Три философа в лодке, не считая козла

Три философа в лодке, не считая козла

Случилось это в давние–стародавние времена. А может, этого никогда и не было. А если и было, то не иначе, как во времена правления легендарной династии Си - Ся.
Пожилой странствующий монах по имени Цзян-цзы блуждал от монастыря к монастырю в поисках истины. Настоятель одного из монастырей, приветливо принявший путника, при расставании попросил взять с собой в путь двоих послушников.
- Не-ет, - стал отнекиваться Цзян-цзы. – Я привык ходить один. Мне никто не нужен. Люди меня только отвлекают от размышлений.
- Да они проследуют с тобой только до столичного города Кайфын. Там их примут в монастырь Священного лотоса, я уже договорился, и обучат философии и каллиграфии. Парни они смирные и послушные. Правда, немного простоватые, но будут тебе помощниками в пути. Не откажи, святой отец!
- Не-ет! Не собираюсь я в Кайфын заходить. Это гнездо алчности и разврата. Там человеку, просящему мудрости, делать нечего!
- А знаешь ли ты, что по велению самого императора(!) в монастырь Священного лотоса на днях доставили реликвии: ноготь Будды, остриженный им собственноручно, и мозоль со среднего пальца бога письменности Вэнь-чана. И теперь толпы паломников со всей Поднебесной… Да что там – со всего света! - спешат туда, чтобы насладиться их святостью!
- Ну, так это меняет дело! Я Иду в Кайфын, и беру с собой твоих послушников. Но только из-за уважения к тебе, Настоятель! Вот только обутки мои совсем развалились, - Цзян-цзы поднял ногу и показал верёвочные сандалии, все в узелках порванных верёвочек и с протёртой до дыр подошвой. – Прикажи дать мне другие, целые.
- Да что сандалии! – заулыбался Настоятель, пряча щёлки глаз в пухлых щёках. – Вы поплывёте по реке! Вам не придётся переходить пешком горы Луаншань, с их крутыми сопками, с дремучими лесами, где водятся хищные звери! Я даю лодку, лодочника, да ещё козла в придачу. Козла в столице принесёшь в жертву духам предков, да! Помни, старый Цзян-цзы, мою доброту!
На том и порешили.
На следующее утро, в чудесное, светлое, тихое утро ранней осени, хотя и немного прохладное, Цзян-цзы и два молодых послушника Хань Бо и Хэнь Бо пришли на берег Жёлтой реки. Там уже стояла довольно большая плоскодонная лодка с низкими бортами и лавками вдоль бортов. На носу лодки, привязанный за рога, сидел крупный косматый козёл, спокойный, степенный, видимо уже немолодой, и жевал жвачку. Монахи без промедления сели в лодку, лодочник оттолкнулся от берега и взялся за кормовое весло. Плаванье началось.
Жёлтая – река довольно широкая, но сейчас, в ожидании осенних тайфунов изрядно обмелевшая. Противоположный берег скрывал светлый туманец. Жёлтые листья кружились в струях воды в прибрежных заводях. Где-то высоко-высоко в небе перекликались улетающие на юг журавли. Лодка не спеша скользила по течению мимо берегов, то крутых и обрывистых, то низких, заросших камышом и кустарником…
Плыли долго, весь день. Путешествие на лодке было неутомительным, но однообразным и скучным. Лодочник Го сидел на корме, и всё время покуривал глиняную трубочку с сушёной бирманской коноплёй, напевая себе под нос народные песенки. Лишь изредка он шевелил рулевым веслом, направляя лодку. Козёл, по имени Фу, освобождённый от пут, когда путешественники выплыли на середину реки, лениво жевал сено, лёжа на носу лодки и ни на кого не обращал внимания.
Мудрый Цзян-цзы долго смотрел на мутную, медленно катящуюся к морю воду, на отражающиеся в ней облака, солнце, берега. Затем созерцательность ему надоела и, от нечего делать, он разговорился с молодыми монахами. Те рассказали, что зовут их Хань Бо и Хэнь Бо, они из одной деревни из провинции Хуэй и являются двоюродными братьями. Когда им исполнилось по 13 лет, родители женили их на деревенских девушках и выделили земельные наделы размером в три тян (тян – длина ручки мотыги), чтобы они жили своим трудом. Но стоять целый день, согнувшись в три погибели, под палящим солнцем, по колено в воде, и
выращивать рис, было нелегко, а вот сидеть в тени цветущих персиковых деревьев или шелестящего бамбука и вести беседы – обо всём - было гораздо приятнее, то этим они и занимались почти всё время. В итоге поля их оказались заброшенными, жёны ушли, а сами Хань Бо и Хэнь Бо в одно прекрасное утро собрали котомки и ушли жить в монастырь. Как они жили в монастыре, послушники не рассказывали, но вскоре настоятель решил послать их в город, чтобы они выучились хотя бы на писцов.
- Между прочим, - философски заметил Хань Бо, - Больше всего мы хотели бы стать философами.
