Красная Шапочка (Римейк)

Пролог.

Кровь была везде. Разлита скользкими лужами по полу, разбросанная кривыми брызгами по стенам, на грязном подоконнике, в багровых отпечатках ладоней, кровью были пропитаны старые, порванные в клочья гардины, будто носовой платок больного туберкулезом, скомканная на полу постель, влажная и грязная, в крови были целлофановые пакеты медэкспертов, их халаты, перчатки и обувь, саквояжи с инструментами, в крови даже были тяжелые ботинки Ясеня, несмотря на все его старания не запачкаться. Но крови было много, очень много, как будто в квартире вместо четырех людей было разделано стадо быков. Рядом, с ванной, за стенкой, к которой Ясень прислонился спиной, раздавались утробные звуки блюющего Омелы. Судя по звукам, он уже выблевал весь свой завтрак, обед, три пончика, два кофе, проглоченную жвачку, и теперь его рвало желчью. Ну, такова жизнь. Немудрено и вернуть свой обед обратно на мир божий, учитывая увиденное. А посмотреть было на что...
Больше всего повезло тощему бледному брюнету, с исколотыми руками - у него была разорвана только сонная артерия - отсюда ярко-карминовые брызги на потолку и стенам, он, бедный, пытался зажать видимо шею, но... но единственное что руки покрасил. Ниже в списке относительно легкой смерти были двое других - толстая блондинка, крашеная, с пухлыми детскими губками и голубыми глазами, и здоровенный бритый верзила, с квадратным, будто высеченным топором лицом, покрытым оспинами, сломанным носом и на удивление красивыми карими глазами. У них были полностью разодранные шеи, словно ударом когтистой лапы, с свисающими клочками кожи и плоти, а у верзилы еще и сломанная грудная клетка - ребра у него пробили кожу и мышцы, и торчали из торса словно шпицы. Они оба лежали в самой большой луже крови, верзила нелепо скособочившись и подобрав ноги, словно эмбрион, а блондинка наивно смотря на потолок, широко разбросав ноги и руки, наивно но жутко, так как её тело было вывернуто назад, полностью. Больше всего не повезло последней жертве. Так как у неё вообще не было тела. Точнее оно было, разбросанное по комнате, как кусочки пазла - там рука, там нога, там голова, с подведенными черным глазами и ядовито выкрашенными красными прядями. Омела блевал.

Ясень уже сам подавил в себе рвотные позывы, глядя на кропотливую работу экспертов, перепачканных в крови, упаковывающих тела, собирающих остатки рыжеволосой в специальный мешок, берущих пробы крови, разлитой на полу, что бы потом, в лаборатории, надеяться что во всех шести галлонах, наляпанных по комнате, они найдут капельку - две, которые будут отличаться от остальных, что бы потом пришить к делу хоть какие то сведение. Зря. Он не стал бы так разливать свою кровь. Если он убил четверых, при чем сломав шею далеко не хрупкой девушке и проломил грудную клетку здоровенному быку, словно играясь... зачем тогда надеяться? Может, стоит еще поискать отпечатки пальцев, или волоски и кусочки кожи для анализа ДНК? Эксперты напоминали ему муравьев, жуков - трупоедов, копошащихся возле падали. В мерцающем свете галогенок кровь казалась черной и живой. Коротко выругавшись, он вышел в коридор, пытаясь по возможности не испачкаться до конца.
Дуб стоял возле пожарного щита, занимая своим огромным телом половину узенького коридора, и спокойно, будто не он полчаса назад выломал ударом ноги дверь и первым увидел разбросанные тела, лужи крови, и ошметки рыжеволосой, курил свои нещадно вонючие сигары. Рядом на вентиле пожарного крана висел его "Топор" - тяжелая полуавтоматическая винтовка, способная в слоне наделать дыр размером с человеческий кулак. Ясень достал свои сигареты, предварительно стащив перчатки. Минуту они молча курили. За стеной приглушено стонал Омела, освобождая желудок уже просто рефлекторно.
- Ни к черту здесь звукоизоляция, стены будто из картона сделаны. - Дуб первый разорвал тишину своим сиплым голосом. - Во парня то попустило, он жрать походу еще неделю не сможет.
- Та да. Вроде и не новичок - в своей морской пехоте он тоже немало насмотрелся. Но порвало его жестоко.

