Гармония лун

Г А Р М О Н И Я Л У Н

На пороге собственного дома
В час ночной устроиться удобно,
Встречая восходящую луну.
Под звуки тихой музыки печальной,
Душой припасть к ее бредовому сиянью
И раствориться -
Услышать в своем сердце тишину.
И в этой тишине родится слово:
Чистое - как ангела дыхание,
Ясное - до глубины
Гармонией рожденное моего сознания,
Созвучного гармонии луны.
- И слово это есть -
ЛЮБОВЬ'
Царственного его значения
В подлунном мире
Оспаривать ничто не смеет ...
Вика перечитала неровные строчки - не понравилось. Она давно заметила, что ей не удаются стихи о люб¬ви: всегда получается как-то надуманно, пафосно, безжизненно.


Но странно: ее нисколько не огорчил сделанный вывод, и то, что стихотворение не понравилось, осталось недописанным. Удивительную легкость ощущала она, словно действитель¬но была растворена в ночном, прохладном воздухе. Только шея ныла, от того, что долго просидела с закинутой назад головой. По лицу блуждала глупо-довольная улыбка; при дневном свете она бы выглядела нелепо и очень странно.

Небо на востоке уже побледнело; она почувствовала лег¬кий озноб, потянулась, сладко зевнула - захлопнув тетрадь, быс¬тро разделась, юркнула под одеяло и прижалась к теплому телу Антона. Через минуту она уже крепко спала, не услышала, как он рано утром поднялся и ушел на озеро рыбачить. Приехавшая из города свекровь нарочито громко двигаюсь по комнате, что-то переставляла, пытаясь ее разбудить, но Вика только еще крепче уснула, успокоившись, что Артемка теперь будет под присмот¬ром.

- Вика, где ты, иди сюда, - нет, ты иди сюда, посмотри, что творится вокруг! - Услышала она вдруг громкий голос мужа ни¬чего не соображая спросонья, испуганно накинула халат и. босая, выскочила на крыльцо: Антон стоял посреди дачи, недалеко от него, почти на коленях, возле грядки копалась свекровь, молча, исподлобья глядя на выскочившую сонную сноху. На соседних дачах работали люди; на голос Антона они оторвались от своих дел и с интересом наблюдали за происходящим; а того вдруг по¬несло:
-
- До сих пор спишь!? И еще говоришь, что ты не лентяйка! Посмотри: все работают! Да если бы мать не горбатилась с утра до вечера, здесь бы все травой заросло!...
Вика молча смотрела на мужа, с таким выражением, слов¬но видела его впервые. Наконец он сообразил, что перестарался с публичным воспитанием жены:
- Есть будем, в конце концов? - спросил недовольно, моя руки в бочке с водой.
- Антоша, а пойдем ко мне завтракать! - Тут же вмешалась в разговор соседка, Леночка, шустрая, веселая бабенка, в корот¬ких шортиках и бюстгальтере от купальника, уже почти бронзо¬вая от загара. - У меня салатик свеженький! - сверкала она бе¬лозубой улыбкой.
Антон посмотрел на нее и усмехнулся:
- А что, не откажусь, от салатика!


- Вика, ты тоже приходи! - обрадовано махнула рукой Ле¬ночка. - А то одной и чай пить не хочется!
- Приходи, я буду у Ленки, - Антон взглянул на жену и, не дожидаясь ее. пошел по дорожке, между грядками, к соседней даче.
- Не подавись салатиком! - тихо произнесла Вика ему в спину. Вернулась в дом, быстро натянула джинсы, майку, побро¬сала в сумочку косметику и уже через минуту вышла на улицу.
- Я в город. Артемку с собой заберу! - бросила на ходу-свекрови.
-
Четырехлетний Артем радостно ухватился за руку мате¬ри, готовый идти за ней куда угодно. Едва она вышла на дорогу, как из соседней улочки, словно поджидая ее, вывернула машина, подмигивая зеленым глазком; не раздумывая, Вика резко махнула рукой.

Обеспокоенная свекровь вошла в дом соседки: Антон си¬дел за столом, довольный, хрустел редиской. Леночка, даже не прикрывшись ничем, вертелась тут же, что-то щебетала.
- Вика в город собралась и Артемку с собой забрала! -тре¬вожно взглянула на него мать.
- Да ладно, куда денется - прогуляется и вернется! - про¬изнес он. наконец прожевав салат, но еще чуть подумал, поднялся и вышел следом за матерью. На дороге и на остановке жены не было, в магазинчике, стоящем неподалеку - тоже...
-
Квартира встретила гнетущей тишиной: Артем сразу по¬бежал к своим игрушкам, Вика села на диван, откинув голову на спинку, глубоко вздохнула, собираясь с мыслями: «Что теперь, что дальше?». Взглянула на телефон: «Надо позвонить Марине, поздравить с днем рождения. Но, наверное, еще рано, вряд ли она сейчас дома». - «Но зачем звонить, - вдруг мелькнула мысль, по¬чему не поехать, не нагрянуть вечером, не расцеловать любимую подружку - двадцать пять все-таки исполняется человечку...» Вика позвонила на вокзал:

- Пожалуйста, приезжайте, - ответил вежливый, доброже¬лательный голос, - поезд отходит в четырнадцать часов, билеты в пятой кассе!...
- Артем, - громко позвала Вика, - идем собираться, мы едем в гости к бабушке Наде!
По дороге на вокзал они зашли в магазин женской одежды, где недавно Вика видела два прелестных сарафанчика: они были


одного размера, фасона, на тоненьких изящных бретельках, отли¬чались только цветом, и произвольными пастельными разводами на легкой ткани. В первый раз цена даже одного платья привела ее в замешательство, но сегодня, войдя в магазин, она сразу поп¬росила продавца упаковать оба. Отсчитав деньги и положив па¬кет в сумку, она испытала такую радость, словно вместе с этими симпатичными сарафанчиками получила в подарок новую жизнь.
Ощущение свободы, легкости не покидало ее, все дальше уво¬дя от Антона. Через час они уже сидели в уютном купе: Счаст¬ливый Артем обследовал незнакомую территорию, а Вика, чуть улыбаясь, смотрела в окно, предвкушая встречу с родителями и подругой. Марина для нее была больше чем подруга. Они вместе росли, учились в одном классе, вместе поступили в институт, на филологический, вместе снимали комнату у матери Антона.

Вернувшись из армии, он очень обрадовался такому' соседству - две молоденькие, красивые, веселые девчонки жили теперь в его комнате. Он уговорил мать оставить их. сам расположился в большой гостиной, на диване. Ему было уже двадцать три, он пошел служить поздно, после института и теперь почему-то сразу решил, что одна из подруг" обязательно станет его женой.

