Судник застонал. Он прислонился спиной к валуну, сел на корточки, осторожно вытянув вперед раненую ногу.
Положив автомат на колени, Судник несмело прикоснулся к ране. Боль тут же пронзила его тысячью иглами, чуть ли не до потери сознания.
Стрельба отдалялась куда-то в горы, проглатывалась скалами. Судник смотрел на мокрую липкую штанину, под которой кровавилась красная лужица, и ни на что не обращал внимания, скрежеща зубами и кусая губы, чтобы не заплакать.
В небе застрекотали вертолеты. Судник засуетился, пробуя подняться, но раненая нога подгибалась, как сломанная ветка, и он падал на нее, вгрызаясь зубами в землю, чтобы не взвыть от нестерпимой боли. Он махал, как флажком, кепкой, мокрой и грязной от пота, чтобы его заметили и забрали, поскольку сам он не мог доковылять до места сбора, а если бы решился -- не одолел бы и десяти шагов -- подстрелили б, как зайца. Между тем, вертолетчики тоже рисковали, подбирая раненых и тех, кто оставался пока в живых, под сильным обстрелом.
Когда машины поднялись в небо без него, Судник расплакался, размазывая по лицу и глотая горькие слезы, никого не стесняясь. Да и кого тут было стесняться? Его забыли или записали в пропавшие без вести, а то, и того хуже, сдавшимся в плен посчитали. И теперь не на кого расчитывать, кроме себя.
Но разве он виноват в том, что взрывной волной его отбросило на эти скалы? Слава Богу, что хребет не сломал, как спичку, о камни. Разве он виноват в том, что его подстрелили исподтишка, подкравшись незаметно? Если бы не мгновенная хорошо выработанная реакция, не удачный прыжок вниз головой за этот валун, -- не было бы Судника. Да лучше бы его убили, чем бросили одного!
И что теперь делать? Жара такая, что и здоровому -- под силу ли преодолеть трехкилометровое расстояние? А еще скалы по дороге, ущелья, которые следят за каждым твоим шагом, в любой момент готовые плюнуть смертельным свинцом тебе в спину.
Проведя разведку боем, расчет, в котором, видимо, Судник больше не значился, с видимым результатом вернулся с задания на заставу, до которой как раз три километра. Не так уж и много, однако цифра «три» приводила в ужас Судника, как пассажиров «Титаника» -- дно океана.
Судник вытер взмокшим рукавом лоб: пот грязными струями стекал по шее за воротник. Хотелось курить. Но сигарет не было, забыл их на тумбочке в спешке. И тенек бы, какой-никакой, не помешал.
Хотелось и курить, и есть, и пить, и по нужде. Последнее беспокоило все больше. Казалось, еще чуть-чуть, и мочевой пузырь лопнет. Так бывает после пива. Судник попробовал подняться, используя автомат, как костыль. С третьей попытки ему удалось крепко встать на здоровую ногу, но любое беспокойство раны во второй ноге вызывало такую страшную боль, что хоть на скалу бросайся и ломай об нее пальцы и зубы.
Судник снял ХБ, нижнюю рубаху, одел ХБ на голое тело, рубаху порвал на бинты и на них справил нужду. Потом начал перевязывать ногу, туго стягивая концы, чтобы остановить кровотечение.
Заметно полегчало. Но одолевала жара. А флягу с водой и НЗ Судник потерял, наверняка, во время взрывной волны. Насунув кепку на глаза от солнца, прислонясь к валуну, он скрестил руки на груди, задумался. Полез в карман, достал несколько конвертов с письмами и фотографией Саши. Письма тоже были от Саши. Их насобиралось уже многовато. Судник хранил их в казарме под матрасом. Эти два отложил. Фотографию же всегда носил с собой. На ней Саша, в джинсах и в белой футболке, была запечатлена на фоне летнего парка: светло-русые волосы косичками, как у Пеппи ДлинныйЧулок из фильма, большие зеленые глаза чему-то радовались, над правой верхней губкой, словно шоколадная капелька, недвижимо застыла родинка. Саша сидела на скамейке, в ожидании кого-то. И этот кто-то был Судник. Он и сфотографировал девушку.
… Они учились в одном классе.
Судник не отличался усердием и усидчивостью, поскольку интереснее логарифмов и поэзии Пушкина считал футбол и «качалку» во дворе. Саша, наоборот, училась прилежно, чтобы поступить в университет.
