Лобное место Петербурга

Лобное место Петербурга

Раз, два, три, четыре, пять! Я иду искать!
Кто не спрятался, я не виновата!
Из-за ствола могучего тополя осторожно выглянули любопытные глаза девочки лет семи-восьми.
Глаза были широко распахнуты и смотрели на дворик с любопытством первооткрывателя алхимика.
- Ага! Нинка, я тебя вижу, вот ты где! – Вскрикнули любопытные глазки, и ладошкой простучали по стволу тополя, - Тук, тук, тук! Палочка за Нинку! Девочка по имени Нина, конфузливо сморщившись, вышла из-за ствола противоположного дерева и села на приступ какой-то непонятной металлической крышки, лежащей посредине двора. Двор был проходным, по диагонали его пересекала народная тропа, ведущая в неизвестно куда, а шла она от метро. На самом деле, она вела в очень известное и популярное в народе место, прозванное Крупой. Раньше это был уважаемый Дом Культуры имени товарища Крупской Н.К., - подруги жизни великого вождя пролетариев всех стран, а теперь он был переоборудован под ранее всеми советскими властями гонимый книжный рынок. По будням народу по тропе ходило мало, так как рынок работал только по выходным, и детям после школы было, где разгуляться.
Ну, а металлическая крышка почти прямоугольной формы это и есть я, - вот мы и познакомились.
А все дело в том, что, как стало известно после крушения марксистко-ленинской идеологии в отдельно взятой стране, мысль всё-таки может материализоваться. Более того, выяснилось также, что многие предметы помнят то, что происходило рядом с ними, и это подтверждают многие известные теперь парапсихологи и авторы книг, о парапсихологии и прочих эзотерических наук. Всё это, плюс мои многочисленные наблюдения и привели меня к сочинению части своей биографии. О себе могу только добавить ещё только то, что своего назначения, как и точной даты рождения, я не помню, так как это было во времена оные, когда господствовал оголтелый диалектический материализм. Ну, а в нынешнее время мне почему-то никто не напоминал о моем происхождении и назначении.
Так вот, девочки играли в прятки, и те, кто был найден, собирались около меня или садились на меня и обсуждали свою игру. Иногда кто-либо из них вскакивал на меня и начинал топать ножками, что доставляло мне особенную радость, и от радости я начинало петь. Тогда, как правило, наше веселье прерывалось грозным окриком кого-нибудь из взрослых людей, чьи окна выходили во двор. Они требовали от детей прекратить грохотать по железу и тише шуметь во время игры. Наивные взрослые, - вздыхало я с последним ударом детского башмачка, и начинало размышлять о том, в чем собственно заключается основное отличие между взрослыми и детьми, в результате я всегда получало один и тот же вывод, - в количестве удельного веселья. Эту удельную величину придумало и разработало теорию его определения я само на основе анализа наблюдаемых мною быстро растущих детей и долго стареющих взрослых. Определяется эта величина относительно просто: надо всё время делить количество детского веселья, отмеренного им природой изначально, на массу, умноженную на возраст. Причём все величины должны быть безразмерными. Безразмерными не в смысле геометрических размеров, а, конечно, в смысле размерности физических величин, поскольку веселье является безразмерной величиной. Правда, надо вносить поправку на здоровье, которое сильно коррелирует с весельем, но это тоже делается несложно. Не буду далее углубляться в сложные математические рассуждения, а скажу лишь только, что у нормальных людей веселье уменьшается с возрастом по обратно пропорциональной возрасту зависимости, а угол наклона зависит от исходных параметров человека. Ну, а об остальной части человечества, поскольку это, в некотором смысле, патология, распространяться здесь не буду, а отошлю заинтересованных этой теорией к моей работе, которая, возможно, скоро выйдет в печати от Петербургского филиала Российской Академии Наук.
Надо сказать, я достаточно поднатаскалось и начиталось за свой долгий век. Дело в том, что когда с пятницы Крупа начинает действовать, на мне раскладывают много самых разнообразных книг. Это и дает пищу для моего самообразования и саморазвития. Правда, книги, в основном, не модные, а старые. Хотя попадаются частенько и классики, а классика, как известно, не стареет. Я очень даже подружился с одной весьма интеллигентной дамой, она часто по выходным использует мою поверхность для упомянутых целей.
Приходит она рано, до открытия рынка, - ведь за моё место даже существует конкуренция. Кроме неё на меня претендуют по очереди еще трое мужчин, но так как они не всегда чисто выбриты, брюки их не всегда выглажены, а ботинки почти всегда грязные, я не могу с полной уверенностью назвать их интеллигентами. Дама продает историческую и детскую литературу из своей собственной библиотеки, а остальные всё вперемешку, и исторические романы и детективы от советских до Чейза, свои и чужие книги. Дама так мила, что никогда не позволяет себе ставить на меня свои ноги, а если хочет присесть, то всегда накрывает меня газетой, благодаря чему я смогло поддерживать свою информированность текущими событиями. Остальные книжники могут себе позволять всё, даже пить на мне пиво.
В принципе эта мужская часть продавцов книг меня устраивает больше, чем та часть людей, которые используют меня в более тёмное время суток. Книжники хороши тем, что они почти не употребляют простонародных выражений и, в общем-то, симпатичные граждане. В любое время года и при любой погоде, кроме проливного дождя, они используют мою широкую поверхность ради благого дела. Ибо, как выразился Максим Горький, - «Книга – друг человека», а «Человек, - это звучит гордо!». Кстати, по Горькому получается, что кто не читает книги, тот не человек. Люди, спешащие на рынок по тропе через мой дворик, нет-нет, да и прикупают что-либо у выше указанных граждан, чем доставляют удовольствие не только им, но и мне, так как я не очень люблю читать одну и ту же литературу и учебники.
Однажды, на мне девять месяцев лежали несколько толстых книг Мариэтты Шагинян, с какими-то весьма странными названиями, типа «Цемент». Лето, помнится, тогда было очень жарким, и я от жары даже слегка вогнулось вниз, от чего мои края слегка задрались вверх, и в центре у меня теперь после дождя образуется небольшая лужица. Ржаветь мне раньше срока не хочется, и только благодаря неустанным заботам книжников, я выгляжу довольно свежо, и даже слегка отполировалось.
Главным врагом книжников являются представители внутренних органов, конечно, не анатомических, а страны. Этих представителей книжники называют ментами, а остальная часть населения по-разному в зависимости от времени суток и своего состава: мусором, лягавыми или просто милицией.
Почему-то, книгами запрещено торговать на улице, как в прочем и всем остальным, если у тебя нет на то права в виде лицензии и специально оборудованного места. Другими словами, если хочешь выручить деньги, за когда-то купленное, или сделанное, надо, во-первых, получить на это разрешение в соответствующих органах, а затем поделиться с фискальными органами своей выручкой. Но о какой выручке можно говорить при продаже старой советской литературы, когда рядом в четырёх ста шагах находится Крупа? К тому же мои книжники - народ по нынешним понятиям находящийся за чертой бедности.
