Сколько город себя помнил, здесь, на пологом берегу моря, возле маленькой реки-речушки, всегда жили люди. Когда-то давно, очень и очень давно, город был поселением рыбаков и собирателей, но с тех пор столько воды утекло, столько..., что город почти забыл об этом. А потом годы складывались в десятилетия, в туман, одно за одним уходили века, менялся климат- засушливая жара сменялась проливными, идущими долгими месяцами, дождями, узкая полоска приморской долины, зажатая между морем и встающими на востоке и юге горами, превращалась в болото и маленькая река- речушка становилась большой, медленно несущей свои воды к морю, важной рекой. А затем снова приходила удушающе-влажная жара, болота отступали, и речка высыхала. Люди, живущие здесь, куда-то уходили, им на смену являлись другие, смуглые или белокожие, что-то исчезало, что-то менялось, рождались новые поколения людей, новые обычаи, поселение разрасталось и прошлое, шаг за шагом, неторопясь, отступало вдаль, растворяясь в мутной завесе времен.
Городу трудно вспоминать прошлое, трудно ворочать памятью, но, но если его попросить, он, наверное, смог бы рассказать о людях, живших здесь когда-то, у впадения реки-речушки в синее море. Возможно, он даже показал бы место, где в гуще городских кварталов, под толщей домов и времен, на камнях скальной подошвы Великого африканского разлома, похоронены следы деятельности его первых жителей.
Начало 3-го тысячелетия до н. э… Лето уже заканчивалось, и последние жаркие дни были не за горами. Могучие дубы, многолетние дубы мирно дремали под солнцем, низенькие пальмы вдоль болот тихо шелестели, переговариваясь под добиравшимся к ним с моря, с широких водных равнин, ветром.
Высокая трава скрывала ползущего льва, тело льва сливалось с растительностью, рыжая грива маскировала горящие глаза, прижатые к голове уши. Лапы мягко переступали по земле, длинный хвост подрагивал от возбуждения.
Стадо диких свиней кормилось в зарослях густого тростника, у самого края большого болота. Неожиданно вожак, крупный, весь покрытый жесткой бурой щетиной, клыкастый кабан, поднял голову и принюхался к воздуху. Дующий с моря небольшой ветерок стих и кабан учуял льва, совсем близко подобравшегося к стаду. Вожак был старый и не очень боялся львов, он знал силу кабаньего стада и знал, что львы предпочитают не нападать на защищающее своих самок и поросят, ставшее кругом стадо. Но вожака смущало, что лев был один, без прайда, лев-одиночка. Вожак недовольно хрюкнул, подавая знак опасности и сзывая стадо к себе...
Черноглазый, хрупкий Ривтан осторожно прокрался к своей утлой лодчонке, привязанной за камыши на краю болота. Стараясь не спугнуть птиц, вольготно расположившихся чуть поодаль, в тростниковых плавнях, Ривтан аккуратно отвязал лодку, тихонько забрался в нее и медленно-медленно направил ее в плавни, устроившись на самом дне. Сегодня день был благосклонен к Ривтану. С утра он помогал матери работать на клочке земли, который выделила им община - отец Ривтана утонул в море две полных луны назад и сейчас Ривтан работал по хозяйству, поскольку был единственным, кто это мог делать в доме. Кроме Ривтана, в семье было еще две меньших девочки и грудной, совсем маленький братишка, но они не в счет, а Ривтану уже минуло целых одиннадцать солнц и он выглядел рослым и старшим. Ривтан очень хотел помочь маме. По малолетству, мужчины не брали его с собой в море, воды реки были запрещены жрецом, и он наловчился бить птиц на болотах, во множестве находившихся вокруг поселка. Он сплел себе лодочку из тростника и, пока его сверстники чинили порванную в море сеть, Ривтан охотился на птиц. Сегодня, он уже поймал двух жирных, упитанных уток, спрятал их в тайном месте и завалил камнями до своего возвращения. Несколько дней назад он перетащил свою лодчонку на болота, находящиеся далеко от поселка. Правда, мужчины из поселка говорили, что эти места опасны и здесь видели охотящихся львов и леопардов. И что здесь можно заболеть лихорадкой, которая пугала людей в поселке куда больше, чем хищники. Однако, подросток, по своей сути еще ребенок, этого не боялся, он, пока, еще не дорос до настоящего страха. К тому же он знал, что взрослые, вообще, не любят ходить на охоту, пойманной в море рыбы и урожая с поля им вполне хватало для сытной жизни и для этого не нужно было бегать по равнине за косулями или оленями, подстерегать кабанов в засаде, страдая от гнуса, рискуя подцепить лихорадку, провалиться в трясину или просто - напросто столкнуться с мрачным, лобастым конкурентом из породы оч-ч-чень больших кошек, конкурентом, угрюмо взирающим на тебя, на какие-то куцые палочки-копья в твоих руках и раздумывающим, а не закусить ли тобой прямо сейчас, вместо того, чтобы бегать по траве за косулями, муфлонами или еще кем.
