ТЕАТР ОДНОГО АКТЁРА (РАССКАЗ)

ЕЛИЗАВЕТА ЕВТИХИЕВНА без малого два десятка лет прожила под собственным именем, а как только вышла замуж за красавца Селивёстра, так и окрестили её односельчане Чекистихой. К бойцам невидимого фронта она, конечно, не имела ни малейшего отношения, но муж её мечтал быть в одном ряду с мужественными людьми, и за это своё стремление прозвали его Чекистом. А раз Елизавета отныне его жена, рассудили в деревне, то и зваться ей Чекистихой.

Так и прожила всю жизнь Чекистихой, вспоминая имя-отчество, лишь расписываясь в ведомости на зарплату, а потом и при получении пенсии. Муж её давно умер, так и не приблизившись к мечте ни на шаг, а самой бабке пошёл уже третий годок на десятый десяток, и осталась у неё к тому времени одна разъедная товарка на всю деревню.

Товарку, Варвару Леонтьевну, прозвали отчего-то Левонихой, и жила она в трёх дворах от Чекистихи. Обстоятельство это позволяло видеться им едва ли не ежедневно, и время они выбирали одно и то же. Когда по радио шёл «Театр одного актёра».

Чекистиха, высохшая с годами до размера воробья, но почти не потерявшая прыть иноходца, приходила к дородной и ещё крепкой с виду Левонихе; та выходила, охая, из избы, с кряхтением усаживалась на крыльцо, приглашала подругу. И они навостряли на нужную им волну застаревшие свои уши, чтоб не пропустить ни слова, доносящегося из подвешенного на стенке в сенках динамика.

Лёньке, праправнуку Левонихи, эта их традиция не очень нравилась, потому что громкие голоса из динамика мешали ему слушать любимую музыку, и он по велению отца на время передачи должен был либо сидеть тихо, либо уносить магнитофон и ноги к друзьям. Лёньке давно мечталось каким-то образом разыграть бабушек, но в голове не было ни одной безобидной версии, и он терпеливо ждал случая. Знал - его звезда на небосводе над родной деревней вот-вот должна будет вспыхнуть.

Лёнька носился на мотоцикле по деревне, останавливался у первой попавшейся компании, ездил на бригады к трактористам, бывал в иных местах скопления земляков и незаметно на диктофон записывал всё подряд - народные выражения, споры, истории, смех.

Будучи сообразительным малым, он мечтал стать режиссёром. Эта его шальная для семьи мечта и натолкнула на мысль под маркой «Театр одного актёра» выдать бабушкам парочку местных историй, благо Лёнька умело пародировал односельчан. Юноша перестал встречаться с друзьями, нахватал в школе троек, из-за чего от отца выслушал немало о себе нелестных слов, но от идеи не отказывался, копил материал, на сто рядов записывая и переписывая сценарий, пока, наконец, понял: всё, готово, теперь можно приступать к финальной части, к собственно передаче.

Как назло, Чекистиха приболела и неделю не показывалась, а Лёнька в ожидании гостьи не терял времени даром, изображая из себя сплошное волнение, комок нервов. Он делал вид, будто не находит места. Заметившая мытарства сына мать поинтересовалась, уж не влюбился ли он ненароком, на что отец по-мужски подытожил:

- Прижал бы хвост, пока кто дверью не прищемил. Молод больно для любви.
Против обыкновения, на этот раз Лёнька обижаться не стал - не до того.
Прошло ещё несколько тягучих дней ожидания. Лёнька никак не мог поймать момент, чтоб дома не было родителей, а при них игра не стоила свеч.

Случай подвернулся неожиданно. Мать с отцом пригласили на родины к родственнице. Не успел их след простыть, как нагрянула Чекистиха, позвала на крылечки товарку, и Лёнька аж вспотел, когда решился включить магнитофонную запись.