Марина была пошустрей, легкая на подъем, неунывающая; только более женственная, изящная, с приятной располагающей улыбкой Вика с первого взгляда покорила его сердце, он влюб¬лялся в нее с каждым днем все больше и больше. Правда, было одно «но»; нет, не молодой человек - книги. Вика читала много и постоянно; когда бы не заглянули к ним в комнату, она всегда под¬нимала глаза от книги, смотрела поначалу невидящим взглядом, а потом уже приветливо улыбалась. Но Антон легкомысленно ре¬шил, что жизнь сама все расставит по местам: появится ребенок, семейные заботы, и эта ее страсть к чтению сама собой отпадет. Он ухаживал так красиво и напористо, что через месяц Вика со¬гласилась стать его женой, они подали заявление в ЗАГС, а еще через месяц сыграли свадьбу.

Вместе с Викой в их семейную жизнь перекочевали и кни¬ги: они были везде: на шкафах, на подоконнике, под подушкой обязательно лежала книга. Уже на последних месяцах беремен¬ности она ходила по комнате и читала, используя большой живот как удобную подставку.
При Антоне она старалась не читать, но иногда увлекалась, тогда он говорил строго.-Вика!

- Антошенька, - смущенно улыбалась она, - ты тоже почитай что-нибудь!
- Вига, я не хочу читать - хватит, начитался. Мне неинте¬ресно, что думал и что чувствовал какой-нибудь древнегреческий маразматик, для Антона все прошлое, вплоть до даты его рож¬дения было древнегреческим. - Понимаешь, мы с тобой сейчас молоды, красивы, здоровы, ведь мы должны наслаждаться этим, этой жизнью, друг другом - разве я не прав?
- Ты прав, Антошенька, ты всегда прав! - нежно улыба¬лась Вика, и книга оставалась нераскрытой.
-
Иногда он заставал ее с ручкой в руках, что-то записыва¬ющую в тетрадь. Однажды он попытался прочесть вслух, громко со смехом, несколько строк, но Вика выхватила тетрадку и почти обиженно сказала:
- Здесь нет ничего смешного, Антон! - и больше он эту
тетрадь не видел.

Марина после окончания института уехала домой. Так получилось, что с Викой они больше не встречались, только пе¬резванивались: у Вики был маленький Артем, родители сами ее навещали, потом она вышла на работу, в школу: в отпуск обяза¬тельно куда-нибудь уезжали всей семьей, на отдых.

Марина в школу работать, не пошла, устроилась в редак¬цию газеты, потом друзья позвали на местное телевидение, в отдел рекламы, и жизнь завертела, закружила в круговороте со¬бытий. Каждый день ее был расписан по минутам. Через год она купила себе квартиру, а еще через год, не без помощи родителей у нее появилась машина. С замужеством она не торопилась, на ворчание родных всегда со смехом отвечала - успею еще!

Даже сегодня, в день рождения, она не смогла прийти с ра¬боты пораньше; хорошо, что мать и сестренка весь день прокру¬тились у нее на кухне. Целый день она получала поздравления, многих пригласила вечером к себе, и теперь прибежала, запыхав¬шись, с полными сумками. Но волновалась Марина напрасно: ее ждали накрытые столы, букеты цветов, музыка: оставалось толь¬ко встречать гостей.

- Дима! - обрадовалась она, открывая дверь очередному гостю. - Я думала, ты не придешь. - а как же экспедиция, ты что не поехал?
- Как можно!! - улыбаясь, молодой, красивый мужчина протягивал ей цветы. - У самой очаровательной на свете соседки


юбилей. Какая экспедиция - поздравляю, золотце! - и он поцело¬вал Марину.
- Девочки, сюрприз! - смеясь, она ввела его за руку в ком¬нату, где уже собралось много гостей, прекрасно зная, что поло¬вина ее незамужних, да и замужних, пожалуй, подруг, пришли с надеждой встретить здесь Димку.

Дмитрий или Димыч, как звали его друзья, сосед Мари¬ны по площадке, высокий, красивый, с большими черными, как смоль, глазами, был профессиональным художником. Едва позна¬комившись, Марина тут же решила, что закрутит с ним роман и "сразу заказала ему свой портрет. Но Димыч предложил с портре¬том не спешить, а потом, при встречах, очень деликатно, в шут¬ливой форме дал понять, что не против романа, но дружбу ценил бы дороже.

Нельзя сказать, что Марина не страдала, Но она была ум¬ная девушка, да к тому' же, почти в то же самое время в ее жизни появился Вадик. В конце концов, у нее возникло даже чувство благодарности к Димычу, и они действительно стали хорошими друзьями. А через полгода ее портрет занял центральное место на одной из стен гостиной.

Димыч был женат - однажды, месяца три. Уже через неде¬лю он понял, что поторопился с женитьбой, через месяц почувс¬твовал, что внутри него живет монстр, страшный дикий зверь, го¬товый растерзать, задушить невинное создание, только за то, что она все время мельтешит перед глазами и задает глупые вопросы: -.., Почему ты грустишь? Что будешь пить - чай или кофе? Может, сходим куда-нибудь? - Ну почему он должен грустить - даже если два часа в упор разглядывает пустую стену; Это для нее она пустая: да эта стена запечатлела, может быть, целую галерею едва уловимых, таинственных, ему самому еще неизвестных обра:юв. И какая разница, что пить - что себе налила, то и он бы пил, зачем обязательно спрашивать. К концу третьего месяца молодая жена сама взмолилась о разводе. Расстались они легко, но Димыч сде¬лал для себя печальный вывод - семейная жизнь не для него. Пе¬чальный, потому что в идеале он видел все же одну - единствен¬ную, хранительницу его очага, которая делила бы с ним радости и беды, с любовью и нежностью растила его детей.

После развода он словно с цепи сорвался - почти каждую неделю в его квартире появлялась новая подруга. Так продолжа¬лось, пока он не заметил, что они стали походить одна на другую.


и ему стало скучно. Лежа в постели, с сигаретой в руках, рядом с очередной безмятежно спящей нимфой, он равнодушно пред¬ставлял ее поведение наутро:
Утром она откроет глаза, окинет взглядом комнату и ах¬нет - как можно жить в таком бардаке... Затеет уборку, начнет распихивать мои книги, краски по шкафам и полкам, я еще неде¬лю, чертыхаясь, буду возвращать все на свои места... Или:
Утром она сладко потянется, надует губки и скажет, - а кто подаст мне кофе в постель? А кто будет сопровождать меня по бутикам? Мне надо кое-что обновить в гардеробе... Или:
Утром она будет долго спать, проснувшись, возьмет из моих рук сигарету, затянется, скажет, - господи, какая скука, у тебя нет чего-нибудь выпить?..