Ривтан старался не уходить далеко от поселка, все-таки своим мальчишеским умом понимая, что встреча со львом или гибким, связанным из одних мускулов леопардом добром для него не кончится, но что поделать, если вблизи уже ничего нет, а дома братишке кушать надо. Сам полезешь туда, где поселок уже не виден и кругом только луга и болота.
Лодочка медленно дрейфовала к тростниковым плавням. Комары, висевшие тучей над водой, не досаждали, мальчишка давно привык к ним. Где-то рядом, хрюкали дикие свиньи, выискивая в тростнике свои корешки. Ривтан приподнялся с днища, чтобы лучше видеть уток, копошившихся возле берега.
Влажная ладонь юного охотника сжала древко самодельного дротика, еще несколько таких же, собственноручно изготовленных, лежали рядом.
Птицы начали проявлять беспокойство, неизвестный предмет плыл в их сторону. Захлопали крылья, разгоняя круги по воде, над плавнями поднялся птичий гомон. Дальше уже можно было не прятаться. Ривтан встал на колено, лодочка опасно пошатнулась, и метнул первый дротик. И сразу же, один за одним, еще два. Стая уток бросилась врассыпную. Две птицы судорожно били крыльями, пытаясь взлететь, поднимались в воздух и тут же падали обратно в воду, окрашивая её кровью. Тихое, полусонное болото, на мгновение превратилось в бедлам, наполненный гамом, шумом, перьями, вся стая уток пыталась одновременно подняться вверх. Ривтан, шестом подтолкнул лодку и, подхватив раненную утку за крыло, быстро свернул ей голову и бросил на дно лодки. Тут же, развернувшись, он попробовал достать и вторую птицу, но утка, обезумев от страха и боли, вырвалась из рук мальчишки, оцарапав ему ладони, и устремилась к берегу. Ривтан едва успел пробормотать вслед утке, чтобы злые духи взяли ее. Птица выскочила на берег и сразу оказалась скрытой в высокой траве. Ривтан еще раз толкнулся шестом и заскользил за уткой по дурно пахнущей, черной воде болота. Едва лодчонка зашуршала в траве, растущей из болота у самого берега, как, прихватив шест, подросток, меся ногами жидкую грязь и оскальзываясь, заторопился за птицей...
Оглушающий рев и визг, перемежаемый злобным рыком, сотряс болото, царство болотной тины и топких земель. Неисчислимое множество гнуса сорвалось с тростника, окружающего болото и живым облаком, прорываемым, иногда, жужжащим полетом мух, зашевелилось над водой.
Стадо диких кабанов, никогда не отличавшихся большим терпением, во главе со старым, украшенным шрамами, секачом, затолкав в середину своих, визжащих, бурых от грязи, хрюшек и поросят, пошло в атаку на притаившегося в траве льва.
