16+
Графическая версия сайта
Зарегистрировано –  124 046Зрителей: 67 098
Авторов: 56 948

On-line28 411Зрителей: 5610
Авторов: 22801

Загружено работ – 2 134 238
Социальная сеть для творческих людей
  

Прощание с Воландом (Окончание)

Литература / Проза / Прощание с Воландом (Окончание)
Просмотр работы:
10 апреля ’2012   11:41
Просмотров: 23372

Глава 12

... Зимний вечер. Сёстры галдят. Он одиноко сидит за столом, и при тусклом свете абажура, пытается читать «Откровения». Весь дом был усеян литературой про Бога: и не мудрено – отец, и вся родня, по мужской линии – учёные-богословы. Который раз он пытается выяснить, что было написано в той раскрытой книге, которую Иоанн съел, и от которой сладко было во рту, потом «горько во чреве»... Хоть, мельком в неё глянуть! Который раз он раскрывал книгу на той же странице, но разглядеть ничего не мог. Переполненный детворой, дом, для него был пустым – он был далеко... Вот Иоанн держит книгу и собирается её съесть. Хоть бы краешком глаза... Любопытство переполняло детскую душу... Как заглянуть? Даже заёрзал на стуле. Из-под руки, боковым зрением зацепился за окно... Удача! Иоанн был спиной к окну... И у самого его рта маленький Ваня прочитал, отразившееся на стекле: «СПРАВЕДЛИВОСТЬ»... В этот момент за-шла мать, и окно мигом опустело... Потом, в гимназии, откуда-то появился листок бумаги, в котором было написано, что религия опиум для народа; что бога нет; что материя первична, а сознание вторично; и, что, вообще, человек произошёл от обезьяны... Что это глупости было ясно сразу. Но, в его голове и для них была своя полка. Сколько времени прошло, и об этой несуразице вспомнил, когда родной дядька, профессор богословия из Москвы, заехавший по делам в Киев, в кругу младших родственников, рассказывал о тонкостях своей науки... А основой ей, считал он, есть притча о сеятеле... Конечно, в присутствии дядьки, глупые мысли в Ваниной голове не возникали. Но, размышляя, как-то, наедине о сеятеле, он задал ещё один вопрос: «А что такое подготовленная почва»? И сразу же возник другой, совсем еретический: «Коль слово (мысль) первично, то, что ему стоит переделать любой грунт, в том числе и саму дорогу, под те условия, при которых зерно даст наибольший урожай»?!
Вскоре такая каша заварилась, что размышлять было некогда – вой-на, смута – голову сохранить бы... Но октябрьская революция поразила лозунгом: «Фабрики рабочим – землю крестьянам!» – Так это же раскрытие понятия «справедливость»! Как он волновался! Сбылось, написанное в «Откровениях»: «Сладко было во рту»!
Но, вскоре, сбылось и то, что потом, стало «горько»: гражданская война... НЭП... Коллективизация...
Как он попал в Москву, и чем там занимался, свернулось в одну точку. И тут же проявился усатый профиль – большое произвёл впечатление... А, узнав, что он семинарист-недоучка задумался... Вот тогда и появилась книга, которую органы изъяли, вместе с копиркой и машинисткой... Толь-ко теперь, в нескольких минутах от встречи с Богом, лицом к лицу, Иван Николаевич понял всю мудрость поступка чекистов: та книга была семенем, посеянным в неподготовленную почву... Как он тогда негодовал! Да-же стал сотрудничать с литераторами и писал всякие глупые стихи по их заказу... До того случая на Патриарших прудах...
Собственно, и случай тот, вряд ли бы произошел, не окажись Иван Николаевич тогда не на изломе эпох, в момент самого перелома... Будучи под неусыпным оком органов, его не покидала мысль идеями из «Спиральных граблей» запустить в массы. Конечно, из того, что там произошло, и того, что было написано в самом романе, совпало только начало. Берлиоз таки был. Заведовал он сектором молодых литераторов. Но больше был известен как порядочная сволочь: свою работу через него протиснуть не удавалось годами. Проходили только заказные, и то после нескольких переделок под его диктовку. Конечно, для начинающих любой редактор ретроград... Но у Берлиоза был палец... Большей мерзости вселенная не видела. Причём, когда он здоровался за руку, или ложку держал, или, даже, в носу ковырял – палец как палец. Но стоило ему поднять ладонь над рукописью, как палец плотоядно выдвигался и начинал кружлять над текстом. Берлиоз, при этом, мог не то что не смотреть на текст, он мог читать газе-ту, или, какой важный циркуляр, но говорить о рукописи. Зачарованные такой картиной, авторы переставали понимать, где находятся и зачем при-шли. А палец, как кобра, хищно выгибаясь, продолжал и дальше плясать над текстом, не касаясь его, но и не удаляясь далее, чем на высоту буквы. Уже через минуту начинало казаться, что рядом никого нет – один только палец, а рука где-то далеко и вверху – вроде, как крыло у ангела, порхающего вокруг перста указующего... В тот день, Иван Николаевич, действительно принёс