Не убив - убил

Вы хотели быть богом? Нет? Лгать себе бесполезно. Ведь кто-кто, а вы знаете, что это неправда. Человек всю жизнь пытается сделать что–то такое, подвластное лишь высшим силам. Он стремиться решать вопросы жизни и смерти, вмешиваться в природу вещей и руководить судьбой. Президенты, императоры, герои, мученики, мессии творят зло и добро лишь ради того чтобы приблизить себя к богу, дабы прировнять себя к нему. Некоторые идут еще дальше. Они приравнивают бога к себе.
Я не президент, и не далай-лама, но сегодня я стану богом. Пускай один день я буду решать, кому сегодня жить, а кому умирать. У меня для этого есть сила, она во мне, точнее у меня в руках. Это мой жезл, мой посох, мое орудие власти. У меня в руках винтовка с оптическим прицелом, и она решит, что может бог, а что человек, то есть я. Винтовка лежит на моих коленях, а локти упираются в шершавый, давно не крашеный подоконник. Из окна удобно наблюдать за прохожими. Какие они разные. Одни бегут сломя голову по своим делам, другие медленно прогуливаются, наслаждаясь осенними красками улицы. Вот парочка влюбленных, пристрелить одного, пускай другой мучается. Нет, не то. Помучается пару месяцев больше от страха, чем от любви, а потом с отвращением будет вспоминать окровавленный труп.
А вот бомж развалился на скамейке. Его взгляд беспрестанно бегает в поисках «чеголибо» у «коголибо». Тоже мне добыча. Еще спасибо скажет, правда с того света. Если он есть.
Нет, все не то. Кого же пристрелить. Вот вопрос. Замочишь счастливого, он так и умрет счастливым, убьешь несчастного, только окажешь услугу. Старому наплевать, он свое прожил, молодому без разницы, он еще не знает что такое жизнь.
Ага. Надо искать этакого - лет под сорок. Такой человек уже почувствовал вкус жизни, но еще не насладился ею. У него проклюнулись первые хронические болезни от беспутной молодости, и он с ужасом ощупывает каждую подозрительную шишку на своем теле меняющемся не в лучшую сторону. По утрам долго рассматривает язык, вытаращив глаза в зеркало, а по дороге домой и на работу тщательно обходит опасные места, которых с каждым годом становится почему-то все больше. Это среднестатистический самоубийца. Он убивает себя мыслями о своей возможной смерти. Поэтому все тревожные сообщения о смерти своих соседей, друзей и сотрудников он не просто выслушивает, он их анализирует. Результат анализа предельно прост. А могу ли я умереть таким же способом, и что нужно предпринять, чтобы избежать подобного конца.
Этот страх ковыряет в мозгу как палец в носу, и также вызывает кровоизлияние. Мозг смотрит на мир через красные прожилки глаз и окрашивает его в тускло багровый цвет. Вот такой страх мне нужен. Страх перед смертью. Я им смогу насладиться в полной мере. Как приятно наслаждаться страхом других, чувствуя себя в относительной безопасности. Но сегодня я не просто буду наслаждаться, я укорочу жизнь Кому-то - словно бог, повелитель судьбы.
Искать. Искать моего избранника. А может двоих или больше. Я беру винтовку и просовываю ее ствол в приоткрытое окно. Нет, стрелять еще рано. Время понаблюдать в прицел за лицами, движениями мышц и за теми неуловимыми проявлениями души, которые временами прорываются с потаенных глубин человеческого существа.
По тротуару, заставленному небольшими столиками и пластиковыми креслами, идет молодая девушка. Китаянка или японка, я никак не могу научиться отличать их, да, впрочем, это и не важно. Ее темные волосы, спускающиеся на плечи, удерживает синий обруч. Овальные глаза приподняты вверх от природы и от удивления. Она идет мелкими, стремительными шагами, быстро осматривая витрины магазинов. Она спешит, а я нет. Она спешит жить, а я не спешу ее укоротить. Понаблюдаю еще немного.