Он провёл пальцем по воде, струившейся за бортом лодки, и щелчком отправил крупную каплю на спину козла.
- И мудрецами, - добавил Хэнь Бо, хлопнув по воде широкой ладонью. – Только в нашем монастыре не было ни тех, ни других. А нам хоть бы поговорить, хоть поглядеть на настоящего мудреца! Быть может в Кайфыне …
Цзян-цзы огладил реденькую пегую бородёнку:
- Знайте, о, юноши! Вам неслыханно повезло – я и есть настоящий философ и мудрец! Возможно, самый мудрейший из всех ныне живущих в Поднебесной философов, - добавил он скромно. – Вам очень повезло, что вы встретились со мной. Ведь известно, пусть даже человек от природы и обладает прекрасными свойствами – он должен получить себе мудрого учителя. И следовать ему. Если вы будете мне со всем вниманием внимать, собирать в своей памяти сокровища моих поучений – я и из вас сделаю философов. Ну, а мудрость к вам придёт. После.
Услыхав такие слова от мудрого монаха, послушники рассыпались в благодарностях и восхвалении достоинств Мастера. Они даже стали молиться, словно перед ними был не обычный человек, а святой, сошедший с небес в их лодку. Увидав такое изъявление чувств, лодочник вытряхнул пепел из трубки за борт и стал работать веслом усерднее, поглядывая на Цзян-цзы с уважением и трепетом. Один козёл сделал вид, что его ничто не касается, продолжая жевать жвачку и глядеть куда-то вбок.
Донельзя польщённый неожиданным вниманием Цзян-цзы тут же в лодке, посредине Жёлтой реки, посвятил Хань Бо и Хэнь Бо в философы. Сразу же состоялась и первая научная беседа трёх философов.
- Что вы знаете об устройстве мира? – спросил своих молодых коллег Цзян-цзы.
- Мы знаем, что … - начал Хань Бо.
- Мир устроен по законам … - перебил друга Хэнь Бо.
- Заткнитесь вы оба! – рявкнул их учитель. – Кто думает, что постиг всё – ничего не знает! Запомните раз и навсегда: вы не знаете ничего, пока я вам не расскажу. Итак, последний раз спрашиваю: что вы знаете об устройстве мира?
- Мы не знаем ничего, - хором ответили молодые философы. Как бы подтверждая их слова, козёл Фу топнул копытом и, пряча ехидную морду в охапке сена, что-то невнятно проблеял.
- Ну, так я расскажу вам об этом, - удовлетворённо кивнул редкой бородёнкой Цзян-цзы. – Если вы, олухи, когда-нибудь перестанете слушать глупые сказки других олухов и прочтёте «Исторические записи о трёх правителях и пяти императорах», то узнаете, что первоначально Вселенная была не больше куриного яйца, и было в ней два элемента: светлый – ян, и мутный – инь. От их соприкосновения родился Пань-гу – первый человек на земле. С момента рождения Пань-гу стал работать, взбивая и увеличивая инь и ян. Он и сам вырастал на 1 чжан в день, а Вселенная увеличивалась на 1000 чжан! Пань-гу трудился без устали 18 тысяч лет и сотворил наш мир, создал всё, что мы видим и чувствуем. Из ян образовалось Небо, из инь – Земля. Пань-гу вырос до 90 тысяч ли(!) и именно это расстояние отделяет небеса от земной тверди. После смерти, его дыхание стало ветром и облаками, голос – громом, левый глаз – солнцем, правый – луной. Четыре конечности и пять частей тела стали четырьмя сторонами света и пятью священными горами. Его кровь превратилась в реки, жилы и вены стали дорогами на земле, плоть – почвой на полях. Волосы на голове и усы стали созвездьями. Растительность на теле стала травами и деревьями, зубы и кости – драгоценными каменьями и золотом, костный мозг – жемчугом и нефритом, пот – дождём и росой. А паразиты на теле Пань-гу стали людьми.
- Так что, паразиты мы все, - заключил философ.
Он помолчал немного и сказал дипломатично:
- Но монахи и знать … полезные паразиты!
- А расскажите, учитель, как же тогда… - с горячностью начал Хань Бо.
- О-хо-хо! – глубоко зевнул Цзян-цзы. – Беседа с вами крайне утомила меня. Я, пожалуй, посплю. И не вздумайте мешать моему отдыху – в гневе я страшен!
Молодые монахи с готовностью скинули свои халаты и разостлали их на лавке, чтобы старому философу было мягче спать. А под голову ему сунули пук сена, отобранный у козла. Цзян-цзы вытянулся на лавке, накрыл голову от солнца потрёпанной шляпой из рисовой соломы, и вскоре стал негромко похрапывать и присвистывать носом.
Хань Бо и Хэнь Бо сели на корточки на дно лодки, напротив спящего монаха и стали вполголоса беседовать, благоговейно поглядывая на мудреца. Они стали обсуждать важные проблемы: продолжается ли рост Вселенной после смерти Пань-гу, и из каких именно пород накожных паразитов (ну, там клещи, вши или кто ещё) появились те или иные люди (красивые женщины, например).
