Совесть (замучила)

Совершенно один. Пытался бродить по улицам, но в толпе одиночество чувствуешь сильнее. Я об этом знал, читал у кого-то. Прописная истина. Телефон звонит не переставая, когда мешает и молчит, когда нужен. За неделю позвонили один раз. Ошиблись номером. Обругал, но через час сам попытался кого-нибудь разыграть , получилось неуклюже. Вспоминаю о старой записной книжке. Листаю. Телефон подруги женщины , которую я когда-то любил.

«Здравствуйте».

«Здравствуйте, Анатолий Викторович» – подруга меня сразу узнала, но я даже не удивляюсь, меня многие в этом городе хорошо знают.

«Вы не сможете сказать, где сейчас Татьяна?»

«Разве вы не знаете? Она умерла два года назад» — кладу трубку. Сколько раз я собирался позвонить, встретиться, поговорить, объяснить всё, стать добрым волшебником, несущим счастье, но каждый раз наваливались дела, заботы — в общем полнокровная «счастливая» жизнь. Я знал, что она несчастлива из-за меня, но получается, что вспомнил я о ней, только когда на самого свалились крупные неприятности, у неё же пытался найти утешения, понимания, и сделал я это, когда ее уже не стало.

Знал, что она растила моего ребёнка , но у меня была высокая должность, жена и дети, которых я любил. И вот, когда меня сняли с работы, когда от меня отвернулись все бывшие прихлебатели — я вспомнил о ней.

Я знал, что она ведет дневник. Она вела его ежедневно. Каждый вечер аккуратно записывала что-то. Я учился в институте, а она работала. Жили на квартире, были молоды и независимы. Мои родители находились в загранкомандировке. У неё отца не было, мать алкоголичка. В нашу жизнь никто не вмешивался, и мы были счастливы.

Мне ужасно любопытно было заглянуть в ее дневник, но она мне этого не позволяла.

Когда мы расстались она ушла жить к своей матери. Расстались болезненно для неё. Я просто ушел к другой. Близилось окончание института, мне грозила безработица, а ещё хуже унизительная, неинтересная работа и я женился на дочери очень большого начальника, который и устроил мою судьбу.

Теперь то я, кажется, понял, как тяжело пережить предательство близкого тебе человека, но тогда все казалось проще...

Ее мать я отыскал без труда. Она жила в той же каморке. Когда я спросил о вещах ее дочери она испугалась — конечно же всё пропила, но когда узнала, что мне нужна только тетрадь, то к моей радости, из кучи какого-то хлама достала дневник. И вот он передо мной. Я с интересом выбираю всё, что касается меня.


28 мая 199… "Ехала на зачет по старославянскому языку. В троллейбусе понравился мальчик. Он вышел на моей остановке. Улыбнулся и помахал мне рукой. Я ему ответила. Отчего-то сделалось грустно. Проехала свою остановку".

Я тоже хорошо помню этот день. Девчонка в троллейбусе явно хотела познакомиться. В студенческие годы я нравился девчонкам. Она мне не понравилась. Захотелось даже как-нибудь подколоть. Мол не в свои сани... Но не до неё было. Ехал на экзамен. Учился хорошо, сдавал почти всегда досрочно. А рукой махнул так — дескать не вышло у тебя ничего. Встретил её потом в читалке – оказалось, учимся в одном институте. Я бы к ней так и не подошел , но меня задело, что она на меня ноль эмоций. Понял же в троллейбусе, что я ей понравился, а она меня сейчас как будто и не замечает. Помню, что меня это сильно задело, и я подошел к ней сам.

5 октября 199… "Встретила парня, с которым весной ехала в троллейбусе. Узнала, что он учится в нашем институте. Рассказала девчонкам, описала, как выглядит. Говорят, да есть такой на старшем курсе и на другом факультете. Отличник. Возможно, останется в аспирантуре. Очень высокого мнения о себе. Понятно, почему он так тогда вел себя...»

