глаз долой - из сердца вон.
Сложно описать, что сейчас происходило в душах трёх, спаянных одной машиной. Колян кусал губы и лихорадочно размышлял, что пообещать Митяю, чтобы он не только отстал, а и – помог. Ведь деньги решают всё! Оля… Оля жалела себя в который раз и, зажав кулаком рот, плакала. Петруха же разрывался между тем, чтобы послать Митяя куда подальше и тем, чтобы просто отпустить машину. Ведь слова бывшего зэка были с большой долей вероятности правда. О том правда, что Колян тут же забудет своего спасителя, если не хуже: сделает всё, чтобы эта история дальше в народ не пошла. Каким образом? Много способов есть, что там говорить. Бизнесменов от бандитов отличить порой практически невозможно. Да и по сути вот она, возможность отомстить за полунищенское существование. Хотя… тут спорить можно долго и бессмысленно. Нечего жаловаться, мог и подыскать себе другую работу. Бизнес есть бизнес. От одного ушло, к другому пришло. Да и Оля там. Так что:
- Нет, - махнул отрицательно.
- А то пошёл бы со мной, пошаманили бы славно, - уже просто размышляя после недолгого молчания произнёс Митяй. – Надоело мне коров у селян таскать. На дело хочу. А нормальных подсолнухов нет, - совсем уж загадочно закончил он.
- Нет, - снова только мотнул головой Петруха.
- Ну, а раз нет, - повёл плечами бывший зэк, - то давай, барыга, выкидывай, что у тебя там есть, - Митяй каплей ртути перетёк за спину строителя. Петруха почувствовал, как что-то острое упёрлось ему в бок. – А то я этому идейному сейчас перо в бок вставлю.
- Что ж ты за волчара, - процедил уже совсем убито под нос Петруха. – Он действительно меня ножом колет, - это уже Коляну.
- И не жмоться, - подзуживал зэк. – Я же видел у тебя рыжьё. Лопатник тоже выкидывай, - сопровождал он каждый предмет новой репликой. – Звонарь кидай. Девка, что у тебя там? Разбила? Всё равно дай этому барыге, хай выкинет. Вот так. И ладушки. У тебя, мужик, сам вижу, и брать нечего. Ну, бывайте. На-кось, покури, - сунул в рот Петрухе сигарету, потом быстро и суетливо собрал выкинутые вещи и, бросив корову привязанной, в несколько секунд растворился в темноте.
И уже из темноты выкрикнул:
- Ладно, лопухи, сделаю я вам одолжение. Как доберусь до места, где зона покрытия есть, позвоню, хехе, ментам. Пусть приезжают, спасают. Если ещё будет кого.
И окончательно сгинул, словно растворился.
Петруха, с долгого сигаретного голода чуть не упал от головокружения, потом, не отпуская багажника, встал на колени, чуть ли не повис на руках. Ноги его уже не держали. Колян, выждав немного, затянул непрекращающуюся матюкливую тираду, перемежая её проклятиями. Оля то непонятно чему смеялась, то плакала.
Все тихо сходили с ума.
«Что же мир такой дерьмовый-то, а? – думал Петруха. – «Что-то в этом есть» - говорил зэк, и таки да, что-то в этом есть. Дерьмовый мир, дерьмовый я, стою, держу в своих руках судьбу двух незнакомых и тоже по-своему дерьмовых людей: бизнесмена, который кинул меня в бедность и девку, которая дом на панель поменяла. Дурдом! И зачем мне всё это нужно? Чтобы доказать себе и вообще – всем, что я – человек? Что не всё в этом мире испоганилось? Что даже в дерьме по уши можно остаться настоящим и адекватным человеком? Что… ох и устал я. А рук почти не чувствую уже, задеревенели. Что там лопочут эти двое? О чём шепчутся? Эй! Э-эй!.. О чём вы там? А я вообще – говорю? Что-то голоса я своего… не…
А край этот точно волчий. Волки ходят что твои хомяки под ручку с ёжиками по дому… Ты суслика видишь? И я не вижу. А он есть! И люди волки, и волки – люди. С волчьими головами, Имхотепы с Нефертитями. Титями. Интересно, у Ольки большие тити?.. Блин, что я несу? Я что, засыпаю? Фр, фр, нельзя!