В моем прицеле четко видны даже мелкие черты лица. Наблюдая со стороны, невольно осознаешь, что лицо живет более яркой жизнью, чем тело. Его движения мгновенно реагируют на изменения в окружающем мире. Тело еще только готовится к действиям, а на лице уже отобразилось отношение человека к происходящему, и даже к последующему будущему. Вот мужчина лет тридцати пяти с почти округлой головой и гладко причесанными короткими волосами. Тень от очков падает на его глаза, отчего, кажется, что на тебя смотрят из глубокого колодца, пристально и внимательно. Но это только на первый взгляд. Человек погружен в себя. Он пристально осознает свои мысли и мечты. Да, да. Мечты. Его внутренняя улыбка проявляется в непроизвольно растянутых тонких губах, поэтому на щеках появляются дугообразные вертикальные линии. Они немного старят его, но придают выражению добродушность уверенности. Мужчина практически не смотрит по сторонам, но это не мешает ему ловко лавировать между прохожими. Он слишком занят собой, что бы быть интересным мне.
А вот еще один. Он одет в мешковатую одежду, которая полностью скрывает форму его тела. Он меня полностью устраивает. Его бесцветные глаза малоподвижны. Тело сковано и напряжено. Он не спеша идет вдоль самых стен, то и дело, опуская глаза. В этот теплый день он одет в куртку, застегнутую до самого верха. Его практически никто не замечает, кроме меня. Пускай подойдет поближе. Нет, я не боюсь промахнуться. Я не стрелок, и никогда им не бил. Но с таким прицелом можно попасть и в зайца на бегу, особенно если заяц величиной с человека. Подожду еще пару минут, пусть насладиться своей жизнью в последний раз. Так прицелиться. Вот его глаза, вот нос, лоб, почему-то покрытый мелкими капельками пота. Стоп. Он что больной. Мужчина настолько напряжен, что его волнение чувствуется даже сюда. Внешне, если не всматриваться, он спокоен. Но внутри него что – то происходит. Его мозг накален до предела и пот - это пар от его извилин. Он медленно поднимает глаза и осматривает улицу, дома, прохожих и машины. Его взгляд скользит все выше и останавливается на мне. Я инстинктивно отклоняюсь от окна и сразу же понимаю всю нелепость этого движения. Он меня вряд ли видит. А если что-то и заметил, то я для него не более чем неопределенный силуэт в далеком окне. Прицел сыграл со мной глупую шутку. То, что я отлично вижу для него практически недоступно. И все-таки я испугался. Хотя, наверное, я испугался не его, а себя, вернее того, что собираюсь сделать.
Вот незадача. Я потерял тот неуловимый промежуток времени, который мог стать отправной точкой в его мир иной. Он отлично виден. Направляясь в мою сторону, приблизился настолько, что я могу его видеть и без прицела. А попасть и подавно. Для этого даже оптический прицел не понадобиться. Но прохожий направляется в мою сторону и для того что - бы его убить придется высовываться из окна. Я представляю себе эту картину. Человек с винтовкой высовывается все дальше и дальше и …, падает. А потом напечатают в газетах « Самоубийца не умел стрелять, поэтому выбросился в окно вместе с винтовкой, винтовка осталась цела». Забавно, но не смешно.
Человек подошел совсем близко и остановился. Он посмотрел по сторонам и, наверное, приняв окончательное решение, твердым шагом направился в кафе.
Вход в кафе мне не виден, потому – что оно подо мной, на первом этаже. Я с винтовкой на втором. До меня сквозь перекрытия долетает негромкий шум отдыхающих посетителей и звон посуды. Там жизнь и веселье, к которым сейчас присоединилась моя потенциальная добыча. Нечего пускай еще немного порадуется последним минутам. Он скоро выйдет, вот тут я его и прихлопну, после получено им удовольствия. Главное что – бы он ничего не ел. Терпеть не могу, когда убивают во время еды. Когда-то смотрел фильм, в котором пристрелили человека со вкусом уплетающего здоровенный бутерброд. Он медленно опускался на мостовую с дыркой в груди и удивленными глазами, которые смотрели на недоеденную ветчину и уже не в силах глотнуть откушенный кусок.
Нет, мой есть не будет, иначе я его не пристрелю.