Скукой, разочарованием и для него заканчивались новые знакомства; однажды он проснулся и решил: все, больше ни одна женщина не переступит порог его дома.
Все больше замыкаясь в себе, мрачнея, он стал избегать шумных компаний, всевозможных презентаций, премьер, отгова¬риваясь тем, что занят, много работы. Но и это было не так: он больше валялся у себя на диване. Правда, теперь, сколько бы не пялился глазами на пустую стену, она оставалась пустой, абсо¬лютно; а значит, кровь не закипала от новых идей, вены не взду¬вались, сердце не колотилось, рука не мелькала стремительно по холсту, а равнодушно скользила, копируя действительность.

Со стороны этот кризис еще был незаметен, ему все еще поступали заказы, но все трудней и трудней было заставить себя брать в руки кисти; работа скапливалась, раздражение росло. Именно в этот момент его хороший друг, еще по институту, пред¬ложил ему участвовать в творческой экспедиции. Димыч согла¬сился, даже не зная маршрута и условий, на которых организует¬ся экспедиция. Ему было все равно куда - в глушь, Тмутаракань, подальше от цивилизации и женщин.

Уехать они должны были в день рождения Марины, но что-то случилось с машиной, новенькой «Газелью», на которой они собирались путешествовать, и водитель попросил еще один день, чтобы ее подрегулировать на станции. Один день ничего не решал; друг, на даче которого собралась вся группа из семи че¬ловек, предложил не разъезжаться, переночевать тут же, на даче. Но Димыч, подумав, все-таки решил поехать на день рождения. Марину он уважал, да и настроение было приподнятым от ожи-


даемых перемен. Купив по пути красивый букет, переодевшись дома, он позвонил в дверь к имениннице.

С его появлением девушки заметно оживились, голоса их стали громче, смех звонче; ему тут же уступили место в боль¬шом, широком кресле. Димыч спокойно, с достоинством уселся в него, эффектно закинув ногу на ногу, оглядывая присутствующих и здороваясь.
Публика собралась самая разношерстная: от артистов и художников до фирмачей и банковских служащих; Марина всех объединила, и всем было весело, в уже привычной компании.

- Ой, девчонки, - воскликнула сидевшая недалеко от Ди-мыча, Леночка, модельер женской одежды, жертва всевозможных диет, - такой сон видела сегодня, до сих пор успокоиться не могу: в каком-то саду ела гнилые яблоки, прямо с земли поднимала и ела, даже запах гнили чувствовала - бр-р-р. Так неприятно -ул«зс! Я даже на рынке, когда яблоки выбираю, если точку увижу -не беру, а тут! ...
- Болеть будешь! Да нет, кто-то гниль подстроит! - понес¬лись со всех сторон возгласы.
- Сон нехороший, тебе надо быть поосторожней, потому что сны, которые сегодня запомнились, обязательно сбудутся! - обреченным голосом произнесла Надя - финансист.
- Ну, молодец, Надюша, ты ее успокоила! - засмеялся Ди¬мыч.
- Предупрежден, значит, спасен! - отпарировала Надя. -Вы же знаете, я этим серьезно увлекаюсь: именно сегодня утром я читала лунный гороскоп и там черным по белому написано!...
- Если так, то спасибо, что предупредила, - усмехнулся Димыч, - я, тоже буду предохраняться, а то чего доброго и прав¬да, в Загсе окажусь.
- Ты во сне женился??? - воскликнули сразу несколько че¬ловек.
- Не то чтобы женился, но ждал свою невесту возле церкви и ужасно переживал, боялся, что она не приедет. Мне кажется, я так еще никогда в жизни не переживал. - Он засмеялся, и все вокруг засмеялись.
- Димочка, почему ты так боишься Загса?
- Да я не боюсь: но вас так много, и вы так прекрасны - что же мне с вами в жмурки играть, кого бог пошлет! - он взглянул на входящую Марину. - Одна именинница чего стоит! А что, Мари-


на, если Вадим сегодня тебе предложения не сделает, давай ему отставку: Я начну за тобой ухаживать, глядишь, из нас получится идеальная пара!
- Вадик, не поддавайся на провокацию - я тебя люблю, и
меня устраивают наши отношения! - засмеялась Марина, - А ты.
Димочка, езжай в свою экспедицию, влюбишься там в какую-ни¬
будь аборигенку, привезешь ее сюда и женишься!..

Она хотела еще что-то добавить, но в дверь снова позвони¬ли. От ее визга самые чувствительные из гостей вздрогнули.
- Вика!!! - раздался ее громкий, радостный крик, смяв букет белых пушистых хризантем, она крепко прижимала к себе вошедшую девушку.
- Господи, Вика, откуда ты? - повторяла она, словно не веря своим глазам. - А я к телефону никого не подпускаю: все жду, когда ты позвонишь!
- Какой телефон, - Вика, улыбаясь, внимательно вгляды¬валась в лицо подруги. - двадцать пять один раз в жизни исполня¬ется - с днем рождения, тебя, солнышко! - она поцеловала Мари¬ну. - Что на свадьбу позовешь, я уже не надеюсь, - Она повернула голову и в широком проеме распахнутых дверей увидела краси¬вого мужчину, сидящего в кресле, пристально наблюдающего за происходящим в прихожей, - или все-таки позовешь? - она снова повернулась к Марине,
- Позову, позову, - ты первая узнаешь о моей свадьбе, обе¬щаю! Кстати, а почему ты одна? Как это твой домовладелец поз¬волил тебе одной приехать - что-то на него не похоже!'.'
- Работает он, отпуск никак не может оформить.
- Слушай, сестричка, - Марина чуть отстранилась, разгля¬дывая. Вику, - ты шикарно выглядишь для замужней женщины, а сарафанчик - просто отпад!
- Я знала, что тебе понравится - держи подарок! - улыба¬ясь, Вика протянула ей пакет.
- Такой же? - ахнула Марина, прижав подарок к груди, она затащила Вику в комнату:
- Друзья мои, прошу любить и жаловать - моя сестренка, моя самая любимая подруга, моя воспитательница и учительни¬ца. Все что вы сейчас видите, после мамы и папы, дело ее рук, она меня такой воспитала!...
- Бить надо было. - еще лучше была бы! - произнес кра¬савчик в кресле, все засмеялись.


