Не забыть

…Но и о том, что было, помни, не забывай.
Ю. Антонов

Я не помню, как прошел мой первый день в университете. Если посидеть с полминуты, в памяти всплывет большая аудитория, вроде бы мы ехали на трамвае с Пашей и Кириллом, опоздали. Или это было в другой раз? Я не помню имен наших первых подруг. Одна была высокая и худая с короткими рыжими волосами, а вторая пониже и полнее, почему-то мне запомнилась ее длинная юбка. Мне больше понравилась вторая, а Кириллу первая, но, кажется, они решили по-другому. Хотя я не уверен.
Мою первую любовь звали Анька Сенькина. Понимаю, что в продолжение с такой фамилией лучше сказать Аня, но уж так ее звали все. Это было в шестом классе. До этого я дружил во дворе с девочкой Ирой, нас даже дразнили «тили-тили тесто», но если говорить про что-то похожее на влюбленность, а не простое подражание взрослым, то это, несомненно, была Анька. Первое волнение, первые сомнения «а как она относится ко мне?» Кстати, хоть я и помню имя Ира, но в отличие от первых университетских подруг, ничего не могу сказать сейчас о ее внешности, росте.
Мы вместе с Анькой занимались английским после уроков с моей мамой. Только поэтому я и влюбился в нее. Как говорил устами старого князя Пушкин в «Дубровском» - он молод, она тоже, они постоянно вместе, должно же у них что-то получиться. Да… Мою первую любовь звали Анька Сенькина. Возможно, она была последней девочкой в классе, в которую стоило бы влюбляться. Но разве не подтверждает окружающая нас действительность грубое, но точное наблюдение Пелевина – женская привлекательность зависит не от прически и маникюра, а от моих яиц? Чтобы пользоваться больш’им успехом, лучше устроиться на работу в преимущественно мужской коллектив, после чего хоть напрочь забыть о помадах и туши, чем устраивать свое тело в очередной солярий или фитнес-центр.
Я не помню, когда первый раз увидел Свету. Скорее всего, это было на той самой лекции. Она говорила, что заметила меня за пару недель до этого у списков зачисленных и только по той причине, что со мной была мама. Больше ни с кем мамы не было. В следующий раз она обратила на меня внимание, когда мы с Кириллом слишком эмоционально решали, с кем из однокурсников будем меняться местами, чтобы попасть в один поток. И уж совсем как анекдот можно вспомнить весенний день через полгода, когда мы шли навстречу друг другу. Я – прогуливать очередные пары, она на лекцию. На ее широкую улыбку я ответил не менее широкой, и так тепло с ней поздоровался, что она покраснела. Дело было в моей расстегнутой ширинке, которую она заметила издалека. Шел себе с бутылкой пива в руке, радовался теплу и солнышку, улыбался прохожим... Еще через полгода я забыл всех подруг и женился на Свете. Нельзя не согласиться с Проектом Россия – главные события нашей жизни зависят от дурацких пустяков, получаются сами собой, почти без нашего участия. В этом скрыт Промысел Божий.

Время идет. Как желтые листья осенью, проносятся в памяти имена, обрывки фраз, лица, города. Все суета сует, и это суета. Казавшееся когда-то важным. Вопросы жизни и смерти. Я открываю газету 1961 года, специально сохраненную дедом. Он задумал строить дом, чтобы купить леса и кровельного железа «поддался мелкобуржуазным интересам, несовместимым с должностью председателя… член партии… пример для…» Пламенные слова обличителя, горячие и ненапечатанные – опровержения. Жаркие споры мертвецов, еще не знающих, что они мертвецы. Если бы не газета, я знал бы только одно. Дед построил дом, и ему было трудно.
Может, вы помните научно-популярные журналы за 1990-91 годы. Проблемы в энергетике, отставание от ведущих стран Запада, ускорение, чтобы к 2000-05 годам СССР… Узбекской ССР грозит дефицит пресной воды, в цену добываемого угля не включен экологический ущерб, поэтому наши ТЭЦ… Они не увидели главного, и это не их вина. Состарившиеся авторы разоблачительных статей. Помнят ли они тезисы своего доклада на…

