Игра в правду

Я мог бы выпить море, я мог бы стать
другим, вечно молодым, вечно пьяным.
Игра в правду.
День первый.
Ее разбудил шум океана. Еще спящее сознание сопротивлялось простому факту, что океан в принципе отсутствует в большом мегаполисе, в спальном районе 9-ти-этажек. Но слух упрямо настаивал на своем, пока сознание не включило логику, которая все и разложила по обидно наглядным полочкам – ветер дул с такой силой, что все щели домов причудливо искажали звук, который становился похожим на шум больших волн. Последние надежды на чудо растаяли с остатками сна. Алиса открыла глаза. Все буднично, обыденно. Вон на стене тикают ходики, оставшиеся от дедушки Егора. С ними рядом висит картинка бушующего океана пера неизвестного творца от живописи, которая, наверное, и вызвала такие приятные сонные мечты. Ведь в жизни Алиса ни разу не видела океан, живой, шевелящийся у ног, то стелящийся убаюкивающим пенным шепотом, то грозно бьющим в скалы.
Алиса со вздохом соскочила с кровати и поплелась в кухню ставить чайник. Оставалось полчаса до выхода на работу. В поликлинике, где Алиса трудилась педиатром, такого понятия как обеденный перерыв фактически не существовало, точнее существовало исключительно номинально, поэтому завтракать надо было плотно, потому что завтрак грозился быть практически единственным приемом пищи за день, вечером тело стремилось исключительно принять горизонтальное положение и на том остановиться.
Алиса выползла на улицу. Лил мелкий противный дождь, порывы ветра злорадно сражались за зонты в руках служилых людей, спешащих на производство. Чудом удалось ввинтиться в маршрутку. За четверть часа дороги до работы, лексикон Алисы пополнился многими цветистыми выражениями от водителя, который был недоволен грязью, летящей с ног пассажиров, а также, цепной реакцией пассажиров, которые, соответственно, не устраивал столь неприятный стиль общения. Придя на работу, Алиса как всегда, с унынием обнаружила море бабок, которым даже в такую непогоду не сиделось дома, с выдуманными и гиперболизированными болячками. Для отвода врачебных глаз к бабкам были пристегнуты внуки, не страдавшие ничем, кроме неуемного любопытства и, в зависимости от возраста, жаждавшие поломать как можно больше незнакомых предметов, а то и поорать при случае, волнуя общественность. Алиса любила свою работу, но не любила, когда отсутствовала реальная причина обращения. Это удлиняло ее рабочий день, тратило нервы и время. Нет, она никогда не срывалась на пожилых людях, воспитание не то, но внутри, как истинный интраверт, страдала. Первый, десятый, двадцатый, калейдоскоп детских и старческих лиц. Из 22 посетителей только у двоих имелись реальные симптомы простуды. Все остальные, подученные прародителями, усиленно изображали кашель и насморк. Проскочило пару молодых мам, которым хотелось посидеть дома на халявном больничном. Мелькали смятые купюры в потных ладошках. Алиса горестно вздыхала, и отводила кулачки с зажатой денюжкой. Наконец, все. Последняя активная старушка исчезла из кабинета, прихватив сосредоточенного пухлощекого бутуза под мышку. Алиса стала собираться. На город наползли сумерки. Алиса набросила на голову капюшон куртки, застегнулась, и внутренне подготавливая себя к борьбе за место в маршрутке, вышла. Идя от поликлиники, можно было несколько сократить дорогу через детский садик. В весенних сумерках он выглядел пустым и неприютным. Пройдя несколько шагов, Алиса остановилась как вкопанная. Впереди, в сгущающейся полутьме на скамейке сидел, сгорбившись, ребенок, и тихо скулил. Сердце заколотилось. Он был таким маленьким и казался таким одиноким. Алиса подошла к нему и мягким голосом спросила: «Чей ты малыш?» Ребенок поднял голову, и Алиса отпрянула. Это был не ребенок, а взрослый с детскими чертами лица и злобными