На самом деле всё, конечно, гораздо проще, - надо делиться с внутренними органами. Я наблюдало много раз, как получалось добро на торговлю вдоль народной тропы от внутренних органов. В нашем дворике вдоль тропы по выходным выстраиваются коробейники, - это торговцы всякой мелочью вплоть до носков и колготок. Их ранг на тропе ниже, чем у книжников, поэтому на меня они не смеют претендовать. Свой товар они раскладывают прямо на земле, подстелив полиэтилен. Когда появляются представители органов, книжники и коробейники стараются быстрее исчезнуть, но если их застают с разложенным товаром, то им приходится делиться своим скудным заработком. Делается это не публично, торговцы просто уходят с вещами следом за представителями органов, а потом опять возвращаются на свои места.
Как-то на мне сидел доморощенный писатель, он положил на меня сумку, отягощённую его самоизданным произведением, и, покуривая папиросы, пытался реализовать свой талант в деньгах.
Я заглянуло в его довольно толстую книженцию в тонком переплёте, и мне стало так скучно, как будто я опять начало знакомиться с прозаическим творчеством Шагинян. Тогда я вспомнило, о пиаровой болезни, и о том, что для некоторых людей это единственный способ самосохранения личности, то есть метод противостояния стрессам окружающей среды. На трёх страницах своего толстого романа автор, обойдусь без фамилии, описывает положение тела своего героя в состоянии невроза на кровати в коммунальной квартире. С меня хватило первой главы, и я в тот день еле дождалось закрытия рынка. К счастью, на следующий день книжники опередили горемыку автора, который, по всей видимости, понимал выражение Горького о книге в применении к себе самому, мол, книга - друг автора.
Следует отметить еще одну особенность моего окружения. По какой-то непонятной мне причине земля вокруг меня всегда была значительно теплее, чем в других местах дворика, а со стороны тропы она была также всегда более сырая. Возможно, что под землей шли какие-то отопительные коммуникации, но с 1991 года, когда во мне проснулось самосознание, я не отмечало никаких признаков интереса со стороны соответствующих коммунальных служб ни к себе, ни к тому, что я скрывало под собой, хотя даже мне самой это было интересно. Правда, интерес мой был скорее как у человека, - а что там за чертой реальности? Есть ли жизнь после смерти? Ведь я прекрасно осознавало, что если рабочие коммунальной службы меня разберут, то это будет равноценно смерти. В результате чтения и анализа многочисленной литературы, я пришло к выводу, что смерть неизбежна, но есть надежда, что это еще не конец! Позднее я поняло, что моя истина довольна банальна, так как большинство людей именно так и считает, и только этим отличается от всего живого на Земле. Наивные, ведь оттуда ещё никто не возвращался кроме Иисуса Христа, да и тот сразу стал Богом.
Но моя точка зрения изменилась после вчерашней ночи.
В конце марта ночи ещё тёмные, а наш двор давно не освещается по ночам, последняя лампочка перегорела в 1992 году, то есть в прошлом столетии, когда мне был, судя по возрасту моего проснувшегося самоосознания, год или около того. Хочу отметить, что зимой во время морозов, или просто когда прохладно, на меня любят залезать разные живности: кошки, голуби, воробьи и вороны. Когда стало темнеть, и улетел последний голубь, к слову замечу, что за мой век голубей и воробьишек стало почему-то гораздо меньше, чем ворон и мусора, на меня залез погреться бездомный кот Матроскин. Я сразу догадалось, ещё при первой встрече, что Матроскиным его прозвали за сходство с известным персонажем. Мы с ним были давно знакомы, и за эти годы он мне много порассказал о своей нелегкой судьбе. В марте Матроскин пребывал в более приподнятом состоянии духа, и вчера был весьма предрасположен продемонстрировать мне и окрестным жителям свои вокальные возможности, но всё пошло по другому сценарию.
По тропе двигался мужчина, судя по походке, в весьма весёлом состоянии. Следом за ним на расстоянии, нагоняя его, шли двое молодых людей. Когда он поравнялся со мной, один из идущих молодых людей, в два прыжка нагнал мужчину и, достав из-за пазухи обрезок трубы, ударил его сильно по голове. Матроскина сразу как ветром сдуло, а я очень жалело о том, что не могу издавать членораздельные звуки, и не смогло предупредить это преступление. Человек рухнул без звука навзничь, а молодые люди, оттащив его в сторону от тропы под огромный тополь, перевернули на спину и начали грабить. Может быть, в их планы и не входило убийство человека, может быть, они не рассчитали. Может быть, если бы они попросили, он бы и сам им отдал всё, лишь бы они его не убивали, кто знает… А, может быть, судя по их отрепетированным движениям и молчаливой сноровке, они это делали уже далеко не в первый раз и им было просто наплевать на жизнь постороннего человека, а просить они не умели? Все эти мысли быстро прокручивались в моей плоскости, но изменить ничего я было не в силах. Мой удел, - удел философа, - наблюдать и делать выводы.
Скоро молодая пара умчалась куда-то в ночь, а человек тихо стонал и тяжело дышал. Он лежал как раз напротив меня на самом сыром и тёплом месте. Вся ночь прошла для меня в томительном ожидании того, что кто-то из людей заметил или заметит произошедшее и вызовет пострадавшему помощь. Под утро ко мне пришёл Матроскин, и в свете сумерек мы увидели, что человек лежал, закинув руки вверх, на спине с закрытыми глазами, а ноги его лежали на тропе.
Нарушив тягостное молчание, я спросило Матроскина, верит ли он в бессмертие души.
Матроскин, не задумываясь, ответил, что он в это не верит.
- За свои восемь лет я убил множество мышей, крыс и птиц. Меня совершенно не угнетает совесть, я даже не знаю что это такое, - совесть. И какая может быть душа у кота? Ну, а чем, собственно говоря, отличается данный бывший человек от меня? – спросил он меня, и, не дождавшись ответа, продолжил. – А чем я отличаюсь от людей? – Ну, размером, шерстью, своим видом, образом жизни и тем, что умею ничего не делать. Но сколько точно таких же людей живет на свете! Вот, взять хотя бы моего соседа по подвалу, бомжа Филю. Он ведёт совершенно такой же образ жизни, как и я, и даже охотится по ночам на собак. А однажды, гад, съел симпатичную домашнюю Мурку из 12 квартиры!
- Но, Матроскин, не все же люди ведут скотский образ жизни, - возразило ему я.
Посмотри, сколько людей ходят по этой дорожке, они читают книги, которые кто-то написал. Кроме того, они работают, а значит, что-то делают, то есть создают.
- Да, особенно те двое, которые ночью ухлопали этого мужика! Ха, ха! Уж они то точно такие же как я, хищники! Только я в отличие от них не охочусь на собратьев котов и кошек, а если дерусь, так это по гормональным и сезонным причинам. – Матроскин победоносно сверкнул глазами и стал лизать лапу, почёсывая ею морду.
- Я собралось с мыслями и ответило, - Значит, его убили люди без души! И у твоего соседа, видимо, тоже не осталось души. Следовательно, люди бывают с душой и без души.
