Глава тринадцатая

Приехав в Москву, мы пересели на следующий поезд до Самары, так что увидеть столицу нашей некогда общей необъятной родины в тот раз мне не довелось. Помню только, что с Курского вокзала до Казанского мы переместились на метро, причем последнее произвело на меня неизгладимое впечатление – многолюдное, шумное, незнакомо пахнущее и ужасно запутанное, грозящее поглотить нас, наивно пораскрывавших рты провинциалов, навсегда. Помню также огромный грязный Казанский вокзал и чувство потерянности среди разношерстной толпы людей – сидящих, стоящих, лежащих, раскладывающих на газетах разнообразную снедь или просто снующих туда-сюда в какой-то ненормальной, почти остервенелой, суете. И помню, как я бесконечно долго ждала Сергея, сидя на наших сумках, потому что нигде в обозримом пространстве лучшего места для нас не нашлось. Он ушел за билетами и долго не возвращался – так долго, что на какое-то застывшее тревожным холодком мгновение мне показалось вдруг, что он не придет, не вернется за мной, что он бросил меня там совсем одну. Это был такой страшный миг, в который я почувствовала себя неожиданно маленькой и беспомощной, и я не знаю даже, откуда пришло ко мне это ощущение забытости, брошенности, ведь у нас с Сережей все было замечательно, и даже лучше, и казалось, что никаких поводов для сомнений быть не может и не должно.
Самое яркое впечатление, ожидавшее нас на этом отрезке пути, это – Волга, огромная величественная Волга, воспетая всевозможно и разнообразно, но с неизбежной любовью, гордостью и восхищением русскими литераторами, художниками и музыкантами. Мы ехали вдоль нее бесконечно долго, и казалось, что конца-края не будет этим могучим, лениво перекатывающимся водам (помню, в тот момент с какой-то непонятной тоской вспомнился мне родной Днепр – возможно, менее многоводный, но столь же впечатляющий – несколько лет назад по дороге во Львов мы пересекали его необъятную ширь через железнодорожный мост вот также долго и завороженно).
Самара встретила нас непроницаемой стеной дождя. Настроение было не ахти, но тут, как нельзя кстати и очень вовремя, мой милый вспомнил, что в Тольятти, городе в семидесяти километрах от Самары вверх по течению Волги, живет его давнишний друг по Курскому училищу Толик Журавель. Сергею вдруг нестерпимо захотелось его повидать, он ни в коем случае не хотел упускать такую возможность, которая, как резонно было замечено, может никогда в жизни больше и не представиться. У Сергея даже оказался с собою блокнот с записанными адресом и телефоном, против существования которого мне решительно нечем было крыть, поэтому, после краткого, но очень содержательного совета-препирательства, решено было ехать в Тольятти. Через два часа нещадной тряски по плохой дороге на неудобном маленьком автобусе мы были там.
Тольятти – город, знаменитый на весь Советский Союз Автовазом – автомобильным заводом, выпускающим самые ходовые по тем временам Жигули различных марок. Сергей даже подумывал, не подработать ли там чуть-чуть, но его не приняли, в виду отсутствия прописки и, что вообще пока не вмещалось в наши головы, - гражданства. Тогда только пришло к нам окончательное осознание того, что мы находимся теперь уже в совершенно другом государстве.
Нас радушно встретили предусмотрительно предупрежденные по телефону родители Журы, как называл своего друга Сергей. Самого Толика, когда мы приехали, дома не оказалось, но уже скоро он должен был вернуться с работы. А пока нас усадили за стол и, с позволения сказать, накормили – какими-то мизерными порциями жареной картошки и яблочной шарлотки на десерт. Оказалось, что такое количество еды для этой семьи – нормальная трапеза, потому что за четыре дня, что мы у них прогостили, порции так и не увеличились. Хотя Сергей потом сказал, что они жлобы – специально питались так скудно, чтобы и нам меньше досталось, уж больно глаза у них были голодные все это время. Ну, не знаю…