Оголодавший, изгнанный из прайда, молодой здоровый самец не хотел расставаться с добычей. Пустота в животе давила ему на мозги. Он зарычал и прыгнул навстречу кабанам.
Кабаны, ни на мгновение не задерживаясь, как каток пронеслись по траве, сминая все на своем пути, и проломились дальше, за кусты. Молодой лев бездыханно остался лежать на земле.
Кривясь и бледнея, Ривтан выполз из кустарника, растущего по краю прогалины, где разыгралась битва кабаньего стада со львом. Ему повезло, духи селения схоронили его. Мальчишка успел заметить внезапно наступившую тишину и красные, налитые кровью глаза несущихся кабанов и даже прыгнувшего им навстречу огромного, желтого зверя – льва. Подросток вскочил в гущу тростника и ободрал себе спину и грудь, не говоря уже о руках и ногах. А теперь желтый зверь валялся мертвым, а невезучая утка, раскинув уже никому не нужные крылья, была вбита в грязь до такой степени, что, даже вечно голодные шакалы, побрезговали бы ей. Птица лежала как раз на полпути между мертвым желтым зверем и Ривтаном. Болезненно дергаясь при каждом вздохе, мальчишка направился к мертвому льву – любопытство, обычное любопытство – посмотреть - гнало его, да и от птицы, хоть что-то, да могло остаться. Но чем ближе Ривтан подходил к утке, тем яснее видел – там уже нечего брать. Мальчишка поискал глазами какую-нибудь палку - свой шест он потерял, когда летел в кусты - чтобы подковырнуть втоптанный в землю комок и неожиданно услышал шевеление впереди себя. Ривтан поднял взгляд и оцепенел. Гигантский желтый лев, шатаясь, вставал на лапы. Подросток, сразу забыл об утке и о боли и, с трудом переставляя, вдруг онемевшие ноги, попытался шагнуть назад. Лев мотнул головой, столкновение с кабаньим стадом не убило его, а лишь оглушило, и жалобно мяукнул, но, неожиданно заметил мальчишку. Слюна потекла у льва из пасти…
Несколько некрасивых, толстых женщин в длинных
юбках на голое тело, в пещере, высоко в примыкающих
к морю горах, там, где вершина постоянно укрыта плотным
слоем снега, ткали вручную большое, широкое покрывало.
Вдруг одна из них вскрикнула, уколовшись пальцем обо что-то,
и оборвала тонкую нить – жизнь неудачливого мальчишки - вылезшую из полотна…
Подросток, уже убегавший к болоту, к совсем близко находящейся лодке, внезапно споткнулся. Лев, на какой-то миг, показалось, застыл в прыжке…
- …спасение, вот оно, рядом, стоит только руку протянуть… - Ривтану мнилось, что он протянул руку к лодке…
Но последнее, что почувствовал мальчишка, было жаркое дыхание льва.
Прошло несколько столетий. Высохли болота, где охотился на уток мальчишка из селения у моря. Река, протекавшая рядом с поселением, измельчала и из широкой, могучей полноводной красавицы превратилась опять в небольшую, дряблую речушку, жалкий остаток прежней красавицы. Изменилась природа и редкими гостями на равнине у моря стали дикие свиньи, прежде в изобилии встречавшиеся у болот. Чужие племена, переселяясь, проходили этой равниной, пользуясь ею, как дорогой, ведущей с севера на юг и обратно. Волны пришельцев двигались по долине, охотясь на зверей, ловя рыбу в большой, ранее священной, а теперь мелеющей, год от года, реке. Собирали урожай на не ими возделанных полях. Неизвестно, с какой из этих волн, опасаясь очередного нашествия, ушли и сородичи Ривтана, покинув родные места.
