Dear Diary

Intro
Все написанное ниже я пишу по-старинке, в толстой девяностолистовой тетради в клеточку дешевой (за два с половиной рубля) шариковой ручкой. С синим колпачком.
Но когда-нибудь (пока я еще верю, что в один прекрасный день это все же случиться) я обязательно наберу эти буквы, в той же последовательности, с теми же знаками препинания, разве что без перечеркнутых исправлений и стрелочек с поправками.
Я верю… Я должен верить… Мне очень нужно верить хоть во что-нибудь.

День 1ый
Здравствуй, новый я!
Хотя, вернее будет начать так: Здравствуй, прошлый я.
Смотрю на дату последнего поста. В системе мер, по которой я жил несколько месяцев назад, с того момента прошло не так уж и много времени. Но теперь-то я знаю, что этого времени хватит, чтобы изменить все. ВСЕ, с большой буквы.
Дайте мне опцию Save/Load, работающую в реальной жизни!
Или хотя бы Quick Save/Quick Load. Потому что уже через секунду, после того, что я сделал, я осознал всю глубину своей ошибки. Еще одно исправление – не «глубину», высоту.
С каждым новым днем я раскаиваюсь в содеянном, с каждым новым днем, я теряю надежду отмотать все назад.
С ужасом читаю название дневника, со слезами перечитываю написанное ДО (как пошло все получилось, теперь и я могу делить свою жизнь на До и После, как в идиотских рекламах похудания на ТВ) – теперешний Я не сможет такого написать. Теперешний Я в этом уверен. Прощай «дневник начинающего фЭнтезера!», покойся с миром, нацеленное в будущее почти-оптимистичное «Придумать оригинальный заголовок» и «не менее оригинальный подзаголовок». Зачеркнуть и исправить Friends Page Title с «Очень рад! Правда!» на «А вы есть?».
Я лишил себя будущего. Из психбольницы не возвращаются прежними…

День 4ый
Вторая запись из застенок.
О том, какой сегодня день и сколько времени пошло с появления моего предыдущего послания, я узнал буквально пару минут назад.
Прежде чем написать что-то еще, напомню тебе (себе) свое имя – Рифф.
Ты знаешь как это прочитать правильно. Ты знаешь, как это расшифровать. Мы с тобой вместе это учили. Поройся в голове, пошевели мозгами, если от лекарств они не превратились еще в жидкую кашицу, ты найдешь там ответ.
Я не знаю, когда в следующий раз мне удастся написать что-то еще, и удастся ли вообще. В любой момент мне могут вколоть очередную порцию БРЕДА, и как минимум я выпаду из реальной жизни, время для меня перестанет существовать. Как максимум… нет, об этом страшно думать.
Помни, Я НЕ ПСИХ!
НЕ ПСИХ НЕПСИХ НЕ ПСИХ
НЕ ПСИХ НЕПСИХ НЕ ПСИХ
НЕ ПСИХ НЕПСИХ НЕ ПСИХ
НЕ ПСИХ НЕПСИХ НЕ ПСИХ
НЕ ПСИХ НЕПСИХ НЕ ПСИХ
НЕ ПСИХ НЕПСИХ НЕ ПСИХ
НЕ ПСИХ НЕПСИХ НЕ ПСИХ…
Нам обоим это очень важно знать и помнить.

День 7ой
Еще несколько дней моей и без того однообразной жизни стали прочерком в календаре и памяти. Лекарства основательно отключают мое сознание. Это как выдернуть штепсель из розетки.
Еще несколько строчек единиц и нулей в переполненную негативом и злостью Сеть.
Неприятно в этом сознаваться, но сегодня я проснулся мокрым. Со мной такого даже в детском саду не случалось.
С каждым днем все тяжелее оставаться самим собой. Это и не мудрено, когда единственными здоровыми людьми, с которыми тебе удается пообщаться, являются фанатично-обреченно-преданные своей работе санитары. Да-да, те самые в белых или зеленых халатах женщины (редко мужчины, для особо буйных), с угрюмыми лицами, без эмоций. Зато с подносом из нержавейки со шприцами и стопочками-стаканчиками с колесами. (Меню здесь не богато на деликатесы.) И со смирительной рубашкой, размера L, в их костлявых холодных руках. Правда, она мне как раз в пору?
Попытайся вспомнить, как ты здесь оказался. Да я знаю, это будет больно, еще больнее. Боль взорвет той мозг, иглами вопьется в сердце и легкие, я знаю. Сам прошел через это не раз. Но поверь, это тебе пригодится. Так ты не станешь одним из НИХ. Мы ведь оба этого не хотим, правда?

