Садисты. Часть 2. Повесть.

Литература / Проза / Садисты. Часть 2. Повесть.

Пред.

Просмотр работы:

След.

22 июля ’2012

22:16

Просмотров: 22839

Поднять работу в данном разделе

Услуга "Покажи себя сам" (шапка сайта)

5.
Не всегда выпадало дежурить с такой собакой, и в большинстве случаев приходилось обходиться своими силами. Обычно женский батальон окружал непрошенных гостей и выпроваживал их восвояси с помощью злых языков и угроз сдать в милицию. Всем вместе было совсем не страшно. Мол, пусть воры нас боятся.

Хотя, опасаться садоводам стоило. В городе было очень и очень неспокойно. Разборки между группировками со стрельбой и сгоревшими машинами стали обычным делом. Квартирные и гаражные кражи - тоже. На улице из-за блеснувшего золотого кольца можно было остаться со сломанным пальцем, а из-за норковой шапки - с сотрясением мозга.

Володю несколько раз в тёмном закутке останавливали уголовники. Первыми словами было: "Закурить не найдётся?" Отвечать надо было вежливо, но уверенно, смотреть в глаза грабителям и не показывать страха. В этом случае можно было надеяться, что отпустят. И Володю это правило выручало. Не повезло его хорошему знакомому и сослуживцу Саше Тычинкину, которого пырнули сзади ножом в шею после традиционного разговора о куреве. Пробежав метров двадцать, он влетел в двери близлежащей общаги, сам начал набирать номер скорой помощи, но тут же осел и упал на пол, истекая кровью.
- Как кабана сына зарезали, - плакал на похоронах осиротевший отец.

Хоронило Сашу полгорода. Пламенные речи над гробом на главной площади, похоже, не тронули только покойного. Пойманных бандитов было двое. Один - штатный сиделец, освободившийся совсем недавно, а второй - сын известного в городе адвоката. Естественно, бандит голубых кровей отказался от первоначальных показаний и пошёл как соучастник по хулиганской статье.
Процесс был открытый, и в зале дома культуры яблоку негде было упасть. Но, несмотря на это, прокурор запросил адвокатскому сыночку по минимуму. Люди ничего не поняли, но Володя уловил подвох в сухом перечислении статей уголовного кодекса. Удивлённый взгляд судьи из республиканского суда, который, похоже, не был посвящён в завязавшуюся интригу, был тому подтверждением. Но судья покачал головой, пожал плечами, подумал, видимо, что ему больше всех не надо, и оставил всё как есть. Формально он был прав: не может судья назначить срок больше того, который запросил прокурор.

Вот так, несмотря на митинги и речи возмущённых горожан, внаглую, открыто отмазали от тюрьмы и выпустили в зале суда одного из убийц. А человек, которого долго потом вспоминали добрым словом все, кто его знал, погиб. Осиротели его жена и маленький ребёнок. После процесса люди разошлись домой, и уже на кухнях, по сложившейся советской традиции, возмущению не было предела. Возразить власти открыто никто не посмел. Так уж мы приучены, такими мы были, есть и, возможно, долго ещё будем... бояться и молчать. Или я не прав?
А жена Саши стала постоянной гостьей на бывшей работе мужа. И все, от рядового до директора помогали вдове и её маленькой дочке, чем только могли. Милосердие всегда было отличительной чертой наших людей.

6.
Так прошёл первый сезон. На следующий год весной выяснилось, что все собранные на воду для садов деньги пропали. Председатель отчитался и, согласно отчёту, всё съела инфляция. Возмущённым репликам на собрании не было конца. Кажется, все должны были, наконец, уяснить первый закон инфляции: денег не должно быть в наличности, купи ты хоть зубные щётки, а потом продай, и это убережёт тебя от разорения. Председатель делал невинные глаза и слабо отбивался от выступавших. К его отчёту нельзя было придраться, но было ясно, что он неплохо нажился на общественных деньгах.

Выбрали нового, но история повторилась с некоторыми отклонениями от предыдущего сценария. Садоводы отдавали свои последние деньги, и они, как по волшебству, исчезали в карманах проходимцев. Третьему председателю пришлось убеждать каждого лично, что он не вор и будет делать всё, чтобы вода пришла, наконец, на иссушённые участки отчаявшихся людей. И ему поверили. Только на третий год дело, наконец, сдвинулось с мёртвой точки.