стихи. Заказные. Действительно, они были о Боге. И, действительно, читая их, трудно было найти повод не влюбиться в него. Но Берлиоз не знал, что тот, кому он поручил в красках разоблачить библейские сказки, владеет вопросом на уровне самих авторов тех сказок. Более того, его работа, раскрывающая материалистическую основу Библии, хранилась в неприступных архивах органов... Конечно, наваждение накрыло, тогда, рассудок Ивана Николаевича, и когда, после непродолжительной лекции о смысле библейского учения, Берлиоз откинулся на спинку стула, взял карандаш между пальцами и стал крутить им, ожидая прилива краски на впалые щёки поэта – рука сама потянулась к папье-маше... Момент удара, он и сейчас не мог вспомнить... Очнулся от топота ног и визга машинистки. Рука Берлиоза была в крови: два пальца были основательно раздроблены; а один, указательный, висел на тоненькой полоске кожи и болтался, как на нитке... Вместе с милицией прибежал и чекист. Пошептавшись, усадили «молодого поэта» в машину и увезли в сумасшедший дом.
Там и созрел план Мастера и Маргариты. Перебитый карандашом, палец Берлиоза, превращался, в отрезанную трамваем, его же голову. Мастер – материя. Маргарита – её система управления. Материя была всегда и никуда деться не может. Потребность в управлении возникает тогда, когда уже есть, чем управлять. Бог – это жизнь. Прокуратор – вольное трактование Библии, в пику опытам профессора Преображенского... Для последнего пришлось вводить ключик. Так, Преображенский, считал не-зыблемым правило, по которому он принимает в гостиной, обедает в столовой, спит в спальне, а оперирует в операционной; прокуратор же улёгся спать на балконе, где перед этим пообедал, а утром допрашивал Христа... Особо он гордился отрядом потусторонних сил. В оригинале он легкомысленно плюхнул, что, мол, греха не только нет, но и быть не может, и всё это выдумки попов. Аргумент, там, конечно весомый: сам Иов. Но ведь недостатки в жизни есть. И у них есть одно общее свойство – прятаться. Конечно, рано ли, поздно ли, они и сами вылезут наружу, когда созреют, – но будет потеряно время, а может, и сама цель. У Воланда с бригадой, была задача вызвать искусственное дозревание и, тогда, недостатки проявляли бы себя раньше, чем успевали нанести непоправимый вред – нечто среднее между прививками и пробуждением совести. Или, аналог нашему Уголовному Кодексу: статьями 31 и 43, он разрешает правоохранительным органам провоцировать простых граждан на правонарушения, а самих провокаторов ограждает от ответственности. Но злые черти не кровожадны: всего один труп, и Иван Николаевич им его повесил для завязки, но от все-го сердца. Те, кто непосредственно соприкоснётся с той чертовщиной, конечно, будут пытаться править недостатки. Но не все с ними столкнулись... Не все исправятся... И молодёжь подрастает... Да, справедливости нет, не было и не будет... пока существует материя. Но об этом нельзя говорить прямо... Поэтому они борются с недостатками не до победного конца... И наша правоохранительная система борется с преступностью так, чтобы её, даже ненароком, не ликвидировать. И здравоохранение... И борцы с грехопадением... Вся борьба с пороками ведётся так, чтобы их не искоренить – это смертельно ...для ЖИЗНИ. Всё по Библии... Но глазами её авторов... Конечно, перед котом неудобно – навесил на него роль хулигана, да ещё и бегемотом обозвал. Но читатели простят, и за ним увидят, что и остальные черти, всего-навсего аллегория... на наши реалии. Да, план был хорош. Но только под крышей сумасшедшего дома...
Когда потребовались кадры для разработки теории развитого социализма, Ивана Николаевича вытащили из психушки без положенного консилиума. Вот почему он вынужден был этому роману приписать авторство некоего Булгакова, реального лица, врача по образованию, но на жизнь зарабатывающего сюжетами для театров. Кстати, видать у него тоже были вопросы к авторам Библии, ибо в «Театральном романе» пытается рас-крыть библейское понятие «жертва», разместив в одной афише Софокла и Максудова... Но как он мог узнать суть одного раздела, той арестованной книги, написав в «Белой гвардии», что украинская природа такова, что не держит память прошлого? ...