Друг оказался громогласным двухметровым великаном, который с порога с радостным воплем «Сека!» (непостижимое мною производное от Сергей), сдавив моего Сережу в своих дюжих объятиях так, что у того хрустнули кости, уволок давно не виденного кореша на кухню для «по сто» за встречу, которые плавно растянулись на «по пятьсот» до утра.
На время нашего незапланированного визита нам с Сергеем была выделена старая потертая тахта в проходной гостиной, которой мы все три ночи бесстыдно и громко скрипели, а наутро с ложной скромностью прятали глаза от их осуждающих взглядов. Днями мы шлялись по городу – бесцельно и маятно, если не считать визита на Автоваз, и очень жалели, что не взяли билеты на дату хотя бы днем раньше. Так что, когда наконец мы собрались уезжать, обе стороны выглядели обоюдно счастливыми, и неизвестно еще, кто счастливее – они были рады настолько, что даже дали нам немного денег в дорогу, и настоятельно просили не возвращать, видимо, опасаясь еще одной встречи. Только Жура взгрустнул немного при прощании, уже на вокзале, но совсем чуть-чуть, для проформы, что называется…
С легким сердцем мы отправились дальше. Обратно в Самару тем же путем, а там сели на поезд до Свердловска – все та же грязь, духотища полупустого вагона и скука нестерпимо медленно тянущихся часов пути, который длился в общей сложности уже неделю, а в чистом виде – третьи сутки. А приехали мы, кстати, уже в Екатеринбург, недавно переименованный, хотя на билетах был все еще, по неизвестной истории причине, указан Свердловск, и мы понятия не имели о том, что город носит теперь другое название, как в былые, досоветские, времена. При подъезде к городу, увидев огромную новую, видимо, наскоро и неопрятно накорябанную надпись над зданием вокзала «Екатеринбург», мы испугались, что не туда заехали, и начали поспешно выспрашивать у прибывших с нами пассажиров, где же все-таки Свердловск и как мы сюда попали. Потешив таким образом местную публику, ситуацию вскорости прояснили и облегченно потащились с пожитками на выход, чтобы продолжить свой неблизкий путь.
В Екатеринбурге мы практически сразу же пересели на поезд до Тюмени, даже едва успели. Но вагон нам достался общий, набитый людьми как сельдью в бочке, и для того, чтобы хоть чуть-чуть вздремнуть, нам пришлось влезть под самый потолок, на третью полку. Там было невыносимо жарко и неудобно, но, скрючившись в три погибели и сняв с себя все, что только можно было снять, нам все же удалось немного поспать. Близ сидящий и висящий на полках народ, в самых разнообразных и не очень живописных позах, смотрел на нас как на ненормальных, недоуменно и недовольно, но все же с затаенной завистью – тому, что мы можем, наплевав на условности и чужое мнение, поступать так, как нам заблагорассудится. Возможно, со стороны это действительно выглядело нелепо и немного эгоистично, но, в конце концов, от наших действий никто ведь не пострадал, зато двое молодых и счастливых людей (в нашем лице) стали еще чуточку счастливее, а не это ли главное.
Тюмень встретила нас уже ощутимым холодом, и хоть день был в самом разгаре, свинцовое небо низко нависало над городом, явственно чувствовался небольшой, но хваткий морозец, и все вокруг покрывал тонкий слой молодого, еще девственно чистого, снега. Настроение было ужасное, потому что еще в Екатеринбурге у Сергея практически закончились все свободные деньги, остался только необходимый минимум на дорогу, так что, в целях экономии, почти за сутки мы съели на двоих батон белого хлеба и выпили две бутылки кефира. Одним словом – кушать хотелось нестерпимо, погода угнетала, и вообще жизнь казалась дерьмом.
Однако до конечного пункта нашего путешествия оставалось совсем немного, что вселяло определенный оптимизм. Поэтому мы, измученные прошедшей ночью и голодом, да прибавившимся к этим нашим несчастьям пронзительно холодным ветром, который беспощадно продувал наши не по погоде легкие куртки, отправились наконец в Нижневартовск.

2011

© Copyright: Ксана Етон