Прошло еще несколько веков. Давно уже порос травой и кустами тот холм, где когда-то стоял поселок рыбаков, давно уже другие племена жили возле моря и место древних богинь судьбы, некрасивых толстых женщин в горной пещере, занял грозный волосатый, незримый бог пришельцев, обитавший со своей подругой, злопамятной покровительницей племен, где-то на небесах.
… Молния разодрала небо и сразу хлынул проливной дождь. Небольшой караван, состоявший из телеги, запряженной 2 ослами и десяти человек, остановился и спешно свернул в сторону с лесной дороги, под укрытие тесно стоявших громадных вековых деревьев.
- Тюки, тюки плотней закрывай,- командовал высоченный чернобородый детина в коричневой шерстяной накидке поверх длинного, ниже колен, одеяния, укрывшись сам под деревом.
Двое людей, в мгновенно промокших до нитки, таких же шерстяных накидках, только попроще видом, в коротких колпаках на кудлатых головах, быстро тащили, ухватив за упряжь, под сень деревьев запряженных в телегу ослов. Еще двое подталкивали повозку сзади.
- Это надолго, - взглянув на небо, проронил, один из укрывшихся под деревьями, толстый низкорослый человек с торчащей из ворота грубой рубахи крепкой шеей и не меньшей, чем, у высоченного детины, бородой.
- Сам вижу, - буркнул великан, стоявший рядом. – Кулаб, Хетшу, ставьте навес, а ты, - обернулся высоченный бородач к толстяку,- взял бы пару человек, посмотрел по окрестностям, Леса здесь густые, зверье всякое водится…
- В такую погоду, - проворчал низенький, - собаку из дома… Бунар, Хувша, берите копья и пращи, пойдете со мной.
Тучи на небе сомкнулись вплотную. Стало совсем темно, хотя день еще далеко не закончился. Ливень еще больше усилился, струи воды хлестали напропалую, сплошной пеленой застилая все вокруг. И в этой пелене, раздевшись до пояса и оставшись в одних повязках вокруг бедер, скрылось трое охотников - толстый Эйтан, Бунар и юркий Хувша.
Оставшиеся шестеро спутников высоченного детины, быстро соорудив из бычьей шкуры навес для телеги, щкуры, вытащенной с той же телеги, пробовали разжечь костер под этим же навесом. Ослы, привязанные к гигантскому, раскидистому дубу, выражали свое крайнее недовольство дождем и тем, что их привязали и противно ревели, заглушая шум падающей с неба воды. Глава каравана, чернобородый детина Типух, тщательно осматривал тюки с товаром, не подпортила ли вода драгоценный груз - масло для благовоний и, наконец, оставшись доволен, улыбнулся - все было в порядке. Рыжий Хетшу, сын второй сестры Типуха , вместе с Кулабом, его дальним родственником, работавшим за долги, заканчивали ставить еще один навес, для людей.
С громким треском гром вторично прокатился по небу. На линии недалеких гор обозначилась полоска прекращающегося ливня. С третьей попытки, людям под навесом удалось развести костер и, наконец, пламя начало сушить мокрых путников, да так, что аж пар пошел от их одеяния.
Типух, находившийся в прекрасном настроении после осмотра товара, подозвал Кулаба:
- Перетащите костер подальше от телеги и сними те шкуры, которыми укрыт товар. Надо просушить их. – Повернувшись к гревшимся у огня людям, Типух добавил:- Надо бы просушить и плащи Эйтана, Бунара и Хувши. Рабал, возьми на себя это.
Худой, носатый Рабал, молча встал от костра и шагнул к телеге. Затем нагнулся и зашарил под ней рукой – свои накидки охотники положили именно туда, под телегу.
- Неплохо бы перекусить, - словно ни к кому не обращаясь, произнес, за спиной великана, его племяник Хетшу, - жрать-то, страсть как хочется.
- Хетшу всегда жрать хочет, - рассмеялись у костра. – А если его продать сенаарским купцам, он сожрет у них весь хлеб!