Зелёная трава... Пышные всходы... Зной... «И крови не останется и следов»*... Собственно, именно из-за этого он и ре-шил взять то имя... При жизни вымышленного автора публиковать конспект запретной книги Иван Николаевич не решился... Потом война, разруха, гонка вооружений – не до того было... И сейчас, в каких-то мгновениях от, похоже, эпохальных открытий, он видел почему... Ласковое тепло уже подбиралось к сердцу... Мысли стали перескакивать, картинки накладываться... В одном месте шинель парила над открытым гробом и пыталась полой помочь душе, зацепившейся за порог тела, покинуть это самое тело. Картинка была как из сна: и цели, и команды, и потуги – соответствуют ситуации, а самого результата нет – борьба теней... Самого тела не видно было: густое марево скрывало содержимое труны, за исключением тонкого, острого носа, по которому Иван Николаевич сразу узнал и того, кто там лежал... Во, дела! Опять! Напряг всё внимание на борьбу ту: шине-ли, души и тела... Спор был безмолвным, но источал такую истину, которая может быть только у роковой черты – голую. Поэтому суровую и без-жалостную. Неведомыми путями накал той борьбы свободно входил в мозг, приобретая словесные смысловые образы... Так вот почему Гоголь к концу жизни стал таким неадекватным: зёрна, сеянные им всю жизнь в подготовленную почву, увы, вопреки притче о сеятеле, не дали ожидаемых всходов... И жёг продолжение «Мёртвых душ» не в нервном припадке, а от осознания того, что общество, захлёбываясь в восторге от первой части, совершенно не стремилось править вскрытые в нём недостатки. А как он, оказывается, боялся пойти по шевченковским местам! Поэтому реальную картину из жизни властей губернского города, которую нарисовал в виде комедии, он вынужден был уравновесить столь же реальными рисунками жизнеописания элиты волостного и хуторского масштаба, но приукрасив их фантастическими элементами. За бесами, спрятав от цензуры свои истинные намерения, Гоголь усыпил бдительность властей. А, может, это власти дали себя убаюкать, и громче всех смеялись над своими карикатурами, давая понять, что поняли юмор и ценят в авторе шутовство. Само общество, ради совершенствования которого и старался писатель, увидев лояльное отношение к автору властей, которых тот критиковал, восприняло его как острого на язык придворного юмориста. И напрасно. Природный дар художника не пропускал мимо его взгляда ни одной мельчайшей детали бытия – он писал только истину. Истины требовал и от игры артистов в комедиях. Это Гоголь перевёл юмор и сатиру российского происхождения на естественные рельсы, благо материала было с избытком – человеческая глупость. Вот почему, человек, прочитавший, хотя бы, одну работу Гоголя, не может смеяться над американским юмором, венчает который – морда, измазанная тортом... Или, попробуйте найти, хоть, одну лишнюю пуговицу в описании костюма. Или выйдите на Днепр перед грозой и найдите, что он не так изобразил. Или, просто, в тихую украинскую ночь... Го-голь реалист до последней запятой... Услышанное дальше, прямо шокировало... Нет не новизной открытия – он это уже знал последние шестьдесят лет, а подозревать начал ещё гимназистом. Об этом он наивно написал в «Спиральных граблях», потом зашифровал в «Мастере и Маргарите». Шокировало другое: душа с телом никак не могли распрощаться, ибо застряли в сомнениях о ...первичности... Оказывается, Гоголь, на основе своего не-удачного опыта по переделке сознания высмеиванием глупости, засомневался в существовании Бога... Да, да! Того самого Бога, который одним своим Духом вертит всей материей. Прочитайте «Тараса Бульбу» с позиций здравого смысла и станет ясно, что произведение, ставшее родоначальником русской классики и советского реализма, вовсе не восхваляет дух казачества и православие... Долго он его писал – восемь лет плёл красивую обёртку вокруг неприемлемой для той поры конфетки. (Кстати: М.Горький, использовал тот же способ и за благими намерениями в виде красивой обёрткой Данко – бескорыстное служение народу, спрятал горькую пилюлю реалий в лице Ларри – о том, что стремление к абсолютной свободе ведёт к смерти. Но, именно, в «царство свободы народов», и вели кормчие революции обездоленный люд, взяв за цель, пустую обёртку. Не напрасно «буревестник революции» после её победы предпочитал жить за границей: дочитаться до скрытого смысла «Старухи Изергиль» победители могли в любой момент). Николай Васильевич искренне хотел немножко помочь Ему (Богу) в наведении божественного порядка в отдельно взятой местности: которую очень хорошо знал, в которой вырос, которую любил, и которая была его Родиной. Но бытиё не только не реагировало на его идеи – сами идеи, растворившись в бытии, превратились в повод для веселья, в украшение того общества, стали модой. Вместо изменения бытия он к концу жизни осознал, что налепил ещё один слой камуфляжа над недостатками общества. Лихорадочные попытки править уже изданные работы и жечь рукописи были следствием его неумолимого прозрения, что не сознание правит бытиём... Тщетность таких попыток, Иван Николаевич, заметил давно и сформулировал это одной фразой: «Рукописи не горят». Забыв, где находится, потянул руку ко лбу с намерением пот вытереть... И застыл в изумлении: впервые в жизни он видел душу... Чужую. Но не всю: часть её материализовалась над гробом, а остальная скрывалась за шинелью, ко-уже перестала летать и облегала неподвижное тело. Душа выглядела точной зеркальной копией последнего, только не материальной, но чрезвычайно подвижной и эмоциональной... Недоверчиво огляделся. Увидел табличку Шевченко. Булгаковская крышка продолжала витать. Подумал:
– Нас трое, и Гоголь в труне (меня не заметил, потому что я дремал с другой стороны мироздания)... Жаль, что не взял диктофон...
Душа причитала, как женщина:
– Ну, сколько можно терзать себя и мучить меня! Не внемлет народ слову! Шишки ему дорогосказ! Ещё когда про Бульбу писал, меня терзали сомнения: увидят ли люди за красивой, героической идеей материальную пустоту? Увидят ли за Сичью, Вавилонскую башню? И чуяла, всеми фибрами чуяла, что Тарас Бульба, это другое лицо твоего тела... Ну, что, до-бился естественности? Люди и пошли за очевидным, совсем не задумываясь над его обманчивостью. И по сей день, строят новый Вавилон. Глянул бы ты, что творится там, наверху! Никого не волнует, от чего ты хотел предостеречь народ. Правда, твои «Записки сумасшедшего» внимательно рассмотрел Понырев и сумел увидеть, что ты предостерегаешь от погони за справедливостью, но рукопись перехватила система и засекретила. Понял твой шифр и Булгаков, но постеснявшись заповеди Некрасова, пере-шифровал в другие сюжеты. Земляки тебя уже в коррупционеры записали! Мол, продался царским сатрапам – за то, что написал, что Украйна – это русская земля. Ты хотел, чтобы они думали сами? А им некогда думать – халяву делят! Они Тараса Бульбу обсуждают... по слухам! А то дочитались бы, что ты написал, что русская земля состоит из Украйны и Московии. А, если бы ещё и Нестора Летописца по его трудам изучали, а не по партийным цитатникам, то, может, и узнали бы, что эти края ещё в «852 году стала прозыватыся Руська земля»... Не томи, отпусти! Ну, что с того, что мысль первична, а люди реагируют только на шишки? Если не можешь спокойно наблюдать, как в головы соотечественников поселилась глупая (блудливая) мысль и точит их уже двенадцать веков, поступи как Бог, тогда в Вавилоне. Что, жалко труда предков? А что им будет радостней, если потомки друг друга перегрызут? Вот они в 1991 году все дружно пошли новым путём и на первом же перекрёстке застряли так, что говорят об од-ном и том же, но друг друга не слышат, не понимают, и не хотят... Да не приходило ли, в твою изъеденную ехидством голову, что евреи сохранились как нация, только благодаря тому, что рассеялись по миру, «как горох решетом»?
...Пола шинели нерешительно приподнялась, но, как бы одёрнутая, заняла своё место. Дымка рассеялась, и на лице открылся румянец стыда и растерянности... Душа исчезла из виду, зато тело шевельнулось: Иван Николаевич глазам своим не верил – Гоголь шевелился в гробу... Боясь вспугнуть ситуацию, зажмурил глаза... Но мозг сверлило новое открытие: надо же! Увидел, что прятали авторы Библии за её сюжетами две тысячи лет назад, а земляка, и, почти, современника не разглядел... Какая тема! Завтра немедленно займусь! Вспомнил, что и его ширма, Булгаков, что-то писал в продолжение «Мёртвых душ». – Как бы и он не был свидетелем таких споров гоголевской души с телом? Но тогда ограничился тем, что искренне посмеялся, увидев, что и через сто лет повадки маниловых, ноздрёвых и собакевичей не поменялись – изменились только масштабы их глупости и тщеславия... И только сейчас он обратил внимание, на такую мелочь, которая тогда мастерски пряталась за очевидным – что начинали они в новых условия с праведными (благими) намерениями... Точно, Булгаков прочитал в работах Гоголя, то, что Иван Николаевич наблюдал толь-ко что. Невероятно! То, что органы прятали за семью замками, свободно гуляет по миру. Только нужен глаз, чтобы то увидеть, нужен разум, чтобы то понять... Верно, писал Марк, что не всем это дано****... Придётся и к Шевченко вернуться. Жили то в одно время. Родом с одних краёв. Писали об одном и том же... Только стиль разный: один трагический, другой комический... Стон и смех... И всё об одном и том же... Значит, и у Шевченко, где-то должна проскочить мысль о сомнениях... А, может, это:
І день іде, і ніч іде.
І, голову схопивши в руки,
Дивуєшься, чому не йде
Апостол правди і науки?
Вот, это да! Кому кому, а ему, философу с мировым именем, непростительно пропускать такое – «правда и наука». Как он раньше не обратил внимания, что это реалии и законы их существования? В «Спиральных граблях» он это назвал материей и системой её управления, потом зашифровал под Мастера с Маргаритой... Кобзарь прошелестел перед глазами от начала до конца и наоборот – перед глазами стала картина прозрения его автора, как ночь сдаётся восходу солнца – гений осваивавший грамоту на библейских книгах разочаровался в ...Боге... Сколько открытий за один вечер! А он ещё не завершился... Жаль, не взял лист бумаги, записать бы вопросы: некоторые, до завтра, могут забыться... А Шевченко эти строчки написал за несколько месяцев до смерти. Оказывается, перед воротами вечности проблемы приобретают своё истинное лицо...