Старому козлу надоело без дела сидеть в лодке и тупо пялиться на пустынные берега. Он потянулся жёсткими губами и вырвал клок сена из-под головы Цзян-цзы. Монах пошевелился, и его голова склонилась к самому борту лодки. Остатки сена оказались плотно прижатыми к лавке. Козёл оглянулся на увлечённых спором послушников и одним движением сдёрнул с головы старика соломенную шляпу. К несчастью мудрая голова Цзян-цзы оказалась повязана полоской ткани с вышитыми на ней шёлковыми нитями цитатами из «Махаяны». Довольный козёл захрустел соломой, перемалывая зубами заодно и философские изречения. Молодые послушники обернулись на зверское чавканье, и пришли в ужас от такого святотатства.
- Фу!... Фу! - громко зашикали они на козла, вскочили на ноги, замахали рукавами халатов. Молодые люди делали страшные рожи, шипели, плевались, изо всех сил пугая животное. Вместе с тем, они старались не разбудить строгого Учителя. Фу немного подумал и решил, что здоровые нервы и целые рога лучше, чем пригоршня старой безвкусной соломы. Он выплюнул остатки шляпы и полоску ткани в реку. Хань Бо и Хэнь Бо сразу успокоились – ведь никакая опасность их любимому Учителю больше не грозила, и снова сели на дно лодки. Лодочник Го попытался поддеть веслом тонкую материю, но промахнулся, и её закружило и понесло в струях речной воды.
Под вечер Цзян-цзы проснулся, потянулся, разминая затекшие члены, и схватился за голову.
- Ай! Ой! Где моя шляпа? Где моя святыня?!
Хань Бо и Хэнь Бо подскочили и стали наперебой рассказывать, как козёл подкрался и сбросил в воду и шляпу и повязку с надписями. Они же, проявив достойное философов смирение, пожурили козла, но не решились нарушать сон Учителя из-за двух упавших в воду предметов.
- Наверно, Ваша тряпочка уже к морю подплывает, - меланхолически заметил лодочник, направляя своё судёнышко к берегу на ночлег. – Если не утонула…
Старый монах пнул козла в куцехвостый зад и набросился с кулаками на послушников.
- Вы – дети греха! Порождения демонов из ночных кошмаров! Это была не простая «тряпочка». Это – священная повязка, со священными текстами изготовленная в монастыре Удантянь из небесных нитей, отбелённая облаками! Ей нет цены! Вы должны были спасти ее, во что бы то ни стало! Впредь будете знать, что следует поднимать всё, что падает с лодки! Иначе не видать вам пришествия Ми Лофо! А Амито-фо плюнет на ваш след! Понятно, несчастные?!
Напуганные и пристыженные послушники взмолились:
- Прости нас, о, Учитель! Мы всё поняли и раскаиваемся! Впредь будем поднимать всё, что падает с лодки, клянёмся!
- Ну, что ж, - отдуваясь, сказал уставший драться Цзян-цзы. – Будем опять философами. Потеря – есть начало умножения. Множество – есть начало потери.
Путники переночевали у костра, разведённого лодочником на обрывистом берегу. Они засиделись за разговорами далеко за полночь. Пили зелёный чай и смотрели на большие, яркие, чистые, осенние звёзды. Мудрый Цзян-цзы поведал своим ученикам о 28 созвездиях и о 129 счастливых и несчастливых звёздах, об их свойствах. Так, например, Звезда сирот позволяет женщине превратиться в мужчину. Звезда пронзительной боли вызывает ревматизм. Звезда удовольствия связывает ноги тех, кому суждено стать возлюбленными серебряными нитями. И ещё много-много интересного и познавательного рассказал Цзян-цзы.
Наутро они продолжили своё путешествие по быстрым водам Жёлтой реки.
Рано-рано, пока вдоль берегов слоился лёгкий туман, а речная гладь излучала ночную свежесть, Цзян-цзы сидел у борта лодки запахнув поплотнее свой старый халат и в задумчивости смотрел на окрестности. Заметив в воде одинокий крупный жёлтый лист, старик стряхнул своё оцепенение. Он выловил лист, тщательно разгладил на колене и принялся внимательно изучать.
Тем временем солнце поднялось уже высоко, осветило и обогрело всю реку. Лодочник, как и в прошлый день, покуривая трубочку, рулил веслом и не вмешивался в дела своих пассажиров. Козёл уединился на носу лодки с охапкой свежей травы и делал вид, что всё забыл о своих вчерашних проделках. Бодрые и энергичные Хань Бо и Хэнь Бо не могли долго сидеть без дела. Они взяли у лодочника лески с крючками и принялись ловить рыбу. Но рыба в тот день клевала плохо, точнее сказать, совсем не клевала. Наскучив смотреть за неподвижными поплавками, молодые философы завели негромкую и неспешную беседу. Так получилось, что Фу оказался между ними и невольно оказался втянут в разговор. До поры до времени он молчал, только переводил взгляд чёрных выпуклых глаз с одного философа на другого.