- Ну. Димыч, - погрозила пальцем Марина. - привезешь
свою аборигенку, я ей про тебя наговорю! Вика, ты у меня ос¬
танешься ночевать? - та. улыбаясь, кивнула. - Здорово! Тогда
давайте садиться за стол, Вадим, приглашай всех за стол, а я на
минуточку. Когда вернусь, чтобы у всех было налито!
.. И выпито!
- И съедено!
- А ты. Мариночка, иди, иди по своим делам! - веселились
ее друзья, рассаживаясь за столом.

По тому, как уверенно, по хозяйски, вел себя Вадим, Вика поняла, что он особо приближенный к Марине из мужчин, а не тот красавец с черными глазами. Она, уже сидя за столом, огля¬делась: тот самый Димыч стоял прямо перед ней и, склонившись, что-то говорил на ухо молодому человеку, сидящему напротив нее. Молодой человек взглянул на Вику, улыбнувшись, молча поднялся. Димыч сел на его место и как-то странно, внимательно и даже с тревогой посмотрел на Вику. Она смущенно опустила голову и больше прямо на него не смотрела. Но было уже поз¬дно: дальнейшее она помнила смутно:

За столом было шумно, весело, сама она много говорила, смеялась, но куда бы теперь не смотрела, с кем не говорила - перед глазами был только он. С ним происходило то же самое - они не обмолвились ни словом, ни разу больше не обменялись взглядами, но видели только друг .друга. Удивительная способность наших глаз: не выпускать из виду какой-нибудь очень важный объект, словно ты раздваива¬ешься, и изнутри тебя, кто-то еще очень внимательно наблюда¬ет. Так смотрят на дверь, в повседневной суете ожидая того, кого ждешь каждое мгновение, а он все не идет.

Едва кто-то предложил сделать перерыв, как Вика тут же поднялась, ей не терпелось прервать этот негласный диалог, невидимую для других, тайную беседу, в которой она была всего на всего бессильным, сторонним наблюдателем. Ее пугали чувства, которые возникали внутри нее. как яркие вспышки света во тьме.
Только на кухне она смогла перевести дыхание, немного прийти в себя, хотела помочь Марине с посудой, но та замахала руками:
- Вот еще, ты что, приехала ко мне посуду мыть - идем,
идем отдыхать! Танцевать! - из комнаты доносилась приятная
музыка, - Слушай, Вика, а потанцуй-ка ты с моим Вадиком, пого-


вори с ним, так, ни о чем, потом мне шепнешь, как он тебе - пер¬вый кандидат в мужья.
- Да я уже поняла, - засмеялась Вика, - мне и танцевать не надо - хороший парень, ты молодец!
- Нет, ты потанцуй, поговори! - настаивала Марина, они шли в гостиную, но хозяйку подруги увлекли обратно, на кухню, пошептаться. Вика вошла в комнату одна. Ее взгляд мгновенно выделил среди танцующих Димыча: очаровательная девушка нежно прижималась к нему, положив голову ему на грудь. Про¬скользнув мимо, Вика вышла на балкон, радуясь, что там больше никого нет, плотно закрыла за собой дверь.
-
На миг она забыла обо всем, как на ладони перед ней рас¬кинулся вечерний город. В мареве света загадочно мерцал новый мост, и по нему нескончаемым потоком скользили машины.
Залюбовавшись мостом, она не заметила, как дверь снова открылась; только когда Димыч встал рядом, повернула голову и вздрогнула от неожиданности.
- Извини! - тихо произнес он.
Вика хотела что-то ответить, но ее словно током пронзило, она испуганно отвернула голову, пытаясь поскорей справиться с волнением, боясь, что, заметив ее смущение, он позволит себе что-нибудь лишнее. Если бы она смотрела на Димыча, увидела бы, что он сам глотает воздух полуоткрытым ртом, а пальцы его рук, сжатые в замок, побелели от напряжения. Оба молча смотре¬ли на город, понемногу успокаиваясь.

- Красивый мост, - первой заговорила Вика, - я его только на фотографии видела.
- Значит, уже давно дома не была?
- После школы как уехали с Мариной и все, до сегодняш¬него дня...
Снова оба замолчали; легкий свежий ветерок, как избало¬ванный ребенок, ерошил и спутывал им волосы.
- В такой вечер только стихи читать, правда? - Димыч пос¬мотрел на Вику.
- А ты пишешь стихи?
- Я - нет, а ты наверняка, пишешь. - может, прочтешь что-нибудь?
- Если я и пишу, то только для себя, - засмеялась Вика.
- Такие стихи тоже читают - случайным знакомым, таким,


как я, например, мнение которых тебе интересно, но в то же вре¬мя и безразлично. Или мое мнение тебе не безразлично? - Димыч взглянул на нее. Вика снова тихо засмеялась, покачав головой: Удивительно, как хорошо и легко ей было рядом с этим челове¬ком, она сама себя не узнавала. Взглянув на мост, она вдруг стала читать вслух, негромким голосом:
Перекинуло время
От рожденья к забвенью
Очень странный, почти эфемерный.
Неизвестной конструкции мост.
Лишь в начале пути
Он сияет огнями,
И увит виноградом
Его арочный вход.
Ряд упругих прокладин,
Как поверхность трамплина,
Усыпляя сознание, увлекает вперед.
Тем, где юность кончается,
Ощущаешь качание -
Мост непрочен и зыбок,
И внизу – пустота:.
Оглянувшись, увидишь:
Тают детства видения,
Исчезают в тумане пролеты моста.
Ты кричишь -
Подождите, меня обманули!
Но услышишь печальное:
- НЕТ ДРУГОГО ПУТИ!
- Прочти еще что-нибудь! - после паузы произнес Димыч и, увидев, что она отрицательно качает головой, добавил. - Пожа¬луйста!
Он был серьезен; Вике стало неловко, словно она наби¬вает себе цену, но и читать больше ничего не хотелось. Вспомнив недавние свои дачные записи, она улыбнулась: «Почему бы нет?» - подумала про себя, а вслух произнесла:
- «Бабочка отдыхала на пальце моей ноги,
Я отдыхала на крыле бабочки,
Вечность отдыхала на моих ресницах..:»


- Все, больше читать не буду. - взглянула на Димыча и за¬смеялась. - Ты всегда такой серьезный?
- Нет. только сегодня, - Димыч улыбнулся. - Пытаюсь изобразить сурового критика.
- Не надо никого изображать, и говорить ничего не надо
- достаточно того, что ты меня понимаешь!...
- А я понимаю? - Димыч пристально вглядывался в лицо
Вики.
Помолчав, она просто сказала:
- Ты написал Марину такой, какой я ее знаю, словно вы
всю жизнь были соседями!

