Детские картинки ( Окончание)

…Мне нравится дразнить длинноногого парня. Он имел неосторожность подшучивать надо мной, за что и поплатился. Где я услышала эти слова, не знаю, но они мне очень нравятся. Парня зовут Петя, и я ору на всю улицу: «Петух – на яйцах протух!» Иногда Петя пытается меня догнать, но тщетно – бегаю я быстро, да и калитка рядом. Мне так смешно представлять, как длинноногий Петя сидит в гнезде на куриных яйцах! И я довожу бедняжку ежедневно, когда он проходит мимо. Но однажды меня услышала мама. Она строго и возмущенно выговаривала мне, что это плохая дразнилка, но почему плохая – так и не смогла объяснить. Почему на меня будут смотреть, как на дурочку? Я так остроумно подобрала к этому смешному Пете дразнилку… Странное чувство юмора у этих взрослых: когда мне смешно, они возмущаются, а когда я говорю серьезные, умные вещи – смеются. Сами они… Ну, в общем, каждый остался при своем мнение, но дразниться я перестала. От греха подальше…
…Пес Тарзан блестит из будки мокрым носом, вздрагивает, прижимает уши – боится грозы. Ливень, гром, молния – бедный лохматый друг не решается выйти из своего укрытия на мой зов. А мне так весело и так хочется бегать под дождем! Блаженство! Теплый летний ливень ворвался в город, как всадник: он бьет копытами по крышам, барабанит в окна домов и наискосок хлещет деревья тонкими плетьми. Я тоже скачу, как жеребенок, по улице и подолгу стою под водосточными водопадиками, запрокинув лицо. Дымится нагретый за день асфальт и кажется, что деревья парятся в бане, шлепая себя мокрыми ветками. Мгновенно прошивают низкое небо желто-белые нити молний. Резко врываются в ритмичную мелодию дождя гулкие громовые удары, звенят тяжелые струи о жестяные ведра под желобами домов, булькают грязные потоки по дороге, уходящей в мутную пелену. Мне кажется, что я отрываюсь от земли и лечу, подхваченная музыкой дождя и ветра. Это моя музыка – музыка свободы и полета, музыка бунта и восторга. И нет ее прекраснее… Но летние грозы длятся недолго. С последними аккордами проклевывается из-за туч солнце, заливая рыжим цветом потемневший мокрый город: вспыхивают зеркально лужи, переливается гирляндами огоньков листва, загораются крыши домов. Откуда-то появляются нахальные воробьи. Они что-то клюют, прыгая между разбросанными по земле мелкими сухими веточками, пьют из лужиц и смешно встряхивают перышки. А в небе ворочаются грузные черные тучи, уступая место легким, белым клубящимся облакам, в которых нежится вымытое солнце. В палисадниках сладко пахнут пригнутые к земле и измятые дождем цветы. Воздух наполняется новыми звуками: щебетом птиц, гуденьем машин, мягким бормотаньем ручейков, но это уже другая мелодия…
…Нас с троюродным братом Степкой давно мучает вопрос: как это взрослые курят? Что в этом приятного? Мой дедушка не курит, но вот у Степкиного есть трубка. И, естественно, нам она для эксперимента очень даже подойдет. Степка тайком берет у деда запретный плод, и мы прячемся за сараем. Все готово: трубка, спички, сухая трава. Мы набиваем трубку травой, даже добавляем немного мелких щепочек, чтоб хорошо горело. Вот Степка с силой втягивает в себя дым… Я вижу, как округляются Степкины глаза, краснеет нос – пуговка. Степка долго откашливается. Странно… Не похоже, чтоб ему это нравилось. Я все-таки тоже пробую вдохнуть дым, но сразу же понимаю, что зря. Фу! Гадость! Откашлявшись и утерев слезы, мы разочарованно смотрим на трубку. А вот интересно, почему она сама не загорается? Очень интересно… На наше счастье во дворе сжигают деревянный хлам, и пока никого нет, мы решаем положить трубку в костер, чтобы выяснить, выдержит ли она серьезное испытание. В самый неподходящий момент во двор входят оба деда. После слов: «А ну брысь от огня!» - мы убегаем. Остается надеяться, что трубки все-таки не горят. Но через какое-то время нас зовут, и особенно ласково зовет Степку его дед. Мы подходим на безопасное расстояние. Дед показывает обгоревшую трубку: «Степка, это ты бросил ее в костер?» «Нет, не я», - Степа делает такие честные глаза, что даже я начинаю ему верить. «А кто?» - дед пытается приблизиться. «Ты», - говорит Степка. Во дает… Даже я бы до такого не додумалась. «Как – я?» - хлопает глазами дед, - «Зачем?» «Ну, нечаянно…» - наглеет Степа. Но дед уже приходит в себя, и его ругательный монолог мы слушаем издалека, улепетывая через забор к соседям…