Так. Волки были. Мафиози были. Кто там остался? Лох-Нэсское чудовище? Кстати, а почему это Нэсское обзывают все лохом. Нормальный пацан! Чё ругаться-то?
Фр, фр, нельзя!
Ах, да. Инопланетян тут кто-то видел. На блюдечках. С голубыми каёмочками. А сами зелёные такие. И похожи на Виталиев Соломиных. Или на Верок Сердючек. Ха-ха. Верка Сердючка – инопланетянин. Инопланетянка. Хотя, какая нахрен разница. Фр, фр.
Легки на помине. Вон, спускаются. Здрасьте-мордасьте. Мир-труд-жвачка. Гляди ты, натуральная Верка. Привет, Сердючка!
- Здравствуй, Пётр Иванович. Мы за тобой всю ночь следим. Мы выбрали тебя для контакта, так как ты не похож на стандартного представителя своей галактической расы.
Ох ты ж как Верка разговаривать интересно умеет! Я бы в жизнь таких слов не придумал! А с чего бы это вы меня выбирали? Чем же я «не так»?
- Поступки твои отличны от тех, которые, как мы можем судить по многочисленным исследованиям людей, присущи вам. Потому и.
Ох ты и лопочешь, Сердючка. Прям по-инопланетски, язык сломать можно. А скажи мне, Верочка, ничё, что я так вот запанибратски, а какие такие пирожки я буду иметь взамен, так сказать.
- Мы можем вернуть время на. Назад можем. Не так всё пойти вдруг сможет. А как пойти сможет – тебе решить дозволено, ведь ты тут – дирижёр.
А ну-ка давай! Давай назад, и пусть Колян успеет заметить мост.
Вновь два луча света выхватывают дорогу перед шинами, а вон и фонарь. А зачем фонарь, а где он стоит? Блин, мост! Мост! Но скорость большая, не остановиться. Визг тормозов, занос, машина пошла юзом, резкий выверт руля, облако пыли, ничего не видно, куда нас несёт, вниз? в сторону? вбок? Ух! Кажись, остановились. Смотри ты, прямо под мост залетели. Что? Ты кого-то видела? Человека? Да нет никого, сама посмотри. Уже никого нет.
Уф, нет. Не надо мне такого счастья. Быть раздавленным под мостом теми, кого спас – это не самая удачная мысль. А сколько у меня попыток, Верка? Ещё одну дашь? А ну, пусть заметит мост, да не запаникует.
… Блин, мост! Мост! Но скорость большая, не остановиться. Спокуха, соска, сейчас увидишь, как водят машину настоящие мужчины! Нога на газ. Скорость ещё больше? Да пофиг! Летим! Блин, фигасе ямы тут. Ап! Ап! Держ…
Вылетели с моста на полной скорости прямо в воду, от удара потеряли сознание, утонули.
Ещё!
Увидел мост! Затормозил!
… Ты прикинь, Олька, если бы не затормозили, вот чуяло моё сердце – попали бы мы в историю. Попали бы! А сейчас-то можно и быстрее, а? Можно! Какой русский не любит быстрой езды! Знаешь, кто сказал? Вот неуч! Конечно, Пушкин! А, чёрт, блин… Зубы мне заговорила… Конечно, ты виновата, кто ещё, я, что ли?! Ладно, сматываемся. Кто хоть это был? Дедок какой-то… А ремонт тебе отрабатывать придётся! Хе-хе, известно, чем.