Нет, не могу понять, до какой степени безразличия ко всему надо дойти, чтобы позволить вот так, в открытую, обирать себя и не наказать, не привлечь к ответственности вора! Воистину, велика мера терпения нашего народа!
Прошли годы, и жизнь садоводов вошла, наконец, в привычную накатанную колею. Уже не удивляли никого повторявшиеся время от времени набеги огородных воров, многие из которых жили здесь же, рядом, в брошенных сараях и домушках. Глухих заборов не было, и утром, до прихода электрички, все участки были в их распоряжении. С рюкзаками и тележками они с утра везли наворованное на базар и возвращались после обеда навеселе. Их били иногда, женщин заставляли раздеваться и пускали в голом виде, но появлялись новые любители лёгкой наживы, и всё повторялось снова и снова.

Зимой приходили "металлисты". Цветной металл принимали на каждом углу, и прикрыть этот очень выгодный бизнес не получалось по той простой причине, что заведовали им близкие родственники республиканских руководителей. Кто же пойдёт против власти? Володин городок находился на границе трёх областей, и цветмет сюда свозили ещё и от соседей, где с этим делом было построже: следили за тем, чтобы не сдавали ворованное.
Каждую весну то там, то здесь приходилось покупать сотни метров украденных алюминиевых проводов. Где линии были покороче, садоводы сами сматывали осенью провода со столбов и увозили в город, от греха подальше. Но в Володином обществе это было сделать невозможно по причине большой протяжённости линии, и оставалось надеяться только на случай.

Время от времени "металлисты" то здесь, то там проходили по домушкам, взламывая замки и переворачивая всё нехитрое хозяйство вверх дном. Искали алюминиевую посуду: миски, ложки, котелки, лопаты из нержавейки и титана. Заодно брали инструмент, всевозможную утварь, всё, что можно было продать. Легко узнавали по почерку цыган, которые тащили всё подряд. Например, кому придёт в голову украсть мешок сухарей или старый голубиный помёт?

В соседнем садовом обществе, побогаче, один садовод сварил водяной бак из нержавейки. Несколько раз наведывались к этому баку воры. Наконец, хозяин, чтобы предотвратить неизбежное, сам разрезал автогеном своё сокровище и сдал в пункт приёма металла. На другом участке изгородь была оплетена алюминиевой проволокой. Естественно, за одну тёмную ночь садовод остался без забора. Только железные столбы сиротливо стояли по периметру сада, ожидая своей очереди: чёрный металл пока не брали.

7.
В тот день Володя с семьёй, уезжая вечером с участка, подрыхлил и прополол лук. Урожай обещал быть в этом году отменным. Луковица к луковице стояли на грядке, радуя глаз и сердце трудолюбивого садовода. Лена тоже была довольна и прикидывала, сколько денег они сэкономят в этом году, и что на эти деньги можно будет купить. Но не тут-то было. Приехав следующим утром в сад, они с ужасом увидели, что грядки вытоптаны и пусты. Следы от воровской тележки вели к железнодорожной платформе.

Это был шок. Воры не просто украли лук. Они украли у семьи надежду на лучшее будущее, на то, что супруги смогут своим трудом сделать жизнь светлой, радостной и богатой. Эти беспредельщики прошлись грязными ногами не по луковой грядке, а по Володиной душе, разрушив самое главное - веру в справедливость. Как после всего этого можно будет растить детей, учить их трудиться, ценить душевную доброту и честность?

Володя вспомнил, как его ребята перебирали семена, потом сажали их в тёплую удобренную землю, помогали поливать, пропалывать... Ему стало невыносимо больно и жалко. Нет, не украденного лука, а себя и детей, которые получили урок бездушного потребительского отношения к своему труду, осознали, что есть на свете мразь, которая может растоптать все твои надежды и мечты, плюнуть в душу и посмеяться над тем, что тебе дорого.
Самое невыносимое было то, что ничего с этим унижением поделать было нельзя, что почти невозможно найти обидчика, посмотреть ему в глаза и бросить в пьяную рожу своё проклятие, что он будет теперь ходить рядом, посмеиваться и ожидать нового удобного случая, чтобы снова и снова делать тебе больно.