– Интересно, что мне откроется, когда настанет мой канун? – Поду-мал он. Но сосредоточиться не успел: опять пелена тумана окутала созна-ние... Варяг плывёт наперерез татарскому всаднику... «Лях» обнимает литовца и толкает впереди себя «жидовина»... Турок, из-за моря руки тянет к Городу... Пётр, орлом парит над Полтавой... Шевченко просит: «поховайте на Украине»... Екатерина в карете... Азов... Гоголь уговаривает Бога не рушить Вавилон... Миллионы рук тянутся за червонцами... Воланд подаёт стакан воды Понтию, читающему лекцию «Основы государства» в Верховной Раде... Что за бред?! Что общего у наместника кесаря в Иудее с Украиной? Никто не слушает: депутаты сбились группами и говорят и чём-то более важном; в правительственной ложе только двое не беседуют по телефону – спят; в президентской ложе сидит директор института Памяти, обречённо сжимающий виски руками. В ложе прессы тишина – боятся про-будить совесть «государственных деятелей» – не о чём писать будет. И только один, в балдахине и накидке, сидя на скамейке в парке напротив, старательно выводил каракули гусиным пером на вырванный щит бикборда. Никто его не узнал, никого не удивила его одежда, также и его присутствие в опасной близости от «государственных деятелей» – он тоже никому не нужен был, летописец цивилизации, Левий Матвей. Иван Николаевич мог его узнать, но сосредоточился на выступающем... Мог узнать и его внук, Остап, но он был вне... Доходят, только, отдельные слова и фразы: – налоги...; демократия – власть принадлежащая народу, честно заплатившему налоги...; льготы – чума для государства...; правительство... теневая экономика... меры... искоренению... вражеское правительство... Общество, в котором граждане стремятся прожить за счёт других граждан, есть не государство, а игорное заведение с одними шулерами… – П.Пилат говорил то, о чём он писал Президенту, и, на что девочка из его секретариата ответила, что исторический опыт это материал для историков и философов, а не для государственных деятелей... А он то, как раз и говорил, что, первым признаком естественной смерти государства является нежелание его граждан размножаться, а всё живое, как известно, плодится при определённых условиях. Вот эти условия и призвано создавать государство, которое за-писало в своей Конституции, что все граждане в своих правах, равны, а его государственные деятели, призваны это право реализовывать... Но если Божью заповедь «плодиться и размножаться» перевели в товарные отношения с государством, значит, граждане того государства не стремятся к жизни в своём государстве. Значит, государством правят не государственные деятели, а временщики, что, в условиях богатейших недр и климата, переводит их в обыкновенных халявщиков... Сколько сюрпризов и открытий! А день ещё не завершился... Впереди луна ждёт... Предвкушение праздника всегда впечатлительней самого действия... По телу потекли волны того, чего, ему за столь долгую жизнь, никогда не хватало – удовлетворение. Глубина его была бездонной. Края охватывали всё тело, и плотность была такой, что вытесняла всё...
Душа поддалась последней...
...И на самом пороге тела, успела шепнуть:
– Пуповина! – Канал жизни...
Удовлетворенное тело её отпустило и в ячейку оно входило, не обращая внимания, что темнота в ней стала ещё черней; что скрутило его в невообразимую спираль, начало, которой соединилось с её концом; что спираль эта, смутно напоминала две разные фотографии одновременно: далёкую галактику, из созвездия Тау-Кита, и молекулу ДНК морской свинки; и, что, именно в этот момент, крышка, на которой он столько про-ехал по недрам мироздания, плотно закрыла отверстие соты, как космонавт – люк переходного отсека;
... что канал тот, соединял настоящее с будущим;
... что движение в нём было односторонним;
... и, что произошло всё это, перед самым моим носом... Еле успел отпрянуть!
В то же время:
Окрестности мироздания...
Всего на один луч изменился жизненный поток. Но и одной миллиардной, для мастеров своего дела, достаточно... Коты, тоскливо мяукнув, пошли по мирским делам...
Яму затянуло до прежнего состояния. Пропавшего академика никто не искал. Но о том, что на этих землях никого искать не будут, он знал. Поэтому и написал в далёком, 1924 году: «Дешёва кровь на червоных полях, и никто её выкупать не будет.
Никто»*.
Откуда он это знал, и не Булгаковым ли то писано, нам, пока, не ведомо – скорей всего у Гоголя подсмотрел: «Избитые младенцы, обрезанные груди у женщин, содранная кожа с ног по колена, у выпущенных на свободу, – словом, крупною монетою отплачивали козаки прежние долги». Неведомо нам, также как и ему, каким образом, Моисей остался живым, после аналогичной экскурсии.