- Кому не терпится, - распорядился Типух,- может взять рыбу из мешка на телеге. А кто согласен потерпеть, то скоро должны вернуться охотники.
Будто в ответ на его слова, сквозь редеющие струи дождя стало видно, как из леса, на дорогу, огибающую небольшое болотце, вышли два человека.
- Идут, идут,- защумели костровые, показывая на дорогу.
Вечно голодный Хетшу вскочил на ноги и побежал навстречу охотникам.
- По-моему, это Хувша и Бунар, - сказал, старательно обогревавший у костра свою тощую задницу, самый молодой в караване и самый зоркий Нег-ду. – Чего-то несут. А Эйтана не видно.
Наконец, из леса показался еще один человек.
- А, вот, и Эйтан, - прокомментировал юный Нег-ду, подставляя огню еще один кусочек своей задницы.- Только, он, кажется, копье держит так, будто чего-то опасается.
- О-па, - провозгласил, возившийся у костра, кривоногий Овдия,- я уже и угольки приготовил мясо запечь, и листья есть завернуть. Сейчас веток еще насушим.
Напарник кривоного Овдии, нескладный Оваким подвинул к огню большой, подгнивший обломок ветви дуба.
Дождь прекратился так же неожиданно, как и начался. Нег-ду, отлучавшийся по нужде за ближайшие кусты, завопил, распугивая наступившую внезапно тишину : -
Дождь кончился!
- Тише, ты, сын раненного осла! – поморщился жилистый Кулаб.- Сейчас сюда сбежится все зверьё, что водится в этом лесу.
- Ага, два клопа и три таракана, – ядовито сказал юный недоросль, выходя из-за кустов.
Где-то высоко вверху, в кронах деревьев, заухали, заголосили, прятавшиеся во время дождя, птицы. Типух, старший каравана, устроившись на телеге, терпеливо считал, на выуженной, из глубин своего одеяния, покрытой воском дощечке, прибыль всего похода. Задумавшись, он отложил ее в сторону. Ливень расстроил ему все планы. Типух предполагал добраться за день до деревни у моря, где жили их родичи, но едва они спустились в долину, как попали под этот дождь. И сейчас Типух, стоявший во главе семейного клана и уже лет пять занимавшийся торговлей с приморскими селениями, никак не мог решиться, что делать дальще – идти вперед или остаться ночевать в этом лесу. До темноты они не успеют добраться до деревни - это ясно и придется, все равно, останавливаться где-то, но ближе к морю одни болота…
- Шевелись, костровые! – орал Хетшу, радостно скалясь и облизываясь. Опередив на пару шагов охотников, весь увешанный кусками сочащегося кровью мяса, он первым прибежал к костру. – Сейчас пузо потешим! Погреем душу! - и Хетшу попытался схватить зубами лежащее на плече мясо.
У костра загалдели громче. Длинноногий Бунар и маленький, юркий Хувша, ходившие с Эйтаном, сбросив у огня свою добычу, облегченно выпрямились. Кривоногий Овдия блаженно суетился, приговаривал: - Ай, как здорово! Вот, радость животу! – и все подкладывал заранее приготовленные пальмовые листья под принесенное мясо. Тощий Нег-ду, с видом знатока, поинтересовался: - Косуля? - Рябой Оваким живо разгребал угольки костра, готовя место для мяса. Один лишь носатый Рабал, двоюродный брат Типуха, сидя возле костра, старательно очищал небольшую ветку, корявя руки о сучки, намереваясь сделать из ветки палку, удобную при ходьбе – Рабал зашиб ногу, зацепившись за корень дуба и, теперь, хромал.
Типух слез с телеги и подошел к ослам, своему последнему приобретению перед походом. Животные успокоились и выглядели мирными и тихими. Бока у ослов были округлые и чувствовалось, что о них заботятся. Тут, возле ослов, Типуха и нашел Эйтан. Охотник, еще мокрый, со свисающей сосульками бородой и блестящими каплями воды в черной, редеющей шевелюре, подошел к высоченному главе каравана.