- Как ты думаешь, - спросил друга Хань Бо. – Вот если подняться на высокую-высокую гору и сильно-пресильно бросить вверх камень – долетит он до неба?
- Не-ет, не долетит, - уверенно сказал Хэнь Бо.
- А вот если подплыть на лодке на середину моря и слабо-преслабо кинуть камень вниз – достигнет ли он морского дна?
- Да, конечно.
- А почему в мире так устроено, что падать вниз гораздо легче, чем вверх? И даже идти под гору легче, чем в гору.
Фу покачал спутанной бородкой с застрявшей в ней травинкой, но, не найдя слов для ответа, пожевал толстыми губами и промолчал.
- Я думаю, - ответил Хэнь Бо. – Это устроено так потому, что у каждого предмета своя судьба: камень должен лежать, облако летать, вода течь. А камень не может лежать на лёгком предмете – на облаке или на воде. Его судьба – лежать на каком-то твёрдом предмете: на земле, на дне, на … твоей голове!
Фу радостно оскалил большие желтоватые зубы.
- Что ты сказал? Что у меня твёрдая голова? Да я тебя …
И Хань Бо сильно толкнул друга в грудь. Тот ответил двумя тычками в плечо:
- Да-да, твёрдая! И плоская, как лепёшка из чумизы! На ней можно камни вместо шляпы носить, да!
Молодые люди схватились бороться и свалились на дно лодки, слегка придавив козла. Фу отскочил от них и наступил на ногу Цзян-цзы.
- Ой! Козлина мать! О-о! Моя любимая мозоль! – вскричал старый философ. – Сейчас же прекратите драку! Вы же лодку перевернёте!
В доказательство его слов, лодочник без зла, но ощутимо стукнул веслом по спинам Хань Бо и Хэнь Бо, и отвесил пинка козлу.
- Ну-ка, успокоились! – говорил Цзян-цзы, потирая отдавленную ногу. – Вам что, заняться нечем? Слушайте тогда меня. Я продолжу обучать вас истинным знаниям. Хотя вы, как есть олухи и невежды, но я пролью на вас свет моей учёности! Как говорил великий Кун-цзы: «- Не поговорить с человеком, достойным разговора – значит потерять человека. А говорить с человеком, который разговора не достоин», - тут монах покосился на козла, - « значит терять слова. Мудрый не теряет ни людей, ни слов.»
Итак, вы уже знаете …
- Что ничего не знаем! – поспешил Хань Бо.
- Дубина бамбуковая! Вы знаете теперь, как устроен мир. Сегодня я расскажу вам, что такое путь. Чтобы понять это, надо совершить свой путь самому. Ибо, как говорится: «- Не поднявшись на высокую гору, не узнаешь высоты неба. Не взглянув в глубокое ущелье, не узнаешь толщины земли. Не услышав заветов мудрых, не узнаешь величия учёности».
Так вот, мудрец Лао-цзы учит нас, что путь – это дао. А дао - есть источник Неба и Земли,
праматерь всего сущего. В пространстве между Небом и Землёй существуют и Высший принцип, и частицы. Высший принцип – есть путь, не имеющий телесной оболочки. Частицы – материал, из которого образуются предметы. Нет первичной материи, которая была бы освобождена от Высшего принципа, и нет Высшего принципа отдельно от первичной материи. В то же время Высший принцип предшествует форме, тогда как первичная материя следует за формой.
Суть в том, что и нематериальный и материальный принципы являются различными проявлениями одной божественной силы, из которой вытекают все явления. Дао – недоступное познанию и невыразимое в словах – является источником Неба и Земли. В нём воплощено бытие и небытие. В нём одном разрешаются все противоречия. Оно - «мать всего сущего».
Дао существовало до Великого Первичного «дай цзи» и из него происходит таинственное божественное.
Всё в мире связано всеобъемлющим единством дао, и только странствующий в бесконечности мудрец обретает покой.
Вот что вам следует знать, отроки, в начале вашего Пути.
- Скажите, Учитель, а как следует поступать в том или ином случае, чтобы прослыть достойным и мудрым?
- Есть три пути у человека, чтобы поступить разумно:
Первый – самый благородный – размышление;
Второй – самый лёгкий – подражание;
Третий – самый горький – опыт!
- Учитель, мы поражаемся Вашим знаниям и Вашему уму! Как же получилось, что Вы, мудрейший из философов, никому не известны, скитаетесь по монастырям. Вы достойны быть советником самого императора!
- Я скажу просто: не беспокойся о том, что люди тебя не знают, но беспокойся о том, что ты не знаешь людей! Я большую часть жизни провёл в учении и размышлении. Зачастую моими собеседниками были птицы, деревья и дикие звери, - старый философ кивнул в сторону козла. Фу с благодарностью посмотрел на него. – А людей, тем более знатных, я знаю плохо.
