Ой дайте же мне комнату уютну

«Ой дайте же мне комнату уютну,
Я ширмой её отгорожу,
Налейте стакан мне (какавы),
(Какаву) я выпить хочу…»

Слова из старой ( не знаю автора) песни.



Белобрысому из Рязанской области пришла посылка. Мы распечатали её в общаге прямо перед работой. Белобрысый не хотел.
- Давай лучше вечером.-
- Давай, давай не жмись, жила-
Сказал Коля Донченко. Долговязый Коля Донченко, был балагур и весельчак из Майкопа.
Самогонку проверили: капнули немного на стол и подожгли. Ленивое голубое пламя стелилось по крохотной лужице.
-Хороший самогон-
Одобрительно загудели мужики.
Я был новенький, наверное поэтому с любопытством, глядя мне в глаза, Донченко налил мне в гранёный, двухсотпятидесятиграммовый стакан самогонки, с «бугорком» прямо из литровой бутыли. Предварительно нарезали сильно солёное сало.
До дна, до дна, давай, давай, тяни, тяни… ОООО! Молодец Воронежский! Наш мужик!
Как- то вдруг тепло стало, хорошо, даже закусывать не захотелось.
-Закусывай, закусывай, а не то развезёт, бери, бери вот- сальца, картошечки, вон огурчики солёненькие, гляди какие Белобрысому прислали-
Забеспокоились мужики.

Двор нашего пятого района Мосводопровода , что на улице Часовой ( район метро «Сокол») примыкал прямо к общаге. Меня уже ждал «москвич» выпускавший на морозный воздух кучи пара из выхлопной трубы, мы развозили и устанавливали по подвалам водомеры; мастер и водитель в одном лице, и я- подсобник. Я хлопнул дверкой и мы поехали…
С огромного сугроба, прямо перед машиной выскочила бабушка.
Водитель резко затормозил…
Когда я открыл глаза водитель протянул мне бутылку холодного пива.
-Через пол часа, конец работы, ща домой поедем-
За стеклом «москвича» темнел фасад стадиона «Динамо».

В МАРХИ с первого раза я не поступил. На черчении срезался. Нарисовал голову на пятёрку, а вот чертить тушью вообще не умел. Может быть на трояк бы с горем поплам, что нибудь изобразил бы, подвела моя природная рассеянность, не от той оси правый бок вазы изобразил, а там куча сопряжений.
Надо было бы оставить, все равно трояк бы поставили, да преп смотрящий говорит:
-Вы должны уметь срезать бритвочкой неверные линии-
Типа, что же это за будущий архитектор, который бритвочкой тушь срезать не умеет,
Этому только на ихних подготовительных учат. А я деревня Острогожская, куда мне со свиным рылом в их понтовый МАРХИ. Хотя школу я вообще-то с медалью закончил, задачки любил по физике решать со звёздочками и вообще-то думал в физтех поступать
Или в лётное. Да батя сказал в лётное, только через мой труп, он на фронте насмотрелся, как самолёты падали. А дядя Ваня Ищенко из Азова посоветовал в архитекторы, там дескать и твоё умение рисовать пригодится, и матеметические способности.( Уметь рисовать пригодилось, ещё как! А математику забыл сразу после экзамена, она архитектору нужна, разве, что для воспитания красоты логически думать!)

Но я с огромной благодарность вспоминаю того препа, который косвенно отложил моё поступление в МАРХИ, зато он косвенно подарил мне год жизни на мосводопроводе, а это я Вам скажу покруче было, чем военная кафедра в архитектурном…

Весною меня, Кольку Донченко и Лёху Романова перевели жить в Тушино, нам без разницы было, даже интересно новые места посмотреть. Для меня, вообще, жизнь в Москве представлялась фантастикой. В моём родном Острогожске поездка на автомобиле была редким увлекательным развлечением. В любой конец можно было за пятнадцать- двадцать минут добраться пешком. А тут, как барин, то трамвай, то троллейбус и всего за пятак катайся, хоть целый день. А метро с лесенкой чудесенкой!
Даже в общаге спать на отдельной собственной кровати для меня было шиком! Квартирка в горде Острогожске Воронежской области откуда я в Москву приехал, у нас была маленькая и мы с младшим братишкой спали на разложенном диване «вальтом».
Рядом с нашей общагой в Тушино располагалось кафе «Аист». Мы всегда качали права перед буфетчицей, считали, что она должна была нам винегрет по нашему требованью без кусочка кильки подавать, он с этим кусочком кильки четырнадцать копеек стоил, а так четыре! Выпивали мы по стаканчику вина и затягивали приспособленную к случаю, Колей Донченко песню:
- Здравствуй аист,
Мы наконец тебя дождались,
Спасибо аист, спасибо птица,
Так и должно было случи-и-тся!-

Как –то раз, когда мы пришли с работы, увидели новенького, он сидел в одной майке и трико, на одной из свободных кроватей и что-то писал на тумбочке.
Мы, это я, Коля Донченко и Леха Романов окружили его с любопытством, что это он там такое пишет. Он поднял на нас свои очень чёрные и очень беззащитные глаза и улыбнулся:
-Это я так, задачки решаю.-
Тут мы заметили стоящую на кровати шахматную доску.