В милицию идти было бесполезно. Ходили садоводы, но им вежливо объяснили, что уголовная ответственность наступает, если украдено больше определённой суммы, а штраф с воров взять невозможно, так как они нигде не работают. Можно их, конечно, поймать, задержать, но ненадолго: украли-то они немного. Такие у нас законы, и тут ничего не поделаешь. Садоводы говорили, писали в милицию, что лук и чеснок несут прямиком на мясокомбинат, где открыт сезонный приём этих овощей, что необходимо перекрыть этот канал, но дело упиралось в небольшие объёмы краж, и всё оставалось по-прежнему.

Пытаясь всё-таки помочь, начальник отделения милиции, капитан, задержал как-то двоих воров в электричке. Затем связался с председателем садового общества, и вдвоём они попытались "повесить" на задержанных украденную такими же "джентльменами удачи" алюминиевую теплицу. Но свидетелей не нашлось, и дело пришлось прекратить. Никто не захотел участвовать в ложном обвинении и связываться с милицией, которая после лихих девяностых не пользовалась доверием в народе.
- Не посадили, так напугали! - резюмировал результат своей деятельности капитан.
После этого случая кражи на какое-то время, действительно, прекратились.

День, когда украли лук, прошёл в траурном молчании. Дети, слава Богу, остались дома с бабушкой, Володя молча работал, а у Лены в который раз разболелось сердце. Приняв лекарство, она кое-как завершила огородные дела, и супруги собрались домой. В электричке было душно, и, уже дома, приступ повторился. По дороге Володя, чтобы снять стресс, купил бутылку самогона (благо, найти это зелье, которое стоило вдвое дешевле водки, не составляло труда), выпил немного, и ему стало легче.

Лена не любила, когда он пил, переживала, и от этого сердце у неё разболелось ещё больше. Вызвали скорую, фельдшер сделала укол, но это не помогло. Скорую вызвали ещё раз, отвезли Лену в реанимацию, но обширный инфаркт уже сделал своё чёрное дело. Спасти больную не удалось.
Похороны прошли как в тумане. За суетой траурных дел некогда было остановиться и подумать. И лишь когда отмечали девять дней, Володя до конца осознал, что остался один, без жены, без её любви и поддержки. Один с двумя детьми, которых надо было поднимать, учить и выводить в люди.

8.
Бабушка, мать Лены, взяла воспитание детей на себя. Неизвестно, что бы без неё делал Володя? Сначала было невыносимо тяжело, но прошло время, и всё наладилось, хотя и чисто внешне. Свежая рана саднила. Но ребята были ухожены, накормлены, вовремя отправлены в школу и в садик. Вечером, в выходные Володя занимался с ними, отдыхал, иногда брал с собой в огород. Свободного времени не было совсем, и это было даже к лучшему. Когда он один приезжал на участок и видел картошку, которую они сажали вместе с Леной, слёзы непроизвольно сами наворачивались на глаза: любимой жены уже нет, а картофельная ботва, вот она, зеленеет, как ни в чём ни бывало!

По прошествии времени знакомили его с одинокими женщинами, да всё как-то без толку. Так ни с одной и не сошёлся: жалко было отдавать детей постороннему человеку. Бабушка для них была всё-таки роднее.
Работа в саду стала для Володи любимым занятием. Он отдавался ей весь без остатка только потому, что земля успокаивала и снимала душевную боль, которая то отпускала, то начинала мучить с новой силой...

Прошли годы. Дети подросли. Дима учился в институте, Настя кончала школу, а Володя каждое лето пропадал в своём саду, где у него росло всё, что только было возможно вырастить в нашем умеренном климате. Начали потихоньку забываться лихие девяностые. Железная дорога выходила из того запущенного состояния, в котором она была всё это время. Строились новые платформы, регулярно менялись рельсы и шпалы, и никто уже не вспоминал об ужасных авариях, когда цистерны, благо пустые, валялись перевёрнутые рядом с железнодорожным полотном, напоминая начальству, что, несмотря на кризис, надо иногда протягивать гайки и подбивать костыли на шпалах.

Если в первые годы существования садового общества проезд был почти бесплатный, то чуть позже начали появляться в электричках ревизоры. Реакция пассажиров на эту новую напасть была двоякой. Одни перебегали на станциях, минуя вагон с ревизором, но основная масса безбилетников лавиной двигалась в конец поезда и толпилась там, не давая возможности пройти контролирующей инстанции. Безбилетный пассажир должен был оплатить стоимость проезда плюс штраф, но контролёры, зная, что такую сумму выбить из нищих садоводов не удастся, собирали деньги только за билеты и выписывали одну штрафную квитанцию на весь вагон. Сколько они при этом клали себе в карман, оставалось тайной для непосвящённых, но примерный подсчёт говорил, что украденные суммы были значительными.