Те, у кого она есть, могут надеяться на её бессмертие, а те, у кого её нет, об этом и не задумываются.
- Может быть, может быть, - промурлыкал Матроскин. – Только вот у нас, котов, есть кодекс чести, хотя души нет. И я не буду отнимать добычу у кормящей кошки, или котёнка, и не стану убивать соседского кота, из-за жирной мыши, а люди это делают!
Светало. Я задумалось, а Матроскин, сидя на мне с поджатыми лапами, задремал.
- Интересно, если у этого человека есть душа, то где она сейчас? – Размышляло я. – Если верить в монотеистические религии, - то в раю или на пути к Высшему Судии. А если по буддизму, - то для него продолжилась реинкарнация. Тут я поймало себя на мысли, что реинкарнация мне более близка и понятна. Ну, например, взять меня самое. Если меня никто не деформирует или не демонтирует раньше времени, то я по естественным причинам рано или поздно преобразуюсь в ржавчину, то есть в окись железа. Затем я попаду в землю, и под воздействием грунтовых вод сконцентрируюсь где-либо, или частично попаду в тела деревьев и растений. Может быть, меня возьмут на вторичную переработку как металлолом, и я воплощусь в новом качестве. Интересно, а в кого он может перевоплотиться? Он пролил свою кровь под этим большим тополем, может быть, его душа вошла в это дерево?
Время шло, на тропе должны были появиться люди. Матроскин проснулся, потянулся, зевая, и муркнув «Пока!», побрёл в свой подвал.
Более всего в этой ситуации меня поразило то, что было дальше. Первый утренний прохожий, проходя мимо места трагедии, прошёл, не обратив никакого внимания на лежащий труп мужчины. Затем прошла женщина, которая вскрикнула, заметив, и побежала к метро.
Солнце уже встало и по тропе проходило всё больше и больше людей. Вскоре появился молоденький милиционер, он встал под большим тополем и чего-то ждал. Ноги покойника лежали практически на тропе, а люди проходили мимо, и в их взглядах не было ни удивления, ни возмущения, ни жалости. Все были абсолютно равнодушны к случившемуся, некоторые даже перешагивали через ноги покойника, как через лежащий поперёк тропы ствол дерева, и я поняло, что они к этому просто привыкли. Никто даже не попытался прикрыть тело покойника, от глаз проходящих мимо детей.
Благодаря даме мне доводилось читать свежие газеты, и я знало, что происходит в стране, где живут эти люди. Во всех газетах, которые стелили на мне, были криминальные хроники, которым отводились значительные полосы. В стране постоянно кого-то убивали, постоянно шла война, и созревали очередные очаги конфликтов. Просматривая в течение многих лет, заголовки телевизионных передач, я давно отметило, что постоянно происходило какое-то замещение в духовной и культурной жизни страны, и это подтверждалось разговорами книжников и их книжным товаром. Похоже, что у многих больше не осталось души! Предположим, что душа - это химера, выдуманная для удержания людей в страхе перед наказанием божьим и для поддержания какого-либо общественного строя. Но тогда почему у них теперь нет даже кодекса гражданской чести, цементирующего их общество? Интересно, доживу ли я до финала их человеческой трагикомедии? - подумало я. А, может быть, все стали язычниками и не верят в христианского, или в какого ещё бога, именно потому, что у них нет души? Но даже язычники боялись нарушать свои табу, и страх перед наказанием богов их удерживал от многих нехороших поступков. Может быть, это наследие культуры соцреализма, искоренявшего эти понятия в течение многих поколений, и так и не привившее большинству людей свой утопизм? В конце концов, я пришло к выводу, что конкретно убийцы этого человека точно не имеют нормальной человеческой души, и верят только в деньги.
В этот момент, наконец-то, приехала машина, на которую санитар с милиционером погрузили покойника и освободили двор от тягостного зрелища. Оказывается, на весь город было всего две «труповозки», это я услышало во время разговора милиционера и случайного прохожего, который возмутился этой картиной. Криминалистической экспертизы не было, видимо, всем и так было ясно, что убийц никто не найдёт. Начитавшись детективов, я знало, что некоторые из убийц рано или поздно возвращаются на место преступления, а серийные маньяки могут в разное время совершать убийства и на одном месте. Таким образом, у меня был реальный шанс вновь встретиться с молодыми грабителями. Ну, а в отношении равнодушия могу добавить только что прочитанную мной заметку криминальной хроники из газеты. Соседи одного из домов города стали жаловаться на жильцов квартиры из-за их аморального поведения. Приехавшая милиция сама оказалась в шоке, когда вошли в квартиру, всем пришлось заткнуть нос от страшного запаха.
На кухне рядом с разлагающимся трупом неудавшегося собутыльника и соблазнителя хозяйки квартиры сидели её дружки и весело играли в карты. На вопрос милиции, они ответили, что, дескать, уже привыкли и покойник им вовсе не помеха. Вот так!…
Днём девочки после школы опять положили на меня свои ранцы и стали играть в игры. Они ничего не знали о случившемся, да им это и не нужно было.
Затем старушка из соседнего дома просыпала на мне пшено для голубей, что мне лично всегда не очень нравилось, так как птицы меня пачкали. А когда стало темнеть, на мне расположились трое молодых людей и стали распивать пиво. Они обсуждали свои проблемы: где можно больше заработать, затрачивая на это меньше усилий. Кто кому и сколько задолжал, как они проведут завтрашнюю вечеринку, какой мобильник круче и к кому лучше подключиться. Их речь была настолько далека от литературной, что пересказывать их диалоги я не в силах. Отмечу только, что их речь была очень похожа на речь алкоголиков, бомжей и представителей неанатомических органов. В их отрывистых жаргонных словах было много общего по стилю.
На другой день с утра во двор въехала большая машина с длинным подъёмным рукавом, на конце которого была люлька. Двое рабочих поднялись на люльке и стали спиливать верх больших тополей. Одна из толстых ветвей упала на меня, и я даже вскрикнуло от неожиданности, но, к счастью, я почти не деформировалось. Вначале они спилили именно тот большой тополь, под которым убили человека, и я опять вернулось к теме судьбы и перевоплощения. Если душа человека была в этом дереве и опять пострадала, значит, над ней висит какой-то злой рок. А, может быть, убитый сам был каким-нибудь страшным грешником, и поэтому его душе нет покоя ни в какой оболочке? Ветви деревьев рабочие распилили на большие обрубки и, не убрав, уехали. Народ по тропе теперь не мог пройти из-за завала, и все обходили стороной. Теперь на месте убитого лежали умирающие ветви тополя, которые так и не распустятся этой весной. По всей видимости, их сожгут, или вывезут на какую-нибудь свалку, решило я.
- А как же теперь книжники? - Ведь им надо, чтобы по тропе шли люди?
Я ждал до конца недели, и в пятницу с утра книжники сами растащили завал. Наконец то, снова я могло читать. К сожалению, последних литературных новинок мне видеть почти не доводится, но от книжников я кое-что, все-таки, узнавал. Например, из их разговоров выходило, что серьёзной литературы в настоящий момент в стране не наблюдалось. Старые писатели себя исписали, а новые ещё только нарождались, и самым заметным автором прозы для них был некто Виктор Пелевин. Но с их слов Пелевин в настоящее время ничего не писал, а получал различные премии за ранее написанные вещи.