День 10ый
Идущие на смерть приветствуют тебя! К сожалению, я уже успел позабыть, как это звучит и пишется на латыни. А ведь когда-то помнил… Как помнил когда-то и много других вещей.
Моя жизнь не только разломилась не только на До и После, но и на «то, чего не было» и на «то, чего не будет». Я уже с трудом припоминаю какие бы то ни было события из жизни прошлого. Да и то что вспоминаю дается с трудом и все больше походит на фантазию. Или мечту, если угодно.
Надо будет (ОБЯЗАТЕЛЬНО!!!) записать сюда все, что удастся восстановить в памяти, пока кнопка Format не запустила программу тотального уничтожения в моей голове.
Кстати, взгляни на счетчик. Юбилей? Только не забывай, что это десятый день моего сознательного существования. Относительно сознательного, конечно. Не забывай, что курс лечения никто не отменял.
Но и такое существование все же лучше, чем три месяца в коме и две недели рестение-подобного жизневлачения.
Эй, выпей там, в прошлом, рюмочку чего-нибудь за мое здоровье!

День 12
Голова раскалывается…Писать практически невозможно. Но если я не сделаю этого сейчас, то неизвестно когда случай представится в другой раз. Да и представится ли…
Болит все тело, руки и разбиты, особенно локти. Еще сильно саднит и кровоточит бровь. Опух нос, похоже что он сломан. Чудо, что я сохранил все зубы.
Но это, сильно подозреваю, мало кого волнует. То есть никого, кроме меня
Помню, как медсестра в зеленом халате толкала меня по больнице в первый мой новый день. Катила на каталке. Еще не в инвалидном кресле. Но инвалидом я чувствовал себя уже тогда – я не чувствовал ног. Сейчас я почти свыкся с этим, но тогда я запрещал себе даже думать об этом. Иначе страх рвал меня изнутри, убивая.
Я безучастно смотрел в потолок, обреченно считал лампы дневного света. 4 потухшие полностью, у 12 горит только одна трубка, 85 мигают, изображая из себя новогоднюю иллюминацию. Они мигали для меня – в тот день для меня наступил Новый Год. Первый, после смерти. Первый, по новому летоисчислению, летоисчислению имени бывшего меня.
Стены выложены салатовой плиткой, с подтеками ржавчины вдоль плинтуса. Дверные проемы, рассохшиеся, покосившиеся с наглухо затворенными дверями. Пол из крупного зернистого серого кафеля, некоторые квадраты треснули или откололись, и теперь в тех местах небрежно замазано грязным цементом, так что когда колесо проезжает по ним, вся каталка сотрясается, угрожающе скрипя и звеня, и эта дрожь отдается в позвоночник и выше по стволу прямо в голову.
Эта боль была ничто по сравнению с той, что колотила меня сегодня. Лупила об стену. Сегодня я вновь переживал незабываемые моменты, как в тот первый день. Как перетряхивало мое кресло на каждой выбоине, как по позвоночному столбу боль отдавалась в голову, как скрипели колеса. Как я не мог пошевелиться или издать хоть звук.
Вчера вечером меня накачали «лекарствами», и большую часть сегодняшнего дня я не контролировал собственное тело. Я стал заложником. Заложником веселья и радости.
Этим психам взбрело в их дурные головы стянуть меня с кровати, усадить в кресло и выкатить в коридор. А потом с радостным гулом, криком и улюлюканьем, а также слюнями, капающими с оттопыренных губ, гонять меня от стены до стены. По длинному, бесконечно длинному коридору. Наблюдать, как я разбиваюсь о грязную краску. Ржать, смотря сверху вниз на меня беспомощного, скрюченного на полу, не имеющего сил пошевелиться…
Но зато отлично осознающего, что с ним делают… Отдающего себе отчет, что в следующий раз удар головой о бетон может стать фатальным. Молящего о прекращении мук, об избавлении и тихом одиночестве… Но из открытого рта – только мычание и хрипы. И что это НИХУЯ НЕ СМЕШНО гоготать и хлопать в ладоши, глядя как я смешно вылетаю из кресла и кидаюсь на стену…
А потом вновь собирать меня с пола, запихивать на сиденье и бежать, толкая перед собой до другой стены. АХУИТЕЛЬНО ЗАБАВНЫЙ КРЭШ ТЕСТ!!!
Я успел «проехать кругов восемь», прежде чем санитары отбили меня у пациентов. Перед этим, правда, они пару минут с ехидными улыбочками на лицах, не без удовольствия наблюдали за этим забавным аттракционом…