…Мама в который раз пытается сохранить семью, и лето мы проводим в деревне у отца. Однажды мы засиживаемся допоздна у его родственников и меня сонную усаживают в коляску мотоцикла. Я слышу, как мама говорит отцу, что ему нельзя садиться за руль, но веки у меня смыкаются, и я засыпаю. Дальше память сохранила только вспышки сознания… Сильный толчок, я лечу, удар, боль… Я открываю глаза, но ничего не вижу – ночь. Очень больно - болит голова. Я ничего не могу понять. Меня несут куда-то, укладывают на овчинный тулуп, расстеленный на полу. Нас приютили какие-то люди…
Еще очень темно, но от боли в разбитой голове я не могу уснуть. Хочется пить, только все спят, и я молча терплю, стиснув зубы… Утром из разговоров я понимаю, что мы врезались в стадо коров и покалечили одну, за которую нужно будет платить колхозу… Мы опять едем на мотоцикле. Я поворачиваю голову к маме, что-то спрашиваю, но мама молча отрицательно качает головой, показывая на свои почерневшие, опухшие губы. Я вижу боль в ее глазах и испытываю дикий ужас. Мне приходит в голову мысль, что мама навсегда останется немой. Я глотаю слезы и понимаю, что уже никогда не захочу, чтобы мы опять жили с отцом… Дома мама объясняет мне, что разбитые губы просто слиплись от крови, но даже это уже не изменит моего отношения к отцу – пережитый смертельный страх за мать навсегда перечеркнет жгучее желание иметь отца…
…Бабушка иногда рассказывает мне о себе. Я кладу голову ей на колени, и она гладит мне волосы, плечи… У бабушки худые, жилистые руки с жесткими подушечками мозолей на ладонях, но никогда в жизни мне не было так уютно и приятно, как от прикосновения бабушкиных рук. У бабушки было только два класса образования, но все шли к ней за советом и утешением со своими тайнами. Она умела слушать и понимать. Как-то ненавязчиво ей удавалось прививать своим детям и внукам любовь к живописи, литературе, вообще, к прекрасному… Для каждого светились добрые лучики в уголках ее глаз. Ничего особенного, яркого, связанного с ней, не вспоминается, кроме ее рассказов о своей мало радостной, тяжелой, иногда страшной жизни. Бабушка просто была со мной рядом, как ангел-хранитель - всегда…
… «Казаки – разбойники» - азарт погони, изворотливость, фантазия и неудержимое веселье… Сегодня я с разбойниками, и мне не повезло – двое мальчишек постарше связывают мне руки за спиной и ведут, держа самодельные ружья наперевес. Мои враги злорадно хихикают и обещают привязать меня к дереву. Я молчу, но стараюсь незаметно ослабить веревку, и, когда мы проходим мимо моего дома, я освобождаю руки, даю пинка каждому конвоиру и, вырвав у одного из них оружие, шмыгаю во двор. Мальчишки возмущенно кричат и стучат кулаками в калитку. На шум выходит дед. Мальчишки, немного присмирев, жалуются: «А Ваша внучка нас бьет и ружье забрала!» Дед, хитро прищурившись, спрашивает: «Это какая внучка – маленькая с косичками?» «Да!» - орут потерпевшие хором. И тут дед добивает их одной фразой: «Это что же – маленькая девочка обидела двух здоровых лбов? Ай, да – орлы! Вот это – да…»
Мальчишки топчутся, опустив глаза. Потом удаляются. А дед гордо и по обычаю раз сто рассказывает всем домашним, как «наша опять дала жару». И меня переполняет чувство гордости за свою победу и за деда, который оценил меня по своему высшему баллу…