И снова была пауза: их разговор был похож на беседу двух очень близко знакомых людей, понимающих друг друга с полу¬слова.
- А твой муж, - вдруг осторожно спросил Димыч, - он добрый критик?
- «Странно, - подумала Вика, вспомнив об Антоне, - мы виделись сегодня утром, а кажется, это было так давно»:
- Мой муж считает, что стихи пишут все, но до восемнад¬цати лет: а после - это уже нежелание взрослеть. В общем-то, он прав: я тоже считаю, что поэты, настоящие, появляются очень редко, и это самые беззащитные люди на земле - взрослые дети, и самые обнаженные. Если не раскрываешь свою душу, до бес¬стыдства, до откровения, то и не интересен никому...

- Поэтому ты подстраховалась - получила диплом фило¬лога. Все чинно, благопристойно: теперь будешь рассказывать де¬тям, как другие себя линчуют... Хорошо, все-таки, что не мы сами выбираем себе роли в этом театре: Ходили бы по земле одни «Ри¬чарды Гиры» да «принцессы Дианы» - скучно!.. Не обижайся, я не в упрек тебе говорю; скорее, это я о себе... Как ты думаешь, чем отличаются друг от друга эти три человека: бродяга, крутой бизнесмен и художник? Возможно только одной - единственной микроизвилиной, вот здесь, - Димыч постучал себе по макушке,
- и все. Траектории их никогда не пересекутся - поверь мне! По¬
чему я говорю об этих двоих - потому что примерял на себя их
антураж, хотел побывать в их шкуре..

.Как-то заскучал я, работу
забросил, на диване валялся; вдруг думаю - а почему бы действи¬
тельно, не бросить все и не уйти, куда глаза глядят. Представь,
какая свобода - новые встречи, новые впечатления, знания. Ведь
общеизвестно, самые глубокие знания постигаешь в пути, в дви-



жении... День думаю, месяц думаю. Наконец понял - не смогу. Может, дух мой оказался слабым, а может, надо родиться с этим чувством абсолютной свободы...

- Признаваться самому себе в слабости духа не очень приятно: думаю - ну если, мне бродить по свету налегке слабо, почему бы не податься в другую сторону: организовать какое-нибудь стоящее дело, перспективное, закру¬ченное на новейших технологиях, коллектив подобрать и встать во главе. Что, у меня котелок не так варит, что ли, чем я хуже других? А после определенного набора высоты, это тоже свобода - свобода передвижения, свобода выбора... Знаешь, мне даже не
пришлось ломать голову - чем заняться: друзья пришли ко мне
домой, предложили участвовать в одном проекте, дело стоящее,
сейчас они уже хорошо поднялись, серьезная фирма. Я сразу загорелся: мы просидели до утра - обсуждали, мечтали, должности распределяли. Когда все разошлись, я еще долго не мог уснуть.

Утром проснулся - а меня нет: внутри меня одна огромная дыра,
пустота жуткая. Начал сам себя уговаривать - как же так, два часа
назад все было, что случилось? Все потеряло смысл, абсолют¬
но - зачем тачки крутые, если ехать некуда, зачем дорогие сауны
рестораны, холить и откармливать вонючее тело, внутри которого
пустота; даже мой подъем с постели казался бессмысленным..


А ларчик просто открывался - в этой новой красивой жизни я не
оставил места краскам и холстам, наивно полагая, что малевать
картинки можно в свободное время, для души... Оказалось - вы¬
жатые тюбики, грязные кисти, разорванные холсты, волчья тоска,
бессонные ночи - это и есть я, .другого меня нет. Когда я это по¬
нял, все встало на свои места....
Знаешь, Вика, эти милые девуш¬-
ки - мойры, что древним грекам «изготавливали» такие классные
«костюмчики», может и бессмертны, но подустали наверное ,фан¬-
тазия уже не та, и зрение ослабло: Такую «тесную рубашечку» на¬-
кинули мне на плечи, какую-то серую, однообразную, я ее каждое
мгновение чувствую. - жмет, тесно в ней...

Вика внимательно его слушала, когда он замолчал, тихо задумчиво произнесла:
- Странно от тебя слышать эти слова: ведь у тебя в руках краски - самая яркая радость этого мира, а ты все равно жалу¬ешься на серость, однообразие... Тогда что должны чувствовать мы, простые обыватели? - Димыч резко повернул голову, Вика смотрела на него с легкой улыбкой.
- Один - один! - улыбнулся он ей в ответ, и оба засмея¬лись.


Огромного усилия стоило ему, чтобы не обнять за плечи. не прижать к себе это чудо, с нежным, приятным смехом, пушис¬тыми локонами до плеч, завораживающим ароматом духов. Его сердце заходилось от нежности и снова не хватало воздуха. Он поймал себя на мысли, что смотрит на нее так, как возможно она смотрела на свою бабочку, боясь спугнуть мгновение.
- В гости к бедному художнику не хочешь заглянуть? - все-таки не удержался Димыч. - У меня есть чудесный кофе!
- Спасибо, - улыбнулась Вика. – но, лучше в другой раз, не хочу Марину обижать....
Как будто услышав ее слова, распахнув с шумом дверь, на балкон вышла Марина.
- Ах, вот вы где, голубки - Димыч, что это значит?
- Марина, Марина, не заводись - засмеялась Вика, обни¬мая подругу за плечи, - мы просто разговаривали!
Но та подозрительно покосилась на Димыча, он улыбаясь пожал плечами:
- Просто разговаривали!
- Знаю я эти разговорчики, - не унималась Марина. - Все, хватит уединяться, идемте пить чай - и вообще!..
Она была явно недовольна увиденным.

За столом Димыча словно подменили: Куда девался педантизм и отстраненность, он стал само обаяние: обворожительная улыбка не сходила с губ, искрометный юмор. шутки вызывали взрывы смеха. Он за считанные минуты пленил, очаровал всех женщин. Но для него существовала сейчас только одна - единственная, что сидела напротив. Они по-прежнему не разговаривали, но взгляды их пересекались все чаще: он видел в ее глазах восхищение, тревогу, смятение, бурю чувств видел он в ее глазах и распалялся все больше, заводя гостей.

Одна Марина, наверное, не поддалась его чарам, с трево¬гой наблюдая за происходящим.
Димыч ушел одним из последних; Марина так и не дала им с Викой обмолвиться ни словом. На прощание он смог толь¬ко улыбнуться ей издали, цепким взглядом поймав ее ответную, смущенную улыбку. Уже переодетый в спортивные брюки и фут¬болку Вадим помогал девчатам на кухне. Втроем они быстро справились с посудой, навели порядок в квартире. Вике постели¬ли на диване: Вадик безропотно ушел в спальню один, понимая, что Марины ему сегодня не дождаться. Оставшись вдвоем, под-


руги уселись на диване, закутавшись пледом, снова пристально вглядываясь в лица друг друга.

