ЛЫСЫЙ КОЛОК

Отец в тот день с работы вернулся раньше обычного и в хорошем расположении духа, – видимо в столярке у него всё спорилось. У Васьки в носу засвербело, – от отца терпко пахнуло Новым годом. Видавшая виды фуфайка его была изрядно припорошена снежинками опилок, из седой курчавой шевелюры торчали пружинки стружек. Ни дать, ни взять – Дед Мороз! И лето! Августовское солнце висело ещё достаточно высоко и ощутимо припекало стриженный Васькин затылок, – отец так и не научился стричь детей иначе, как «под чубчик». Парикмахера же в деревне не было отродясь, а заезжие цирюльники частыми посещениями сельчан не баловали.

– Ну, кто со мной по грибы? – подмигнув Ваське, спросил отец. – На похлёбку до заката-то насобираем, поди.

Спрашивал он, скорее, для проформы. Мать, как и следовало ожидать, ехать отказалась, сославшись на нескончаемые дела на подворье, которые: «…хошь – не хошь, а делать надо, – скотинка, она тоже кушать хочет». Талька, младший Васькин братишка, как всегда где-то «польгал». Так говаривала баба Аня (её «старорежимные» словечки смешили, но были столь звучны, что сами липли на язык). Получалось, что остался только один грибарь-помощник.

Васька грибы любил в любом виде: хоть в супе, хоть жареные – с картошкой и без. Да и от солёненьких груздочков, с сыроежками-волнушками не отказывался. «М-м-м… Со сметаной!». А супца лучше, чем из опят, и нетути. Но ещё больше Васька любил грибы собирать. Это ж просто счастье видеть, как из сумрачной зелени подлеска просемафорит ярко-оранжевой шляпкой подосиновик, или, скажем, высверкнет светло-коричневым козырьком обабок-подберёзовик! До ближайшего леса было рукой подать, он начинался сразу за огородами соседней улицы. За столь близкое с лесом соседство её нарекли Зелёной, и Васька частенько туда наведывался, но что там за грибы, – ежам на смех. А с отцом, да на мотоцикле… «Все грибные места будут наши! Может и лисички попадутся…», – размечтался Васька. Лисички были его любимицами. Во-первых: потому, что не бывали червивыми; потом, конечно, за весёленькую цыплячью расцветку, – за красоту, в общем. Жаль, встречались лисички крайне редко. Реже попадались только грузди, – этакие разнокалиберные прохладно-хрусткие тарелки, блюдца и пуговицы, с желтоватой бахромой по гнутому краю, и жемчужно-молочным бисером по розоватой «гармошке». На Васькиной памяти был всего один урожайный груздёвый год. Тогда в каждом дворе груздями были забиты кадки, фляги, тазы и вёдра. Но урожайный год, по уверению знающих людей, бывает раз в двенадцать лет, не чаще, – состаришься, очередного дожидаючись…

Деревня на севере примыкала к болоту, охваченному петлёй просёлка. Ездили по нему кто в лес, кто… по грибы, – вдоль просёлка были леса, леса, леса… И все грибные. Ну, почти все. И сенокосные луга. От запаха свежескошенной и чуть подвяленной травы с тех лугов у Васьки кружилась голова, настолько ароматен и духмян он был! И там ещё попадалась лесная земляника…

Отцов мотоцикл был трёхколёсный, но вместо обычной люльки на раме был закреплён вместительный деревянный ящик. В таком и картошки центнер с поля привезти можно, и сена для скотины чуть не копна помещается. Васька в том ящике мог бы как в спальном вагоне – лёжа ехать, но сегодня он сел на сиденье за спиной отца, где обычно ездила мать. На скорое прибытие к месту тихой охоты Васька не рассчитывал, потому, покрепче вцепившись в ручку седушки, привалился щекой к тёплой отцовской спине, намереваясь и сидя вздремнуть.

Мотоцикл неспешно пропылил до конца деревни и свернул влево, к мастерским. Когда проезжали кузню, Васька, не открывая глаз, это понял по едкому запаху жжёного угля и калёного железа, принесённому порывом ветра. Из дремотного состояния его вывели визгливые крики: «Пи-иззз, пи-иззз…». На мотоцикл пикировали потревоженные чибисы, или – пиздрики, как называли их местные жители. У болота чибисы гнездились и чужакам спуску не давали. Васька проводил глазами ширококрылые чёрно-белые фигурки, выписывающие в воздухе невообразимые пируэты. Сна как не бывало, да и до леса уж было рукой подать.