15 декабря 199..."Очень счастлива, что дружу с Толей. Наша дружба влияет на него хорошо. Он стал проще. Подружился с моими девчонками. Получилась не плохая компания. Много времени проводим вместе. Толя помогает нам заниматься. Все-таки он очень умный, хотя и зазнайка. Это у него в крови. Но я ему помогу, и он станет еще лучше. Я ему нужна! Он без меня пропадет".

Вот это номер. Она мне нужна. Да я ее пожалел тогда. Конечно, я первый подошел к ней в институте, но влюблена в меня была она. Я это сразу заметил. Я же видел тихая, грустная, а как познакомилась со мной — смех, шутки. Было очень весело — это правда. Подобрались нормальные ребята. Девчонки только были несколько примитивные, деревенские, но время проводили здорово. Я помню, что очень много рассказывал. Выдумывал какие-то экзотические истории, так что самому бывало стыдно за моё вранье, но публика верила и все принимала на ура.

20 Февраля 199... "Скоро 23 февраля, а я еще не придумала, что подарить Толе. У него очень изысканный вкус. Чувствуется воспитание. Родители у Толи крупные ученые и сейчас в командировке в Швейцарии. Толя живет один — ни бабушек, ни дедушек. Конечно, ему трудно. Надо учиться, следить за квартирой, готовить. Сейчас, когда у него есть я, будет легче. Неужели я из-за каких-то лекций оставлю его голодным или не выглажу ему рубашку. Толя в институте не пропускает ни одно занятие — очень принципиален. Я совсем опустилась. Не знаю, как буду сдавать сессию — много пропусков. Стыдно. Но Толя поймет. Я его люблю..."

Родители у меня были крупными работниками одной из торговых организаций. Чаще в семьях бывает так, что один из супругов крупный начальник, а другой не очень. У меня крупными были оба. Познакомились они, когда уже оба были крупными, а к моему совершеннолетию стали очень крупными. Я легко попал в один из самых престижных институтов, правда, не в своем городе. Родители нашли мне квартиру, которая вполне могла осчастливить молодую семью, и когда я врал ребятам, что родители мои ученые, оставившие сыну квартиру и уехавшие заграницу, я был, не так уж далек от истины.

18 марта 199 ... «Сегодня Толя сказал, что уходит от меня. Тон у него был такой, что я поняла — уйти надо мне. Собрала вещи и ушла. Девчонки потом говорили — надо было тогда сказать, что ждёшь ребенка. Но я им не сказала, что он то об этом знает. Знал и вот так просто мог сказать, что у него есть другая. Я не помнила ничего от обиды и не успела даже сообразить, что идти мне было некуда. Спасибо девчонки пустили. Когда успокоилась, первой мыслью было вернуться, поговорить, объяснить, требовать. Но позднее поняла, что поступила правильно».

Тогда меня охватило какое-то безразличие. Я вроде бы и не хотел, чтобы она ушла, но в то же время где-то в подсознании крутилось, что нам необходимо расстаться. В раздражении я ей высказал это, но затем попытался сгладить, и даже пожалел о своей вспышке. Стал говорить, что она меня не так поняла и может остаться. Она не стала слушать и ушла.

Первое время я чувствовал себя подлецом. Вспоминал, что она оставила из-за меня институт, пошла работать. Наконец, я догадывался, что у нее будет ребенок. Хотя она это мне не сказала, но я чувствовал, что она и сама в этом не до конца уверена.

Предсвадебные хлопоты, невеста-все это завертелось, втягивая меня в новый круговорот жизни и я отступился от порыва еще раз все разрушить и повернуть по — старому. Я поддался разворачивающемуся ходу событий и почувствовал умиротворенное спокойствие человека, у которого все необходимое возникает в свое время и без видимого усилия. Сначала это было зачисление в аспирантуру, квартира, хорошее место, машина, дача и я очнулся только тогда, когда мне сказали, что всего этого я должен также легко лишиться, как и получил.

