Ванька Штирлиц

Ванька Штирлиц

Иван Щировец совершил побег из интерната. В шестой раз. Не по науке, не ко времени подгадал: в конце февраля, когда холодов ещё чуть ли не на месяц.
Зато есть и плюсы.
Во-первых, по весне воспитатели и «деды» пасут жестоко. Гулять выводят только по территории. На рывок уйти почти невозможно. А под день армии «деды» наглотаются таблеток и почти не «строят». Вот Ванька и вызвался чистить снег вне очереди. Откопал припрятанный в сугробе «цивильный прикид» и — вперёд, на волю.
Второе: сразу нашёл работёнку на оптовом рынке. Попал на знакомого татарина Ильшата. Тот держал две «точки» — торговал свежемороженной рыбой и мылами-порошками-шампунями. С восьми до четырёх — сгрузи-подай-принеси. К вечеру выходит тридцатник, а то и весь полтинник. А в воскресенье хозяин даже премию выдал — куриный шашлык и два литра лимонада.
Ну, и третья удача: вчера его пустили ночевать. Вписывался он на восьмом этаже общаги-гостинки. Конец короткого коридорчика не виден с лестницы, и там есть батарея. Если последняя дверь — 801-й комнаты — не открывается, жить можно. И вот проспал как-то Ванька аж до восьми утра, когда все уходят на работу. И прижало его железной дверью к батарее. Выходит мужик — бородатый, но явно невредный.
— Как звать? — спрашивает (неплохой признак, если сразу не вопит).
— Иван.
— Детдомовский?
— Счас — нет.
— Сбежал, значит…
Примолк Ванька и стал собираться-подпоясываться. Бывает, что с виду и невредные, а милицию сразу вызывают. А мужик спрашивает, как бы шутя:
— Ты это… есть хочешь?
Ну надо же — и мужик попался здравый. Везёт Ваньке по шестой ходке. Это же из мультика про волка и пса. И Ванька рискнул ответить:
— Дык я… это. Птичку… хотел…
Мужик рассмеялся от души («Птичку, говоришь? Поглядим, какая ты есть птичка…») вынес кружку крепкого чаю и горсть пряников. Спросил только:
— 64-й интернат, должно быть?
— Ага. Оттуда, — ответил Ванька, внимательно относясь к завтраку.
— Вечером приходи, — сказал здравый мужик. — Юрий Борисыч меня зовут. Поговорим. Да не сдам, не бойся…
Работа, несмотря, что день не базарный, вышла опять удачно. Ильшат выдал сверх полусотни червонец премии (за то, что Иван несколько мёрзлых брусков камбалы и терпуга бережно по одной рыбке разъединил). Удалось также заначить пяток одноразовых кубиков шампуня и две поддавленные копчёные селёдки.
Так что на назначенную вписку он явился не с пустыми руками.
Дядя Юра сказал: он преподаёт в университете, а жена его с сынишкой уехали в деревню к старикам, и погнал гостя в ванну (Ванька как чувствовал, что шампунь пригодится). Он отмокал и кайфовал чуть не целый час. Потом Юрий Борисыч заставил Ваньку перестирать всё как есть беспризорное обмундирование (намерен, значит, оставить ночевать).
За ужином Ванька, обряженный в старый дядь-Юрин плащ, честно выложил на стол две свои рыбины. И откровенно предупредил: узнают о том, что Юрий Борисыч вписывает беглого, — врежут большущий штраф. А Юрий Борисыч сказал рассеянно: «Да знаю…» и стал спрашивать про житьё интернатское и беспризорное. Ванька сначала напрягся:
— А вам на что?
— Меня-то от сиротства Господь оберёг, — дядя Юра объяснил. — А отец у меня детдомовский. Много рассказывал про вашего брата. Хотя — время было, конечно, другое...