Я усаживаюсь на старую, но довольно крепкую скамейку и продолжаю следить за улицей. Сейчас я вижу меньше, но вряд ли пропущу человека в бесформенном балахоне. Он выйдет и тогда… Что – то происходит со мной. Нет не со мной, а с домом. Все что происходит довольно нелепо, дом начинает двигаться. Двигается стены окна, но особенно пол, он проваливается подо мной. Вместе с этим по моим ушам ударяет волна взрыва прогремевшего внизу, в кафе. Все в диком круговороте падает, куда - то вниз, вместе с ним падаю и я. Несколько секунд я живу в нереальном мире, где все летает вместе со мной. Куски сталкиваются, крошатся, летят мне в глаза, и я понимаю, что это почему – то конец.
Через несколько минут, в наступившей тишине сознание медленно возвращается ко мне. Сначала оно сосредоточено на самом себе, а затем переходит к окружающему.
Мое тело лежит под большим куском упавшей стены, засыпанное до половины. Боли я не чувствую лишь только доставляет неудобство кусок кирпича давящий на ребра снизу и невозможность двигать ногами. Я жив еще, более того чувствую себя неплохо. Голова, грудная клетка целы, руки сильно ободраны, но, как мне кажется, не переломаны. Ощупав себя мысленно и взглядом, я перехожу к останкам окружающего меня мира. Видимо взрыв был довольно сильным. Первый и второй этаж дома основательно разрушен. Всюду обломки стен, перекрытий и мебели хаотически перемешены с телами мертвых и еще живых людей. Только стоны. Еще никто не пытается что - либо предпринять, пребывая в шоке, только пыль густой вуалью скрывает реальную картину, и осыпающиеся куски штукатурки нарушают звенящую тишину.
Я в шоке, как говорят теперь. Правда я в шоке и в прямом и переносном смысле. То, что произошло со мной, просто не укладывается в мои понятия. Пытаясь решать судьбы людей, я невольно стал пешкой в игре непонятных мне сил. Решив убить, я был убит, правда, не до конца.
Время бежит. Пыль все больше оседает на разбросанные обломки, и я вижу правду о моем конце, о конце моей жизни. Моя дорогая жертва, человек, которого я наметил себе как агнца, предназначенного жертвой на алтарь моей глупости и самолюбию передо мной, чуть повыше того места где я лежу. Вернее не весь он, а то, что от него осталось. Ответ предельно прост, я не успел пристрелить обыкновенного террориста. Он направлялся в кафе, чтобы подорвать взрывное устройство. Вот от чего скрытое волнение и застывший взгляд. Взрывчатка, по-видимому, было у него на поясе, и теперь его останки, их верхнюю часть, я могу видеть. Они застряли между стеной и бетонной балкой подброшенные силой взрыва. Ниже пояса тела нет, только рваные клочья ткани, шкуры и мышц свисают с торса. С них капает кровь прямо на пианино, добавляя к белым и черным клавишам красные. Его грудная клетка защемлена но боли он не чувствует, ее отобрала смерть. Грудь постепенно прогибается, и балка медленно движется вниз. Я с ужасом. Нет, пожалуй, ужаса я определенно не чувствую. Я просто осознаю, что балка медленно опускается на меня. Ее удерживает только тело смертника решившего умереть и прихватить с собой еще десяток другой.
Выбраться я не могу, пробовал уже. Остается только ждать с безразличной уверенностью. В эти последние минуты меня одолевают странные вопросы. Если бы я пристрелил его тогда на улице, ничего этого не было. Убив одного человека, я мог спасти несколько десятков людей от наглой смерти. Неужели для того что бы жили одни обязательно надо убивать других. Разве может быть смерть благом и кто ее тогда оценивает. Кто вешает ярлык на смерть. Человек бог или она сама. Или в мире все случайно? Неужели что бы спасти один народ надо убить другой, а спасение планеты Земля в гибели человечества? Есть ли бог, и где он сейчас? Мне кажется бог – тот, кого нет. Вопросы, вопросы, вопросы. Я осознаю, что ответов на них я уже не получу. Краем уха слышу треск ломающихся ребер, балка разрывает останки мертвого недоумка, и я вижу, как она медленно опускается вниз.

Я бог – потому что меня уже тоже нет.