Вика хотела что-то сказать, но Марина ее опередила:
- Что у вас с Димычем?
- Ничего! - ресницы Вики дрогнули, но она быстро совла¬дала с собой.
- Не обманывай - я же видела, как вы смотрели друг на друга! Что он наплел тебе, там, на балконе? Вика, Вика, сестренка
- это страшный человек, он просто сердцеед! Ты не представля¬
ешь, сколько врагов заимела, за один сегодняшний вечер: ведь все
женщины, что были здесь, влюблены в него по уши!
- А ты? Между вами было что-нибудь? - Вика смотрела ей прямо в глаза.
- Вот еще! - нервно дернула головой Марина, - И тебе советую держаться от него подальше! Слава богу, что он сегодня уже едет в свою экспедицию. Вика, я не хочу, чтобы ты стра¬дала!
«Уезжает в экспедицию», - эхом отдалось в сердце Вики.
- Ладно, хватит о нем, - она улыбнулась, - лучше о себе
расскажи, как ты?..

В спальне у Вадима зазвенел будильник: сонный, не вы¬спавшийся, он появился на пороге:
- Ну что, наговорились, подружки - болтушки?
- Что ты, милый - нам наговориться недели не хватит!
- засмеялась Марина, поднимаясь с дивана.
Через пять минут они оба, бодрые, свежие, одетые с иго¬лочки, быстро допивали кофе на кухне; Вика залюбовалась ими. по-доброму завидуя их энергичности и жизнелюбию.
- Вика, ты сейчас ложись спать, у меня с утра два, три не¬
отложных дела, я постараюсь быстрей управиться и вернусь
- пока, пока! - Марина поцеловала подругу и вышла вслед за Ва¬
димом, дверь закрылась.

Легко сказать - ложись: Вика как стояла, посреди прихо¬жей, босая, в тонком халатике, так и осталась стоять, а мысли осиным роем закружили в голове.
«Его там нет, он уехал, уехал в экспедицию. Почему я жду, господи, разве он что-нибудь обещал?.. Сердцеед, донжуан.... а ведь он просто развлекался. Он все понимал, если даже Марина, даже ее гости - о боже!»


Вика не заметила, как оказалась на диване, с головой на¬крытая одеялом; щеки ее пылали, разум твердил: «стыдно, стыд¬но», а сердце сладко ныло и рвалось из груди.

Измученная, искусанная «мыслями-осами», она поняла, что все равно, наверное, не уснет. Уже собиралась встать, но, неожиданно увидела, что идет по мосту, залитому ярким, жел¬то-оранжевым светом. Что-то смущало ее: оглядываясь вокруг, она поняла, что совершенно одна на мосту, это было странно: ни одной машины, ни одной человеческой фигуры. И вдруг уви¬дела, что с другой стороны, ей навстречу, раскинув руки, бежит человек. Он был еще далеко, и лица его нельзя было разглядеть, но Вика, словно ветер сорвалась с места, удивительным образом, точно зная, кто это. Она бежала изо всех сил, но ей все равно казалось, что тихо.

Проснулась она от напряжения; сердце ее учащенно би¬лось, а тело дрожало, словно она действительно только что очень быстро бежала. «Я схожу с ума!» - было ее первой мыслью: она откинула одеяло, вышла из комнаты, в ванной встала под про¬хладные, упругие струи воды и очень скоро почувствовала облег¬чение, легкий озноб. Еще немного поплескалась и вышла. В боль¬шом зеркале она увидела себя в полный рост: Ее глаза с тревогой вглядывались в отражение, ее знобило, ее мокрые волосы обле¬пили лицо и плечи, она сама себе показалась перепуганным, оби¬женным цыпленком - Что делать, что делать. - невольно сорва¬лось с губ. И вдруг поняла - надо уехать, и как можно быстрей, пока не натворила глупостей...

Наспех высушив феном волосы, она вернулась в комнату, быстро переоделась, убрала постель, набросала короткую записку - «Марина, я тебе позвоню, целую. Вика». Взяла в руки сумочку, бросила последний взгляд на портрет. В этот момент в прихожей раздался звонок. «Не успела, - огорченно подумала Вика, - ну ничего, Марина быстро приведет меня в чувство». В смятении она даже не подумала, что Марина не будет звонить, распахнула дверь.

«Боже, как он красив!» - думала Вика, испуганно глядя на Димыча.
«Слава богу, успел!» - подумал он, увидев сумочку в ее ру¬ках.
- Я уходить собиралась. - сказала она, перехватив его взгляд. Димыч прекрасно видел ее испуг и волнение, но почему-то ему вовсе не хотелось пользоваться ситуацией:


- Я могу проводить тебя, если позволишь, - улыбнулся он. Увидел, как она облегченно вздохнула, слегка, неуверенно пожала плечами и шагнула через порог. У двери напротив Димыч приос¬тановился:
- Так и не заглянешь к бедному художнику?
- Я слышала, его нет в городе, он уехал в экспедицию! - ему в тон, пошутила Вика.
- Ты можешь позвонить, вдруг случится чудо и он окажет¬ся дома!?

- Нет, давай не будем мешать художнику! Димыч понял и больше не настаивал:
- Хорошо, - улыбнулся он, - но помни, он будет ждать! Вика тихо засмеялась и пошла вниз по лестнице. Так, шутя
и подыгрывая друг другу, они вышли из подъезда, прошли через двор, пошли по улице, пересекали перекрестки, обходили встреч¬ных прохожих, пока Вика вдруг не остановилась:
- Где мы? - Димыч огляделся:
- Там дальше зоопарк, а еще дальше набережная... Может, пообщаемся с братьями нашими меньшими, и большими?
- Давай пообщаемся! - засмеялась Вика. Что с ней твори¬лось - она утратила чувство реальности, куда девались ее здраво¬мыслие и серьезность.

Даже в детстве, наверное, она не испытывала такого удо¬вольствия от посещения зоопарка, ей нравились буквально все его обитатели, они заразительно хохотали над выходками обезь¬ян, двух маленьких медвежат. Когда от смеха их плечи или голо¬вы соприкасались, земля уходила у нее из-под ног. Чувствуя его горячее дыхание, она понимала, с ним творится то же самое. Они оба все прекрасно понимали и, словно по обоюдному согласию, не спешили каким-то неловким действием нарушить эту нежную, трепетную музыку, так сказочно соединившую два сердца.

