Думаю, что у каждого человека наступает момент, когда физически возникает ощущение связи вре¬мен. У меня оно воз-никло после смерти родителей. Как будто я продолжаю их жизнь, остро переживаю их боли и радости.
Одну боль, определившую судьбу отца и его близких, он так и унёс в могилу невысказанной. Прошло много лет, всё за-былось, только у оставшихся в живых участников событий калё-ным клеймом горит она в сердце и поныне.
Мой долг — снять это клеймо с честного имени великих тружеников поколения Томилиных, а заодно — со всех кромчан, разделивших судьбу раскулаченных. Дедушка наш и бабушка занимались огородничеством, имели землю в Кромах, выращи-вали и продавали овощи, этим жили.
Семья была из одиннадцати человек, держали коров, ло-шадей, птицу. Хватало всех одеть, обуть и прокормить. От госу-дарства ничего не получали, платили налоги. Детей было семь. Зимой взрослых дочерей бабушка возила в город Боровск, что под Москвой. Этот город был своеобразным центром огородни-ков. Они арендовали землю во многих губерниях России и вы-ращивали овощи, а на зиму съезжались в Боровск, там знако-мились, выходили замуж, женились.
В Боровске за мою семнадцатилетнюю маму посватался тридцатилетний огородник. Её отдали замуж, уехали они после свадьбы к его родным в Курскую губернию. Там родились мы — трое детей. В первую мировую отца забрали на фронт, а в 1916-м он вернулся домой больным и вскоре умер. Мать осталась од-на с детьми 4-х, 3-х и 2-х лет. Её и нас забрал к себе в Кромы дедушка. Маму в скором времени парализовало, и она на всю жизнь осталась инвалидом.
Забота о нас легла на плечи дедушки с бабушкой. Они нас любили, и мы с детства помогали им, чем могли. Подрос стар-ший брат Федя и стал дедушке хорошим помощником. По-прежнему мы занимались выращиванием и продажей овощей.
В Кромах тогда базар и лавки были полны товара. В то время (период НЭПа) был; большой подъём в экономике. В де-ревнях крестьяне жили зажиточно. Мне кажется, не умер бы Ле-нин, жизнь была бы прекрасной, и произвола с раскулачивани-ем и разорением крестьянства не допустили бы.
Говорят, горе одно не приходит. В 1926 году умер Федя, дедушкин помощник. Дедушка очень горевал, и через два года скоропостижно умер. А в 1928 году началось такое, что ощуща-ется до сих пор — началось уничтожение крестьянства. Мне в эти годы пришлось быть свидетелем, как поспешно разоряли хозяй-ства крепких мужиков, ликвидировали их скот, зерно — всё, что кормило страну. В 1929 году дошла очередь и до нас.
Часть дома мы ещё раньше отдали под квартиры райсове-ту, а потом и нас с мамой решили выселить из дома на улицу. Без всяких средств к существованию. Нам пришлось уехать из Кром. Так и разлетелись по свету огородники Бритарёвы- Томи-лины (в Кромах их прозвали — Боровские), бросили дело, кото-рым занимались несколько поколений их предков.
Дом их не сохранился, а сад и поныне раскинулся по бере-гу реки Недны, неухоженный. Принятием Законов о земле и соб-ственности реабилитировано подавляемое так долго чувство хо-зяина. Теперь, чем быстрее хозяин-труженик к земле вернётся, не останется заброшенных земель, тем скорее страну накор-мим и из нищеты вырвемся.
Главное, не выродились у нас настоящие земледельцы. И дело моего деда не умерло: правнук по его стопам пошёл, тоже огородник. (Галина Григорьевна Постникова, 1990г).