И вот однажды мне несказанно повезло! Кто-то из книжников принёс на продажу одну из книг оного автора. Я сразу же взялось за книгу, понимая, что такой автор долго на мне не залежится. Книга была со странным названием «Чапаев и Пустота».
Я уже знало историю красного комбрига Василия Ивановича, так же как и анекдоты про него из какого-то сборника, а тут всё было совсем не так. Многие понятия и ситуации этой книги мне были не совсем ясны, так как моё самосознание проснулось после крушения союза братских народов. Из прочитанного я понял только одно, - автору, как и его герою, хочется уйти от жестокой и несправедливой действительности резко исказившегося мира.
Жанр романа ассоциативно привёл меня на параллель с Булгаковым и его Мастером, но в целом я остался доволен литературным языком и полётом фантазии автора. Жалко, что я лежу не на территории Крупы, думало я, тогда бы я смогло перечитать всю мировую литературу.
Итак, я своим существованием доказывало более широкий смысл фразы Горького, - книга может быть другом и куска железа. Только вот стать человеком я никак не смогу, если, конечно, не верить в реинкарнацию.
И тут меня осенило! А что если моё проснувшееся мироосознание возникло как результат перевоплощения какого-либо любителя литературы, или книжника? Вдруг он умер или погиб здесь на мне, и его душа вселилась в меня? Я решило набраться терпения, которого, впрочем, мне было не занимать, и внимательно слушать всё, что говорят окружающие и проходящие люди. На животных особой надежды не было, разве что, вороны, - поскольку их век и память длиннее, чем у других пернатых. Свой возраст я отсчитывало с девяносто первого года прошлого столетия, значит, свидетелем случившегося мог быть кто-то, кто тогда был в сознательном возрасте. Следует отметить одну из моих особенностей, - я могло вести диалоги с любыми живыми и не живыми объектами, кроме людей. Правда, когда мимо меня провозили в колясках человеческих малышей грудного возраста, я понимало их, и даже видело их сны.
Жалко, что опилили тополя, вороны не смогут построить на них гнёзда, так как обычно в городской черте они строят их на самых высоких деревьях. Но, может быть, семья ворон со старого тополя по привычке будет залетать сюда и мне удастся с ними переговорить.
Пока вороны куда-то улетели, а спрашивать голубей или воробьёв было бессмысленно, из-за их короткого века и короткой памяти.
Первым, кого я решилось спросить о возможном убийстве одиннадцати летней давности, был Гриша. Гриша был всеобщим любимцем всех соседних дворов. Это большой пёс белого цвета, но из-за того, что его никто не моет, цвет шерсти у него стал дымчатым. У него сложилась нелёгкая судьба. Дело в том, что Гриша пережил своего хозяина, старого моряка, и после того как в квартиру въехали другие люди, Гриша стал бомжом. Но он не ушёл со двора, а стал служить общественному правопорядку. Днём и ночью он разгонял пьяных, защищал маленьких детей и разнимал собачьи драки. Частенько ему доставалось от разных негодяев и ротвейлеров. Плохие люди били Гришу палками, мстя, за его лай и неприязнь, а ротвейлеры периодически вырывали бедному псу куски плоти в разных местах его большого тела. Видимо хозяевам этих злых бойцовых собак периодически надо было дать им подраться, иначе они бы нападали на них самих. Но Гриша уже не мог остановиться и жил наперекор всему по раз и навсегда установленному кем-то правилу, что порядок должен быть порядком. Добрые женщины из разных квартир любили и жалели собаку, подкармливали её и пускали в парадные в самые холодные времена.
Ко мне Гриша подходил иногда, по пути к метро, и мы с ним здоровались. Надо отдать должное его деликатности, - Гриша никогда не поднимал на меня свою заднюю лапу.
Была середина дня и вот, наконец-то, пёс деловито, неспешной трусцой бежал вдоль двора, обнюхивая кусты и деревья, иногда оставляя свою метку. Я знало, что это одно из главных правил собачьей жизни, впрочем, как и всех других животных, обладающих хорошим обонянием. Кстати, судя по литературе, у людей это правило тоже существовало в виде ароматических веществ и духов. Когда Гриша приблизился ко мне настолько, что мог меня услышать, я поздоровалось с ним и спросило, - куда он торопится. Гриша подошёл ближе, и сказал, что давно не ходил к свои приятелям, обитающим около продавщиц мороженого, возле метро. Он отвечал мне, медленно обходя и обнюхивая мои углы.
– Гриша, скажи мне, ты веришь в переселение душ, в реинкарнацию, другими словами в перевоплощение после смерти?
Гриша, не спеша, обошёл меня вокруг, затем запрыгнул на меня и лёг посередине.
Здесь я хочу заранее предупредить, что он звал меня по-своему, так как привык, и я его в этом не разубеждало.
- Да! – Коротко и ясно ответил он, и опустил свою большую седую морду, покрытую многочисленными шрамами, на лапы.
- Я сам являюсь, уважаемая Крышка, не чем иным, как результатом воплощения души моего бывшего хозяина Ивана Тимофеевича, царство ему небесное. И теперь тебе должна быть понятна моя привычка поддержания общественного порядка и борьба с пьянством, - ведь Иван Тимофеевич был старым балтийским боцманом, а на флоте раньше всегда был полный порядок.
- А как всё это произошло, ты помнишь? – ошеломлённая простотой его ответа, спросило я.
- Отчего же не вспомнить. Глаза у Гриши в этот момент слегка увлажнились, и он досадливо потёр их передней лапой. - Мой хозяин взял меня к себе за десять лет до конца века. Он тогда овдовел, и чтобы не начать пить, взял меня для души. А душа у него, надо сказать, была настоящая, чистая и широкая как морской горизонт в ясную погоду при зюйд-весте. За год он меня хорошо выкормил, и я стал крупной лайкой с примесью чего-то ещё, от чего мои уши так и не встали. Хозяин в то время очень переживал за то, что всё, за что он проливал на фронтах кровь, рушится, а воевал он на трёх войнах: гражданской, финской и отечественной. Он не был фанатиком старого советского строя, видел его недостатки и переживал. Он всегда считал, что если бы все добросовестно делали свои дела, то всё бы было хорошо, и никакой перестройки никому не понадобилось. Ещё он жалел о том, что мало людей служили на флоте, потому, мол, и порядка мало. Когда мне стукнул год, хозяин купил для меня вкусную сахарную говяжью кость с ошмётками, а себе бутылочку и мы хорошо провели наш последний совместный вечер. Ночью ему стало плохо с сердцем, до телефона добраться у него не хватило сил, и его не стало. Э-эх, какой человек был, - настоящий хозяин!
Гриша тяжело вздохнул, и из его закрытых глаз навернулись слёзы.
Я молча слушало его исповедь, и мне было очень жалко этого старого верного пса, который не долюбил своего хозяина при жизни.