Когда они, наконец, спустились к набережной, желтый шар солнца уже касался крыш домов на противоположном берегу. Об¬локотившись на парапет, они стояли рядом, глядя на медленно текущую воду внизу.
- Если забыть все, - вдруг заговорила Вика. - смотреть на воду и на эти деревья, там. на островке, можно подумать, что Зем¬ля создана только для счастья
- А может это действительно так...
Вика взглянула на Димыча, а он продолжил:

- За работу души бог щедро вознаграждает людей. Но каж¬дому дается индивидуально, своя порция счастья - по заслугам его. Эти ощущения такие яркие, ни с чем на земле не сравни¬мые, человек не может их передать словами. Он смотрит вокруг и думает: - как же несчастны эти люди, они не чувствуют того, что чувствую я.
Поэтому видимый мир немного искажает дейс¬твительность, на самом деле, счастья значительно больше, - он заметил удивленный взгляд Вики и улыбнулся. - Нет, это не моя теория... У нас в институте был преподаватель философии - чу¬дак, в хорошем смысле; мы все звали его чудиком. Его лекции никто не пропускал. У него была своеобразная манера общения со студентами, - войдя в аудиторию, он садился за стол и с ходу ошарашивал нас какой-нибудь абсурдной идеей. Мы, начитанные интеллектуалы, начинали забрасывать его репликами, порой до¬вольно язвительными, но постепенно между самими студентами завязывался такой жаркий спор, что ему оставалось только сидеть и слушать, иногда даже и усмирять ярых борцов за истину... Как ты думаешь, что, по его словам, есть высшая награда человеку?
- Наверное, любовь? - неуверенно скатала Вика.

- Взаимная любовь: Это понятие равнозначно понятию - душа. Все знают, что есть, существует, и даже где-то рядом; ин¬туитивно угадывают, что это одно из высших наслаждений, а ис¬пытать его, дано не каждому. Знать и чувствовать - это два берега бурной непредсказуемой реки. Люди бросаются в нее, в надежде переплыть, но достигают другого берега немногие...
- А некоторые остаются лежать на берегу. ~ улыбнулась Вика. - потому что знают: любви нет, а тем более взаимной!
- Ну да, Таити, Таити - нас и здесь неплохо кормят! - изме¬нив голос, ворчливо произнес Димыч, - они засмеялись. - Кста¬ти, о еде. - добавил он, - предлагаю поужинать в уютном ресто¬ранчике!

Это неожиданное предложение привело Вику в замеша¬тельство - одно дело, прогулка по городу... Димыч читал ее мыс¬ли:
- Вика, этот ужин тебя ни к чему не обязывает, просто дру¬-
жеский ужин! Потом я отвезу тебя домой!..
Вика оторвала взгляд от воды:
- Если только ненадолго... Меня сын ждет; боюсь, как бы он не довел бабушку до инфаркта, требуя маму.
- Тогда поспешим! - улыбнулся Димыч.



Машина остановилась у старинного одноэтажного здания. Выйдя из такси, Вика засмеялась:
- Сколько лет бегала мимо этого дома в школу и никогда не
думала, что он может быть таким красивым - я живу в квартале
отсюда, - махнула она рукой.

Старинный дом. единственный уцелевший свидетель про¬шлых веков, действительно был построен основательно и с лю¬бовью: рука человека гак и не «посмела» разрушить его прочные стены. Отреставрированный, он стал украшением района, при¬влекая внимание даже торопливо спешащих мимо прохожих.
Внутри предпочтение отдавалось дереву: сияющий паркет, столы на массивных резных ножках, стулья в виде небольших кресел с подлокотниками были выполнены из дорогих пород де¬рева. Большие окна закрывали тяжелые, красиво драпированные шторы; между ними, в проемах, висели две, такие же большие картины в позолоченных рамах. На одной из них Вика мельком увидела знакомый с детства пейзаж. Высокие лепные белые по¬толки, такие же оригинальные светильники на стенах, белые скатерти, ослепительно белое фортепиано на небольшой сцене - внутреннее содержание дома вполне соответствовало внешне¬му, исподволь влияя на настроение нынешних его посетителей, уводя в такой далекий нереальный мир самодостаточности.

По тому, как встречали Димыча, как сияли его глаза. Вика поняла, что он здесь свой человек. Уже сидя за столиком, она по¬вела глазами на картины, он кивнул и добавил:
- Здесь почти все по моим эскизам.
Она стала внимательно вглядываться в одну из картин, но вдруг ее отвлек громкий женский голос:
- Димочка, - какой сюрприз! А злые языки утверждали,
что ты уехал!...

К ним приближалась красивая девушка в длинном вечер¬нем платье, сияющая от драгоценных украшений и яркого макия¬жа. Это была Инга, восходящая звезда, уже примадонна местного театра, избалованная любовью и вниманием всех окружающих. Ее явно раздражал взгляд Вики: в нем было только любопытство и никакого восхищения, или хотя бы зависти. «Надо же быть та¬кой неотесанной деревенщиной, чтобы не знать меня» - выража¬ло все существо Инги!

-Что, Димочка - оранжерейные уже не привлекают? На
полевые цветочки потянуло? - Одежда Вики, конечно, не

соответствовала окружающей обстановке, а рядом с великолепием Инги ее сарафанчик, такой очаровательный на улице, здесь просто побледнел. Димыч поднялся навстречу девушке:
- Здравствуй, Инга! Рад тебя видеть! Извини, что не пред¬
лагаю сесть, нам бы хотелось побыть вдвоем! - он смотрел ей
прямо в глаза.
От неожиданности Инга просто растерянно захлопала рес¬ницами:
- Ну, ну. - только и смогла сказать, - не буду вам мешать!
- резко повернулась, и ушла. Официантка, расставлявшая за¬
каз, изо всех сил старалась казаться беспристрастной, отводила
взгляд: с «легкой руки» Инги уже не одна из ее подруг потеряла
работу. Димыч сел и виновато взглянул на Вику, она улыбнулась:
- Даже если мой вид тебя теперь шокирует, я все равно не уйду, пока не поем! - Она решительно подвинула к себе тарелку, краем глаза заметив, как он облегченно вздохнул, потом, рисуясь, развел руками:
- Ну что ж, тогда будем, есть - такой наглости, эти стены еще не видели! - Они засмеялись: наверное, ни одна Инга на све¬те не смогла бы испортить им сейчас настроение. Вино, которое они пили, казалось им самым нежным и ароматным, еда самой вкусной, хотя они не замечали, что едят. Понимая, что переходят черту, зыбкую грань, за которой уже не будут властны над собы¬тиями, они не в силах были остановиться, чувствуя, как прорас¬тают друг в друге, непонятно, как и почему, становятся друг для друга роднее родных.