- Типух, - позвал Эйтан,- у меня неприятная новость. В лесу чужие следы.
Чернобородый великан, с сомнением, воззрился на низкорослого Эйтана: - Под дождем? Ты уверен?
- Ты меня знаешь, - произнес охотник, - я не лгу. Местные так не ходят. Это чужие.
- Доходили до меня слухи, - словно в раздумьи, почесал пятерней кудрявую голову Типух, – новые племена появились в горах, южнее нас…
- Эт, куда ты размахнулся – протянул Эйтан.
- Далековато, - согласился Типух,- но чем Ба-ал не шутит. - И, тут же, с надеждой, спросил: - А, может, воины западного царя?
Жилистый, нескладный Кулаб подал Эйтану накидку, высохшую у костра.
Охотник осклабился: - Это даже не смешно, Типух - произнес он.
-Ладно, ладно, - стушевался Типух, - ну, бывает. Сказал, так сказал.
Они оба, и Типух и Эйтан знали, что если бы здесь появились воины западного царя, каждый камень в окрестных горах уже кричал бы об этом. Разве, что только разведчики…
- Нет,- заворачиваясь в накидку, решительно произнес Эйтан, как и Типух, подумав о том же, - это не воины царя, вообще.
- Типух, Эйтан, - позвал от костра жизнерадостный Хетшу, - мясо, пальчики оближешь. Уф, идите есть.
- Честно говоря, - продолжил, приглаживая широкой лапищей свою, еще не высохшую, бороду, охотник, - понятия не имею, чьи это следы. И это, - от костра опять возопил, потерявший всякое терпение от близости аппетитного, с корочкой, запеченного мяса, Хетшу: - Типух, гото-о-о-во мясо!!! – и это мне не нравится, - сказал Эйтан и добавил: - Сейчас начнет темнеть, оставь дежурных на ночь.
- Хорошо, - согласился Типух, - дежурных, так дежурных. Идем к костру, а там решим, кто в эту ночь на страже.
Костер догорал. Багровым цветом дотлевали уголья, понемногу остывали дрова. Сужался круг света, отбрасываемый костром. Эйтан проснулся от подозрительного шорханья. Осторожно, чтобы не разбудить ворочавшихся рядом Кулаба и рыжего Хетшу, он сел на шкуру, на которой спал и перегнувшись через Кулаба, коснулся плеча Бунара.
- Тсс, - шепнул он, едва Бунар открыл глаза. – Разбуди Хувшу и возьмите оружие.
Затем охотник поднялся с места и, всем своими движениями показывая, что он человек толстый и неповоротливый, обремененный большим весом, подсел ближе к костру.
- Не спится? - поинтересовался жилистый Кулаб, ворочая прутом угольки. Он и рябой Оваким стерегли на исходе ночи становище.
- А Оваким где? – спросил Эйтан, протягивая к огню руки.
- А, за хворостом пошел, - сказал Кулаб. – Прогорело все за ночь, - пояснил он.
- И давно пошел, - зевая, уточнил охотник.
- Да нет, - ответил костровой, - как раз, перед тобой.
- Та-ак, - протянул Эйтан, внутренне напрягаясь. Его ухо опять уловило шорох, который разбудил его.- Говоришь, передо мной ушел…
- Ну, да. Перед тобой, - ответил Кулаб, продолжая разгребать угольки в костре. – Что-то ты странный какой-то. За Овакима беспокоишься? Оваким не пропадет, не бойся.