Ведущий «Театра одного актёра» всегда начинал передачу с пожелания слушателям доброго вечера, а на этот раз секунду, а, может, чуть дольше, из динамика слышалось шипение, раздавались непонятные шорохи и только после этого Чекистиха с Левонихой услышали привычное им приветствие и голос из динамика произнёс:

- Сегодня, уважаемые радиослушатели, отступив от установленного нами формата, мы дадим возможность окунуться во вчерашнюю деревенскую жизнь. А натолкнуло нас на это письмо Варвары Леонтьевны Папанинцевой из деревни Кутерьмовки, затерявшейся в предгорьях Сибири.
Чекистиха, заслышав фамилию, посмотрела на товарку.

- Никак, отчибучила чего?! - удивилась. - Отродясь не слыхала, чтоб ты аж у саму Москву письмо писала. Али совсем повелась умом?
Удивлённая не меньше Чекистихи, Левониха не выудила из памяти нужных слов. Так они и сидели. Слушали.

Теперь из динамика почему-то доносился голос председателя местного колхоза Семёна Борисовича, читающего письмо-просьбу. Из него выходило, что автор обращает особое внимание на одно обстоятельство: корреспондент непременно должен встретиться со старейшей жительницей Елизаветой Евтихиевной Коптеловой, поскольку она лучше всех может рассказать про старинную жизнь.

Дар речи к товаркам всё ещё не возвращался; они сидели, обалдевшие, и Лёнька, незаметно выбравшийся во двор через окно, наблюдал за ними из-за угла.

- Ну, завтра я председателя нашенского размайорю, - заговорила, наконец,
Чекистиха. - Глазыщи-то его бесстыжие увижу! Наклепа он про мене насочинял? Он лыву-то напрудит прямо в кабинете!
- Не шебурши, дай дослухать! - отозвалась Левониха.

Между тем председатель вновь закашлялся, бросил кому-то: «Ремки затянуть всё равно придётся», потом: «Абонент временно не гутарит. Перезвоню, но я его, оглоеда, расчихвощу!»

Послышалось громкое булькание, характерное при переливании жидкости из бутылки. Затем раздались звуки, похожие на жадное питьё, довольное покряхтывание, и только после этого бабушки услышали повеселевший голос:

- Хватит, однако, тянуть кота за хвост. Ой, малость извиняюсь. Я хотел сказать, наш корреспондент встретился с героиней письма в редакцию.

- Чей уж, с утра опохмеляется председатель-то колхозный. Ах, прохвост этакий, креста на нём нету!

Чекистиха сидела, будто аршин проглотила: гордо, независимо. У неё даже щёки, сто лет не ощущавшие помаду, зарделись.

- Итак, - вещал корреспондент бодрым голосом, - наш микрофон установлен во дворе обычного сельского двора. Во дворе, я вижу, бродят куры вперемежку с гусями, слышу весёлое похрюкивание из сараюшки. А на крылечках сидят две давнишние подруги Варвара Леонтьевна с Елизаветой Евтихиевной, и по моей просьбе старшая из них, Елизавета Евтифеевна, рассказывает, как весело в недавнем прошлом жили соседи и что у них было много общего.

Послышалось похрюкивание, пропел петух, проблеяла коза и отозвалась где-то поблизости собака.

Лёнька за углом стоял, счастливее некуда. Он и сам готов был поверить во все звуки в их дворе, хотя, кроме кошки, никакой другой живности давно уже не водилось. С той самой поры, как отец подсчитал «сальдо» с «брутто» и выяснил, что в деревне теперь легче купить кусок мяса в магазине, а не валандаться с собственным скотом. Лёнька готов был расстегнуть пуговицы на рубашке, чтоб гордость могла свободно распереть грудь. Гордясь собой, он выпустил из вида товарок, но когда поискал их взглядом, порадовался: здесь, родненькие, готовы слушать.

И тут заговорила Чекистиха. Перекрывая гул проезжавшей по улице машины, отчего Лёнька даже посмотрел, чтоб самолично убедиться, действительно ли шум исходит из динамика, Чекистиха выясняла у корреспондента, может ли она рассказать историю про баню, и, получив согласие, стала вспоминать.