...С другой стороны мироздания:
Муки роженицы закончились пронзительным криком ребёнка, получившим звонкий шлепок по мокрой заднице, от уставшей, но довольной акушерки...
В самом мироздании:
Заводной механизм жизни работал непрерывно...
Со мной самим:
Прямо на глазах, и у самого кончика носа, розовый луч потянулся за малюсенькой точкой и устремился к куполу... Еле успел... На самом выходе зацепил щекой кошачий хвост... И очнулся...
Такого, я уже не помню, с, когда не помню: тепло от прикосновения... Тепло ласковое. Тепло обволакивающее. Тепло, пробуждающее мощь мужского тела, и придающее гранитную твёрдость отдельным его частям, с одновременным, полным размягчением характера. Также, пробуждающее тягу к жизни. Это оно есть главный герой одной песни, в которой поётся, что расцветает пень, в апрельский день... Донеслись обрывки фраз: ...бы отдала... колени... мужчина... давай... бомжа... Глаза стали открываться сами, и на плече, у самой щеки, увидел женскую руку... Сам по-прежнему сидел на скамейке возле памятника человеческим иллюзиям. Скрипка с гитарой рассказывали, как несла Галя воду... Поднял глаз по руке, и...
То была мадонна...
...Почти по классику: всё здесь было, и на месте. За исключением одного – материнства. Груди, хоть, и закрыты были наглухо, но видно было, что в них клокочет неимоверная сила, обуздать которую в состоянии толь-ко маленькое, нежное и мягкое, тело ребёнка. Она была на пике женственности, после чего, следующей вехой будет бабье лето. Видны были только лицо и глаза: влажные, томные и бездонные; тело было в упаковке бизнесвумен... Но глаза... Нет, то не «два тумана». И «не два прыжка из темно-ты...» То был крик... Крик бездны, из которой Бог лепил мир: крик жизни! Он же – надежда Материи... Невидимые магниты напрягли моё тело... Из-под сонных век вырвался «вожделённый взгляд» и утонул в бездонных глазах незнакомки... Разум мой был полностью отключён... Я опустился на колено и протянул ей, невесть откуда оказавшийся в моей руке, букет... Ни до, ни после, не приходилось видеть столько радости на женском лице... Несколько раз оно озарялось вспышками красоты, желания и материнства... Мировая культура знает много знаменитых женских портретов, но самый дорогой из них, здесь, оказался бы мазнёй дилетанта... После очередной вспышки, вдруг, как гром при ясном небе, прозвучало слово «хватит». На лицо упала маска надменности, на место клокочущих выступов тела образовались складки, крик взгляда заглушили неимоверного пижонства очки, и всё исчезло...
– Вы так простудитесь. Ноябрь. Асфальт мёрзлый... – Продавец дисков теребил за плечо, и продолжал: – Женщины, как увидят этот памятник, в них какой-то бес вселяется. Пристают со всякими глупыми просьба-ми, но чаще всего, стать на колени, и протянуть им букет цветов, или, как Голохвастов, приложиться губами к её руке. Некоторые фотографируются. Другим достаточно на мгновенье увидеть мужика в такой позе, как тут же упорхают, будто на крыльях... Отвлекают, только...
Я встал. Лоб потрогал. Ущипнул за нос. Да, померещилось... Только Галя продолжала нести воду... А в моей руке тоскливо переливались желтизной осенние цветы...
Вдруг стало жалко продавца музыки: в погоне за «грошами» он не видит жизни. И тут же вспомнил, что он не одинок: осуждал «вожделённый взгляд» и сам Христос. Но «вожделённый взгляд» есть первый шаг к продолжению жизни. В то же время, Иоанн сказал, что Иисус – это жизнь – не может же жизнь быть против самой себя... Что-то здесь не так... И времени уже нет: в ноябре быстро темнеет. Я попрощался с музыкантом, купил у него диск, и пошёл вниз по Андреевскому спуску... День клонился к закату. Продавцы угрюмо собирали свои пожитки, уже не обращая внимания на прохожих. И только один продолжал завлекать, способностью удивить за тридцать секунд. Чем меня можно удивить я уже не представлял, но его оптимизм требовал вознаграждения, и я подал ему тот букет осенних цветов:
– Иди домой! Жену удиви…
– Как, она опять вернулась?
...Возле памятника Булгакову остановился: на скамье их было двое. Один – тот, что был всегда; другой – его точная копия, но вдвое большим возрастом. Подошёл ближе. Второй еще не был бронзовым, подавал при-знаки очень задумчивого, живого человека. Я, даже, подумал, что он спит, и попробовал вмешаться... Но он замахал руками, потом прижал палец ко рту и: не мешай, всё под контролем... И только когда я подошёл к дому-музею, зацепившись глазом за ущелье между домами №11 и №13, понял: это он... Сейчас встанет, подойдёт к забору, отодвинет одну, только ему известную доску и скроется с лица земли...
Навсегда...
Эпилог