- А я и не боюсь, - медленно, с растяжкой, сказал Эйтан. – А теперь слушай меня внимательно, - понизив голос, произнес охотник. – Оваким больше не придет, такая у него судьба, а ты, сейчас, - четко, тихо, разделяя каждое слова, зашептал Эйтан, - разбросаешь, как можно дальше, угольки, чтобы костер совсем угас. Так надо, - упредил охотник вопрос Кулаба. – И не в коем случае не выпускай из рук свою палку, - Эйтан указал глазами на прут, которым орудовал жилистый сторож.- В лесу чужие.
Судя по звукам, прятавшиеся в лесу люди окружали стоянку, но делали это неумело, толи не слишком заботясь о тишине, толи просто не умея двигаться тихо.
- Хувша, Бунар, - совсем едва слышно, зашептал Эйтан. – Нас окружают. Как только костер погаснет, будите всех и идите в лес, к тому большому дубу, что мы видели у поворота дороги.
Кулаб, как завороженный, все еще сидел, смотря на Эйтана, и ничего не делал и, вдруг, словно опомнившись, быстро-быстро начал раскидывать костер в разные стороны.
- Не суетись,- произнес охотник, - еще ничего не случилось.
Огонь совсем погас. В полной тьме стало слышно шевеление людей за костром, Хувша и Бунар потихоньку поднимали людей.
- Приготовсь, - сквозь зубы, чуть подавшись вперед, к Кулабу, одними губами просипел охотник. - Как только я скажу «Прыгай!», прыгай! Понял?
Дежурный кивнул головой. И в тот же момент Эйтан резко выдохнул-крикнул:- Прыгай! – и сам метнулся в сторону от кострища. С мерзким свистом, несколько стрел воткнулись в землю на том самом месте, где еще мгновение назад находились Кулаб и Эйтан. Дикие крики и рев обрушились на стоянку. Из мрака леса выскочили плохо различимые фигуры и бросились к кострищу, где спали караванщики. Возле телеги завязалось побоище, поднятые Хувшей и Бунаром люди мимо телеги прорывались в лес. Кто кого пытался убить, было невозможно понять, тени метались вокруг друг друга. На Эйтана ринулась чья-то фигура, охотник уклонился и возле его плеча воздух вспорол наконечник копья. Эйтан, в свою очередь, без раздумий , ткнул вперед своей рогатиной. Фигура впереди всхлипнула и согнулась. И тут же, почуяв сбоку звяканье металла, Эйтан присел. Над головой свистнула полоса широкого меча из Та-Кем. Охотник с силой швырнул рогатину в еще одну, набегавшую на него фигуру и упал на землю, перекатившись под ноги человеку с мечом. Его обманчивая неповоротливость сыграла плохую шутку с нападавшим. Не ожидавший от толстого человека такой прыти враг замешкался. Эйтан резко выбросил вверх руку с зажатым в ней ножом, прямо в пах противника и горячая, липкая кровь полилась ему на плечо. Вскочив на ноги, охотник подхватил из рук нападавшего меч…
Уже пробираясь по лесу, Эйтан услышал жалобный стон и узнал голос Хетшу.
Ветки деревьев еще успели пару раз, в темноте, хлестнуть его по мокрой от пота и крови спине, пока он не вышел к условленному месту. Прямо у дерева, опершись на кору дуба спиной, сидел молчаливый Кулаб, а за ним, чуть поодаль, юный Нег-ду и носатый Рабал. Понемногу начинало светлеть. Уже вырисовывались очертания деревьев, обозначились контуры дороги, потянулась пелена белеющего неба.
- Это все?- спросил охотник, присаживаясь возле Кулаба.
- Бунар пошел посмотреть, может, кто еще заплутал в лесу, - апатично ответил Рабал.
- Эйтан, - Кулаб повернулся к охотнику, - вернемся домой, возьмешь у меня что хочешь.
Охотник улыбнулся. Шелест травы заставил всех насторожиться. На прогалину, отделявшую место сбора, раскидистый дуб, от остального леса вышла чья-то фигура.