- Хрен значит он там насмотрелся. - Дуб почесал костяшками свою короткую черную бороду, с густой проседью. - Это ведь этот засранец был. Кроме него никто. Дьявол, мы его ловим уже три года - а даже не знаем как он выглядит, чем дышит и какую дурь глотает. Три года как коту под хвост, только начальство во всех позах имеет.
- Ничего. Поймаем. Еще никому не удавалось замочить сто двадцать семь людей и скрыться от нас. Рано или поздно, но мы его возьмем. - Ясень сделал последнюю затяжку и швырнул окурок на пол. Он не верил в свои слова. Как не поверил в них Дуб, как не верили все остальные Дровосеки - Волк был неуловимым, словно тень, убивал человека за человеком, а они даже не знали как он выглядит. И хоть убей он полгорода, его все равно не могли бы словить. Ни к чему этот глупый пафос работяги - дровосека. Потому как не было ни одного свидетеля, ни одного доказательства, ни одной даже зацепки - одни порванные в клочья трупы. Аналитики день изо дня ломали головы, но так и не смогли составить его психологический портрет, лаборанты узнать хотя бы отпечатки, боевики оценить его реальную силу. Все знали только одно - он был как то завязан со всеми наркотиками в мегаполисе, но не был ни стрелком якудзы, ни душегубом мафии, ни даже работающим со всеми рисками на себя дилера - он вообще никем не являлся.
В дверном проеме показался Омела, бледный, с слипшимися пшеничными волосами, выглядывающими их под балаклавы, смотанной на лбу, с мокрым от воды лицом. Скривившись, он сплюнул тягуючую слюну на пол и поправил на плече ремень автомата.
- Хрень. Долго нам еще здесь торчать? Я выблевал все что только мог, но меня все еще плющит. Мне бы в медицину заехать, глотнуть чего то у дока. А то я скоро даже ползать не смогу.
Ясень и Дуб синхронно пожали плечами - рации молчали, приказ оцепить это крыло дома и оставаться на месте происшествия и охранять квартиру от возможного возврата Волка. Хотя на самом деле Волк был не такой дурак, что бы вернуться. Не мог он вернуться, если он три года спокойно уходил от всего отдела по борьбе с наркоторговлей, и ни разу не засветился. Не мог он, и не вернулся бы - каким бы монстром он не был, против трех отрядов тренированных, обвешанных всеми возможными и невозможными военными игрушками, а главное опытных в многочисленных схватках, отвоевавших войны, имеющих за плечами как минимум двухзначный счет поверженных врагов Дровосеков даже он не смог бы противостоять. Посекли бы его из тяжелых, но удобных в сильных руках "Топоров", искромсали разрывными в клочья. Не дурак он был. Они были скорее перестраховкой, да и еще пугалами - зевак отгонять. Всяких любопытных к чужому горю малолеток, алкоголиков да извращенцев, вездесущих бабушек, которые будут взирать на скромно прикрытые тела на носилках полными ужаса глазами, что бы потом по телефону рассказать - "Их положили возле машины рядышком, а там рука торчит, вся по локоть обглоданная. Жуть какая то!" В проеме раздалась громкая ругань, и морщась от резкого галогенного освещения в коридоре, медленно, шаркая ногами, вышли два эксперта, белые с красными пятнами - неся груженные толстухой носилки.
- Шуть полнейшая, как их погвал то звегюга. Гышую вообще, словно черес мясогубку пгопустило! Или словно стадо львов оттгахало!- Маелс улыбнулся всей тройке, продемонстрировав великолепный набор пожелтевших от никотина и травы зубов. Ясень подавил в себе желание сьездить парня в челюсть с правой - весь отдел знал что он запойный наркоман, принимающий лошадиные дозы антидепрессантов, выкуривающий марихуану пакетами, и всегда не в место отпускающем глупые пошлые шуточки, которые он искренне считал смешными. Но параллельно он был лучшим экспертом, он мог неделями жить в лаборатории, отсыпаясь по полтора часика на диване при ресепшене, делая чудеса при анализах, едва ли не вынюхивая драгсы там, где даже служебные собаки пасовали. А если надо, он умел бесследно подменить, фальсифицировать результаты анализов, так, что ни одна апелляционная комиссия потом не прикопаеться, что бы очередной ублюдок попал за решетку, где уже не мог торговать дурью. Второй санитар, похожий на колобка, пухлый Джереми, который отнюдь не был добродушным толстяком, по выходным баловался кетамином и продажной любовью соседки - шлюхи, криво улыбнулся шутке Маелса. Он был новеньким в конторе, всего второй месяц как в экспертах, и как бы ему не нравилось, но именно Маелс решал по праву старшого, кто будет сидеть в лабе за компом, а кто будет копаться в дерьме, выискивая наркотики. По этому хочешь - не хочешь, а приходилось терпеть этого урода. Ясень не чувствовал к толстяку ни капли сожаления.
- Мы будем выносить тела, подсобите чуток, попугайте аборигенов, что ли. Что бы они под ногами не путались.
Дуб выругался, швырнул сигару на пол и взял "Топор" в руки. Он тоже не чувствовал сожаления к Джереми. Достав рацию, он включился в общий канал:
- Дровосек 1, к центру. Мы выходим, с нами груз. Примите нас на входе, подгоните тачку, разгоните местных. И обернувшись на Маелса, он презрительно сплюнул на пол - потопали, Эйнштейн. Носилки тяжело и грустно скрипнули. Омела снял винтовку с плеча и пошел сзади, пытаясь смотреть только под ноги. Ясень минуту смотрел ,как медленно они топают, и как рука девушки, вывалившаяся из под накидки тянется по полу, оставляя бледный красный след, а затем, вдохнув поглубже затхлого воздуха, с ароматами дешевого освежителя и средства от тараканов, шагнул обратно в квартиру.