…Откуда-то приблудилась маленькая собачка. Мне так нравится играть с ней, кормить, купать. Наконец-то у меня есть своя живая собака! Я буду ее дрессировать, и, может быть, нас возьмут охранять границу…Я вожусь часами с Ласточкой – мне захотелось так ее назвать, потому что у нее гладкая черная шерстка и белоснежная грудка. Я так упрашивала маму оставить Ласточку, что мама сдалась. Но через несколько дней Ласточка исчезла… Я плакала, искала, звала – напрасно. Мама сказала, что собака, наверное, убежала. И вдруг случайно вечером, подойдя к двери, я слышу, как мама рассказывает бабушке, что Ласточку кому-то отдала… Это был шок… И не только от того, что собаку у меня забрали тайно. Шок был от того, что моя мама – самая справедливая и честная – солгала. До той минуты я не допускала даже мысли, что моя мама может говорить неправду. Я вдруг почувствовала, что теперь не знаю, как мне дальше жить…Потрясение было настолько сильным, что я долго не могла прийти в себя. Я ничего никому не сказала, но что-то новое, очень сложное, не детское вошло в мою душу…
…В каждом дворе есть свой сад и огород. Лето выдалось жаркое, а тут еще вредители – мы все время слышим жалобы на то, что урожай под угрозой – нашествие гусениц. Чем мы можем помочь взрослым? Конечно же, объявив войну гусеницам и бабочкам. Мы начинаем отлавливать врагов. Но просто так ловить и уничтожать нам скучно. И мы придумываем игру. Роем яму – подземелье, строим помост с плахой и виселицей. Все по – взрослому. Узники заточаются в подземелье и ждут своей участи. Потом осужденным зачитывается приговор и приводится в исполнение: мы с чувством справедливого возмездия затягиваем петли – травинки на гусеницах и рубим головы бабочкам кусочком стекла, как сказал поэт: «…с жестокой радостью детей…» Почему нам нравилось убивать? Это был враг! Наверное, мы еще не знали, что врагов тоже можно жалеть…
…Мамин брат подобрал на улице выпавшего из гнезда птенца. Мы с бабушкой пытаемся его спасти: делаем из коробки и тряпок домик, наливаем в блюдце воду и ловим всяких мошек. Но птенец сидит нахохлившись, закрыв глаза, и не реагирует ни на что. Мне очень хочется, чтобы он выжил. Я постоянно бегаю посмотреть на него. Иногда он
приоткрывает глаза, и у меня появляется надежда…Живи…Живи… Пожалуйста…Я глажу его перышки и шепчу ласковые слова… Утром бабушка говорит, что он умер, что он вряд ли вообще мог выжить, но мне кажется, что я в чем-то виновата, что-то делала не так… И от этого мне еще хуже, потому что если бы я знала, как надо спасать…
… Меня готовят к школе. Покупается масса красивых вещей, шьется форма – суета входит в мою жизнь. Я волнуюсь, но это не радостное волнение. Что-то мне подсказывает, что скоро моя жизнь изменится… Все первоклашки боятся проспать – я тоже. В душе вместо радости страх неизвестного и ответственного. Вдруг я не оправдаю надежд? …
Толпа возле школы, незнакомые лица и особенно строгое лицо учительницы – все это угнетает меня. Нас рассаживают за парты совсем не так, как мне бы хотелось. И начинается урок. Поначалу я пытаюсь слушать, но мне не нравится учительница – холодные глаза, холодный голос. Она что-то говорит, но мне не интересно. Совсем не интересно! За окном такая красотища: теплое-теплое солнышко, желтеющие листья, нежно - голубое небо без единого облачка и свободные от всего стайки стрижей… Чтобы как-то компенсировать свое заточение, я рисую на промокашке. Вдруг кто-то жестко берет меня за локоть, и я понимаю, что поймана с поличным. Меня отчитывают… Дома я заявляю категорически, что в школу больше не пойду. Но на следующее утро меня, ревущую и упирающуюся, тащат за руку… И я понимаю, что нет мне спасения, что кончилось мое беззаботное детство, что есть что-то сильнее меня, сильнее мамы, сильнее тех, кто меня любит и всегда был на моей стороне… Мне объясняют, что все должны учиться, и я должна. Должна… Так в мою жизнь входит взрослое слово и взрослые обязанности… Прощай, свобода! Прощай, детство!...