Я забыл лицо Аньки. Так устроена жизнь, и это не хорошо и не плохо. Хотя, если мы встретимся, возможно, я узнаю ее. Но я не хотел бы забыть теплый летний вечер и багровый закат над лесом в глухом селе на Рязанщине. В тот день мы с бабушкой пилили сухие сливы в саду, и я тогда славно поработал. Сколько мне было? – Одиннадцать лет, а может и четырнадцать. Но я помню, как после работы мы сидели у дома и смотрели на наш большой сад. В Средней Полосе летом часто бывают тихие безветренные вечера. После дневной жары сад дышал свежестью, туман наползал с болот за околицей.
А главное, я думал тогда – «как мне сейчас хорошо». Как хорошо, что есть наш дом, в котором сейчас жарче, чем в саду. Как хорошо, что я спиной чувствую нагретое за день на солнышке дерево стены. Как хорошо, что есть бабушка и сестра, и мы здесь вместе. Как хорошо, что в овраге за улицей растут огромные тополя, и что железо на крыше сарая бурое от ржави. Я думал тогда, как хорошо было бы запомнить этот вечер на всю жизнь. Как хорошо работать старой пилой деда с самодельной, отполированной за годы, деревянной ручкой. Как хорошо просто сидеть в саду.

Задымился вечер, дремлет кот на брусе,
Кто-то помолился: «Господи Исусе».
Вьются паутины с золотой повети.
Где-то мышь скребется в затворенной клети…

Кажется, тогда я еще не читал Есенина. Но именно в тот вечер я очень хорошо, может быть лучше всех, понял бы этот стих. Прочувствовал его, принял душой. Потому что он был обо мне. Потому что я видел, как

Закадили дымом под росою рощи,
В сердце почивают тишина и мощи.

В моем сердце. Я не хотел бы забыть ночную грозу. Было уже за полночь, и за окном каждую минуту сверкали молнии. Я без сна лежал в кровати, а сестра с тетей Таней на двуспальном диване напротив. Иногда мы о чем-то переговаривались. Бабушка неторопливо ходила по всему дому и иногда вздыхала – под погоду у нее разболелись ноги, и она не спала в любую грозу. Чтобы спасать нас, если в дом попадет молния.
Мне нравилось лежать на мягкой старенькой кровати под теплым ватным одеялом, чувствовать запах куриного пера от подушки и слушать, как ливень барабанит по крыше, видеть очертания комнаты в синих вспышках. Думать о том, как вчера я долго смотрел на бледные звезды и яркую луну, поднимающуюся из-за холма, слушая лай соседской собаки. Мою душу переполняла благость, мне хотелось петь, а может упасть на колени и славить Бога – за то, что создал меня, моих родных, эту деревню, Москву, поезда, звездное небо, дождь. Я не хочу забыть, как заплакал тогда, как эти чувства вылились горячими слезами. И я помню, что по-детски, неумело, я начал просить Бога, чтобы Он дал здоровья бабушке, денег маме и тете Тане, чтобы мы и на следующий год опять смогли приехать сюда.
А еще мне не хочется забыть вечер самого конца лета. Последние дни почти все время шли долгие моросящие дожди, какие тоже не редкость в Средней Полосе во второй половине августа. Мы с десятком тяжелых сумок ждали поезда на небольшом вокзале. Темнело. Может, вы видели небольшие вокзалы, каких сотни в разных областях. Может, вы помните их в самом конце 90-х. Привокзальные площади с несколькими Жигулями таксистов, пара-тройка рюмочных, лужи на старом асфальте, китайские сумки, тусклые фонари.
По настоянию бабушки мы всегда выезжали к поезду с запасом в три часа. Поэтому у меня хватало времени на изучение вокзальной жизни. Рассмотреть кассеты с блатняком и европейской попсой за стеклом киоска, послушать рассказы местных мужиков неопределенного возраста у дверей пивной, вдохнуть дым Примы.
Я не хочу забыть бабушку, полную женщину с абсолютно белыми жиденькими волосами, в серой вязаной кофте с большими пуговицами и в цветном платке, завязанном узлом под подбородком. А в тот вечер она еще одела сверху соломенную шляпу с широкими полями и красным тряпичным цветком. Дождь закончился, кое-где сквозь поредевшие облака замерцали звезды. Мокрые рельсы отражали свет фонарей. По громкой связи объявили путь, на который прибудет наш поезд. Я не хочу забыть перрон с людьми и вещами, по которому, неторопливо из-за больных ног, шла бабушка под руку с сестрой, и все немного расступались. Обычная крестьянка, всю жизнь проработавшая в колхозе, она показалась мне тогда старой барыней.

Слова в детских книжках написаны более крупным шрифтом, поэтому кажется, что все, что они обозначают, чище и добрее. Я никогда больше не смогу до слез чувствовать грозу и звездное небо, настолько открыть душу благодати Божьего мира, как тогда вечером в деревенском саду. Хотя грозы, звезды и сад остались прежними…
А этот рассказ мне хочется посвятить бабушке и маме, которых сегодня уже нет.