- Всю ночь, - продолжил Гриша, - я оплакивал Ивана Тимофеевича, пока соседи не вызвали милиционера и не сломали дверь. Я был тогда ещё молод, и с горя со мной случилась истерика, я никого не хотел пускать в квартиру, охраняя тело хозяина. Милиционер выгнал меня на лестницу палкой и чуть не пристрелил, спасибо тётке Люсе, соседке, что утихомирила его и меня. Несколько дней потом я жил в квартире один, но постоянно плакал, мешая соседям. Люди понимали моё горе и жалели меня, тётка Люся приносила мне еду и отпускала погулять. А вскоре в квартиру въехали другие жильцы, и я оказался на улице. Где-то на девятый день смерти хозяина я вдруг почувствовал в себе неодолимую потребность навести порядок во дворе, это случилось во время пьяной драки. Я кинулся на алкашей и быстро разогнал их. Одному, кажется, я порвал штаны, а другому рубаху, правда и мне досталось башмаком по рёбрам. Вот так, с тех пор я и живу, - вроде, как собака, а порядок люблю человеческий. Иногда мне кажется, что хозяин разговаривает со мной, особенно во сне и говорит, - Потерпи, Гриша, недолго ещё осталось. Правда, теперь я уже попривык к беспорядку, и перестал реагировать на то, что прохожие бросают во дворе мусор и бутылки, но пьяных, хулиганов и ротвейлеров все равно терпеть не могу. Думаю, что всё это из-за того, что душа хозяина теперь во мне.
Гриша замолк, а потом спросил меня, - А с чего, Крышка, ты спросила про это?
- Гриша, ты тогда был молодым, но память у тебя отличная. Не вспомнишь ли, не было ли здесь, в моём дворе, какого либо происшествия в год смерти твоего хозяина?
Гриша наморщил лоб, пошевелил ушами и стал вспоминать. – От чего же, помню. Вышли мы с Иваном Тимофеевичем перед Новым Годом на вечернюю прогулку, и вдруг услышали сирену медицинской машины. Заглянули в этот дворик и увидели, что в машину на носилках вносят тело какого-то мужчины. Потом от людей узнали, что этот мужчина шёл с книжного рынка, и ему здесь стало плохо с сердцем. Он присел на тебя, Крышка, а люди шли мимо. А когда разобрали, что он умирает, то стали скорую вызывать, но не успели. Мороз в тот день был, а сердечнику надо сразу в тепло. Короче говоря, пока машина приехала, он уже минут пять, как покойничек был. Вот тут вот на тебе и лежал бедняга. Помню, милиционер потом его книги тут перелистывал и с собой унёс. Вот… Потом кто-то из присутствовавших людей сказал, что этот мужчина очень переживал из-за того, что у него украли кошелёк на рынке. Видимо, он понервничал, после чего сердце и подвело. Ну, а больше в то время, кроме пьяных да собачьих драк в этом дворе не было.
- Спасибо Григорий! Ты мне очень помог разобраться в моей личной биографии!
Теперь мне многое стало ясно. А то ведь, знаешь, как мучаешься, когда не знаешь какого ты роду племени. Я бы и у ворон спросило, так видишь, тополя попилили, теперь слетели они от- сюда. А имени того человека ты, конечно не помнишь?
- Да уж! Я тогда, считай, щенком был. Ну, пока, Крыша, уважительно сказал он.
Затем встал, зевнул, и, помахав мне на прощание хвостом в колечко, потрусил к метро.
Я стало размышлять о том, как несправедлив и жесток человеческий мир, и сравнивать его с миром животных. Пожалуй, у последних он был более жестоким, но действовал по чётким законам и кодексам. Каждое животное знало, кто его враги, а кто добыча, а погибали слабые и глупые. При этом ни жертва, ни хищник не испытывали друг к другу никакой ненависти. У хищника, скорее, была приязнь к будущей жертве, да и живут хищники и жертвы всегда по соседству. А вот у людей всё перепутано. В одном и том же человеке подчас может уживаться и добро и зло. Вот, взять, к примеру, убийц того несчастного, они, возможно, кого-то любят, и, возможно, к ним кто-то тоже испытывает симпатии.
Так, а почему я себя отождествляю со средним родом? Гриша меня назвал Крышей, значит, я могу присвоить себе женский род. С другой стороны, если душа того мужчины вошла в меня, я могу считать себя объектом, точнее уже субъектом мужского рода. Но, поскольку, привычка – вторая натура, буду считать себя всё так же средним родом, так как с точки зрения людей я, всё равно, бездуховный объект и кусок железа. И лично мне, рассуждая философски, не важно как меня зовут, ибо для философа важна не форма, а содержание.
Так дни проходили за днями, и весна вошла в полную силу. Наступила пора Белых Ночей, и можно было читать на улице даже до одиннадцати вечера.
Крупа перешла на новый режим работы, и рынок стал ежедневным, это здорово освежило моё созерцательное существование. Теперь каждый день на мне кто-нибудь располагался с самого утра до середины дня. В основном это были коробейники, торговцы разными мелочами, типа туалетных шампуней, носовых платков, салфеток и тому подобного. Книжники по-прежнему приходили с пятницы до воскресенья, так основная часть читателей приезжала только в эти дни.
Некоторые из наиболее ретивых граждан даже стали клеить подо мной на маленькой по высоте стенке объявления о приёме подержанных видеокассет и видео дисков.
Опиленные и несуразные по форме стволы тополей стали покрываться редкими свеже зелёными листьями, и это вселяло надежду, что жизнь продолжается, и её метаморфозы могут заканчиваться любыми даже привычными формами. Днём и вечером дети играли во дворе и использовали меня как некий центр своего дворового мироздания. Но скоро их игры прекратились, так как начались каникулы, и многих детей увезли из города на природу.
Дни становились всё длиннее, и моя жизнь всё более оживлялась. Кроме книжников, больше всего мне нравились двое ещё не старых мужчин, любящих около меня распивать пиво и обсуждать мировые и самые, на их взгляд, актуальные проблемы. Например, сегодня у них возник спор о дальнейшем развитии их страны, под названием Россия. А начался он с того, что человек по имени Володя сказал, что раньше, имея в виду эпоху, существующую до пробуждения моего самоосознания, все наши национальные республики во многом жили за счёт России, на что его приятель по имени Юрий просто взъярился.
- А что ты называешь, собственно говоря, Россией?! По своей совковой привычке говоришь и думаешь о стране «От Москвы до самых до окраин…»? Нет, брат, Россия, - это химера, придуманная и поддерживаемая имперскими амбициями, и она действительно, как выясняется, уменьшается до размеров Москвы и прилегающих областей Нечерноземья. Всё остальное было захвачено у коренных жителей так называемых Окраин!
- Ну, ты хватил! А как же хотя бы наша Сибирь или Дальний Восток?
- Эх, Вова! Так это же было присоединено к России при Екатерине Второй, завоёвано, потом второй раз завоёвано большевиками, а потом подвергнуто разграблению всеми последующими временщиками до текущего момента. Так, при Советах весь доход от сырья, что шло за рубеж, шёл на советский общак. Сливки делили партийцы, оборонцы и элита, а остального хватало и Окраинам, и Развивающимся из соцлагеря.