В стране, где воровали почти все, это никого не удивляло. Всё было в порядке вещей: на чём сидишь, тем и пользуешься, считая, что это твоё. Так было заведено ещё с советских времён. Например, у поваров и продавцов продмагов зарплата была небольшая. Видимо, на самом верху учитывали, что люди будут воровать на этих должностях, и прокормятся сами. Ничего не попишешь: плановая экономика.

9.
Моряки рассказывают, что если посадить в одну коробку несколько крыс и не кормить их, то животные начинают поедать друг друга, пока не останется одна последняя крыса, которая называется крысоед. Его выпускают на корабль, где много грызунов, и он самостоятельно уничтожает себе подобных, пока снова не останется в гордом одиночестве. То же самое случается и среди людей. В годы войн и революций человекообразные крысоеды, не моргнув глазом, посылают солдат на верную смерть, расстреливают и вешают мирных жителей, заложников. А если войны нет, то такие люди ищут и находят возможность всеми способами изводить простых людей, своих сослуживцев и близких.

Вот такой крысоед однажды и возглавил железнодорожный узел в волжском городке, где жил Володя. Как его звали, скольких соперников он извёл, чтобы занять этот пост, об этом история умалчивает. В народе звали его Азер потому, что наружностью он чем-то напоминал азербайджанцев, торговавших на рынке и соперничавших с местными бандитами. Любил Азер порядок, что само по себе неплохо, добился многого в организации железнодорожного хозяйства, но люто возненавидел зайцев - безбилетников. В своём интервью корреспонденту местной газеты он заявил, что будет беспощадно бороться с этим злом, и сдержал своё слово.

Одним прекрасным летним утром, подходя к вокзалу, Володя увидел огромную очередь в кассу и двоих железнодорожников, не пускавших безбилетников на платформу. Основная масса людей брала в кассе самые дешёвые билеты, на одну зону, а некоторые, и Володя в том числе, просто обошли платформу с противоположной стороны и, как ни в чём ни бывало, сели в подошедший поезд. Теперь большая часть обилеченных пассажиров проезжала свою законную зону спокойно, а потом, когда действие билета кончалось, толпа, как и раньше, шарахалась от контролёров, забивая до отказа один или два последних вагона.

Через пару недель Азер учёл свои ошибки, и все подходы к платформе были тщательно перекрыты. Но голь на выдумку хитра, и люди начали приходить загодя, садиться на встречный поезд, проезжать одну остановку и возвращаться назад с предыдущей станции. (Чтобы заблокировать все платформы у Азера, видимо, людей не хватало).
Народ в Володином городке был горячий, хорошо разбавленный криминальным элементом. Билетную будку у садовой платформы не только сожгли, но и разобрали по кирпичикам, чтобы не платить за проезд. В городе, конечно, с этим было сложнее, но всё равно несколько раз за сезон касса поджигалась и выгорала изнутри на радость пассажирам и на досаду Азеру.

Тогда враг народа сделал ответны ход: в электричках появились кассиры, которые поначалу продавали билеты очень либерально. С пенсионеров брали полцены, "зайцев", толпившихся в тамбуре, вообще не трогали, и постепенно люди привыкли к тому, что билет надо брать.
Невозможно сразу, одномоментно, надеть ярмо на шею человеку. Но если это делать постепенно, медленно увеличивая гнёт, то со временем можно заставить основную массу населения поверить во что угодно и приучить делать любые вещи, выгодные тому, кто имеет власть и возможность воздействия на человеческую психику. Примерно по такому сценарию и действовал Азер. Деньги за проезд несмелым ручейком потекли в кассу железной дороги. Его старания заметили и повысили в должности. Переехал он в республиканский центр и взял в свои руки всю железнодорожную сеть республики.

На новом месте новоявленный начальник развернулся, огородив высоким многокилометровым забором столичный вокзал. Теперь попасть на платформы и выйти в город можно было, только предъявив билет. Согласно замыслу, безбилетник, прибывший на этот чудо-вокзал, должен был долго блуждать в его лабиринтах, а затем садиться на обратную электричку и покидать негостеприимный город. Но, слава Богу, мир не без добрых людей, и живём мы в России, а не в Германии. Назло шизанутому Азеру функционировало несколько лазов в фундаментальной ограде, а для желающих почти всегда был открыт выход через подсобные помещения.