И по сей день Судник не понимал, почему всегда опрятная, утонченная, даже можно сказать, аристократичная Саша выбрала его -- длинного, худого, задиристого, с вечными, непроходящими фингалами, и далекого от мыслей о культуре и об искусстве.
Именно она и сделала первый шаг. Судник раньше ни малейшего внимания на нее не обращал. Ну, учится с ним в классе девчонка, вся сама из себя, отличница и зубрила, и пускай учится, по барабану. Его это не касалось. А они оканчивали девятый класс. Кое-кто уже хвастался из парней своими победами над представительницами противоположного пола, рассказывая пикантные подробности проведенной вместе ночи. К примеру, какие чья-то пассия любит носить трусики и лифчики, как целуется и как «тащится», когда ее целуешь в пупок…
Судника всегда подташнивало от подобных разговоров. Футбол был единственной его любовью и темой для обсуждений. Он мог сутками гонять мяч и спорить до хрипоты о том, кто возьмет золотой кубок на всемирном первенстве, восхищаясь и защищая, в случае чего, своего любимого футболиста-вратаря Рината Дасаева.
Саша присматривалась к Суднику, помечала, как в блокноте, в памяти особенности его поведения. Ведь Судник никогда никого из девчонок не стукнул книжкой по голове, не дернул за косу, не обидел грязным словом. На самом деле, Судник просто относился к ним, как к пустому месту, не достойному его внимания.
Однажды «классуха» вызвала Сашу и Судника в пионерскую комнату для обсуждения проведения вечера, посвященному Дню милиции. Саша пришла первой, через минут десять приплелся Судник, жалея, что вообще согласился участвовать в самодеятельности, хотя согласие из него выбили угрозой исключить из школы за патологическую неуспеваемость. Судник развалился на одном из стульев, выстроенных в ряд, вытянул длинные ноги, занявшие весь проход. А «классухи» все не было.
Саша несмело, но пододвинулась ближе к Суднику. Он, сложив руки на животе, будто не замечал ничего. Смотрел на носки своих кроссовок и думал, сколько голов забили наши во дворе?..
Сидели молча, уйти не могли: «классуха» обещала быть обязательно, а ее любили и уважали. Только почему-то она задерживалась.
Молчание, видимо, угнетало Сашу. Наблюдение за Судником не приносило никакого удовольствия. Она насмотрелась на него на уроках физкультуры.
-- Судник, а ты умеешь целоваться? -- вдруг в лоб спросила она.
-- Чего? -- непонятливо уставился Судник на одноклассницу. Школьная коричневая форма подчеркивала все Сашины прелести, однако Судник не задержал на них взгляда и секунды. Его волновало другое, в частности, где найти новый мяч, в замен старого, вчера проколотого отцом?..
-- Ты целоваться умеешь? -- уже не так смело повторила Саша, сникая под взглядом цыганских глаз Судника над горбатым носом.
-- А ты умеешь, что спрашиваешь? -- ответил Судник, слегка покраснев. Он подумал, что Саша узнала откуда-то о его некомпетентности в этом щекотливом вопросе, и издевается.
-- Я первая спросила, -- настаивала Саша.
-- Какая тебе разница, умею я или не умею? -- пробурчал Судник.
-- Просто интересно.
-- Ничего интересного в этом не вижу.
-- Значит, не умеешь, -- решила Саша.
-- Ты-то, умека! -- неприятно смерил ее взглядом Судник -- Бриджит Бардо нашлась, тоже мне…
-- Ты мне не ответил, -- не сдавалсь все-таки девушка.
-- Слушай, ты, -- раздувая ноздри, произнес Судник, -- я тебе не груша, а ты не в спортзале. Ждешь «классную» и жди молча!
Саша испугалась, но виду не подала.
-- Ну, умею я целоваться, умею, -- выкрикнул он, -- а дальше что?..
-- Судник, а почему ты кричишь? -- быстро-быстро заморгала Саша глазами. -- Я на тебя голос не повышала…
Он смолчал.
Посчитав, что Судник укрощен, Саша снова атаковала его, но уже более осторожно подбирая слова:
-- А… ты по-американски или по-европейски умеешь?
-- По-африкански, -- буркнул Судник.
-- По-африкански? -- удивилась Саша -- Это как? -- пододвинулась еще ближе.
-- Ну, идут два негра навстречу друг другу, встречаются… и…
-- Что и?
-- И ничего.