- Юра, ты не прав! А как же уголь Донбаса! Ведь на Украине есть всё, и сельское хозяйство и даже своя авиация и автомобилестроение!
- То-то же, сейчас их автомобили и уголь так нужны мировому сообществу, что они воруют нашу транзитную нефть, а народ Украины в нищете! Пойми ты, центр Восточно-европейской Низменности давно себя энергетически исчерпал, а только одним сельским хозяйством в наших широтах сейчас сыт не будешь, потому что наступила эра высоких технологий. А развалившись на кубики, мы развалили и все составляющие наших былых технологических баз. К тому же, не забывай про утечку интеллектов и талантов!
- Так что, Вова, ты теперь называешь Россией?
- А как в том стишке, помнишь: «Умом Россию не понять», короче то, во что можно только верить.
- А если веры остаётся всё меньше и меньше?
- Ну, брат, без веры жить нельзя. Да и примеров исторических достаточно. Ведь все крупнейшие колониальные державы давно рассыпались, возьми хоть Великобританию. А, тем не менее, живут себе припеваючи. Все грязные технологии перевели в развивающиеся страны, а сами занимаются наукоёмкими отраслями.
- Да, наверное, ты прав. Ведь прибалты живут сколько лет самостоятельно от нас, значит, они всегда были самодостаточными странами. А скоро их Европа даже в свой шенген возьмёт. К тому же, на небольшой территории скорее можно навести порядок. Уж скорее бы мы и вовсе развалились до территории Петербурга и области, но только с общим названием.
- Кстати, Юра, ты не задумывался над тем, почему так легко вошёл в президентскую власть наш ранее мало кому известный полковник ГБ?
- Ну, говори…
- Кому выгодно, чтобы сохранялась ещё существующая территория России? Не нам с тобой и не преподавателям школ, не офицерам и врачам, не шахтёрам. Ведь спроси каждого простого человека, что он считает своей Родиной и он ответит вполне конкретно, до уровня дома, семьи и города. Выгода здесь только тем, временщикам, которые кормятся ресурсами нашей огромной страны.
- Ну, ты даешь!
- А ты представь себе, что Сибирь и Башкирия со своей нефтью отпочковалась. Казацкий Юг тоже самоорганизовался как и Урал. Татария и Карелия отделились, ну и так далее.
И как тогда кормиться нашим «правителям в законе»? Вот и поставили они такого, который, рассуждая популистски, удерживает империю в растрескавшихся границах.
- А, так вот почему война в Чечне никак не заканчивается!

По ходу диалога друзья допили своё пиво, бутылочки спрятали в сумку и пошли к метро, оставив меня в глубоком раздумье о будущей судьбе России.
Несмотря на хорошую видимость, ночью об меня спотыкались пьяные, и однажды один упал на меня так, что набил себе на лбу большую шишку. Он долго лежал на мне и со стоном ругался, а потом смешно сполз и на четвереньках двинулся по тропе в конец двора. После этого случая я, наконец-то, поняло, почему мне так нравился мой средний род, - я Лобное место. Волей судьбы я оказалось на пути многих человеческих жизней, и многие из них вершились на мне. После этого я преисполнилось гордостью и даже слегка вздулось вверх.
Но моё радужное состояние было нарушено на следующую ночь.
Сильно подвыпившая кампания мужчин и женщин проходила мимо меня, и, увидев удобную и широкую площадку, решила испробовать мою прочность в качестве танцплощадки. Включив на максимальную громкость свой приёмник, три пары взгромоздились на меня и, громко восклицая, стали танцевать то, что им нравилось в данный момент. В самом начале их танца я от неожиданности охнуло и прогнулось под тяжестью их массы, а затем судорожно осознало серьёзность происходящего, - если я останусь вогнутой, это приблизит мой физико-химический финал из-за застоя воды. Оставалась одна надежда на то, что жители домов, чьи окна выходили во двор, попробуют их спугнуть, но это была очень слабая надежда, так как я знало, что люди стали всего бояться. Надеяться на то, что приедут представители правопорядка, тоже не приходилось, так как метро давно было закрыто, и подбирать подвыпивших горожан для милиции около него было уже не надо. Я напряглось и изо всех сил попыталось пружинить под их па, наподобие некоего батута, и при этом от напряжения я стало издавать некие глухие звуки, напоминающие «ух» или «эх». К счастью, танцоры довольно быстро выдохлись и, восклицая, что пора осушить горло, спрыгнули на землю. Поправив свои пересохшие горла, они стали курить, а одна наиболее темпераментная особа опять полезла на меня. По приёмнику звучала песня Тома Джонса «Sex bomb», и лихая танцовщица, войдя в роль, стала изображать импровизированный стриптиз. Ночь была тёплой, кровь возбуждённой, а фигура танцовщицы была под стать песне. Медленно скидывая одежду, женщина, видя, что спутники попали под её гипноз, стала ещё больше возбуждаться и входить в роль отпетой стриптизёрши. Когда музыка стала приближаться к апогею, спутники стали дружно аплодировать, танцующей в одних трусиках женщине. Хочу отметить, что движения её были настолько откровенно вызывающи, что даже я, бесполое создание, почувствовало некое возбуждение, ведь мой ракурс позволял видеть с нестандартной точки зрения. Моё возбуждение выражалось в том, что я мягко прогибалось под давлением босых ног женщины, не издавая ни звука, и слегка разогрелось. Песня отзвучала, и под крики спутников мадам упала в объятия своего очарованного кавалера. Вскоре остальные женщины, видимо обладавшие менее художественными формами, поспешили домой, и стали тащить своих мужчин прочь от меня и пытающейся одеться пары. Спутник, явно не был настроен помочь одеться своей подруге, скорее наоборот, он хотел снять с неё последнее. Прикрутив звук приёмника, он стал жесткой лаской требовать от неё того, что она продемонстрировала в танце. Женщина кокетливо отталкивала его и вскрикивала, но я уже знало, чем всё это должно было закончиться.
И, когда я осознало всю степень своего риска перевоплотиться в душу молодого дауна или олигофрена, поскольку вероятность зачатия такового в алкогольном опьянении у людей очень велика, я громко вскрикнуло. Видимо мой звук был последней каплей переполненного терпения, а, может быть, сократившийся контингент гуляк, вдохновил одного из жильцов, но сразу после моего восклицания с треском распахнулось окно второго этажа. Из окна высунулась небритая физиономия молодого мужчины с синяком под глазом и воскликнула во весь свой хриплый голос.
Я не берусь приводить, то, что было произнесено той физиономией, но на пару эффект был произведён. Я сразу перестало испытывать стыд, неудобство и страх за будущее нашего возможного ребёнка. Процесс был, хотя бы на время, остановлен, и я облегчённо вздохнуло.
Наступила вторая половина лета, ночи стали более прохладными и тёмными, хотя днём я по-прежнему сильно нагревалось в отсутствии книжников.