- Свои, - с облегчением выдохнул Рабал, узнав Бунара. Бунар тащил на себе еще кого-то, а следом, из-за деревьев, показался сильно хромающий Овдия.
Сидевшие под дубом поднялись навстречу вышедшим из леса.
- До конца дня не доживет, - выдохнул Бунар, шатаясь.
- Аккуратно, аккуратно, - командовал Кулаб, помогая укладывать на траву, на чью-то рубаху рыжего Хетшу.
- У него две раны в животе, - произнес Бунар, устало опускаясь на землю. – Больше никого не нашел. Еще Хувша где-то должен бегать.
- Светает, - сказал Эйтан, смотря на лес. – Кулаб, ты за старшего, - распорядился охотник. – Ты, тоже, останься здесь,- Эйтан положил руку на плечо Бунара.- Схоронитесь где-нибудь. – Охотник обвел взглядом собравшихся под дубом.- Пойду, посмотрю, что за люди…
Эйтан отложил в сторону меч, захваченный у противника – блестящая полоса металла могла выдать и, подхватив с земли копье Бунара, скользнул к деревьям.
По разгромленному становищу беззаботно шлялись, одетые во что попало, ночные грабители. Эйтан спрятался в небольшой ложбине, прикрытой колючим кустарником. Сюда же к нему протиснулся и юркий, как ящерка Хувша.
- Да, -протянул маленький Хувша. – Могли б нас из луков, как зайцев пострелять.
Грязнобородые, с длинными, заплетенными в косы, темными волосами, чужаки били кувшины с благовониями и, пересмеиваясь, мазали друг друга и захваченных ослов дорогостоящей смесью. Убитых пришельцы стащили в кучу на край стоянки. Эйтан насчитал пять трупов. Еще несколько человек ходили с перемотанными руками и ногами.
- А, вон, и наши лежат, - шепнул Хувша, показывая глазами на место, где ночью был костер. Двое чужаков сдирали с пальцев мертвого Типуха золотые кольца, еще один выворачивал в поисках ценностей его одежду. Рябого Овакима, лежащего с размозженной головой, видимо ободрали еще ночью, сразу, как только вышибли мозги.
- Ходят, - пробормотал Хувша, - ничего не боятся… Слушай, Эйтан, - воскликнул маленький охотник, - они же слова коверкают, в точности как ты, это же твои соплеменники!
- Нет, - отрезал Эйтан, - это варвары. Степные варвары. Их там много племен, Дан, Ефрем, Беньямин. А я Иегуда. Ты же не считаешь своими родичами аминунтов, чьи земли к югу от вас. Они, ведь, тоже говорят как ты.
- Они мне не родичи, аминунты шакалы западного царя.
- Тсс, - перебил Эйтан. – Смотри. Сейчас начнут стаскивать в кучу, все, что найдут. Сначала сгребут все в центр, потом поделят. Затем устроят попойку. Вероятно, передерутся. А, теперь, слушай. Их человек двадцать. Если мы подождем до их попойки, я думаю, сможем часть товаров и ослов вернуть обратно. Пожалуй, пожалуй стоит посоветоваться с остальными.
- Эйтан, что они делают?
Несколько варваров в кожаных безрукавках и засаленных кожаных юбках, отложив в сторону своё оружие – копья и окованные медью дубины, принялись рыть, найденными на телеге абсидиановыми кинжалами яму.
- А-а, - зевнул охотник. – Убитых хоронить будут. Сначала своих, а сверху наших в могилу бросят, Типуха и Овакима, предварительно связав. Тут мы ничего поделать не сможем, только головы подставим. Ладно, пора уходить. Уползаем…
Могила убитых пришельцев стала следующей яркой вспышкой в гуще времен на месте будущего города. А вечером того же дня, так и не дождавшись возвращения с вылазки своих сородичей, умер на руках у кривоного Овдии рыжий Хетшу. И на месте будущего города появилось еще одно свидетельство прошедших веков.