Ну, да ладно, что об этом говорить. Долгая беседа утомила меня, я хочу спать.
Кстати, нарвите козлу водных растений, а то шерсть у него неважно выглядит. Я хочу принести в храме жертву приличного вида.
Цзян-цзы устроился на лавке, отвернулся к борту и, засыпая, пробормотал:
- О-о-ах–х! помните о моих словах, молодые философы и … о-о-ах! … размышляйте.
Послушники нарвали козлу водных растений в одной из заводей реки, а затем, чтобы не мешать старику, сели у другого борта лодки и вполголоса принялись обсуждать сегодняшнюю лекцию мудреца.
Фу с аппетитом поел речного лакомства. Немного помечтал о том, что хорошо бы так питаться до конца своих дней. Потом он решительно поднялся и с царственным видом прошествовал на нос лодки. Там он, демонстрируя, что понимает, в каком изысканном обществе совершает поездку, деликатно выставил свой зад за борт и начал справлять нужду.
Заметив, что с лодки в реку падают частицы материи, принявшие форму козлиных катышков, и помня наставления Учителя, Хань Бо и Хэнь Бо наперегонки бросились выуживать их из воды и складывать обратно в лодку. Фу с удивлением посмотрел на их старания и, желая посильно помочь, сплюнул свою жвачку и увеличил порцию выпускаемой продукции.
Лодочник совершенно не обратил внимания на всю эту суету. Он, как всегда невозмутимо сидел на своём месте да дымил неизменной трубочкой и что-то бормотал под нос – то ли пел, то ли общался с речными дУхами.
Молодые монахи выловили из воды всё, ничего не упустили. После чего снова сели у борта лодки, радуясь, что так хорошо и точно выполнили указания Цзян-цзы.
Цзян-цзы же ещё во сне почуял резкий запах козлиных выделений. Не открывая глаз, он опустил руку на дно лодки и попал во что-то мягкое и липкое. Монах схватил это что-то полной горстью и открыл глаза. Затем он с пронзительным криком вскочил с лавки, бешено тряся рукою. И тут же обе его ноги оказались в целой куче козлиного навоза.
- Что это? Откуда? – ещё не придя в себя спросонья, риторически спросил Цзян-цзы. И тут же встретился взглядом с чёрными, такими невинными, глазами козла Фу.
- Это мы постарались! – хвастливо объявил Хань Бо, довольный, что Учитель сразу обратил внимание на их подвиг.
- Что – вы? Это вы наклали в лодку кучу вонючего дерьма?!
- Нет, Мудрейший. Но вы же сами сказали, что нужно подбирать всё, что падает из лодки в воду, - объяснил Хэнь Бо. – Из козла стали выпадать частицы первичной материи – всё в точности, как Вы рассказывали про Дао – и мы их собрали. Все-все!
- О-о-о! - Цзян-цзы со стоном обхватил свою лысеющую голову. – Зачем я учу вас философии? Вы тупее этого козла!
- Но умнейший, мы же стараемся следовать Вашим наставлениям точь-в-точь, слово в слово! – сказал Хань Бо.
- Но мы ещё не научились отличать нужное от ненужного, частицы первичной материи от простой грязи, - добавил Хэнь Бо. – Вот если бы Вы написали нам список нужных вещей – мы бы могли ещё точнее исполнять Ваши повеления и быстрее бы запоминали указания.
Старый монах оттолкнул противную морду козла, сунувшегося было со своими извинениями и поцелуями в его лицо и, ругаясь и проклиная тот день, когда он согласился на это путешествие, потянулся за своей котомкой. Он достал лист тонкой рисовой бумаги, кисточку и бутылочку с тушью. Красивыми иероглифами он вывел длинный список вещей и предметов, которые следует в любом случае поднимать, спасать, и не терять в пути.
Хань Бо и Хэнь Бо тем временем убрали козлиный навоз, тщательно промыли лодку речной водой.
Цзян-цзы вручил лист со списком молодым философам и сказал:
- Выучите и запомните эти достойные вещи, которые вы не должны ни в коем случае утратить. Всё, чего нет в этом списке – недостойно вашего внимания и трудов. Можете из воды не доставать.
А тебя, гнусная скотина, - старик повернулся к козлу. – Через два дня я с большим удовольствием принесу в жертву духам предков! А из твоего хвоста я сделаю метёлочку для смахивания песка с моих сандалий. Вот!
Фу сделал обиженную физиономию, повернулся к мудрецу задом, и со всей силы лягнул его. Молодые монах едва успели подхватить своего Учителя, чтобы он не упал и не расшибся об лодку. А козёл с достоинство отошёл и лёг, поджав копыта, у ног невозмутимого лодочника.