10.
Володя помнит, как в начале двухтысячных он со своей подругой, можно сказать, гражданской женой Галей, к которой захаживал время от времени, поехал отмечать юбилей республиканской столицы, круглую дату. Ожидали приезда первых лиц государства, и власти расстарались на всю катушку. Боялись терактов, и заранее было объявлено, что без паспортов на праздник никого пускать не будут. Поэтому, приехав на городской вокзал в день праздника, гости на привокзальной клумбе рядом с яркими цветами могли лицезреть весьма живописно одетого пьяного БОМЖа, который не смог пройти милицейский контроль при выходе в город. О наличии билета у этого Божьего человека говорить не приходилось, паспорт ему и вовсе был не положен. Поэтому, устав с дороги, он решил отдохнуть на мягкой клумбе перед утомительным путешествием в обратном направлении.

Полюбовавшись на разомлевшую довольную физиономию украшения клумбы, Володя с Галей стали в очередь к выходным воротам. Бегло взглянув на фото в паспорте Володи, капитан милиции подозрительно покосился на его бородку, которой не было на фотографии, посмотрел страничку прописки, вернул паспорта и путь на празднование юбилея был им открыт. Народу на улицы по такому случаю высыпало много, музыка гремела, в многочисленных палатках торговали всевозможными вкусностями...

Зайдя на рынок, Галя купила семисотграммовую баночку мёда, сладостей (они там были подешевле) и бутылку минералки. Всё это сложили в хозяйственную сумку и двинулись по украшенным баннерами, шарами и ещё Бог весть чем улицам. При подходе к центральной праздничной пешеходной магистрали паспорта и даже сумку снова проверил пост милиции. Худощавый лейтенант поинтересовался, что у них в банке, и пропустил с миром. Володе эта вторая за день проверка почему-то не понравилась, и он начал потихоньку "заводиться". Галя его успокаивала, восторгаясь прекрасно украшенными праздничными улицами, но это не помогало, а, даже наоборот, раздражало ещё больше. Было противно и казалось, что все эти люди в праздничной белой милицейской форме подозревают его в чём-то нехорошем. Он вспомнил напряжённый взгляд лейтенанта, когда тот рылся в их сумке, и настроение упало до нуля.

Чтобы снять раздражение, глухой волной накатывавшее на мозги и заставлявшее видеть окружающий мир в чёрно-белых тонах, Володя потащил Галю в глухой проулок и "остограмился" в кафе, торговавшем спиртным на розлив. Было удивительно, как не закрыли это заведение в такой праздничный день? Находилось оно всего за квартал от места гуляний, а с некоторых пор напитки крепче пива в районе праздников были под строжайшим запретом.

После принятого за воротник и шашлыка, купленного и съеденного за столиком прямо на улице, среди шумной праздничной толпы, настроение значительно улучшилось. Галя тоже повеселела, слушая выступление каких-то клоунов, веселивших народ тут же, рядом, на эстраде. А Володе вспомнилось, что рассказывал ему знакомый татарин, старик при мечети. Его сын учился на муллу где-то на Ближнем Востоке, в самом центре ваххабизма, и недавно вернулся, окончив полный курс.

- Забрали Рената. За две недели до праздника забрали, - жаловался Володе безутешный отец новоиспечённого муллы, - Теперь сидит вместе с хулиганами и ворами, и не пускают нас к нему. Мать вся извелась. Как так можно делать?
- Забрали? За что? Может быть, он террорист или агитировал против власти? - с шутливой улыбкой спросил Володя. Но, посмотрев на старика, пожалел, что пошутил так некстати.
- Какой террорист, послушай? Мы сунниты, мы уважаем любую веру, уважаем власть. Ты что, не знаешь Рената? Он ведь мухи не обидит, живёт по-божески, соблюдает всё, что написано в Коране, а его обвинили в большом грехе.

- В каком же? - уже серьёзнее спросил Володя.
- Понимаешь, - замялся старик, - они написали в своём протоколе, что он мочился в общественном месте... Не мог Ренат этого сделать, понимаешь, не мог! Он и в туалет без кунгана никогда не пойдёт. Так мы его приучили с детства. Пусть пишут всё, что хотят, всё равно никто не поверит. Не способен Ренат на такое, ему ведь молитвы читать, с Богом беседовать!