древними глазами. Сейчас, впрочем, в них плескался испуг и боль. Не говоря ни слова, существо протянуло ей пакет из-под Макдональдса и красноречиво согнулось. Несмотря на абсурдность ситуации, Алису чуть ли не разобрал смех. «Инопланетянин или гном сожрал фастфуд и отравился». В глазах гнома мелькнула неприкрытая злоба, настолько сильная, что Алиса отшатнулась. Впрочем, в этот же момент боль опять скрутила существо и оно застонало. Ситуация была курьезная, и могла быть чревата многими осложнениями. Но существо надо было спасать. И Алиса протянула руку, маня его за собой. Существо с трудом слезло и поковыляло на коротких кривых ногах за девушкой. Ходьба давалась ему с неимоверным трудом и только особо сильные приступы боли скрючивали маленькое непропорциональное тельце. Алиса молилась о том, чтоб в клинике дежурный отошел. Так и вышло. Старуха Клавка, вредная старая стерва, ушилась с кавалером сантехником пить чай в его каморку, и странный пациент последовал за Алисой беспрепятственно. В кабинете гном лег на предложенную ему кровать, злобно сверкая глазами. Но тут его скрутило окончательно, он приобрел зеленый цвет и закрыл глаза. Алиса не знала, помогут ли меры, разработанные для людей, гномам, но все делала быстро и четко. В конце она напоила существо чаем с ромашкой. И, как ни странно, это оказало эффект. Ромашку собирала бабушка Алисы, жившая в Карпатах, поэтому подделки быть не могло. Существо приоткрыло один глаз, из которого уже ушла боль и злоба. В нем промелькнула какая-то странная смесь из благодарности и снисходительности. Алиса подвинула подушку, уложила гнома на нее и укрыла легким одеяльцем. Она решила ночевать в клинике, пока ее пациент еще так слаб. Только она поднялась с кровати, как из одеяла высунулась маленькая волосатая невесомая рука и цепко ухватила девушку. И так же быстро отпустила. Гном погрузился в сон. Алиса вздохнула и пошла в соседний кабинет на кушетку. Она нередко ночевала на работе, потому что дома ее не ждала даже кошка, которую она не хотела заводить из-за своей занятости. Алиса прилегла на кушетку, думая, что не заснет, но провалилась в сон мгновенно.
Утром она подскочила, как от пинка. И быстро кинулась в другую комнату. Было 6 утра, мокрый рассвет только-только готовился наступать. Существо уже сидело в койке. Вид у него был гораздо здоровее вчерашнего. Алиса улыбнулась ему. Гном пристально посмотрел на нее. Глаза у него были удивительные. В слабом свете ночника они плавились янтарным светом. «Знаю я, чем смогу отплатить» - неприятным старческим голосом вдруг заговорил гном. И Алиса присела на стул. Ужас липким потом захолодил тело. «Одна ты. Родителям не до тебя. Они тебя выучили и выпихнули на свои хлеба. Бабка твоя, опять таки скоро помрет. И никому ты не нужна станешь совершенно. Как, впрочем, и самой себе». Алиса почувствовала как волосы встают дыбом. Но открыть рот не могла, неведомая сила ее буквально приковала к стулу. Между тем, гном продолжал. «Я знаю, ты как все люди, хочешь быть кому-то нужной, да? Чтоб тебя любили, берегли и заботились. И ты хочешь заботиться, да? Это можно. Я тебе признателен за свое спасение. Крайне. И хочу отблагодарить. Денег тебе не нужно, это видно. Убегут они от тебя», - тут в голосе гнома появилось легкое отвращение. «А вот второе частое человеческое желание – это пожалуйста. Даже разрешаю выбрать несколько вариантов, по вкусу». – гном ухмыльнулся. « А сейчас ложись - ка, поспи. Завтра, все завтра!» Гном бесшумно встал и направился к двери. На пороге он обернулся и глянул внимательно на Алису: «Вот не понимаю, что вы нашли в этом фастфуде». И, согласно законам жанра, растворился в воздухе. Алиса глубоко вздохнула, приходя в себя. Но на глаза надавила тяжесть и веки сами собой закрылись. Она едва добрела до кушетки и свалилась.
