Пролог. День Независимости.

У каждой страны есть собственный День Независимости. И мне казалось несправедливым, что для людей не предусмотрен такой праздник. Я не могу назвать иначе тот день, в который я решил убить их.
Когда я закрыл дверь в их спальню, я почувствовал невероятную легкость. Свободу. Спокойствие. Моя уверенность в том, что я поступил правильно, казалась мне непоколебимой. Оказалось, я ошибся.
Я не бежал от полиции, не пытался что-либо отрицать. Я не сопротивлялся, не спорил, не перечил. Идеальный подозреваемый. Или даже обвиняемый – я сразу признал свою вину.
Но не раскаялся.
Только в камере ко мне пришло горькое осознание того, где именно я оступился. Этот ублюдок Отто должен был умереть. А вот мать я не сберег. В непонятном даже мне порыве я убил и ее тоже. Несмотря на то, что обещал отцу беречь…
Чему я поддался, когда сделал это? Ведь я точно так же мог потом сдаться полиции, но мать была бы жива и свободна. Я виноват, виноват перед отцом. Я предал его доверие. Когда он умирал, он был убежден в том, что я буду достаточно силен для того, чтобы защитить Анастасию. Он всегда верил в меня и мои силы. Я же нашел в себе достаточно сил только для того, чтобы погубить ее.
Противный скрип решетки немного отвлек меня от моих невеселых мыслей. Я даже не взглянул в ту сторону. Снова следователю что-то нужно. Ничего удивительного. Меня, откровенно говоря, утомили допросы. Я ничего нового не скажу: я и так описал все в мельчайших подробностях. Есть лишь одно небольшое опасение. Они могли догадаться, что я убил не тем ножом, который оставил в спальне. И, надо же, моя интуиция меня не подвела.
– Вольфганг, наши эксперты уверены в том, что этот нож, – следователь показала мне пакетик с окровавленным кухонным тесаком, – не является орудием убийства. Что можешь сказать на это?
Однако. Впрочем, на что я надеялся? Ввести в заблуждение экспертов у меня не получилось бы никогда.
– Я не знаю, о чем Вы.
– А я уже думала расслабиться: ты так складно все рассказал, все признал. Но, поскольку ты не раскаиваешься и отказываешься помогать следствию, наказание будет более жестким, – смешно, Анна пытается убедить меня такими детскими способами.
– Вам мало того, что я рассказал? Мало того, что признал свою вину? Показал, где оставил окровавленные вещи? Я не боюсь наказания, потому что самый настоящий Ад остался там, за той дверью. Я сделал то, что должен был сделать, не жалею и не раскаиваюсь. И не стану. Хоть кто-то поинтересовался, почему я убил этого подонка?
– Почему же? – спокойно ответила вопросом на вопрос Анна.
– Он не давал мне жить. Если ты нуждаешься в помощи – помоги себе сам. Что я и сделал.
– Ты мог попросить помощи у государства. Зачем нужны такие радикальные методы? Ты мог обратиться…
– Прятаться за государство, как за мамочкину юбку, могут только чиновники. «Государство всех защитит. У нас право и закон стоят выше всего остального. Каждый человек будет в безопасности.» Это все пустые слова. Ваш закон не помог мне ни разу за те два года. Да и кто стал бы слушать четырнадцатилетнего подростка, который, скорее всего, обиделся на отчима за какую-то мелочь? Хотите сказать, это неправда?
– Если ты думаешь, что я не буду допрашивать тебя по-взрослому потому, что тебе 14, то ты ошибаешься.
– Значит, я сказал правду.
– Мое терпение на исходе. Поверь мне, я могу заставить тебя говорить и…
В дверь постучали. Анна тихонько ругнулась, но позволила полицейскому открыть дверь. За ней стоял молодой мужчина среднего роста, одетый «по гражданке». Выглядел он утомленно, под глазами залегли темные тени, да и сам он немного пошатывался.
– Генрих? Я же говорила тебе – не раньше, чем через два часа!
– Извини, что прерываю вашу милую беседу, мне, правда, очень не хочется беспокоить тебя и отрывать от дел, но…
Анна кивнула и вышла из комнаты, оставив меня на двоих полицейских. Очень интересно, кто вообще может прерывать допрос. Что это за человек такой?
– Генрих, это исключено! Ты хоть понимаешь, насколько он опасен? – видимо, она раздражена. По голосу чувствуется.
– Покажи мне фотографии с места происшествия. Я ни о чем больше не прошу.