Ванька всё и выложил, почти без «нажиму жалостного». Мать померла. Отец сидит «пятнашку». Лет Ивану Щировцу одиннадцать. Отчество — Викторович. «Погоняло» — Штирлиц. Это — потому что уходил уже пять раз, теперь — шестой, и в бегах провёл без малого полтора года (да и фамилия похожа на легендарный псевдоним русского разведчика). Поведал о зверствах «дедов» и воспитателей, показал на спине шрамы от окурков и швы на затылке. Расписал всю науку конспирации и выживания.
Ну, например, одежонка должна быть в порядке (куртку с чужого плеча он сам перепортняжил: укоротил рукава и подшил полы). Умываться надо каждый день. В людных местах ходить всегда быстро, как бы по делу. Ночевать только в разведанных местах. На улице не питаться и не курить. При встречах со «своими» — по возможности помогать, но не кучковаться. Внимательно оценивать людей. Общаться желательно со стариками-старушками и мужиками-работягами, из этих редко кто сдаст. И самое главное: денег не выпрашивать. Работать честно. Не воровать.
Тогда, если повезёт, можно прожить «на воле» достаточно долго.
— Понятно теперь, почему ты — Штирлиц, — сказал дядя Юра, раскладывая на полу матрас для Ванькина ночлега. — Учился, поди, неплохо?
— Да как… Математика получается, когда захочу. По русскому — четвёрка всегда. Память, говорят, хорошая. Фантастику, детективы люблю.
— Например?
— Агата Кристи, Чейз. Шекли. Лукьяненко…
Перед сном дядя Юра долго сидел над книгами, потом спросил у сонного Ваньки:
— А что, Иван, ежели я тебя пристрою в деревню к одному доброму деду? Поедешь со мной, представлю тебя, как положено. А ко двору придёшься — глядишь, дед Александр тебя усыновит, то есть, увнучит... Как ты, не прочь заняться сельским хозяйством?
— Не знаю, — подумав, ответил Ванька. — Усыновить нельзя: отец живой. И ещё меня в розыск скоро объявят…
— Ну, подумай, — сказал Юрий Борисыч. — Завтра, даст Бог, разберёмся.
…А поутру на рынке Ваньку прихватил вохровский прапор. Насилу его выручил Ильшат, сумел как-то договориться. Торговец выдал на прощание стольник, упаковку корейской лапши и консервов. Сказал: извини, мол, Ваньша, тебя тут вычислили, теперь заберут, а мне за это прилетит по башке. Придётся тебе другое место искать…
Юрий Борисыч встретил его с обновками: достал где-то у знакомых ношеный мальчишечий пуховик и приличную овечью шапку. За примеркой, услышав Иванов рассказ, он заметил: «Это тебе, брат, недвусмысленный знак».
— С дедом Александром я созвонился, — сказал он. — Обрадовался: совсем один, бабку похоронил. Завтра суббота — утром и двинемся. Но — гляди, я за тебя поручился…
Ванька задумчиво чистил картошку.
— Почему, дядь Юр? — тихо спросил он. — Спасибо, конечно, но… на что я вам сдался? И закон из-за меня нарушаете.
— Закон — вещь, конечно, железная, — ответил Юрий Борисыч. — Да ведь загубят тебя в интернате. А бичевать будешь — и сам пропадёшь. Из тебя в будущем может вырасти талантливый мужик. И, что самое главное, — честный и работящий.
— Всё равно, — махнул рукой Ванька. — Какое у меня будущее…
— Ничего, — сказал дядя Юра. — Подрастёшь, окрепнешь. Дед Александр тебя научит, как перед интернатскими за себя постоять. Учебники достану, будешь мне сдавать экзамены. А через год-два — почему бы не вернуться в интернат? Вон, телевизор говорит: и насчёт образования — национальная программа, и «дедовщину» взялись упразднять…
…Наутро Иван Щировец в компании дяди Юры благополучно отбыл в деревню — не ждать новой жизни, но начинать собственную.