-- Как интересно! -- протянула Саша. -- Слушай, Судник, а научи меня по-африкански целоваться…
-- Ты же не негр. Да и вообще, -- вдруг выдал, -- какого ко мне привязалась?..
-- А что, и спросить уже нельзя?
-- Нельзя.
-- Ну, иди и целуйся со своими неграми!
-- Негры тоже люди.
-- Дурак!
--Дура!
-- Ах так! -- Сашины губы дрожали, глаза, сощуренные до размеров маленьких щелочек, смотрели недобро…
-- Я не хотел, -- не понимая сам себя, извинился Судник, виновато опустив голову.
Саша, с видом победительницы, улыбнулась и сказала:
-- А ты смотрел вчера вечером по телевизору кино?
-- Какое?
-- Американское.
-- Про что?
-- Про любовь.
-- Ну…
-- Помнишь, как главный герой обнял красивую героиню на мосту и…
-- … сбросил ее с моста? Не смотрел.
-- Нет, Судник, там совсем не так было, -- усмехнулась Саша. -- Она положила свои руки ему на плечи… -- то же самое сделала и Саша. -- Он обнял ее за талию… Слышишь, Судник, обними за талию… -- Судник обнял, как умел. -- И они…
Ростом она едва доставала плечей Судника. Саша встала на цыпочки, чтобы его поцеловать.
-- Вот как было в том кино, -- закончила она, но Судник не отпускал девушку, вглядываясь в ее лицо, как в картину. Он словно заново начал видеть после какой-то непонятной слепоты.
-- Ты врешь. Не так было в кино.
Губы Судника с силой пиявки всосались в Сашины. Он сжал ее в объятиях, она обвила его шею руками…
… Судник еще раз глянул на фотографию и грустно улыбнулся. Одними воспоминаниями не наешься, хоть и стало как-то легче на душе. Сейчас пельмешек бы со сметанкой, маминых, или пирога с яблоками, Сашиного…
Судник проглотил голодную слюну, с трудом поднялся. «Нечего рассиживаться, -- подбодрил сам себя, -- ничего не выседеть. Надо возвращаться на заставу самостоятельно».
С помощью автомата, приспособив его под костыль, Судник запрыгал в сторону притихшего боя.
Он спустился на запыленную дорогу. Ему было все равно, заметят его «духи» или нет.
Казалось, Судник одолел километров десять, если не больше, а заставы все не видать. Дурак, утомленный, он не понимал, что не прошел и ста метров. Жара душила, как удав, обкручивая кольцами все тело, постепенно подбираясь к горлу.
Споткнувшись о маленький, незамеченный, камушек, Судник шкваркнулся лицом в пыль. Глаза сами по себе закрылись…
… Саша распускалась и цвела, как алая роза, бросающейся в глаза красотой. На улицах и бульварах на нее засматривались прохожие, водители автомобилей сигналили, пропуская ее на красный свет. Она же лишь пожимала плечиками и беззаботно улыбалась.
Взявшись за руки, Судник и Саша гуляли по городу. Это было накануне его отбытия на службу в армию. Стоял летний теплый день, цвели вишни и яблоки в садах, радовала яркой зеленью листва.
Они забрели на какую-то стройку, забавы ради, вдруг, стали прыгать с бетонной плиты на плиту, как горные олени; словно в пещеру, осторожно прокрались в подъезд недостроенного дома, от которого веяло холодом. Поднявшись на второй этаж, играя в догонялки с эхом, прошли в будущую чью-то квартиру -- посмотреть через пустоту окон на мир.
Сашины волосы несмело трогал ветер. Она подставляла ему и свое лицо, щурясь от приятного касания прохлады. Потом взяла Судника за руку и неожиданно спросила:
-- Судник, ты хочешь меня?
-- Чего? -- опешил тот.
-- Ну до чего ж ты бестолковый!.. -- грустно улыбнулась Саша и сказала еще: -- Ты меня сильно-сильно любишь?
-- Люблю, -- буркнул Судник.
Саша обняла его за плечи, прижалась всем телом к нему.
-- Тогда возьми меня, -- прошептала, обжигая щеки Судника поцелуями.
-- Что тут… за неизвестно что?!. -- В проеме недостроенной квартиры вырос сторож. -- А ну, псик отсюда, пока милицию не вызвал! -- закричал он на них.
-- Ладно, дед, не ори, -- увлекая за собой Сашу, произнес Судник. -- Мы уходим.
