Цирк

ЦИРК

Цирк был будто наскоро сделанный, хотя прочной, камня и стали, постройки, но артисты выбегали растерянно…

… Когда наездник упал, ничего, кроме боли и разочарования, не было на его лице – никакого комплимента, никакой попытки сделать хорошую мину при плохой игре, «держать удар» – он просто упал, встал, заплакал, ушел.

… Падали эквилибристы (Дашенька ойкнула и ткнулась мне в подол) – девочка лет одиннадцати ушибла руку и заревела совсем по-детски; моя пятилетняя сдержалась;

– у жонглеров сразу падали булавы;

- у фокусников не открывались дверцы, выходило сразу по две женщины вместо одной, а распиленная плакала, прижимая руки к животу в крупных красных каплях…

Тигры, львы, носороги…

Укротители не могли их укротить…

Клоуны не могли рассмешить, и сами видели это, и уходили, стыдясь, будто в первый раз украли, – и вот тогда я почувствовала, что Дашеньке пять с половиной лет, и спросила:

– Хочешь мороженого?

– Нет, нет, мама, – сказала Даша. – Я хочу попкорна, и вон того клоуна, который не может слезть с пони!

И мы пошли с ней на арену, и там тоже продавался попкорн, а клоун уже ушел, растворился в бесконечности занавесей, и Даша спросила:

– Мама, а ты любила папу?

Я подумала и сказала:

– Да.

– А он полюбил тебя, и сунул в тебя свою пипиську, и потом, через девять месяцев произошла я?

– Почему ты говоришь такими заученными фразами, – измученно спросила я, – откуда у тебя это «произошла»?

– Нам так в садике говорили, – ответила дщерь.

… А на арене творилось вообще уже что-то несусветное: озверевшая публика била колбасами воздушных шаров по головам рыдающих клоунов и раненых эквилибристов – и кто-то под шумок уже разделывал пони.

… Директор выбежал, набеленный, как реклама отбеливателя, – заламывать руки – не дали: заломили, увели.

– Ничего больше и не будет! – сказал ехидный слюногубый мальчишка, пытавшийся стащить с наездницы ее розовую газовую юбку…

… Девочка одиннадцати лет, веснушчатая некрасивая наездница плакала, прижимая к груди оборванные рукава:

– Простите нас! Простите нас! Мы хотели… Мы первый раз! Мы хотели как лучше! Простите!!!

… Даша уже гладила ее по голове и по глазам, расправляла юбку, рваным цветком лежавшую на замусоренной поп-корном тырсе, дула в ресницы и щеки, – как только она умела, – а я не умела, я злая; и между тем гасли жидкие, как чай, люстры, и мир стремительно пустел, и музыка не играла, и где-то внизу моего живота шевелились все те тысячи младенцев, которых я убила, и издыхающий пони еще бил копытом по кругу –

а Даша, утирая платочком слезы одиннадцатилетней наезднице, говорила:

– Не плачь! Не плачь! Все будет еще! Мы с тобой в зоопарк пойдем, чупа-чупс купим, сыняток родим…