День 13ый
Когда я заводил сетевой дневник, я, признаюсь, поддался моде. Он ничего не значил для меня, я писал в него от нечего делать, о чем могут свидетельствовать количество сообщений и мой пустой фрэнд-лист.
(Не забывай, я еще не потерял надежду вернуться к выздоровевшей жизни. Поверь, так будет надо.)
А сейчас я отчетливо осознаю, и с каждым разом только убеждаюсь в этой мысли, что тактильно-неосязаемый дневник для меня стал смыслом жизни. В моем весьма и весьма незавидном положении он стал для меня, как это принято писать у взрослых писателей «отдушиной, глотком свежего воздуха». Я мучаюсь в наркотическом бреду только для того, чтобы в момент отрезвления, собрать свои спутанные мысли воедино и выплеснуть их в Сеть. Только это спасает меня от сумасшествия в который не так и трудно свалиться, когда вокруг бродят всамделишние параноики и умалишенные. В них, кажется, не сохранилось ни капли рассудка, Их сознание не подает признаков своего существования. Они растения-наркоманы, сидящие на игле из прописанных им лекарств и перманентно удобряемые.
Я не хочу быть таким, Я НЕ ПСИХ!
Они все еще живы только потому, что их смерть обойдется больнице много дороже, чем поддержание шизиков в их теперешнем состоянии. Важное дополнение, мою тюрьму вряд ли можно назвать больницей – последняя так или иначе предполагает излечение и выписку в конечном итоге. Здесь единственную выписку может дать разве что морг…

День 19ый
Моя жизнь все больше походит на спираль.
Каждое утро я просыпаюсь и говорю себе: «Я жив». Хотя с каждым днем верится в это все меньше.
Потому что каждый вечер я засыпаю с мыслью, «Скорее бы уже сдохнуть»…
Лекарства не только отключают голову, но и убивают волю.
Все чаще я стал думать, что не стоит и надеяться когда-нибудь выбраться отсюда. И от этого мне кажется, что с каждым днем я все больше схожу с ума по-настоящему. Или наоборот. Причинно-следственная связь столь хрупкая вещь…
Там, за пределами мира безумных и их сторожей, с этим можно было шутить. Кинуть небрежно: «Все! Я сошел с ума! Пора лечиться!», услышать в ответ беззлобное «Да уж, чувак, ты реальный псих!» и вместе посмеяться. А теперь…
А теперь я сомневаюсь, что Земля круглая, солнце желтое, а теплое море, белый мягкий песок и ввысоке пальмы существуют.

День 22ой
…Сегодня долго смотрел на падающий первый снег. Я теперь могу по нескольку часов сидеть и смотреть в одну точку, или расхохотаться неожиданно. Зеркало «говорит» (вот видишь, я отдаю себе отчет, что это я отражаюсь, а не разговариваю с посторонним человеком) что я выгляжу ужасно, после последнего моего «отсутствия», да я и сам знаю…
Кто-то наверху, не уберегший меня от фатального шага в прошлом, похоже, сжалился надо мной, и только благодаря Ему меня перевели в одиночную палату, вместо того, чтобы сейчас дышать мочой, блевотиной прочими фекалиями в общей палате на восемь человек.
Пожалуй, нам с Господом найдется о чем поговорить на том свете, осталось определиться с ДатОй свидания.
Справедливости ради замечу, не совсем в одиночной. У дальней стены лежит нечто, отдаленно напоминающее человеческое существо. Почти неподвижно, лишь изредка хрипя или тихо постанывая. Бедняге недолго осталось.