Вспоминая эти слова, Володя подумал, что вечно у нас перегибают палку, чтобы выслужиться перед начальством. Вот и сейчас собрали милицию со всех окрестных областей, перегородили улицы турникетами, а о том унижении, которое испытывают люди, проходя через милицейские кордоны, никто и не собирался думать. Для власть имущих это не важно. Важно, чтобы человек, пусть невиновный, но приехавший с Ближнего Востока, находился в тюрьме вместо того, чтобы принимать участие в этом странном, непонятно для кого организованном празднике.

Захотелось выпить ещё, чтобы развеять неприятные мысли, и Володя не отказал себе в этом удовольствии, оставив Галю минут на двадцать за столиком. Потом они пошли по праздничной улице, миновав ещё два кордона. Милицейские чины рылись в сумке, интересовались, что у них в банке, вынимали бутылку с водой, а какой-то сержант фамильярно похлопал Володю сзади по куртке пониже пояса, проверяя, нет ли там ножа или пистолета. Небольшая Володина бородка притягивала взгляды стражей порядка, а её отсутствие на фотографии в паспорте напрягало их сверх всякой меры.

В конце улицы перед выходом на главную площадь дорогу отдыхающим преградил самый большой кордон с неизменными турникетами и металлоискателем в виде арки. Люди покорно проходили через это сооружение, показывая доблестным стражам порядка содержимое своих карманов, если установка указывала на наличие в них металла. Чтобы не перегружать и без того занятых представителей власти, не выворачивать лишний раз карманы, Володя вынул увесистую связку ключей и подал её Гале мимо металлоискателя.

Что тут началось! "Нарушителей порядка" окружили, отвели в сторонку и без всякого стеснения приступили к исследованию содержимого многострадальной сумки. Банку мёда, правда, не открывали, но бутылку с водой даже пригубили, не доверяя своим прокуренным носам. Володю ненавязчиво, короткими движениями ощупали с ног до головы, а когда увидели его голое, без бороды, лицо на фотографии в паспорте, то тут же стали интересоваться подробностями биографии подозреваемого (такая уж у них работа - всех подозревать) и отсутствием штампа в паспорте, удостоверяющего брак с Галей.

Володя долго держался, но вопрос о штампе стал последней каплей. Его понесло. Чуть сдерживаясь, и потому не употребляя нецензурных выражений, в глаза опешившим милиционерам он высказал всё, что думал об организации праздника, о несчастных обманутых людях, пришедших на этот фарс, огороженный со всех сторон турникетами, о нашей милиции, выполняющей здесь роль надсмотрщиков и о том, что в гробу ему нужны такие праздники. Окончил он свой монолог словами:
- Что, Мент, ты видел когда-нибудь Бен-Ладена без бороды? Посмотри в мой паспорт. Это я, террорист номер один, тот, кого ты ищешь. Забирай меня, веди в тюрьму, разбирайся со мной. Мне уже всё равно. Это ваш праздник...

Галя чуть оттащила разбушевавшегося Володю. Если бы не она, то ночевать бы ему в КПЗ, в милицейской камере.
Вечерело. Не сговариваясь, быстрым шагом они направились к вокзалу. Там у турникетов ждал их знакомый капитан, с которого начинался сегодняшний "праздник". Галя по-привычке открыла сумку и достала паспорта, но страж порядка махнул рукой, мол, проходите, и без вас сегодня досталось выше крыши.

Но на этом приключения не кончились. Вернувшись на электричке в родной город, путешественники взяли такси. На протяжении трёх километров пути от вокзала милиция несколько раз останавливала машину. И это в соседнем городе, за семьдесят километров от "праздника"!
А хорошего Володиного знакомого в этот день лишили прав. Он поехал в погреб за продуктами на своей машине. Несмотря на то, что погреб находился в соседнем дворе, доблестные работники милиции остановили автомобиль и определили, что водитель пьян. Рюмка водки, выпитая по случаю праздника, определила судьбу Володиного приятеля, а также машины, которую впоследствии пришлось продать: ездить на ней стало некому. Умеют у нас изгадить, испортить хорошее дело - юбилей, "праздник"!