Похоже, Митяя в таком случае собьют. Что? Нет, не «ну и ладно». Он же тоже человек, хоть и волчара позорный.
Короче, куда ни сунь и как не тычь, а получается, что «мой» вариант – он самый лучший. Никто не погибает. Ты для контакта меня что, забрать хочешь? А они упадут? А? Подвинуть – никак? Не? Ну и иди нахрен. Да… Понимаю, но… в сад… иди в сад. Иди…»
- Эй!
«Трясут. Кто-то трясёт за плечо, мотает из стороны в сторону. Какого? Я что – заснул? Я что, спал? А машина?!»
Петруха вынырнул из забытья рывком, со всхлипом и стоном. Руки затекли, он их не чувствовал, их свело колом, судорогой, напрочь. Но пальцы намертво вцепились в багажник и всё ещё не позволяли машине бултыхнуться в воду.
Ночь уже превратилось в раннее утро. Чернота сменилась на серость, солнце должно было вот-вот взойти.
- Эй! – на плечо легла заскорузлая широкая ладонь. – Отпускай их, парень. Всё уже, уже можно. Я зацепил, всё.
Петруха с непониманием и даже ужасом смотрел на огромного мужика, который стоял рядом. Мужик был в спортивных штанах и футболке, на ногах – гигантские кирзачи.
- Что, болезный, идти не можешь? Ох ты ж нескладуха, - Петруха почувствовал, что его подхватили подмышки, подняли как маленького ребёнка и оттащили в сторону. Кинулся был назад, да ноги не держали, а потом и не нужно уже было. Он заметил трос, который соединял Daewoo с видавшим виды «Петушком». Трактор пыхтел, бормотал что-то, как и его хозяин, который присел рядом со строителем. Коровы, кстати, не наблюдалось. А пока Петруха скрежетал зубами, перетерпливая боль в сведённых колом руках, мужик говорил, говорил.
-… Ото утречком едем с жонкой, в Полабино едем, на рынок, значить, яйца везём на продажу, да. Куриные. Ото едем, а глядь – стоит кто-то на мосту и чуть не падаеть. Подъезжаем ближе – а тут такой анекдот, понимаешь. Голый мужик, да ещё и в… грязный такой, а держит, ты гляди, говорю жене. Я тебя спрашиваю, а ты только нахрен посылашь и в сад какой-то. Ну, я тебе скажу, анекдот! Я за трос быстренько, жонку в село послал – тут недалеко, десять километров всего-то – хай со стационарного позвонит. Ну, больничку вызовет, эмчээсовцев, ну, которых там надо. А сам, понимаешь, вот трос прицепил. Ты погодь, вытащу сейчас. Погодь, вот, срам свой прикрой, – мужик положил на колени Петрухи какую-то промасленную тряпку, а сам неспешно пошёл к своему трактору.
«Петушок» взрыкнул, выпустил струю густого чёрного дыма из выхлопной трубы – и плавно (тракторист был явно профи своего дела), не спеша, чтобы трос не сорвало, потащил машину на мост. Словно в замедленной съёмке, словно в счастливом сне Петруха смотрел, как Daewoo проскрежетала днищем по краю парапета, как передние колёса коснулись моста… чуть посопротивлялись – и дали затянуть наверх. Тракторист протащил машину ещё с полметра, и остановился. Рыкнув, заглох двигатель. Эхо быстро разметало по окрестностям.
Из-за горизонта показалось солнце.
«Но почему они молчат? – прорывалось сквозь вату и гудение в ушах у Петрухи. – Они что… не дождались? Они…»
Строитель поднялся на ноги и, пошатываясь, сделал первый шаг к Daewoo, второй. Он смотрел на Коляна. На его голову, уроненную на грудь. Подушка безопасности сморщенным мешком висела на руле и не мешала пристроить голову так, как хочется самому.
«Он дышит, нет?.. Да! Жив!»