День 25ый
Потолок… Я знаю этот потолок надомной наизусть. Каждую его черточку, каждую его трещинку, каждую ямочку…
За первые несколько дней здесь я выучил эту аскетичную карту нового для меня мира. Днем она была для меня огромной географической картой, со своими океанами и морями (уродливые волнистые желтые пятна-подтеки, образовавшиеся от прежних потопов сверху), горными массивами и отдельными пиками (следы от горевшей проводки или просто подожженная зажигалкой побелка), со своими равнинами и островами (голый серый бетон перекрытий, выглядывающий из-за облупившейся краски).
Ночью же, когда я не мог спать, потолок превращался ради меня в карту нездешнего звездного неба. Смотри, вон там, в углу, созвездие Волка, вокруг лампы дневного света свернулась кольцом Анаконда, в самом дальнем от меня углу, у окна – туманность Дельфина. А прямо надо мной, если лежать неподвижно, ровно посередине кровати, распустил свои крылья сильный, свободный Ворон…
А когда через прутья решетки светит Луна, каждая звездочка блестит и переливается.
Они бесконечны, далеки и недосягаемо прекрасны, эти звезды…
Не опалите, пожалуйста, когда я вновь стану тянуть к Вам свои руки!

День 29ой
Уже меньше чем пару дней умрет еще лист календаря. Отрывные календари вообще изначально созданы, чтобы на них поставили крест - Врожденная обреченность.
До сих пор я думал, что сходил с ума, когда влюбился в последний раз. Я думал, что не могу жить без нее, боялся каждого расставания, дня не проходило, чтобы я не думал о ней и о нас возможных…
А оказалось, что я могу существовать без многих вещей. Очень многих вещей, без которых не мыслил своей жизни… Часть из них до сих пор покоится в списке моих интересов в моем про-файле. Но теперь это в прошлом. В настоящем – колеса, пилюли, микстуры, уколы и сон.
Не жить, но существовать. И без НЕЕ тоже. Она, наверное и не знает, где я и что со мной. Все правильно, она и не должна, незачем… Megdu nami ni4ego ne moget bit. Ne xo4y 4tobi eto portilo nawi otnoweni9. Predlogau ostats9 dry39mi …

День 31ый
ПРЕВЕД! КАГ ДИЛА? Кажется, так когда-то было принято говорить и писать. Но я, вероятно, уже безнадежно устарел, сидя в этом изолированном боксе.
Ты ведь знаешь, Я Из Прошлого (позволь мне так обращаться к тебе, ведь теперь мы с тобой действительно разные и посторонние люди), мне всегда с трудом давались приветствия, потому как я никогда не хотел расставаться. А теперь мне просто необходимо говорить кому-то эти слова. Говорить хоть с кем-то, иначе я стану разговаривать сам с собой, и тогда за меня возьмутся по-настоящему и будут лечить… А я этого очень не хочу. Уже сейчас я иногда ловлю себя на мысли, что веду разговор с кем-то в моей голове, улыбаюсь ему, непонимающе хмурюсь. Одергиваю себя, с ужасом думаю, что кто-то мог это заметить.
Очень жалею, что не могу поговорить с тобой дольше. За то время, когда разум остается победителем в схватке с медикаментами, я едва успеваю записать этот текст. Из-за постоянных уколов я не могу полноценно двигаться, движения заторможены и причиняют боль. Пальцы с трудом выводят эти неровные, то и дело сваливающиеся со строчки буквы. Особенно сильно кружится и болит голова, я, похоже, даже думать стал медленнее.
А до очередного обхода остаются считанные минуты. И поверь, ничего хорошего это не означает, рискую лишиться тебя и себя обречь на невыносимые мучения, если попадусь. Поэтому не прощаюсь, но говорю до свидания. Будь здоров!