Долго я ходил по Киеву безо всякой цели: совесть и здравый смысл боролись во мне, не давая покоя ногам. Одна настаивала на вмешательство, чтобы отвернуть старика от рокового шага; другой нашептывал: – Кассандра, Кассандра… Разум же совсем не вмешивался и был отключён – так было и тогда в зоопарке, когда кролик шел в разинутую пасть удава. Ближе к полночи стали проявляться нотки оправдания, мол, не понятно: то ли я во сне видел прошлое, настоящее и будущее этого деда, то ли прошлое с будущим сами меня посетили, чтобы убедить в реальности того, о чём было сказано выше. Да и мог ли старик самостоятельно открыть железную калитку, которая закрывала вход в ущелье, вместо тех досок?
Луны на ясном небе не было до сих пор, и я, зная, что старику её уже не видать, поспешил к Золотым Воротам: может мне откроется то, что ему не успело... На полу полуовальной ниши, над воротами, лежал огромный чёрный кот, курил трубку и, время от времени, почёсывал живот...
– Куда, я, всё-таки, попал?
Сколько стоял изумлённый, не скажу. Но закрыл рот, когда подошли двое и, чем-то запустили в кота, крикнув, что, мол, слазь: с бомжа того ни-не возьмешь, а других зрителей уже не будет – метро закрылось. Кот отпустил трубку, и она повисла на шее, продолжая гореть тусклым светом китайского фонарика в режиме ожидания. С арки свисла верёвка, и кот, с проворством циркача, мгновенно соскользнул вниз. Подошедшие что-то повозились сзади, и из шкуры кота выскочила стройная, гибкая девчушка – я успокоился: студенты на заработках...
13 число уже час как прошло. События принимали естественный ход. Материя восстанавливала свои права в полном объёме. Но душу стала терзать новая мысль, о том, что уже дважды меня принимали за бомжа... И кто? – Молодые, красивые, в соку... Те, которые гордятся завоёванной свободой! Молятся на неё! Ставят её целью жизни... Но они не догадываются, а кто их науськивает не объясняет, что бомж – это последняя ступенька перед абсолютной свободой – перед идеалом демократии. Да, жаль. Но они молоды, время ещё есть! Совесть становилась чище, осадок густел и, уменьшаясь в объёме, прятался в недрах души. Чтобы ускорить процесс, по дороге на вокзал, зашёл в прибрежный бар... Светившийся всеми свои-ми огнями он был, изнутри, практически, пуст. За стойкой сидел пожилой гражданин и пил водку с горла без всякой закуски. На мой нетерпеливый стук в пустой стакан, невпопад откликались только герои мыльной оперы с телеэкрана. Единственный посетитель, оказавшийся сторожем расположенной рядом лодочной станции, заплетающимся языком пытался выговорить слово «луна» и показывал на берег. Другим жестом он приглашал самому себе налить. Но, зная тлетворную способность халявы, я последнее предложение не принял и вышел на берег в надежде найти работников за-ведения... Они, и с десяток их гостей, стояли на берегу, и, словно истуканы качали головами: то вниз, на речку, то на небо, в сторону луны...
Но её, луны, там, на небе, как раз и не было, хотя сегодня, она должна была быть прямо над головой... Я предположил, сначала, что они изрядно на грудь приняли, и совершали ритуал очистки организма от излишков алкоголя... Пока не глянул вниз: там, в недрах днепровских глубин, осторожно продиралась ...луна. Нет, то не её отражение было – то она сама! Несколько раз я всматривался в звёздное небо, но там её не было... Становилось очевидным, что она свой путь на запад не остановила и не отменила – сегодня она пересекала ночь не по небесному своду, а в толще днепровских вод... Никто и слова не мог вымолвить. Я, насмотревшись всякого за эту ночь, решил заговорить со зрителями, но голоса своего не расслышал. Вспомнил из истории, куда мог привести «другой путь», и, только что увидел тропу, ведущую к пуповине, со всех сил бросился прочь от берега... На самом пригорке, не утерпел, и, игнорируя библейское предупреждение не оглядываться – оглянулся – луна, таки, светила в недрах реки, только рога её смотрели в разные стороны... Здесь я и успокоился, ибо понял, что так Воланд провожал в последний путь своего родителя... Небо же было усеяно необычайным количеством звёзд, но не было ни одного знакомого созвездия... Я почувствовал, было, себя абсолютным сиротой, сел на угол паперти у подножия стелы Независимости и пожалел, что бросил курить – самое время на пару затяжек! От безысходности стал смотреть по сторонам... Но кругом было пусто. Пусто было и на стене сзади монумента: автомобиль, который так и не позволил Остапу сосредоточить взгляд на монумент, этой ночью исчез. А светящаяся стена за стелой Свободы приняла своё главное назначение: подчёркивать контур монумента и его величие... Вдруг, как током пронзило – стрела! В мерцающих, то ли от неспокойного Днепра, то ли от скрученных рогов, прямых лунных лучах, то по-являлось, то исчезало то, что так и не смог разглядеть Остап. Я тоже мало понимал, что вижу. Но, глянув на самый кончик стелы, узнал её, родимую: Полярную звезду:
– Стела указывала на Полярную звезду –
Слава Богу, хоть смог сориентироваться!
Однако куда делся автомобиль? Неужели Воланд уволок? И для чего: чтобы на следующем ежегодном балу грешников продемонстрировать им достижение цивилизации? И пятница с 13 числом уже закончилась... Может, лукавый сноровку подрастерял? А, может, он только начинает? Неужели я вслед, а может и вместе, с академиком, оказался по «ту сторону»? Начал, мысленно, соединять линией ущелье между домами №11 и 13, угол, где сидел сейчас, и вершину символа «незалежности» Украины – прямая не получилась. Но кто сказал, что пуповина должна быть прямой? Да, рано, выходит, я бросил академика – он, точно, понял бы. Глядишь, через интеллектуальное поле и до меня дошло бы... Может, Полярная звезда пуповина вселенной, а ниша между домами №11 и 13 пуповина галактики? Тогда, выходит, что я нахожусь на трассе канала жизни, соединяющего галактику со вселенной... Но с какой стороны?
...Еле дождался утра...
Ни в утренних газетах, ни в вечерних, ни в недельных, ни в ежемесячных – об этом не сообщалось... Не сообщат и в годовых: потому, что ни сторожу, ни посетителям, ни работникам бара никто не поверил – мол, пьяные были и обкуренные. Фоторепортёр еженедельника «Тайны наяву», Лесь Зенько, мог единственный добыть документальное подтверждение... Именно, в эту ночь он дежурил в редакционном катере, возле одной очень закрытой и фешенебельной дачи, построенной всего за полгода на Диком пляже. Но в черте города. Да, народу было бы интересно узнать что-то о хозяевах, но особенно ценились пикантности, которых легально не добудешь... Всё шло по плану, пока он не решил ополоснуть лицо днепровой водой – от дремоты... Сначала не обратил внимания на луну в воде. Но, когда свежим взглядом охватил небосвод, ни с того, ни с сего, спину пронзила мелкая дрожь. Не робкого десятка, тело его было усеяно шрамами разного возраста и размеров, а на бедре ещё не зажила рана от укуса кавказца... Да и опыт Афгана, Чечни, Югославии, Ирака и пр. не даёт повода усомниться в его самообладании... Организм бил тревогу, а мозг не реагировал... Осмотрелся ещё раз... Несоответствие увидел, но ни в какие рамки его не втиснешь... В чудеса он не верил, и никому ещё не удавалось про-вести его на мякине. Про последние достижения техники забыл напрочь – мозг сверлила одна мысль: «Что со мной»? Но уже через миг профессионализм взял верх, и он корил себя, что не взял аппаратуру для съёмок под водой, а фотографию лунного отражения с поверхности может сделать любой... Зная, что глубина реки в этом месте не превышала 15 метров, решил нырнуть и глянуть воочию: несомненно, что это кем-то подстроено, и на это указывал скрученный лунный рог ... Нырнул, как с трамплина... Но среагировать на острый рог луны не успел... Тело журналиста с раскроенным черепом, прибило к набережной в трёх километрах от пустого катера, и стало ещё одним «глухарём» в деятельности правоохранительной системы страны...
Я остался единственным живым и не пьяным свидетелем того события... Но пойди и расскажи кому, что ты, мол, в полном здравии и трезвый, видел как луна, со свёрнутыми рогами, пересекала ночь не по небосводу среди звёзд, а в толще Днепровых вод!?