Остаток этого дня прошёл без происшествий. На ночлег путники пристали к берегу возле большой деревни, стоящей на пологом холме. Лодочник, едва лодку втащили на берег, пошёл в деревню, к густо разбросанным белеющим в темноте фанзам, коротко пообещав, что вернётся утром.
Мрачный Фу, оказавшись на берегу, сразу скрылся в прибрежных кустах. Монахи до ночи, пока не заснули, слышали в зарослях его шевеления, хруст поедаемых веток, да недовольное фырканье.
Хань Бо и Хэнь Бо развели костерок, сварили риса и зажарили на углях свежевыловленного угря. Этим и поужинали.
После ужина, готовясь ко сну, неугомонный Хэнь Бо спросил старого Цзян-цзы:
- Учитель, скажите, а трудно ли быть правителем? Мы знаем, как трудно управлять даже 2 -3 людьми. А у царя может быть и … миллион подданных! Конечно, у него есть и чиновники, и солдаты, но, как-то …
- Правителя можно сравнить с лодкой, а народ его с водой, - ответил философ. – Вода может нести лодку, что она обыкновенно и делает. А может её и опрокинуть. Хотя в мире нет предмета слабее и нежнее воды, но она может разрушить самый твёрдый предмет. Так и стихия людской массы – можно править ей легко и удобно, однако может наступить момент, когда она восстанет и сметёт всё, что её регулирует.
Причина того, что трудно управлять народом, заключается в том, что народ просвещается, в нём становится много умных и достойных граждан. И каждый думает: а чем я хуже царя или знати – мандаринов?
Также, когда множатся законы и приказы, тогда возрастает число воров, разбойников и прочих негодяев, отвергающих все законы. Это тоже не способствует разумному правлению.
И, наконец, ведь беды всего мира происходят из мелочи, как великое дело зачинается из малых дел. Управляясь с огромным делом, трудно рассмотреть все мелкие дела и проблемы.
Миллион мелких проблем и могут составить одну крупную.
Вы внимательно слушали меня? А теперь подумайте сами: легко ли быть правителем
многочисленного народа?
Побеседовав таким образом, три философа вознесли краткие молитвы богам, завернулись каждый в своё одеяло и отдались во власть бога сна.
Наутро, когда монахи уже давно встали, позавтракали и, собравшись в дальнейший путь, слонялись по берегу Жёлтой реки, не зная чем заняться, пришёл, наконец, из деревни лодочник Го. Он с ходу объявил Цзян-цзы, что дальше с ними не поплывёт. В деревне он нашёл себе женщину, вдову, приличную, с хорошим хозяйством, приветливую, и решил жениться на ней. А лодка всё-равно принадлежит монастырю, так что он спокойно отпускает своих путников в дальнейшее плаванье. Лодочник помог столкнуть лодку с берега и пошёл обратно в деревню, раскуривая на ходу свою знаменитую трубочку.
Без опытного человека плаванье по Жёлтой реке проходило, поначалу, непросто. Тем более что вскоре начались пороги. С трудом повинуясь неумелым манёврам молодых послушников, утлое судёнышко на бурных водных струях виляло, раскачивалось, и пару раз чуть не перевернулось. Старый философ изо всех сил пытался скрыть свой страх, но его выдавали руки, вцепившиеся в борта лодки, да побледневшее морщинистое лицо. Козёл Фу и не сдерживал эмоций, а всё время топал копытами, да блеял, забыв об охапке свежей травы, заботливо припасённой ему братьями Бо.
- Две ошибки совершил творец: создал женщин и золото! – в сердцах заметил мудрый Цзян-цзы, едва лодка достигла середины реки.
Наконец, попав в ровное и сильное течение, лодка успокоилась и продолжила нормальное плаванье. Успокоились и её пассажиры. Но ещё долго они ругали и поносили бросившего их на полпути лодочника.
- Подлый оборванец! – сердился Хань Бо. – Променял наше достойное общество на какую-то распутную крестьянку!
- Похотливый мерзавец! – вторил ему Хэнь Бо. – Нет греха тяжелее страстей! Не жить ему после смерти на Седьмом небе!
И Фу, поддерживая товарищей в их праведном гневе против всего женского пола и их мужей, возмущённо тряс рогами да поминутно сплёвывал в реку кусочки зелёной жвачки.
Старый Цзян-цзы, вздохнув, изрёк:
- Благородный муж, привязанный к домашнему уюту, не достоин зваться таковым.
Но тут же, примиряя молодых философов со случившимся, сказал:
- Будьте строги к себе и мягки в отношении других. Так вы оградите себя от людской неприязни.
А жаловаться на неприятную вещь – это значит только удваивать зло. Вот смеяться над ней – значит уничтожить её. Так что, давайте посмеёмся над незадачливым лодочником, и простим его.
- Видимо, он ещё плохо знает, какими коварными могут быть женщины, - добавил Цзян-цзы, и снова вздохнул.
- А расскажите про женщин, Учитель, - попросил Хань Бо. Товарищ дёрнул его за рукав, но он отмахнулся и продолжил: - Мы так мало знаем о них, если конечно не считать…
Хэнь Бо дёрнул рукав так сильно, что чуть не оторвал его. Хань Бо замолчал.