10 августа 199..." У меня родился сын. Дала ему имя своего деда. Он у меня личность легендарная — воевал в Отечественную. Пока я с Сашенькой была в роддоме, девчонки мне выхлопотали комнату в общежитии. Говорят, что дошли чуть ли не до губернатора, а комнату все-таки выбили. Комната эта для меня была огромным счастьем. Когда дохаживала с Сашенькой последние месяцы, не знала, что делать после родов. Жить было негде. Решила, если всё не устроится, пойду к нему с ребенком пусть и ему будет плохо. Ведь жене то он наверняка не сказал обо мне ни слова, а ребенок и для него будет сюрпризом. Но сейчас, когда есть комната, кроме сына мне никто не нужен. Я знаю, что ни от кого не завишу, а это почти счастье".

Свой первый месяц с женой прожили мирно, а потом она как-то сразу переменилась. Началось общеизвестное для всех семей. Её не устраивала моя зарплата, должность. Как-то незаметно меня убедили в том, что я должен сменить работу — устроили под руководство к хорошему другу тестя. Мои родители, по-видимому, тоже внесли свою лепту, и я очень быстро начал расти по карьерной лестнице.

Я не хлопотал ни о квартире, ни устраивал детей в престижную школу, все это делалось как-то само собой, женой и тещей. Однообразно пролетели годы, и я, неожиданно для всех, стал начальником своего тестя. Бюрократический аппарат сработал четко. На меня накопился такой потенциал благопоощрительных характеристик, сделанных моими руководителями, являющимися одновременно хорошими приятелями моей жены и тещи, что когда где-то наверху сравнивались кандидатуры, то моя папка с личными делами оказалась более пухлой и тяжелой. Машина заработала, и когда тесть узнал, что я прыгнул выше головы и стал боссом своего же "толкача", то его лицо несколько дней хранило одно выражение, что он явно перестарался. Впрочем, он очень быстро взял себя в руки и вплоть до пенсии относился ко мне с должным почтением. С этих пор успокоилась и жена, исчезло ее постоянное недовольство мной. Но мое умиротворенное спокойствие продолжалось не долго. В аппарате что-то сильно сломалось. Пронесся ураган и такой, о котором забыли даже старожилы бюрократии. Меня сняли. Без шумихи, без выговоров — перевели на другую работу. Жена и теща тоже без скандалов и слез ушли от меня, не забыв при этом разменять квартиру. Друзья как-то незаметно перестали здороваться и звонить.

I мая 200..."Сегодня видела его. Смотрели с сыном новости. Он стоял на трибуне. Наверное, получил недавно повышение. Со мной такой карьеры он конечно бы не сделал".

На митинг я попал случайно. Просто никто из серьезных людей не хотел мерзнуть,начало мая выдалось неприветливым, и подсунули меня. Это уже было в период, когда наверху знали, что меня снимут, а я только-только почувствовал что-то неладное.

Жена и теща считали, что я переживаю расцвет, но они не знали, что за подъемом может наступить спад. Жена и теща в диалектику не вникали. А я внутренне был готов к этому. Жил механической жизнью. Все расписано — ни решать, ни думать не надо. Страшное душевное спокойствие.


10 августа 200..."Сыну день рождения. Переживаю время отчаянной душевной пытки. Срочно надо куда-то попасть, а перед тобой стена. Огромная, серая. Обида и отчаяние. Раздваиваюсь. Наблюдаю за собой со стороны. Анализирую свое состояние близкое к помешательству. Если сломаюсь, то и на самом деле сдадут нервы и попаду в больницу. Выручает лишь то, что нужна сыну. Знаю, что он то никому не нужен и нахожу силы на всё".