Просто в забытьи. Вот голова вновь чуть поднялась… и опустилась. Вдох – выдох. Наверное, нервное напряжение и боль вконец измотали мужика – он и провалился в глубочайший сон, вырвать из которого не смогли ни рёв трактора, ни тряска машины. Наверное, только МЧС и смогут вывести его из нервного адреналинового шока, или что там у него.
«А Оля? Жива?»
Словно его мысли услышали: что-то зашуршало, заскрипело… и раздался стон. Девичий стон. Ну, ясно, затекло всё, всё болит. Вот от боли…
Вдруг до Петрухи дошло, КАК он выглядит, ибо он увидел свои ноги. Стыд, невероятный стыд чуть ли не физически ударил под дых. В момент строитель понял, как он выглядит со стороны. И ему стало не то чтобы стыдно – а даже страшно. Страшно, что вот таким его увидят, таким запомнят, такого куда-то повезут давать какие-то объяснения. Нет, нет, и ещё раз нет!
Руки его ещё не прошли, но пальцы чуть-чуть, а уже двигались. Со стоном стыда и какого-то малопонятного отчаянного страха Петруха как можно быстрее подхватил свои штаны, кроссовки, колобком скатился под мост, быстро отыскал пожитки (эх, сгинул улов!) – и бегом, бегом помчал прочь вдоль реки, пока несут ноги, но прочь, прочь! Не обращая внимания на недоумённые крики тракториста. Думая лишь о том, что дело сделано, гештальт закрыт, он там не нужен, совсем не нужен, такой тем более – не нужен! Прочь!
И успокоился лишь тогда, когда мост исчез из вида.
Кажется, он слышал, как воют сирены спешащих на помощь людей.

На этом можно было бы и закончить эту трагическую и в чём-то совсем даже нелепую историю. Ну не рассказывать же вам, как Петруха весь день пытался отстираться, но у него не получалось истребить запах. Как он выменял наловленную вновь рыбу на право сесть в автобус до города и как его вышвырнули на полпути, ибо от него несло бомжатней. Как он оставшиеся сорок километров прошагал пешком.
Всё это на самом деле уже никому не интересно.
Однако спустя две недели после произошедших событий уже нашедший работу Петруха вечером смотрел телевизор. Местные новости. И вдруг пошёл сюжет «о невероятном спасении», рассказываемый корреспондентом от лица главных героев. В этом спасении фигурировали «молодая пара, заблудившаяся в глуши», «усталость, приведшая к кратковременной потере контроля над машиной», «авария с несомненным трагическим исходом, если бы не помощь одного человека, так кстати оказавшегося рядом и, по сути, спасшего молодую пару». Причём молодой человек вроде бы свершил совершенно невероятный поступок: он держал автомобиль с попавшими в ловушку пассажирами целых пять часов, пока не поспела помощь. А потом… исчез.
На экране появилась та самая молодая пара. Он – в кресле каталке с загипсованными ногами, она – рядом с ним. Ничего так, симпатичная. Блондинка. Хм, и с титьками всё в порядке.
- Петруха! Петя! – сказали они одновременно. Прыснули смехом, потом враз посерьёзнели. – Ты куда исчез? Я же должен тебе целое ведро копчёной рыбы! И сына в твою честь... Ну, над сыном мы с Олей будем работать (покрасневшая девушка блеснула в камеру обручальным кольцом), а вот рыба – ждёт! И не только рыба. Мы - ждём. Позвони, Петруха. Позвони. Мы тебя узнаем. Мы твой голос из миллионов узнаем. Мы тебя очень… ждём.
И смотрят в экран так… непонятно.
Дальше парочку сменил номер телефона, который повторила вслух дикторша… Петруха нажал на кнопку пульта, выключая телевизор.
Он сидел в полной тишине, смотрел на телефон и думал, позвонить ему или нет?
Позвонить?
Или нет?
А?




Окончил 25.11.2010