– Я знаю, зачем ты пришел. Тебе нужен Ассасин. Ты уже полгода ищешь его по всем полицейским участкам и тюрьмам страны. Мой ответ – НЕТ. Я не позволю забирать Адельгейма.
Отлично. Началось. Не одно – так другое. Кому я нужен, кроме этой Анны и государства, которое жаждет меня наказать за то, что я просто прервал свои мучения? Когда меня, наконец, оставят в покое в одиночной камере для особо опасных преступников, где я смогу уйти в себя полностью и забыться? Это я во всем виноват, какое, к чертовой матери, орудие убийства, какие, к дьяволу, доказательства – я сам хочу в тюрьму, чтобы меня прекратили беспокоить посторонние!
– Потрясающе! Ему всего 14?! Господи-Боже, я не верю своим глазам. Анна, я готов заплатить тебе любую сумму. Скажи лишь, сколько. Мне нужен этот мальчишка. Это именно то, что я ищу уже восемь лет!
– Нет, Генрих. Твои деньги показателей не поднимут. А за этого убийцу я смогу повыситься.
– Повышение не будет проблемой, дорогая…
Хоть бы у него не получилось убедить Анну. Она же такая жесткая. Не должна поддаться. По крайней мере, ради своей же карьеры.
– Попытайся. Я не думаю, что он согласится на это. 14 лет, а не дурак, совсем не ду-рак, – не знаю, как расценивать эту фразу. С одной стороны – она считает меня сообразительным. С другой – рассчитывала увидеть малолетнего кретина, которого можно легко запугать.
– Здравствуй, Вольфганг, – Генрих зашел в комнату, подал знак полицейским, чтобы они удалились, и сел напротив меня. – Я доверяю тебе. Надеюсь, не напрасно.
– Что Вам от меня нужно? – терпеть не могу лирические отступления. Мне плевать, доверяет он или нет. Все равно я знаю, как свернуть ему шею. Папа учил.
– Что ж, тогда сразу к делу. Я уже слышал от Анны о твоей исключительной жестокости и даже сейчас, когда я говорю с тобой, я вижу, что тебе хочется меня убить. Но лучше не делай глупостей. Меня зовут Генрих Клингер, я – тренер Ассасинов сборной Германии по Cyber Drug System. Ты же слышал об этих играх?
Точно! Как же я мог забыть. Этот спорт появился задолго до моего рождения, он пользуется чрезвычайной популярностью и является очень дорогостоящим. Вроде бы один билет на Чемпионат стоит около 7 тысяч евро.
– Я вижу, ты задумался. Наверняка догадываешься, что я хочу тебе предложить. Ты заинтересовал меня. Я считаю, что из тебя получится отличный Ассасин. А нашей сборной он очень нужен.
– Никогда не употреблял CD и вообще без понятия, какие там правила, что нужно делать и как. Меня не очень привлекает Ваше предложение.
– А что, если я скажу… об освобождении от уголовной ответственности? – Генрих положил на стол папку. – Это контракт. Можешь прочесть, подумать. Я никуда тебя не тороплю. Пойми, Вольфганг, наша сборная имеет все шансы стать лучшей в мире, если в команде будет хороший Ассасин. Я вижу, что ты профессионал по части убийств, не так ли? Кто учил тебя обращаться с оружием?
– Какое Вам дело? – я лениво листал контракт. Написан сухим юридическим языком, в котором я почти ничего не понимаю. – Было, кому учить. Извините меня, конечно, но я считаю это все абсолютной чушью. Меня не пугает уголовная ответственность. Хотя бы в тюрьме меня оставят в покое.
– Жаль, – Генрих забрал папку и поднялся. – Насколько я знаю, у Анны проблемы с выяснением местонахождения настоящего орудия убийства. Думаю, я могу подсказать ей, где стоит поискать.
– Подожди! – я резко схватил его за локоть. Видимо, это движение привело Генриха в восторг, его глаза странно заблестели. – Откуда ты …
– Я вижу, ты все-таки заинтересовался моим предложением. Давай теперь поговорим, как взрослые люди, – он снова сел за стол и протянул мне папку с контрактом. Я рассеянно пролистнул его и внимательно посмотрел на Генриха. – Друг мой, я могу обеспечить тебе свободу и конфиденциальность. А также помогу забрать твой нож, раз он так много для тебя значит. Но ты, взамен моих услуг, подпишешь этот контракт и пообещаешь мне никого не убивать здесь… и быть таким же великолепным убийцей там, в псевдовиртуальном пространстве. Ты согласен? Только представь: тебя ждет слава, деньги, поклонники. Если ты добьешься успеха, о тебе заговорит весь мир! И никто не вспомнит о том, что ты убил плешивого неофашиста и его женушку. Все будут поклоняться твоему таланту.