Геннадий Заващенский был кандидатом в мастера спорта по шахматам, было ему двадцать четыре года от роду, и он стопудово был бы гроссмейстером и уделал бы самого Таля, если бы не был сиротой и бродягой
.- Мои родители были американскими подданными и находились со мною в России, но их арестовали, а меня сдали в детский дом.-
Такой легенды он придерживался о своём рождении, но нас особо это не волновало, нам абсолютно было всё равно, какие у кого были родители, нам важно было, какие мы сейчас, нам всё равно было, какое у кого прошлое, нас абсолютно не волновало наше далёкое будущее, нас беспокоило одно, как не помереть со скуки в ближайшие пол часа.
-Пошли с нами на танцы,-
предложили мы новенькому, он категорически отказался.

В непонятно огромном, похожем на сборочный цех авиастроительного завода, пространстве, в ослепительных лучах прожекторов бьющих сверху из какой-то чёрной пустоты, дёргались под оглушительный мощный и простейший ритм тяжёлого рока тысячи тел. Приняв на грудь доступное нам по карману количество, определённого качества капель, мы растворились в этой толпе.
Было маленькое приключение, меня задержали дружинники, когда я, в кульминационный момент музыки, подпрыгнул, и сделав в воздухе двойной поворот, оглушительным свистом добавил украшение в ревущую музыку, это считалось подвигом у танцующих шейк пацанов, а в душе, я так думал, что и у девчонок, но органами правопорядка, такое свободное творчество не поддерживалось . Проверив, что я действительно работаю слесарем на мосводопроводе, меня отпустили. Пролетариат всё таки, а на дворе как никак, стояла диктатура пролетариата.

Когда мы вернулись в общагу, новенький, всё так же сидел на кровати и решал шахматные задачки….

Но это было обманчивое впечатление, что он типа паинька шахматист- тихоня. Он был таким, пока не надевал свои тёмные очки, в очках он становился жутким хулиганом. Например мог напугать идущую навстречу нашей подвыпившей компании девушку. Он подходил к одиноко идущей мимо нас девушки и брал её лицо в ладонь, как морду собачонки, на несколько секунд. Представляете, как той несчастной, должно было быть страшно, а ведь он своим глубоким шахматным умом должен был понимать это. Такие выходки портили его в моих глазах, но друг от друга мы никуда не могли деться. Если описывать его внешность, то ничего и не надо описывать, найдите фотографию певца Серова- и фигурой, и ростом, и лицом Серов, точная его копия, если бы Серов был старше меня, я бы точно был бы уверен, что это Заващенский! Но песен он не пел, пел всегда только одну, брал мою гитару подбренькивал невпопад и затягивал:

Бежала я по лесу густому,
Бежала высокою травой,
Бежала на небо взглянула
И вспомнила дом свой родной.

*
Припев:
Какава, какава ты какава.
Какава, ой, как ты горька!
Налейте стакан мне какавы,
Какаву я выпью до дна!


*
Ой дайте же мне комнату уютну,
Я ширмой её отгорожу,
Налейте стакан мне какао,
Какао я выпить хочу.

Припев...
*
*
Ой кто же мне волосы расчешет,
Ой кто же в две косы заплетёт,
Ой кто же молоденьку девчёнку
С тюрьмы на поруки возьмёт

Припев...
*
*
Услышала я голос из могилы,
-Уйди дочь не мучь ты меня,
Возьмут тебя люди чужие
И будешь ты им как своя.

Припев...

Не знаю, кто автор этой песни, но я включил её в свой репертуар и пою до сих пор. Особенно её почему-то полюбили девчонки из нашей общаги архитектурного, (куда я ближайшей осенью поступил) эту песню долго ещё пели в архитектурном и после моего улёта из Москвы в Караганду, правда какао, мы для большей, как нам казалось шутливости, переделали в какаву.
Бурно началась весна 1967 года. Как –то раз Заващенский взял нас в Центральный шахматный клуб, где он играл блицы на деньги, выигрыш стоил червонец.
Он не проигрывал никогда, потому, что всё свободное время тренировался на шахматных задачках. Он покупал все какие есть шахматные журналы и газеты, любимым его делом было находить ошибки в задачках, он обязательно в эту газету писал и ждал благодарностей, я уже не помню, кажется он и сам сочинял задачки.

Сверкали лужи, было тепло и в воздухе и на душе, ведь впереди была целая, полная неизвестной, сказочной тайны жизнь.. Заващенко расстегнул своё длинное, видавшее виды пальто, полы которого развевались от быстрой ходьбы. А вот и шахматный клуб. Заващенский взял нас для того, что бы мы посторожили его пальто, пока он заработает на закусь и винишко. Мы посторожили его минут пятнадцать, потом положили на огромный рулон бумаги( ну кто позарится на такое барахло и робко, но с любопытством двинулись вверх по шикарной лестнице, в надежде поглазеть на какого ни будь гроссмейстера, Таля там или Ботвинника…Мы тоже любили играть в шахматы. Заващенский иногда играл с нами от скуки, сразу со всеми, оставлял себе по нескольку фигур и пешек и моментально выигрывал, но он непростой был, играл, как бы не сначала, а расставлял уже готовую позицию, хитрюга, но всё равно молодец!
Когда мы вернулись в холл, пальто не было, бегали, спрашивали у всех, бесполезно. Наверное, уборщица решила, что ей выдали новую тряпку для мытья полов.
Эх, как же он на нас обиделся.
-Вы знаете, сколько стоит новое пальто, щенки-
Зло сверкнул он своими тёмными очками и налегке, быстрым шагом, перепрыгивая лужи, помчался к метро.
Но, слава Богу, холодных дней больше не было, через неделю стали распускаться листочки, и наступило лето. И как- то вечером, он опять предложил нам сеанс одновременной игры.
А летом я ушёл из Мосводопровода поступать в архитектурный.
С тех пор я никогда больше не видел Геннадия Заващенского и ничего не слышал о нём.