- Ранее-то мы не тута-ка жили, а на самошнем краю деревни, - Чекистиха дважды чихнула, извинилась, продолжила: - Можа, чё не припомню, ты уж прощай мене - годков за спиной…

- Бабушка, нельзя ли, - вмешался корреспондент, тоже отчего-то чихнувший дважды, - без предисловий?

- Слепой в баню торопится, а баня-то и не топится, - шустро парировала Чекистиха. - Без чего, говоришь, нельзя?

- Я говорю, короче надо. У вас текста много. Эфира не хватит.
- Отчего ж? Можно и короче, - Чекистиха дважды чихнула, - с нас корона не свалится.
- Какая корона? - корреспондент тоже дважды чихнул. - Да чего же это такое?! Отчего это мы с вами чихаем?
- На кого чихаем, милок?

Лёнька смотрел на товарок, раскрыв рот. До них ещё не дошло, что их разыгрывают. Левониха больше не отпиралась, что не писала в столицу, а Чекистиха всё удивлялась своей беседе на всю страну с корреспондентом.
И пока корреспондент просил бабушку изъясняться короче, Лёнька заметил, что ко двору подкатил Семён Сидорыч; он к отцу часто наведывается. Лёнька сначала испугался, не помешает ли нежданный гость довести задуманное до конца, но потом заскочил в комнату, из неё пробрался в сенки и добавил динамику громкость.

Высунувшийся из машины Семён Сидорыч сидел молча. Слушал. Возвратившийся за угол Лёнька видел - внимательно слушает. Наконец Семён Сидорыч не выдержал:
- Что это за спектакль?

Ему не ответили, и он ещё трижды прокричал свой вопрос.
- Уймись! Чё кричишь, как оглашенный, - отмахнулась Чекистиха. - Динамик слухаим.
- А-а-а. Ну-ну… - сказал Семён Сидорыч, однако остался в машине. Непонятно, чего хотел, зачем остановился.

А Чекистиха, ещё пару раз чихнув и дважды извинившись, стала рассказывать.

Выходило, что жили они с соседями дружно. И многое у них было одинаковым. Огороды задними концами упирались в гору, а дома - как две капли воды, просто копии снаружи. Внутри различались разве что занавесками на окнах и печках, да иконами в красном углу. Кухни - как близнецы: шкафы и столы-стулья производства местного умельца, впоследствии спившегося. Даже печи стояли с одной стороны; их сама Чекистиха же и клала; разные делать она не умела.

Только баня была одна на две семьи, и топили её соседи по очереди.
Мужья у Чекистихи с соседкой одинаково слабыми оказывались, когда надо было стаканы с водкой от себя отодвинуть. Ловчее справлялись, когда к себе двигали; ни одну каплю на стол или рукав ни разу не выплеснули.

- И вот как-то по лету, - рассказывала Чекистиха, время от времени чихая по два раза кряду, - истопила я банёшку, жду своего. Он у мене в промартели трудилси. Нету и нету. Как черти с квасом сглонули и не выплюнули сапоги.

А идтить звать не хочу. Небось, опять насосалси, как паук.
Тут заявляется, вижу в окошке, Кирюха, сосед. Не на карачках, но хорошишший. Не докумекала, что он первым в баню… Пока мылси, его развезло, дальше некуды. Кирюха, кобелина блохастый, с межи - я не сказывала? - темняло шибко, сбилси. Голышом так и запёрси в наш дом.

Лёньке было смешно: бабушки сидели, присмирев - они слушали историю, которую знала вся деревня. Её передавали из поколения в поколение, как легенду, и каждый пересказывал на свой лад. Правдой оставался факт: Кирюха после бани перепутал свой дом с соседским, на этой почве приключилась у него драка с хозяином Прорубкиным.

Лёнька видел, как у машины Семёна Сидорыча остановился Михаил Алексеевич Капустиков. Тот мимо Лёнькиного двора до магазина совершает два рейса в день - за бутылочкой винца; утром и вечером. По нему даже можно часы сверять. Как вышел на пенсию по инвалидности, так и ходит ежедневно за «пузырём здоровья».