– Я не хочу внимания. Мне не нужно это.
– Хочешь так – будет по-твоему. Будут боготворить твоего персонажа. Так даже интереснее, да. Некий Инкогнито – гениальный игрок, воплощение скромности и самой Смерти… Разве это не прекрасная перспектива? И я прошу всего ничего – подпись, одна маленькая подпись. И она изменит твою жизнь! Через несколько лет ты со смехом будешь вспоминать о своих колебаниях, потому что каждый второй мечтает занять кресло Ассасина сборной!
– Где… поставить подпись?
– Я знал, что ты умный парень, Вольфганг. Я ни капельки в этом не сомневался, – Генрих протянул мне ручку и перевернул несколько страничек контракта, указывая строчки, возле которых я должен поставить подпись. – А теперь мне нужно сказать пару слов Анне. Не переживай, все будет хорошо. Жди здесь.
Он забрал папку, положил во внутренний карман легкой джинсовой куртки ручку и спешно вышел из комнаты. Я остался сидеть, глядя в одну точку. Как так получилось, что я согласился? Я ведь даже не прочел контракт достаточно внимательно и не знаю его условий. Папа всегда говорил мне узнавать все подробности перед тем, как давать согласие на что-либо. Да, разумеется, я не понял бы всех тонкостей договора, но хотя бы для спокойствия и «чистой совести»…
– Если бы ты не был моим бывшим одноклассником, я ни за что не отдала бы тебе его. Но учти, Генрих, если он провалит отбор или совершит даже мелкое преступление, будучи на свободе…
– Не переживай, дорогая. Я с удовольствием верну его тебе. А теперь вынужден откланяться, у нас много дел. Завтра я переведу деньги и поговорю о твоем повышении. Еще раз огромное спасибо.
Когда Генрих вел меня на улицу, к автомобилю, я совершенно не смотрел по сторонам. Я все еще не мог отойти от шока. Все как-то настолько сумбурно, как будто сценарист вообще не продумал этот период моей жизни. Я до сих пор не в силах понять, что же заставило меня подписать чертов контракт и согласиться на все условия Клингера. Возможно, я поплачусь за свою неосмотрительность. Надо же, захотелось плыть против течения. И все же, раз мне предоставлен такой шанс, нужно попробовать.
На улице нас встретил большой внедорожник бутылочно-зеленого цвета с эмблемой Тренировочного центра Cyber Drug System на капоте. Я обернулся – у выхода из полицейского участка стояла Анна. Наши взгляды пересеклись:
– И не забудь выслать мне один билетик на свой первый Чемпионат, Адельгейм! – съязвила она. Я предпочел промолчать – сейчас это будет более мудро.
– Любой следователь готов проклинать этот автомобиль, – весело откликнулся Генрих. – Мы в общей сложности забрали 73 человека из всех полицейских участков страны.
– Подождите, а… зачем? Они не подошли на роль Ассасина? – кажется, у меня все похолодело внутри. Им нужен кто-то еще? Зачем? Почему их так много?
– Ах да, я забыл тебе сказать… Контракт, который ты подписал, является выражением твоего согласия на участие в отборе, который будет проходить весной следующего года. Там и решится, кто же станет Ассасином сборной, – заметив мое беспокойство, он тут же добавил. – Односторонний отказ от этого контракта невозможен, но для тебя я могу сделать исключение, пока мы здесь. Анна с радостью примет тебя обратно.
Из двух зол нужно выбирать меньшее. Но сейчас я окончательно запутался. С одной стороны – эта угрюмая стерва, которая только и ждет, когда ее похвалит начальство. С другой стороны – богатенький болван, который загорелся идеей создания идеальной команды. И посредине – я, которому ничего не нужно, кроме отцовского ножа, который я смогу забрать, если последую за Клингером.
– Ну что? – прохладно спросил Генрих, но глаза выдавали его с головой – он все же заинтересован во мне.
– Я согласен.
– Вот и замечательно. Садись. Я думаю, для тебя найдется комната в местном Игровом Центре, а завтра мы поедем в Главный Тренировочный Центр страны! Там просто потрясающе. Разработчики, тренера, доктора. Двадцать семь кресел, пять игровых реальностей, более сотни различных заданий для всех классов! Подготовка проходит быстро и эффективно!
«И поэтому наша команда до сих пор считается одной из худших», – подумал я, уже почти не слушая Генриха. Перспектива стать спортсменом меня не привлекала, но я знал, ради чего согласился на это безумие.
Мои цели должны оправдывать средства.