Первым на их пути был Лысый колок, узкой полосой огибавший западную оконечность болота. Лысым прозвали его за почти полное отсутствие травы и подлеска. Через этот колок наёмный пастух ежедневно гонял на выпас сборное деревенское стадо. Коровёнки походя весьма тщательно вылизали березняк, и теперь он проглядывался на десятки метров вдоль и поперёк. Поперёк, так и вовсе просвечивал «наскрозь» (ещё один бабушкин «анахренизм»). Васька отрешённо глядел на мельтешащие перед глазами стволы берёз. Монотонность картины и мерное покачивание мотоцикла убаюкивали, – впору было опять соснуть, но задремать он не успел…

От неожиданности Васька вздрогнул и поначалу не поверил своим глазам: среди деревьев замелькали грибы. Ваське даже показалось, что грибы перебегают от дерева к дереву.
– Папа, папа, стой! – заколотил он отца по спине, – Там грибы бегают!
Отец непонимающе обернулся: из-за стрёкота мотора и шума ветра в ушах он не расслышал Васькиных слов, но сбросил газ и притормозил.
– Смотри, смотри, там грибы, в Лысом колке!
Отец пригляделся, удивлённо хмыкнул и медленно тронул мотоцикл к лесу. С каждым метром открывающаяся картина становилась всё нереальней.

Грибов, на беглый взгляд, было едва ли не больше чем деревьев. При этом были они как дружинники Черномора – на подбор. Сантиметров десяти-пятнадцати ростом, купола шляпок цвета сдобной булочки. У Васьки даже слюнки потекли, и захотелось чаю. С лимоном. Шляпки снизу были нежнейшего лимонного цвета. Белые! В таком количестве этих царских грибов Ваське видеть не доводилось, отцу, судя по его озадаченному виду, – тоже.
– Ну, и как это понимать? – спросил отец и посмотрел на небо. Васька тоже глянул вверх и, пожав плечами, попытался сообразить: «А и, в самом деле, как?!»

Ну, ладно, по просёлку не так часто ездят, да и рабочий день, опять же. Те, кто за рулём, смотрят вперёд, могли и не увидеть, – отец же не видел. Но пастух коров с обеденной дойки гнал, он-то как не увидел?! И коровы повытоптали бы эту красоту. Или пастух всё же стороной их прогнал? А может правду говорят, что гриб за час может вырасти? Судя по тому, что Ваське не раз попадались белые размером со сковороду, и ещё не успевшие зачервиветь, – растут они действительно быстро, но чтоб так?! Загадка…

Отец, тем временем приняв, видимо, решение, стал углубляться в лес, осторожно лавируя меж берёз и старательно объезжая торчащие там и сям грибы. Остановился почти в центре колка.
– Будем грибы к мотоциклу носить. Кладём прямо в люльку, я брезент подстелю. Вот это у нас корзинка получилась! – И, облегчённо рассмеявшись, добавил, – С колёсиками!

Вооружившись ножами, они принялись резать грибы. Ножка у белого очень толстая, и при попытке её переломить, она только расслаивается. Однако и срезать их оказалось непросто, – настолько прочной и упругой оказалась мякоть, что скрипела под ножом, как берёста. Помимо белых попадались и обычные: подберёзовики и подосиновики, их складывали около мотоцикла. Когда «коробочка была полна», оподля мотоцикла выросло два небольших «муравейника» из грибов рангом пониже.

– Белые отвезём, потом за этими вернёмся, – сказал отец, заботливо укрывая добычу снятой с себя фуфайкой, – потихоньку поедем, чтобы не растрясти, спешить-то теперь некуда.

– Вы, что это, передумали, никак, – встретила их мать недоумённым вопросом, – по её прикидке, грибники отсутствовали не более часа.
– Да мы тут… немного насобирали… – загадочно протянул Васька и приподнял край фуфайки.
– Батюшки-светы! Это где ж вы столько, – и чуть помолчав, горестно добавила, – мне ж до утра с ними не управиться!
– А это ещё не все, там в лесу две кучи остались! – «успокоил» её сын. Потом, сообразив, что вконец запугал мать, добавил, – Да ты не бойся, мам, мы быстро, и поможем…

Перечистили грибы быстро, – чего там чистить-то, коль они и так были чисты, «аки агнцы Божии».

Васька, от пуза наевшись сладких жареных грибов, удовлетворённо посапывал. А что там с оставшимися грибами делали отец с матерью: жарили, там, или, тоже неплохо, мариновали, Ваську уже волновало мало. Ему снилось, что они с отцом снова поехали по грибы и на этот раз набрели на поляну лисичек. Лисички сияли всеми оттенками жёлтого, казалось, – на поляну пролилось солнце.

Сон, как обычно, был цветным…