Михаил Алексеевич о чём-то поговорил с Семёном Сидорычем и сел к нему в машину.
В динамике установилась пауза. Лёнька испугался, что всё сорвётся, но тут послышался негромкий смех Чекистихи, после чего она продолжила:
- Я подумала, кто это теперича у печки возится. Не мужик ли мой?

Выхожу, готовая в баню идтить, в одной рубахе. Вижу, на приступке уселся, млеет голый Кирюха. Обнаковенный голож… Ой, мил человек, - это Чекистиха корреспонденту, - будто мать родила недавно. Я рот и раззявила. Как говорит праправнук, тут чавка моя и отпала. - она засмеялась: - Он же, Кирюха, по молодости девок знавал, как мёд пятью ложками хлебал. А я как глянула, и подумала: брешут люди. Откуда у него столько ложек? Одна - и она треснутая…

Кирюха всё млеет. Тут мене кипятком ошпарило! Я в одной рубахе стою, тут этот голый… Мужик мой скоро… Не за горами цирк с мордобоем! Накаркала! Как чёрт из воды - мой! Тазики в сенях загремели громче столичного салюта, я и поняла - мой конец пришёл. Метнулась в горницу - дверь на крючок!

Мужик, как есть, пьяный. Но всё одно дюжей Кирюхи! Вышвырнул, в чём тот сидел, за дверь. Ему бы тихо спятиться в свою конуру, а ум не поспевает за ногами. Не доходит до Кирюхи - шарахает в дверь, орёт, требует разъяснений. Как так - из собственной хаты да за порог? Мой его ещё розок выбросил. Половина деревни сбежалась. Не скажу теперича, как через окно в баню шмыгнула. Боялась - оглоушит, и каюк. Как-то сберёг бог от скандала. В жисть бы ревнивцу не доказала, что не вожжалась с Кирюхой.

Лёнька с ужасом увидел, как во двор входят отец с матерью. И последние слова Чекистихи из динамика слышали. Тут ещё Семён Сидорыч отцу чего-то брякнул, засмеялся. Лёнька метнулся в избу, отключил запись, книгу перед собой за столом раскрыл. Дескать, я не я, передача не моя. Читаю, мол.
Отец не появлялся, и Лёнька не вытерпел, проник в сени.

Левониха с Чекистихой наперебой рассказывали матери, как их только что по динамику прокрутили. И смеялись.

У Лёньки отлегло от сердца: бабушки его спасли! Если б осерчали за передачу, не здобровать Лёньке.

Подошедший после беседы с мужиками отец высказал бабушкам предположение про Лёнькину проделку.
- Ты, Митрич, дитя не наказывай, - попросила Чекистиха.
- У Москву навострилси, - похвалилась Левониха, - артистом станет.

Лёнька вернулся в дом. Ждал вызова отца на очную ставку. Минута прошла, другая; сигнала не последовало.

ЧЕРЕЗ ДВА ДНЯ отец сказал Лёньке, что на колхозное собрание председатель пригласил приехавшего к нему из Москвы друга, имеющего какое-то отношение к театру. Неплохо бы Лёньке перед собранием озвучить его «Театр одного актёра» в клубе, а все связанные с этим проблемы он возьмёт на себя.

- Похоже, правда, в тебе талант спит. Пора его будить и народу предъявлять.
Председатель договорился с директором Дома культуры, что самодеятельные артисты начнут концерт до собрания, чем и заинтересуют колхозников. Заодно и явку поднимут.

Пока народ собирался, пока усаживался в зале, из динамиков доносился голос Чекистихи. Вместе со всеми смеялся непьющий председатель колхоза. Неподдельно весел был и его московский друг.

ПОСЛЕ ЭКЗАМЕНОВ Лёнька завихрился в Москву, где без труда поступил в театральный институт. Говорят, перед экзаменационной комиссией он выступил с «Театром одного актёра», где все роли, вплоть до лающей собаки, сам же и исполнил.

Иван СКОРЛУПИН, Петропавловский район Алтайского края.
Найти меня можно в «Моём мире»: ivanskorlupin50@mail.ru
В октябре издал книгу своих рассказав. Это уже вторая книга. Готовы ещё две, но нуждаюсь в поддержке спонсором).