День 34ый
Поздравь, у меня сегодня праздник!
Вчера вместо уколов, мне пришлось заглотить (под бдительным присмотром санитаров, естественно), полдюжины разноцветных колесиков-таблеток. «Всего лишь!». Не знаю, с чем это связано, но так или иначе, я впервые за долгое время здесь чувствую себя вполне сносно. Похоже, они сменили препарат.
Так что сегодня пишу, можно сказать, на трезвую голову. Ну поздравь же меня!
Одна беда, после этой неожиданной замены лекарств, ночью я видел сны. Ты бы на моем месте воскликнул, «Наконец-то!». Я знаю, мы с тобой любили видеть сны. Даже больше чем мечтать. Это я помню.
Только во снах этих не было ничего хорошего. То есть, конечно, будь они просто кошмарами, я бы обрадовался и им, но…
…Я вспомнил, как оказался здесь. С чего все началось.
И воспоминания об этом едва не убили меня. Я не преувеличиваю. Когда я проснулся, точнее сказать, подпрыгнул на постели, насколько мне позволяют мои переломанные ноги, мои мозг помнил каждый кадр окончившегося сна. (Ты никогда не мог воспроизвести в голове собственный сон от начала до конца. А я вынужден был это сделать.) А затем, словно жадно впиваясь, впитывая как губка, наполняясь и обогащая, мозг достроил картину моего прошлого в мельчайших деталях. Каждую секунду, каждый малейший фрагмент, который не запомнил бы даже если постарался. Не щадя, не оберегая, без лишних мер предохранения.
Ничего удивительно – это была единственная стоящая информация, которой мне приходится здесь оперировать.
Теперь я вижу это так же ясно, если бы вместо заполнения дневника раз за разом пересматривал на мониторе ноутбука пятнадцатиминутный видеоролик. Именно во столько времени уместилась моя память о случившемся.
Немного слов для Меня Из Будущего (надеюсь, мы встретимся не смотря ни на что).
Рассказчик из меня не важный, но описать так, чтобы ты мог заново восстановить всю картину, если я вдруг снова позабуду, постараюсь.
Пишу, чтобы помнить.

День 35ый
В прошлый раз обещал написать, как я лишился ног (не лишился совсем, конечно, но те отростки, что теперь бездвижно свисают у меня снизу, кроме как бесполезными конечностями и не назовешь). Я подготовился. Не знаю, что из этого правда, а что вымысел, бред, галлюцинации… зови как хочешь. Но это все, что для меня составляю картину последнего дня меня прежнего (=тебя). И первого дня меня настоящего.
Знал бы ты, как хочется, выть, кричать, бежать (слыхал про фантомные боли? В такие моменты они проявляются у меня особенно остро.)… Как хочется вернуться назад и набить самому себе морду, избить с особой жестокостью, закричать себе в лицо «ЧТО ЖЕ ТЫ, БЛЯДЬ, ДЕЛАЕШЬ, МУДАК?» Самому себе, в лицо. Только чтобы предотвратить наступившее для меня будущее…
Пока я пишу на бумаге, и эта страница покрыта мокрыми разводами. Да, блядь! Я не могу сдержать слез!
…Сейчас я не могу вспомнить, как оказался на крыше. Да уже, наверное, никогда и не вспомню. Может так будет лучше…
Помню (по-крайней мере, с этого начинается каждый мой кошмар об этом), как открыл глаза и яркий белый свет иглами впился в них. Помню, как расплывалась картинка от слез, потому что боль была нестерпимо острой.
То что я стою на крыше, я понял мгновенно. Да и как тут не понять, когда внизу под ногами множество квадратно-прямоугольно-многоугольных зданий лепились друг к другу, почти налезая друг на друга, теснили. И многие их них были гораздо ниже здания на которое забрался я. Стоял на самом краю небоскреба, на парапете шириной сорок сантиметров. На вершине, не понимая, что оказался на грани…
Дыхание перехватило, и сердце заколотилось в бешенном ритме, гулкими басами отдавалось в голове. Я всегда побаивался высоты.
- Вам не стоит этого делать! – от созерцания окрестностей отвлек внезапный окрик за спиной.
Короткий порыв мокрого ветра дунул слева и я пошатнулся, поворачивая голову.
Наверное, я стоял там уже достаточно долго, раз успели приехать спасатели. Пятеро в одинаковых сине-оранжевых комбинезонах и касках.
- У Вас есть тысячи причин не делать ЭТОГО! – слова. Они всего лишь честно и старательно выполняли свою работу. - Если Вы хотите что-то кому-то доказать, то это можно сделать по-другому! Успокойтесь. Не двигайтесь, и мы поможем Вам уйти отсюда!
Как я теперь понимаю их, и как не понимал тогда! Очередной долбанный Икар!..
Извини, отвлекусь. Наболело:
Отчего восемнадцатилетние бросаются из окон и с крыш? Отчего несовершеннолетние, несформировавшиеся еще как личности, режут вены, глотают таблетки, вешаются? Из-за «тяжелой» учебы в школе? Ха, не смешите меня! В универе? Тоже мимо. Там, конечно, прессуют жестче, но образование не способно нести уничтожение. А-а, кто-то вспомнил про несчастную безответную любовь? Да, вот эта штука может бить охуительно больно и оставляет глубокие рваные раны. Но и она разрушительна лишь на самых крайних пределах.
По последней моде в предсмертных записках принято выводить: «Просто этот мир не принимал меня». Красивая отмазка, ничего не скажешь. А главное, сам как бы и не виноват.
Ответ? Как там у классика?, «не дает ответа».
Говорят, что решиться на отчаянный шаг проще, когда стоишь на краю пропасти. Так вот, НИХУЯ Я НЕ БЫЛ ГОТОВ принять это судьбоносное решение.
- Мы можем помочь тебе. Позволь нам помочь тебе. Всё будет в порядке! – как хочется верить обещаниям.
…Ни тогда, ни тем более сейчас я не понимаю, как оказался в воздухе. Может, оступился, может, неудачно повернулся и потерял равновесие, может, следующий порыв ветра оказался слишком сильным… Может (а вдруг правда?), спасатели допустили роковую ошибку? Почему? Почему они швырнули на меня сетку, почему не зацепили крюком или как там они действуют в подобных случаях? Свалить свою неудачу на других. Заманчиво, не правда ли?
Во сне следующий короткий миг – наиболее приятная часть. Несколько секунду полета успели показаться необычайно захватывающими, безумно приятными. Полет.
А земля меж тем стремительно неслась навстречу. Свист проносящегося воздуха, и хлопки одежды бьющейся о тело. Потоки воздуха рвали одежду прямо на теле. Глаза снова нестерпимо жгло. Черно-серая плоскость асфальта мчалась навстречу.
И прежде чем всёзатмевающий ужас завладел разумом и охватил все тело, я успел понять, чем все это кончится. Успел четко представить. Определенно, оно того не стоило: в семичасовых новостях момент падения повторят не один и даже не два раза. И рейтинги взлетят до заоблачных высот; люди [жа]ждут зрелища. Сойдет и чужая смерть, лишь бы покровавее. А потом шампунем лужу крови отмоют с тротуара. Какое-то время, люди еще будут с опаской обходить место моего приземления, но скоро все забудется и станет по-прежнему…
Не будет. Я остался жив. И я уже другой. Прежний я умер с оглушающим криком.

