Детские картинки (продолжение)

…За углом живет очень вредная старушка. Она злится на нас и гоняет от своих окон, под которыми мы любим играть. Мы решаем ей отомстить – привязываем к нитке маленький камешек и подвешиваем к бабкиному окошку. Если потянуть за ниточку, камешек стучится в окошко. Мы прячемся за углом и начинаем изводить старушку. Она выходит на стук, удивленно смотрит по сторонам и удаляется…. После нескольких ложных вызовов бабушка уже не выходит, она вылетает с палкой в руке и что-то кричит. Мы катаемся по траве от удовольствия. Месть удалась. Когда я гордо рассказываю об этом дома, мне почему-то не аплодируют, а даже наоборот, обещают наказать, если такое повторится. Я делаю вывод, что взрослые тоже находятся в заговоре, только против детей. В другой раз я буду помалкивать о своих подвигах…
…У меня родилась сестренка – моя тетя стала мамой. Мне разрешают зайти в святая святых – маленькую спаленку и показывают какое-то непонятное существо: уродливо-красное, скулящее, со скрюченными, как у воробья, пальчиками. Было бы чему радоваться… Но все ходят на цыпочках, умильно улыбаются и шикают на меня. В центре внимания тетя. Подумаешь! Я бы тоже могла стать мамой. Я беру на руки плюшевого мишку и прикладываю его к груди, как это делают кормящие мамы. Да… Что-то не то… Груди, честно говоря, не то чтобы маловато, ее вообще нет. А то, что есть, называется как-то иначе… Я понимаю, что радость материнства и связанные с этим привилегии мне пока не светят …
… За соседним забором живут два брата – Юрка и Васька. Мы дружим. Вместе придумываем то, за что нас потом наказывают отдельно. Но это не останавливает нашу фантазию. Мешает только одна маленькая деталь – запертая дверь. Мальчишек запирают на весь день дома, пока не приходят родители. Но разве это может помешать нашей дружбе? В доме есть ключ, но дверь открывается только снаружи. Ерунда! Юрка подает мне ключ в форточку, а там уж дело техники. До прихода родителей мы успеваем наиграться во дворе и за его пределами. Вокруг столько интересного… Можно, например, нарвать липучей травы, и повесить липучий хвостик прохожему пониже спины, а потом умирать со смеху, наблюдая за подергиваниями хвоста и недоуменными поворотами головы на наш хохот. Только однажды, когда мы таким образом опять пошутили, и полная, тяжело дышащая женщина обернулась, я увидела ее глаза на некрасивом усталом лице. Что-то защемило у меня в груди – жалость, стыд, раскаянье… Не знаю. Но больше я не хотела играть в эту игру. А душа требовала озорства, и вот мы уже крадемся по улице к почтовым ящикам и бросаем туда бумажки с надписью: «Мне нужен труп – я выбрал вас. До скорой встречи. Фантомас». Еще мы любим играть в «войнушку». Ставим у стратегически важного объекта – колодца часового, им всегда бывает Васька, и берем «языка». Связываем Ваську скакалкой и тащим в штаб. Обычно Васька не очень возмущается, когда его волокут, но однажды мы решаем, что «языка» положено сначала оглушить, чтоб не сопротивлялся. Юрка находит огрызок доски, подползает к «часовому» и бьет его сзади по голове. Васька взвыл так, что мы с перепугу тоже заорали. Пришлось пообещать Ваське, что в следующий раз часовым будет кто-нибудь из нас. Наша тяга к острым ощущениям создает нам проблемы, но что это в сравнение с удовольствием почувствовать себя вне закона. Юрка придумывает новую игру. Берет дома кошелек, обвязывает его ниткой и просовывает под калитку. Я сижу на заборе и рукой подаю Юрке знаки, когда кто-то проходит мимо. Обычно все идет по плану: прохожий замечает кошелек, наклоняется, но находка ускользает в щель под калиткой. Радость наша безгранична. Но как-то раз прохожий оказывается ловчее и кошелек, обмотанный ниткой, остаётся у него в руках. Все бы ничего, но вещь нужно положить дома на место. Юрка открывает калитку, и говорит: «Дядя, отдайте кошелек». Дядя находку вернул, но заодно очень сильно надрал Юрке уши. Все когда-нибудь кончается. Кончились и наши веселые прогулки. Нас разоблачили. Больше всех досталось Юрке, как самому старшему – отец выпорол его ремнем. Я слышала, как Юрка кричал: «Папочка, я больше не буду!» Это было ужасно. Меня не наказали, но лучше бы дали ремня. Мама сказал, что Юрку били из-за меня, так как это я открывала дверь. Что можно было придумать посильнее, что бы я больше никогда так не поступала? Ничего…
…Я хочу быть балериной. Балет завораживает. В меня вселяются души балерин – я чувствую изящные движения рук, ног, головы… И уже не могу жить без этого. Все так красиво, что я часами верчусь перед зеркалом, выделывая разные «па». Мне покупают черный купальник и белые чешки для занятий. Записывают в кружок. Вот и зал, родители рассаживаются, как зрители. Мне сразу не нравится тетка, которая будет с нами заниматься. Где она взяла такой противный голос – как будто бьют по железному тазику? От ее резких команд я внутренне сжимаюсь и сразу чувствую, что хочу в туалет… Тетка с железным голосом что-то требует, но мне уже нужно прилагать усилия совсем для другого. С каждым движением катастрофа приближается, а тетка, как назло: «Выше ногу! Тянуть носок! Присели!» Мне стоять-то - уже подвиг. Присели… Ничего не могла получше придумать? И мама тоже хороша – ничего не видит, а я все время с мольбой ловлю ее взгляд. Зато «железная тетка» замечает мое странное поведение и шлепает меня по спине: «Не сутулься!» Все! Больше не могу! Слезы текут сами… Хорошо, что только слезы… Тетка кричит родителям: «Чей это ребенок?» Мама уводит меня. В этот кружок я больше ни ногой. Проза жизни убивает во мне высокое искусство. Прощай, балет!...