Иногда днём или под вечер, когда книжники и коробейники уходили, ко мне приходил Гриша. Он вежливо интересовался моими новостями, и делился своими, но с наступлением сумерек он всегда уходил в свой двор поддерживать ночной порядок.
Матроскин тоже не забывал меня, и недавно сообщил мне, что его котята в эту весну оказались настолько красивыми, что почти все были разобраны жильцами дома, где жила его последняя трёхцветная симпатия.
На днях кто-то наклеил во всех дворах объявление о том, что неподалёку открылся пункт приёма цветных металлов. Я слышал от книжников об этой проблеме, когда они однажды коснулись этой темы. Из их разговоров и газет я знало, что подобные пункты открывают не случайно и бизнес этот является довольно криминальным и стимулирующим воровство, особенно на дачах, в производстве и проводных коммуникациях. Ведь давно всем ясно, что у населения не может быть такого количества цветного лома, которое нужно для промышленных нужд. Но раз пункты создавались, причём именно там, где ещё не всё обворовано, например, около дачных массивов, или как здесь, рядом с большими промышленными территориями полузакрытых предприятий, значит, это кому-то было очень нужно. Как бы то ни было, но мне опасаться за себя не приходилось, потому что я себя не относило к группе цветных.
Наступил август, и вот в один хороший вечер мимо меня ленивой походкой проходил молодой человек. Он взглянул на меня, остановился, а затем стал, обходя вокруг, осматривать мою поверхность, и даже пощупал руками. Затем он присел и стал исследовать мои крепежные основы, которыми я было зафиксировано когда-то на своём месте. После этого молодой человек безмолвно удалился, а я осталось с ощущением смутной тревоги за своё будущее.
Прошло недели две, всё оставалось по-прежнему, и мне стало спокойнее. Но вскоре надежда оставила меня. Тот молодой мужчина вскоре привёл с собой приятеля, и они вместе стали меня рассматривать.
- Ну, что, Вован, ты видишь, из чего она сделана? Это же бронза, блин! Смотри, ни капли ржавчины и отливает медью. Я тут на той недели специально прошёл, знаешь, манило что-то посмотреть на это место, вот и заметил эту штуку.
Приглушённо он добавил: - Помнишь, мы весной здесь мужика раздели?
- Угу. Щас проверим, деловито ответил второй, - и я сразу узнало по голосам и движениям, кто ко мне подошёл.
Это были те самые ночные убийцы! Я не знало, как мне сообщить окружающим людям, о том, что рядом с ними, прямо на народной тропе стоят два ночных злодея. Когда Вован достал напильник и начал пилить им край моей поверхности, я задрожало от ужаса.
- Ну, ты, Бритый, блин, просто шизик! Где ты тут бронзу узрел? Железо это долбаное, понял!
Вот, смотри, - и он протянул под нос приятелю напиленные с меня железные опилки.
- А чего же она, блин, не ржавая? – Недоумённо спросил Бритый. – Ведь лежит она тут, блин, столько, сколько люди не живут, блин.
- А хрен её знает, ответил Вован, - а потом добавил. Но ты, Бритый, носа не вешай, в квартале отсюда есть пункт приёма чёрного лома. Мы, блин, можем её и туда, только телегу надо достать.
Вскоре зловещая пара быстро удалилась, а я поняло, что часы мои сочтены, и стало думать, что же предпринять. Двигаться, и говорить с людьми я не могло, единственной надеждой в этой ситуации оставался Гриша и Матроскин. Но на Матроскина надежда была слабой, он терпеть не мог ни каких контактов с людьми, а Гриша был неизвестно где. Только бы пёс пришёл скорее!
Толи небеса услышали мою мольбу, толи Гриша был телепатом, но вечером того же дня он появился в нашем дворе.
- Крыша, здравствуй! – прогавкал Григорий и подошёл ко мне.
Выслушав мои опасения, Гриша успокоил меня ответом. – Не волнуйся, я тебя в обиду не дам! Эти двое раньше темноты к тебе не приблизятся, а я буду пока здесь нести свой ночной дозор. Этих нелюдей достаточно один раз как следует напугать, - на всю жизнь отобьёт охоту здесь разбойничать. Две ночи с Гришей прошли спокойно. Собака ложилась рядом со мной с другой от тропы стороны, так, что её не было видно не только в темноте, но и при свете.
А на третью ночь, где-то часа в четыре, во двор въехал большой грузовик, наполовину нагруженный разными металлическими конструкциями. В кузове лежали крышки от люков, какие-то трубы, щиты, диски автомобилей, детские качели и горки из нержавеющей стали и много всего другого. Из кабины вылезли Вован и Бритый, и направились с инструментом ко мне.
Когда они вплотную приблизились, Григорий резко выскочил из засады и, вскочив на меня, громко зарычал и залаял на грабителей. Такого они явно не ожидали, и от неожиданности отскочили назад. Григорий, страшно оскалив морду, без колебаний кинулся в нападение, он тоже узнал этих негодяев, так как и у него были с ними свои счёты. В два прыжка он, приблизился к более щуплому Бритому, а тот, пятясь задом, упал на землю и громко закричал матерное.
Не давая опасным противникам передышки, Гриша рванул штанину Бритого и развернулся в сторону Вована. Он сделал это вовремя, так как тот уже почти опомнился от неожиданности, и собирался нанести удар по собаке. В руке у бандита была ножовка по металлу, и он замахнулся ею, но Гриша оказался проворнее. Он перехватил нападающего за локоть и рванул на себя так, что Вован потерял равновесие и, споткнувшись, упал вперёд. Чтобы не разбить лицо, бандит выставил обе руки вперёд, при этом ножовка выпала из его руки. Гриша метался между пытающимися встать бандитами, оглашая двор и окрестности мощным злобным лаем. Как только кто-либо из бандитов вставал на четвереньки, собака прыгала на него, и кусала в бок.
Шум был достаточно громким, потому что Вован с Бритым непрерывно кричали на пса и грязно ругались. Неизвестно чем всё это могло бы кончиться, но внезапно на помощь Григорию прибежала пара его приятелей от метро. Это были собаки размером меньше чем он, но спуска врагу они не давали за счёт своей слаженности. Лая и рычания прибавилось, и в окнах домов кое-где включился свет. Я увидело, что жильцы прильнули к окнам, пытаясь понять, что происходит.
Видимо, кто-то вызвал милицию, потому что буквально через пять минут появилась мигающая синяя сирена. Из машины выскочили патрульные милиционеры с оружием и фонарями, и стали разгонять собак. Поскольку связываться с милицией Грише было ни к чему, он дал друзьям сигнал к отступлению, и собаки рванули в темноту раньше, чем прогремел предупредительный выстрел милиции.
Вован и Бритый со стонами поднялись с земли, они слаженно стали изображать из себя мирных граждан, пострадавших от злобных бездомных собак. Сделав свою интонацию как можно более искренней, Бритый попросил милиционеров вызвать скорую для отправки их с Вованом в травмапункт. На что наблюдательные милиционеры ответили встречными вопросами.