День второй.
Алиса очнулась, когда на часах было 6. На дворе стояла полутьма. Утро или вечер? Она повернула голову и посмотрела на маленькие, уютные ходики на стенке, которые она принесла в кабинет для создания псевдодомашнего колорита. 6 часов. На наручных 6. Достала телефон. 18. Значит, вечер. Дата утренняя. Значит, вечер сегодняшнего дня. Она проспала весь день. И никто не заходил даже в кабинет после ухода треклятого гнома! Стало неуютно. Алиса соскочила с кровати и поплелась делать чай. Память сохранила мельчайшие подробности общения с гномом, да вот только наиболее ярко звучала фраза о вознаграждении. «Может, стоит что-то пожелать и все случится?» - подумала Алиса. «Хочу торт «наполеон»!» - и представила во всех подробностях, хрустящую ароматную корочку, свежайший крем. Во рту появилась слюна. Но ничего не происходило. Торт не являлся. «Ну и ладно!» - внезапно рассердилась Алиса. «Фиг с ним». Она собралась и пошла домой. Вечер прошел без эксцессов. Алиса посмотрела какую-то скучную передачу, где обсуждались какие-то мелкие семейные трагедии. Алиса повздыхала, что у нее и такого нет, и пошла спать. Снов ей не снилось.
День третий.
Алису разбудил странный звук. Спящее сознание сразу не смогло идентифицировать, а затем, когда она все же сообразила, Что это, вскочила, как пружина. Это был мужской храп. Мысли хаотично скакали в голове. «Как? Каким образом? Откуда?» Алиса отбежала от кровати и вгляделась в спящую мужскую особь. При особи наличествовали пижамные штаны, что несколько успокоило Алису. Кроме того, особь была слегка небрита. Алиса аккуратно тронула особь за плечо. Мужик открыл глаза и недовольно пробормотал: «Ну че тебе, старушка?» Алиса взвизгнула:»Кто?!», и рывком стянула с мужика одеяло. Мужик испуганно уставился на нее. «Ты чего хулиганишь, Алиска!». «Так!» - пронеслось в голове. «Он меня знает. И по его священному негодованию, знает давно и хорошо. А я вот его нет. Наверняка, проделки гнома». И пока Алиса думала, как бы максимально нейтрально и вежливо прояснить ситуацию, двери распахнулись, и в комнату вбежало два бутуза. «Мам, мы жрать хотим» - невежливо завопили они, не забывая одарять друг друга тумаками. «Мама?!» Она машинально опустила глаза вниз, и обнаружила себя в засаленном халате. Там, где он расходился на животе, она увидела шрам от кесарева сечения, неряшливый и жирный. Голова закружилась. А пацаны, толкая друг друга, рванули на кухню. Мужичок, по всей видимости муж, оказавшийся кривоногим, коренастым представителем мужчин, побрел за ними. Весь день Алиса готовила, стирала, убирала. Муж(?!) смотрел футбол, пил пиво, проливал соус на рубашку, пацаны, вернувшись с прогулки, грязными ногами протоптали дорожку во все комнаты. Когда наступила ночь, Алиса без сил рухнула в кресло. И тут же услышала похотливый шепоток «мужа» - «А ну кА, кто у нас тут хочет поваляться в постельке». Нервы сдали и она заорала:» Не хочу!!!» Тут же все пропало.
День четвертый, пятый, шестой, седьмой и восьмой.