2 сентября 200..."Сын пошел в школу. Чувствую, что счастлива!!! Не только потому, что стало легче. Эти семь лет прошли в борьбе с отчаянной усталостью. Казалось, что не будет конца моим бедам. Чтобы устроить Сашу, пошла работать в детский сад нянечкой. У меня не должны были, но отняли комнату в общежитии. Не знаю, что там у них было. И профком и администрация обнадёжили, но из комнаты все-таки выселили. Пришлось жить с матерью. А она пьет страшно. Мы с Сашей почти все время в садике проводили. Вот тут и столкнулась с ним второй раз. Не сама. О нём мне рассказала женщина с работы. С его согласия квартира, которую должна была получить семья, жившая в ужасных условиях, была отдана какому-то "нуждающемуся" и нужному кому-то начальнику, а очередников просто откинули.

Для меня это слилось в единый ряд всех моих бед и неудач. Раньше я не считала его виновным. Он как-то отступал на второй план. В том, что он ушел от меня, была виновата его мать, его новая жена. То, что он ничем не помог, и ни разу не вспомнил обо мне, было причиной моей гордости. Сильная женщина. А теперь, когда я узнала, что он способен так поступать и с другими, то даже и не его вина стала для меня его виной. На месте того человека, который дал приказ выставить меня с ребенком на улицу мог быть он и поступил бы он точно так же. И то, что меня выселили из комнаты, и то, что моя мать пьет и мне с ребенком приходится, пряча глаза приходить ночевать в садик — ВСЕ ЭТО ЕГО ВИНА".

Я не знаю, что ее могло так поразить. У меня в подчинение были тысячи людей. На подпись приносили дела, которые просматривал секретарь. Я полностью доверял помощнику и мелкие не производственные вопросы поручал ему. У меня бы просто физически не хватило сил во всем разбираться.

Апрель 200... "Случайно узнала, что его сняли. Маленькая заметка в газете. Мать положили на вынужденное лечение. Мы с сыном, наконец, смогли жить дома. Я делала ремонт в нашей конуре и прочла заметку в газете наклеенной под обои. Вот так. Как я его ненавидела в последнее время, а прочла и даже не удивилась".

Сняли меня быстро. В один день. Предпосылки были. Была разгромная статья в газете. Жалобы. Но как-то не верилось, что из области моральной это может перейти в практические меры. Перешло.

Мое падение тянулось два года. Другие подобное переносили почти равнодушно. Перевели с места на место, а то и повысили после скандала, ну что тут особо волноваться. Меня же почему-то задело. Отказался от нового назначения. Стал белой вороной в своей стае. Сначала спустили до директора крупного предприятия. А там ведь надо было работать. Дальше, больше. И вот через два года крах моей карьеры. Звоню женщине, которую когда-то любил и узнаю, что ее уже нет. Читаю ее дневник и узнаю, что в последние годы жизни она меня ненавидела. У меня не осталось ничего. Нет должности, жены. Было ожидание, что можешь одарить человека счастьем, но и его не стало.


Я закрыл тетрадь и впервые понял, насколько я одинок. До этого я испытывал чувство приятной обиды, знакомое еще с детства, когда тебя несправедливо накажут, но, осознав свою вину, тут же щедро пожалеют. А сейчас я знал, что жалости ждать не от кого. Мама давно умерла, а больше я никому не нужен. Но в русском человеке настолько развита потребность в сочувствии, что если он его не получает, то возникает неудержимое желание защитить, сделать счастливым еще более слабого и несчастного чем он сам.

В этот же вечер я был у ее матери. Прошло чуть больше суток, как я взял у нее дневник. Старуха сильно удивилась. Она была пьяна, но ответить на вопросы смогла...

Заведующая детским домом, выслушав меня, отнеслась к моей просьбе неожиданно приветливо. Меня проводили к детям. Я приоткрыл дверь. Они бросили играть как по команде, и с любопытством разглядывали меня. Среди однообразия стриженых голов, в одинаковой одежде трудно было их отличить друг от друга. Я уже решил бросить свою затею самому узнать сына и хотел обратиться за помощью к учительнице, но тут узнал его по глазам таким же большим и печальным как у нее... .