-- Такое настроение испортил! -- сказала Саша уже потом, когда они оказались на довольно большом расстоянии от стройки. -- Но домой я не пойду, пока у нас все не получится, -- заявила вдруг. -- Я не хочу, чтобы ты в армию девственником ушел.
Судник закурил.
-- А, может, к моему брату поехать? -- вслух подумал он.
Оба тут же уцепились за эту идею, но и там не свезло. А ночь приближалась. Не долго думая, думать, в принципе, надоело, Саша заташила Судника в первую попавшуюся на пути телефонную будку.
-- Расстегивай быстрей! -- сказала она Суднику, имея в виду свое летнее платье, сама же потянула язычок «молнии» его джинсов. Другую, возможно, долгие поиски места для приземления, разочаровали б и отбили бы всякую охоту к плотским утехам, но Саша привыкла каждое начатое дело доводить до конца.
Когда все случилось, они присели на корточки в той же будке, держась за руки, но не глядя друг другу в глаза.
Судник тяжело дышал. Саша первою поднялась, поправила платье, начала расчесывать волосы.
-- Ты не… -- выдавил Судник. Саша, видимо, давно ждала чего-то подобного из уст Судника, догадавшись о смысле проглоченных слов, поэтому и ответ на них приготовила заранее, а, значит, и произнесла, как по писанному:
-- Ну да. Я не хотела тебе раньше говорить, чтобы образ той девочки, который ты держал в своей голове, чтобы тот розовый цвет, не поблек и не почернел.
-- И кто был первым, если не секрет?
-- Не секрет. Твой брат.
Судник не злился. Возможно, если Саша назвала бы имя кого-то другого, она бы получила пару оплеух и вернулась домой с разбитой губой. Саша назвала имя брата. Что ж, брат -- свой человек. Судник на него не обижался. Обида проснулась лишь тогда, когда вынув голову из пыли, как из петли, Судник пытался сплюнуть песок, собравшийся на потрескавшихся губах, и у него не получилось. Проклиная своего брата, который соблазнил его первую любовь, женился на красавице и «откосил» от армии, благодаря связям богатого тестя, Судник ломал голову, за что он должен подыхать в этих горах, вернее, за кого?..
… Темнело. Судник приближался к заставе. Как ни странно, но он допрыгал до нее. Только почему-то света не видать в казарме. Не могли же солдаты, поужинав, сразу вырубиться… Часовых тоже не наблюдается…
Судник задумался. Его насторожило странная тишина, разбавленная, словно чай сахаром, ветром.
… Первый труп, на который наткнулся Судник, был когда-то ефрейтором Синцовым. Он лежав, вжавшись в ноги, руками прикрывая распоротый живот.
Пока Судник доплелся до казармы, успел насмотреться еще на пару десятков трупов. Слезы катились по его щекам и солонили губы. Судник перегнулся через перила на крыльце: его стошнило.
Откашливаясь, он вошел в казарму. Все окна выбиты. Солдаты, многие даже не успели понять, что умерли, лежали в своих койках. Кто-то, с одним сапогом на ноге, сжимая автомат, лежал на пороге.
«Вырезали, -- ужаснулся Судник, -- всех. Но как?»
Нечто необъяснимое и таинственное висело над заставой, в чью тайну Судник и хотел бы заглянуть, но мешал инстинкт самосохранения… Он хотел жить, уже предчувствуя фатальный финал своего существования, которого не ощущал даже на запыленной дороге, когда мучительно долго, как он считал, добирался до заставы. Однако нечто ожидало Судника, как самого последнего. Вот почему он безо всяких препятствий добрался сюда, преодолев жару.
Как от чумы, Судник убегал с мертвой заставы… Он споткнулся о труп на пороге, перелетел через него на крыльцо, пересчитал ребрами ступеньки и врезался лицом в навощенные хромовые сапоги. Судник приподнял голову и встретился с орлиным взглядом хозяина сапог.
Говорят, перед смертью видишь всю свою жизнь в картинках. Судник видел только Сашину улыбку да этот орлиный взгляд в ореоле густой черной бороды и белой чалмы вокруг головы, принадлежащими не человеку. Мысль эта, последняя мысль, пронеслась тогда, когда голова Судника, как футбольный мяч, поцеловала казарменную стену, окрасив тут же ее в красный цвет. Одновременно вспыхнули крыши всех построек заставы.
Рядом с Судником лежала Сашина фотография, выпавшая из кармана, когда Судника шмякнули о стену, и на нее наступил странный бородач.
Жара маленькой ящеркой заснула до утра на остывающем камне.