Три дня с Алисой происходили странные вещи. Ежедневно менялась ее жизнь. Ежедневно с ней были разные мужчины. Она как бы примеривала на себя чужие одежды. После футбольно-пивно-диванного мужа был самоуверенный мачо, после мачо альфонс с прозрачно-голубыми глазами, после альфонса хронический нытик, безнадежный романтик и неприспособленный к реалиям жизни чудак, все время вздыхавший, и называвший ее музой. Потом был жесткий бизнесмен, спавший вполглаза с мобилой в руках и пистолетом под подушкой. И наконец, последним стал мужик с суровым, всепонимающим взглядом, седой головой и неизвестным, постоянно терзающим его прошлым. В конце восьмого дня Алиса плюнула, купила билет в поезд, отправляющийся в Карпаты, и укатила к бабке.
За чашкой чая она рассказала все бабке, не упустив и предсказание гнома о скорой смерти старушки. Бабка Варвара ехидно улыбнулась «Не дождетесь» - но глаза ее оставались серьезными. В конце концов, выслушав все, и она помрачнела. Долго молчала, прихлебывая травяной чай. В домике стояла тишина. Потрескивали в камине дрова. На улице надрывалась какая-то птица, призывая лето. «Сову ты накличешь, а не лето» - хмуро сказала бабка, читая мысли. «Ну вот что, внучка» - так же хмуро продолжила она. «Не повезло тебе. Маленькие люди одной рукой дают, другой забирают. С одной стороны, он благодарен тебе. С другой, исконно ненавидит нас. Они пришли раньше нас и позже уйдут. Не снять тебе никак это проклятие в виде дара. Уйдет оно только со смертью твоей. Вот такие дела, внучка. Единственное твое спасение, это смириться. И выбрать какой-то вариант, и попытаться жить, и ПОВЕРИТЬ, что так всегда было. Иначе…» Тут бабка Варвара схватилась за горло. Голос ее прервался, лицо посинело, она кулем рухнула на пол. Алиса бросилась к ней, делала массаж сердца. Но ничего не помогло. Бабушка умерла.
День девятый.
Алиса возвращалась домой в купе вместе с очередным мужем. На сей раз это был кругленький жизнерадостный колобок, без конца вещавший о политике. Он любил все. Грязь за окном. Таракана-смертника, бегущего по давно нестиранному ковру. Пьяного в люлю проводника, забывавшего открывать двери на станциях. Но в первую очередь себя. Его не надо было слушать, на него можно было не обращать внимания, но когда он риторически спрашивал так это или нет, можно было просто кивать, и он этим удовлетворялся. Он так же как и Алиса был врачом. Это многое упрощало. Они вернулись домой. Он ел столько же, сколько и говорил – очень много. Но болтал за едой тоже. Такого как он, вероятно обожали дети, он смутно напоминал им деда мороза, уважали родители – за непоколебимую веру в себя, которой он заражал других. «Что ж, не самый худший вариант» - устало думала Алиса.
Они прожили долгую спокойную жизнь. Она молчала и слушала. Он говорил. Но однажды она изменила ему с его лучшим другом. От скуки и тоски. Он долго смотрел на нее глазами, которые постепенно становились насмешливыми и изменили свой цвет на янтарный. «Ну как хочешь» - весело сказал он, и лицо его, как в марсианских хрониках Рея Брэдбери, плавилось и менялось.
День десятый, последний.
Боль, жуткая боль крутила все тело. Мозг, казалось, лопался, в тесной клетке. Алиса очнулась и закричала от ужаса. Ее руки были привязаны к кровати. Лицо стянула жесткая повязка. Губы распухли. Она прошептала: «Где я? Что со мной?» К ней наклонилась красномордая медсестра. Грубым голосом она прорычала: «Доктор, эта очнулась». Сразу же подошел врач с испитым лицом и скривившись, произнес: «Еще галоперидола, опять галлюцинации». И пока ей кололи препарат, вновь уносивший ее в медикаментозную тьму, она услышала шелестом падающих листьев обрывки фраз: вчера привезли.. нашли на улице в грязи и луже мочи…пыталась вскрыть вены и билась головой о камни…голая…абсолютно невменяемая…И только одна картинка – гном, пожимающий плечами, говорящий: «Ну люди, ничего не ценят».