- А документики свои предъявите нам, пожалуйста!
Бандиты переглянулись и нехотя полезли в карманы за документами. У Вована были только ворованные водительские права, которые лежали в кабине угнанного грузовика, а у Бритого просроченная чужая справка, заменяющая паспорт при его обмене.
Пока старший милиционер разглядывал в свете фонаря документы, остальные двое подобрали с земли раскиданный инструмент.
- Это Ваш инструмент? – Спросили милиционеры.
- Нет, нет! – Дружно мотая головами, отвечали бандиты,
- Что вы граждане начальники! Нам такой инструмент с роду в руки не попадался!
- Оно и видно по вашим физиономиям, - сказал старший милиционер, и, оглянувшись, спросил потерпевших:
- А машина чья, тоже не ваша? Молодцов, проверь-ка, что там в кузове!
- Уже проверил, товарищ старший сержант, - цветной и черный металлолом! – отрапортовал молодой милиционер.
- Так, ну что же граждане «потерпевшие», придётся вам проехать с нами не в больницу, а в отделение, для выяснения личностей и того, чем вы тут собирались заняться.
- Молодцов, отпаркуй машину к отделению следом за нами. Емельянов, сажай этих гавриков в ПМГ.
Не смотря на вялые протесты и постанывания, бандитов посадили в милицейский автомобиль, и обе машины выехали со двора.
Я облегчённо вздохнуло, и подумало, что справедливость иногда, хотя бы на время, может восторжествовать в этом мире.
Двор затих, стало совсем темно, и тут я услышало мягкие крадущиеся шаги Матроскина.
- Ну, что, Крышка, хорошо замели этих двоих? Я из подвала всё видел как в телевизоре.
- Матроскин, я так радо тебя слышать. У меня к тебе большая просьба, ты бы не мог ради нашей дружбы послушать возле окна милицейского отделения, чем всё закончится с ними? Отделение находится во дворе за ветеринарной больницей.
- Да, знаю, знаю. Могу, конечно, я там часто бываю у знакомой одной. Кстати, очень симпатичная кошечка, мм-да. Она живет при отделении и слушает новости из больницы, чтобы в случае чего всем нам сообщить об облаве. Правда нас, бездомных, давно уже кроме бомжей никто не обижает.
- Спасибо тебе, Матроскин! Да ладно, мне это будет даже приятно сделать. Заодно и Мурку навещу, мр-р-р-р.
И кот, спрыгнув с меня, быстро скрылся во мраке августовской ночи.
Оставшаяся часть ночи прошла спокойно, если не считать одного пьяного, который опять споткнулся об меня, ударился об меня лбом, и продолжил дальше своё движение на четвереньках. А под утро вернулся Матроскин.
Щурясь, и облизываясь, Матроскин стал, не торопясь умываться, и потом степенно начал свой рассказ.
- Короче, Крыша, замели этих двоих надолго. Оказывается, наворовали они с Ленинца, с Пролетарского и ещё откуда-то металла какого-то уйму. Машину тоже угнали. Мм-да. Кроме того, какие-то ещё грешки за ними оказались. Они от всего отпирались, но менты их здорово потрясли и повесили на них все дела по металлу, несколько квартирных краж с разбоем и, вроде бы, даже убийство. Вот! Мы с Мурочкой всё это на пару подслушали, и, считай, полночи потеряли. Мм-да… Ну, да ладно, для друга чего не сделаешь. А сейчас я спать пойду к себе. Пока, Крыша!
- Спасибо тебе, Матроскин! - Вдогонку ему воскликнула я.
Ласковые лучи солнца пробились из-за тонких вытянутых облачков, и стали согревать меня.
На память пришла великолепная мысль о лучах солнца, высказанная Пелевиным в нечитанном мной романе, которую как-то процитировал один моих книжников. – Какое огромное расстояние преодолевает этот поток лучистой и самой чистой энергии во вселенной, чтобы потом осветить то, на что он попадает, и не разочароваться. В данной ситуации это было я и окружающий меня дворовый мусор: пустые и разбитые бутылки, рваные полиэтиленовые мешки, старое автомобильное колесо с измятым диском, какие-то битые кирпичи, неубранные ветки и куски стволов тополей, бумажки, следы жизнедеятельности собак и прочее и прочее.
Моя размеренная жизнь продолжалась. На следующий день опять пришли книжники и коробейники, был последний выходной перед первым сентября, и народ активно сновал по тропе в Крупу и обратно. Я жадно вчитывалось в новые книги и школьные учебники, разложенные на мне. Да, времена меняются, и это хорошо видно по тому, как изменились учебники. Взять хотя бы школьную литературу, - в учебнике для третьего класса нет ни одного великого русского классика девятнадцатого века, ни Пушкина, ни Лермонтова.
Книжники как всегда обсуждали новости жизни и политики. Они много говорили об ожидаемом трёхсотлетии города, и что это даст городу и горожанам. Недобрым словом вспоминали они высокоскоростную магистраль и какой-то Ледовый Дворец. Они считали, что потраченные впустую деньги надо было направить на благоустройство города, метро и дамбу. Книжники коснулись в связи с этим проблемы глобального потепления и повышения уровня мирового океана. Кто-то вспомнил о проклятии жены Петра Великого, Евдокии, заточённой в монастырь, о том, что город погибнет в пучине морской. Кто-то сказал, что территория Финляндии ежегодно опускается на два миллиметра, и тянуть с дамбой нельзя. Разговор их был прерван внезапным возгласом – «Шухер!». По тропе ехала та самая милицейская машина, которая ночью забрала бандитов. Первыми засуетились коробейники, книжники не спешили, так как знали, что до них дойдёт во вторую очередь. Машина остановилась, младший сержант Молодцов выскочил из кабины и спокойным шагом подошёл ко мне и книжникам. Бежать было поздно, все замерли в ожидании. Молодцов уставился на учебники и, ткнув пальцем на два из них, сказал, что они нужны ему.
- Пожалуйста, пожалуйста, я их вам дарю. – Услужливо проговорил книжник, и протянул их милиционеру. Молодцов усмехнулся,
- Спасибо, но взяток не беру. Он протянул деньги книжнику, повернулся и пошёл к машине, которую он собирался везти на ремонт.
- Пронесло! – облегченно произнесли книжники, и всё пошло, как и ранее по накатанной колее.
Вечером, слегка повзрослевшая детвора стала играть во дворе с моей помощью в казаки-разбойники, а потом в прятки. Девочка по имени Нина присела на меня и стала что-то писать на моей поверхности. За лето она заметно похорошела, и стала не просто девочкой, а девочкой-подростком. Когда она выпрямилась, я прочитало: Н + Ю = Л. Так, понятно, девочка в кого-то влюбилась. Значит, жизнь продолжается, не смотря ни что, и ни какие бритые вованы не смогут остановить её!
Наступила осень, потом будет зима. Следом придёт весна, и всё повторится по диалектической спирали.
Мусора во дворе стало как будто поменьше, тропу вымостили плиткой, и мне уже не так стыдно перед лучами солнца, преодолевшими такое расстояние до моего двора.