И пусть земля тебе будет пухом.

День 48ой
Я раздавлен и опустошен. Я умер.
Знаешь, чем здесь пахнет? Не кровью, не желчью, не мочой, хлоркой или фекалиями, даже не лекарствами. Ими в любой больнице несет так, что хоть нос зажимай. Я называю больничный запах «стерильная химия», запах смеси спирта, хлорки и всех возможных лекарств. Его я ненавижу с детства. Когда я был маленький, мне казалось, что я начинал задыхать, едва оказавшись в помещении поликлинники или больницы. Я хватал ртом воздух, но он не доходил мне в легкие. А врачи потом выписывали таблетки от астмы.
Стойкое отторжение приобретается моментально и навсегда, привыкнуть невозможно.
Здесь угнетающе пахнет обреченностью. Здесь воняет жизнью без будущего.
Если принюхаться, то различить можно еще многие другие запахи. Но среди них нет главного, нет того, без чего нахождение здесь делает невыносимым. Здесь не пахнет надеждой.
Мозг разъеден, я уже никогда не вернусь…

День Последний.
Помнишь, выше я говорил, что не люблю прощаться? Так вот, я врал. Я НЕНАВИЖУ прощаться! Поэтому говорю «Прощай»…
Лезвие в ладони рисовало линию ума горячей алой краской…
Это слишком больно и унизительно рассказывать, где и как я достал его.
Чтобы у врачей совсем не было шансов, откачать меня после потери крови, я приму таблетки. Много таблеток. Их накопилась уйма с тех пор, как я попытался сохранить рассудок. Так много, что теперь мне с трудом удается затолкать их все в пересохшее горло, словно набитое царапающим песком.
Я больше не могу, у меня нет ни сих, ни желания. Я прекратил бороться. Немногим выпадает родиться дважды, а мне придется умереть во второй раз.
Я умер…

Post Mortem. Если я сойду с ума, не мучайте меня, не отправляйте в больницу на лечение. Лучше убейте сразу.