- Будьте внимательны к своим мыслям, юноши. Они начало поступков. Знающий людей разумен, а знающий самого себя прозорлив.
Но, если вы хотите, я расскажу и о женщинах.
Как вы знаете, всеобщая мораль осуждает женщину, ставшую вдовой и ищущую себе нового мужа. Расскажу вам о святом, философе Чжуан-цзы. Однажды Чжуан-цзы увидел молодую женщину в траурных одеяниях, которая обмахивала шёлковым веером свежую могилу. Он спросил, зачем женщина это делает. Та ответила: «- Муж перед смертью просил меня подождать, пока земля на его могиле высохнет. Тогда он разрешает мне снова выйти замуж». Чжуан-цзы предложил свою помощь. Он один раз взмахнул веером и земля просохла. Женщина поблагодарила его и покинула могилу. Вернувшись домой философ рассказал о случившемся своей жене. Жена строго осудила легкомысленную вдову. «- Тут нет ничего странного – зачастую всё так и бывает в этом мире», - возразил Чжуан-цзы. Жена рассердилась и выбранила философа. Но прошло немного времени, и он умер. Жена похоронила его и горько оплакивала. Однако несколько дней спустя к ней в усадьбу приехал молодой человек, благородный, прекрасной наружности. Он объявил, что приехал, чтобы поступить в ученики к знаменитому философу. Услышав, что тот умер, юноша пошёл поклониться его могиле, а затем уединился в свободной комнате, заявив, что будет молиться всю ночь. Ночью вдова Чжуан-цзы вошла в эту комнату и предложила молодому человеку разделить его ложе. А затем взять её в жёны со всем имуществом, с усадьбой, с рабами. Молодой человек стал возражать ей, говорить, что люди осудят её поступок. «- А что мне людская молва? Мой муж умер и теперь я свободна в своих поступках!». Тогда приезжий взял её за руку и отвёл к могиле мужа. «- Посмотри на меня: узнаёшь? Твой муж вернулся к тебе, лицемерка. Неверная жена!» И это действительно был оживший святой! Женщина вспомнила свой последний разговор с мужем и всё поняла. Ей стало неизмеримо стыдно. Она ушла в дом и повесилась. Чжуан-цзы похоронил её в своей пустой гробнице, сжёг усадьбу и отправился на вечный пир в небесный дворец Си-ван-му.
Вот каковы женщины!
- Бе-е! – сказал Фу. А Хань Бо и Хэнь Бо только переглянулись и стали внимательно разглядывать проплывающие мимо берега. Но долго молчать было не в их привычке.
- Все беды в мире от женщин, - сказал Хань Бо. – И зачем только Творец создал их?
- Не осуждай Создателя! – возразил Цзян-цзы. – Он прав, создавая всё попарно. Каждому сущему есть противоположность: Небо и Земля, День и Ночь, Добро и Зло, Чёт и Нечет, Белое и Чёрное, Мужчина и Женщина. Они постоянно борются, подчас жестоко, но и существовать друг без друга не могут. В их противостоянии и состоит Жизнь.
- А я подумал о смерти, - подумал Хэнь Бо. – Значит, мудрейшие из мудрых знают, как её избежать и попасть в небесные дворцы?
- Одной мудрости здесь мало. Надо при жизни стать святым. А это о-очень непросто! А для обычного человека я скажу: если мы так мало знаем о жизни, что мы можем знать о смерти?
- Значит смерть всё-таки неизбежна?
- Да, это так. Ничто не грозит спелому плоду, кроме падения. Ничто не грозит рождённому на свет, кроме смерти. Но достойный человек должен быть готов всегда предстать перед небесными судьями. Вот я, например, хоть сейчас могу бестрепетно предстать перед Нефритовым владыкой. А завтра я увижу святыни, принесу жертву предкам – и ещё более улучшу свою карму!
- О-а-а-ах! – глубоко зевнул Цзян-цзы. – Опять вы меня утомили своими разговорами. Я устал. Завтра в Кайфыне будет много дел, хлопот. И козла надо приготовить к жертве. Хань Бо, наточи-ка свой нож поострее. А ты, Хэнь Бо, сплети верёвку, да покрепче. Козла сегодня не кормить и на волю не пускать, чтобы завтра блеял погромче!
- Ох-о-хо! Грехи наши тяжкие! – старый монах протяжно зевнул. – А я посплю пока.
Он отнял у Фу охапку травы, бросил её на лавку и сам лёг, прикрыв усталые глаза рукавом халата.
Едва Цзян-цзы задремал, молодые философы принялись вполголоса обсуждать услышанное сегодня.
- А почему женщина, оставшаяся вдовой, не может законно и беспрепятственно в свой дом нового мужа? Тем более, если она молода и хороша собой, а в придачу ещё и богата? Вот ты, к примеру. Или я … я бы не отказался от такой жены!