*– цитаты из «Белой гвардии» М.А.Булгакова.
** – цитата из «Шинель» Н.В.Гоголя
*** – из песни группы «Агата Кристи»
**** – «Когда же остался без народа, окружающие Его, вместе с двенадцатью, спросили Его о притче. И сказал им: вам дано знать тайны Царства Божия, а тем внешним всё бывает в притчах; так что они своими глазами смотрят, и не видят; своими ушами слышат и не разумеют...» (Марк 4- 10...12).

И.Пелеван. 2008, декабрь.







Голосование:

Суммарный балл: 0
Проголосовало пользователей: 0

Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0

Голосовать могут только зарегистрированные пользователи

Вас также могут заинтересовать работы:



Отзывы:


Оставлен: 25 мая ’2012   15:39
Замечательный опыт, соединивший своеобразный анализ известных произведений со своим творчеством. Парадоксальный взгляд и совершенно неординарные выводы. Мистика, некоторое подражательство, сухой анализ, но мятущийся, пытающийся охватить саму ЖИЗНЬ, взгляд, и нервное, царапающее до крови слово, серьёзное, писательское, дерзновенно утверждающееся в особую умозрительную формулу поиска важного и необходимого ответа, от которого так абсолютно зависит та самая Жизнь. Неплохо…
Давно не заглядывал на Вашу страницу. Пока одолел только это окончание. Несносная привычка читать с конца. С пожеланием здоровья кланяюсь


Оставлять отзывы могут только зарегистрированные пользователи

Трибуна сайта
МНЕ С ТОБОЙ РАССТАВАТЬСЯ НЕ ХОЧЕТСЯ...Приглашаем!

Присоединяйтесь 



Наш рупор
Всех с наступающим!)

Весёлых корпоративов, позитивных каникул, желанных подарков и море удовольствия!)
https://www.neizvestniy-geniy.ru/cat/music/pesnya_goda/2613254.html?author#play


Присоединяйтесь 






© 2009 - 2024 www.neizvestniy-geniy.ru         Карта сайта

Яндекс.Метрика
Мы в соц. сетях —  ВКонтакте Одноклассники Livejournal
Разработка web-сайта — Веб-студия BondSoft