…Иногда по вечерам у нас дома бывают чтения – младший брат мамы Лешка вслух читает что-нибудь интересное, а остальные домочадцы слушают. Лешка хорошо читает – с выражением. Я сажусь у его ног, и начинается превращение маленькой девочки в кого-нибудь из героев Жюля Верна, Вальтера Скотта или Майн Рида… Это удивительно, как слова становятся образами, исчезает комната, исчезает все, что было привычным, знакомым, и из ничего возникает неведомый мир, где живут совсем непохожие на тех, кого я знаю, люди – сильные, смелые, гордые, верные слову и никогда не бросающие друзей в беде. И я живу в этом мире, я – одна из них, я учусь у них бороться со злом, превозмогать боль, любить, ненавидеть… Года три назад мне прочли книжку о дружбе двух девочек – дочери богатых родителей и бедной цыганочки. Финал этой истории так потряс меня – цыганочка погибает, спасая свою подружку, которую укусила змея, маленькая бесстрашная цыганочка отсасывает яд из ранки на ноге у подруги, но сама умирает – я так переживала, что истерла пальцем до дыр нарисованную змею и физиономию богатой мамаши. Это осталось в памяти навсегда … На белой стене подрагивают тени, по темным стеклам постукивает дождь, шуршат в печке раскаленные угольки… Но я замечаю это только, когда Лешка замолкает – ему хочется пить. Я смотрю в окно: мрачными силуэтами раскачиваются ветви деревьев, свет фонаря рассыпан на мельчайшие блестки… Лешка снова берет в руки книгу, и опять моя душа расправляет крылья…
Зима - сказка. Не важно – утром или вечером – всегда сказка… Утренней сказкой загораются на окошке ледяные узоры от неторопливых наплывов ленивого солнца. Можно долго любоваться, дышать на льдистые картинки, изменяя рисунок, можно лизнуть… Во дворе кряхтит дед, расчищая дорожки. Я слышу, как скрипит и царапается упрямый снег под лопатой. В кухне бабушка растапливает печь, расщепляя кусочки дерева на тонкие лучинки. Вспыхивает огонь, хрустит, как сухариками, сухими поленьями. Снег за окном медленный, тихий. Можно взять санки и пойти на горку, там уже кто-нибудь катается, наверное. От сверкающей, переливающейся белизны замирает сердце. А солнце все настойчивей – не выдерживают сосульки горячего золотистого томления и сочатся с крыш, деревьев, водосточных труб, позвякивая о бугристую, застывшую на дорожках, наледь. На сугробы уже ложатся синие-синие тени.
Солнце забралось высоко, и снег лепится, как пластилин – строй, что хочешь. Мы роем в огромном сугробе у дороги тоннель и прячемся в него, как зверушки. Каждый представляет себя кем-то. Сказка… Вечером я опять иду гулять, хоть погода и испортилась. Никого нет. Я бреду на «полянку» - любимое место для игр – там тоже никого нет. Быстро темнеет. Ветер порывисто щетинится колючим снегом. Но снег уже не белый, блестящий – он серый, такой же, как небо. Будто кто-то быстро-быстро зарисовывает все вокруг штрихами метели. Протяжно воет поземка, змеится серой дымкой, завивается по переулку. Из сугробов лохматыми пучками, похожими на волчьи хвосты, мечется по ветру сухая трава. Я стою завороженная… Скрипят тусклые фонари, выхватывая из темноты черные заборы, стены домов… Жутковато и таинственно… Я совсем одна. А, может, не одна…Может, кто-то прячется за углом, сидит в сугробе… Но уходить не хочется – заколдованным, загадочным чувством держит меня этот зимний вечер, не пускает домой. Сказка… Зимняя сказка…