- Нельзя давать волю и право решений женщинам. Сначала они станут изменять мёртвым мужьям, потом разводиться с живыми. А затем что? А затем они начнут мужчинами управлять. Представляешь: женщина – чиновник, женщина – господин, женщина – мандарин. Наконец, женщина – выборный император! Кошмар!
Фу не прислушивался к спору послушников – ему было неинтересно. О кОзах он имел своё мнение и больше всего ценил у них стройные ножки и упругий задок. А людские женщины были ему глубоко безразличны.
Старый козёл думал о своей судьбе. Он понимал всё и уже давно догадался, что не зря его катают в лодке, кормят до отвала свежей травой и развлекают философскими беседами. За всё в этом мире надо платить. И когда-то, может, уже завтра, кто-то, скорее всего этот старый лысый человек с морщинистым лицом, прервёт его жизнь, которая Фу так нравится. Скорее всего, его банально прирежут, да ещё и песни будут петь при этом, восхваляя каких-то там, хм, богов! Фу затуманившимися глазами смотрел на Жёлтую реку, на осенние жёлто-зелёные луга,
темнеющие вдали горы, на солнце, заметно склонившееся к закату …
А может взять и … и одним махом прекратить свои мучения?!
В этот момент Хэнь Бо, вытягивая большой пук водорослей, сильно накренил лодку. Фу, неожиданно для себя, упёрся рогами в худой бок Цзян-цзы и старый философ, с тихим плеском, оказался за бортом.
- Ой, с лодки что-то упало! – воскликнул чуткий Хань Бо, и отложил нож и точильный брусок.
- Наш Учитель упал в воду! – откликнулся Хэнь Бо. – Его надо достать!
- Бэ-э! – громко сказал Фу и топнул копытом.
- Постой, - придержал друга Хань Бо. – У нас же есть список того, что нужно поднимать из воды. Мудрый Цзян-цзы запретил вылавливать из воды то, чего нет в списке!
- Бэ-бэ! – подтвердил Фу.
- Так давай его скорей! Читай: поднимать ли из воды упавших с лодки философов?
- Как красиво выписаны иероглифы! Я любуюсь! Наш Учитель подлинный мастер каллиграфии! Так … это так … так … но, я его здесь не вижу!
- И … и … и я … не вижу! Ни монахов, ни философов, ни учителя Цзян-цзы в этом списке нет! …
- Что же делать?
- Учитель не велел доставать из воды то, чего нет в списке!
Молодые философы обменялись долгими растерянными взглядами.
- А может, это так и надо? – неуверенно предположил Хань Бо. – Мудрец достиг всего, к чему стремился, и боги призвали его?
- «Если мы так мало знаем о жизни, что мы можем знать о смерти» - говорил наш Учитель, - процитировал Хэнь Бо. – Возможно, он сам решил уйти от нас именно так …
Мелкие волны и струи Жёлтой реки уже давно скрыли круги от пошедшего ко дну Цзян-цзы. Его старые стоптанные сандалии запутались в прибрежных камышах и скрылись за излучиной, а молодые монахи и молчаливый Фу всё ещё смотрели за корму. Высоко-высоко в небе пролетел журавлиный клин. Природа замерла в восхищении, соприкоснувшись с Вечностью …
Впереди на высоком лёссовом берегу показались фанзы пригородов Кайфына. Близ лодки плеснула хвостом крупная рыба.
- Ну, ладно, - вздохнул Хэнь Бо. – Мы помянем нашего Учителя в монастыре в молитвах богам Триады. Цзян-цзы был подлинный мудрец и святой по жизни. Мы расскажем всем о его деяниях и достойных поступках. Не исключено, что он уже на пути в Алмазный дворец Небесного Владыки!
- Да, он подлинно святой, - коротко всхлипнул нежный Хань Бо, стоя на коленях. – А как он любил всё живое: и людей, и растения, и букашек разных …
- Ме-е-е! – проблеял Фу, и махнул бородой по затылку Хань Бо.
- Да, да и тебя любил, козлик ты наш милый! – Хань Бо обнял козла за мохнатую шею. – В память о нашем Учителе мы поселим тебя в монастыре, будем холить и кормить. И пусть люди знают, что благодать и мудрость святого Цзян-цзы коснулась и тебя, о, лучший и скромнейший из козлов!
Нежаркое солнце ранней осени коснулось краем дальних отрогов хребта Луаншань. Молодые монах запели божественные мантры и взялись за вёсла, чтобы причалить к берегу.
Старый козёл Фу сидел на носу лодки и смотрел на воду, на приближающийся берег. В его чёрных выпуклых глазах отражались мировая скорбь, вековая мудрость, и простое лукавство! Возможно, в эти минуты он вспомнил изречение Лао-цзы: «Умные не бывают учёны, учёные не бывают умны». Мир тебе, учёный, но неосмотрительный Цзян-цзы!
Путешествие с тремя философами закончилось.