Димыч весь светился, был чертовски красив, говорил и го¬ворил. Вика, как завороженная, смотрела на него, и снова не за¬мечала устремленные на нее взгляды. Ее отвлекли звуки музыки: обернувшись, она увидела, что в зале уже нет свободных столи¬ков; руки пианиста, блуждая по клавишам, извлекали нежные, не¬много грустные звуки, подчиняясь их ритму, медленно и красиво двигались танцующие пары.

- Хочешь танцевать? - услышала она голос Димыча, по¬вернувшись к нему быстро, испуганно ответила: «Нет!»
- Хорошо, трусишка, тогда давай поговорим - о нас!.. Зна¬ешь, Вика - вчера, там, на балконе, я лукавил, когда говорил что я случайный знакомый. Ты только вошла, я уже знал, что...
- Дима! - он замолчал. - Пожалуйста, не торопи события
- пожалуйста!


В ее глазах была скрытая боль, борьба чувств, любовь. Ис¬кушенный в амурных делах Димыч прекрасно знал, какой это от¬ветственный момент в отношениях с замужней женщиной - когда несколькими фразами, незаметно, ее надо подтолкнуть к послед¬нему шагу, после она уже не думает, как в омут с головой - только чувства, только любовь. Он смотрел на Вику и как онемел, не мог произнести ни слова, а кто-то внутри него умолял - не спеши, не спеши, впереди теперь целая жизнь!

- Что-нибудь еще заказать? - наконец спросил он, чтобы хоть как-то сгладить возникшую неловкую паузу.
- Нет, давай уйдем!
На улице Вика заметно повеселела. Теперь она говорила без умолку: Вспоминала школу, смеясь, рассказывала об их с Ма¬риной детских проделках. Димыч шел молча рядом, слушал не перебивая. Возле одного из домов Вика остановилась:
- Здесь я живу!
Она подняла руку, чтобы поправить волосы, но неожидан¬но ее рука оказалась в руке Димыча. Неизвестно, кто включил свою сварку, но только кипели они, кипела их кровь, кипели их души. Через несколько мгновений не нужны стали слова, каждый знал, что чувствует другой. Если бы Димыч привлек ее к себе, она бы уже не смогла сопротивляться, но он просто стоял и сжимал ее руку. Справившись с волнением, она тихо произнесла:
- Я пойду, ладно? - хотела освободить пальцы, но он сжал их сильнее.
- Я буду ждать тебя здесь в три часа. - наконец произнес он хрипло.
- Да! - выдохнула Вика, он разжал пальцы, и она, больше ничего не сказав, быстро скрылась в тени деревьев.
-
На четвертый этаж она взлетела; перевела дыхание, тихо открыла дверь, не включая свет, прошла в комнату, отодвинула штору окна, внимательно вглядываясь во тьму. За стеной послы¬шались шаги:
- Пришла? - услышала она голос матери.
- Пришла! - улыбнулась в темноте Вика, почувствовав себя маленькой, нашалившей девочкой.
- Марина звонила, тебя искала!
- ... Я по городу гуляла, - помолчав, сказана Вика и вдруг добавила, - не одна.
-... Нашлепать бы тебя по одному месту... Артемка со мной спит, ты у себя ложись!

- Ладно, мама, ты иди спать, я сейчас лягу!

Вздохнув, мать вышла Вика села в кресло и попыталась собраться с мыслями, но не тут то было; она вся горела как факел, а в голове вертелось только два слова - Дима, Димочка - люблю!...
Так и не сумев сосредоточиться, она взглянула на часы, обе стрелки приближались к семи; она и не заметила, как наступило утро.
Взяв в руки телефон, глубоко вздохнув, Вика набрала но¬мер:
- Алло! - послышался сонный голос в трубке.
-... Антон!
- Вика? - Антон моментально проснулся. - Вика, что слу¬чилось? Вика! Алло!
- Антон!.. Я хотела тебе сказать, что не вернусь домой! То есть, я к тебе больше не вернусь!
- Что? Вика, ты, что так обиделась из-за того случая на даче? Но это же глупо! Ну, хочешь, я
- Нет, Антон, нет! Прости меня, пожалуйста - есть другой человек, другой мужчина. Я влюбилась, Антон!
- Бред какой-то - что ты говоришь, какой мужчина?
- Прости меня! - Вика положила трубку, не в силах больше говорить.

Она готовилась к этому разговору каждую минуту, пока была с Димычем, но, услышав голос Антона, растерялась, сказала все не так и не то. И все же ей стало легче, она почувствовала усталость, поднялась с кресла, зашла в свою комнату, разделась, легла в приготовленную постель, и, как будто провалилась, мо¬ментально уснула.
Проснулась она оттого, что кто-то стоял возле кровати и внимательно на нее глядел. Открыв глаза и увидев Антона, Вика вздрогнула:
- Ты здесь?
- А где мне быть, по твоему?
Вика села в кровати, спросонья туго соображая. Вдруг в мозгу словно резануло - Дима! Он будет ждать! Господи, что я наделала!?
- Который час? - спросила испуганно.
- Скоро десять! - Антон все так же стоял и смотрел на нее.
«Быстро приехал, наверное, у отца машину взял». - поду-


мала Вика; встала с постели, накинула халат, распахнула шторы на окне:
- Вика, я жду - давай говори! - не выдержал Антон.
- Что говорить?
- Это все правда, что ты по телефону - кто он?! -... Художник!

- Так... Богемной жизни захотелось - вино в одной руке, сигарета в другой, глаза в потолок, мысли исключительно только о судьбе человечества...
- Антон!
- Ты была с ним? Говори - ты уже была с ним?! - Антон подскочил к ней. руки его непроизвольно сжались в кулаки.
- Да! - неожиданно быстро, не подумав даже, сказала Вика. Она видела, как его рука поднимается вверх, чуть прикрыла гла¬за: «Сейчас он ударит и уйдет, больше не захочет меня видеть», - теперь ее мозг работал как часы, четко, хладнокровно.
Но Антон только провел рукой по ее волосам, промычав что-то невнятное, сжал их в кулаке и отпустил. Сел на кровать, обхватив голову руками, и тут же поднялся:
- Собирайся - дома поговорим! Мы будем ждать в машине!

Он вышел, а Вика осталась стоять у окна. Слушая, как раз¬говаривают мать с Антоном, как он неловко отказывается от чая, как радостно запищал Артем, услышав, что поедет домой на ма¬шине, она медленно-медленно приходила в себя; как будто про¬буждалась от глубокого гипнотического сна.
«Что это было? Как я могла так потерять голову? Как девчонка - боже мой, как глупая девчонка!» Она вспомнила зоопарк, ресторан и теперь ее щеки пылали от стыда. - «Уехать, уехать, уехать! Он поймет - немного подождет и поймет! Только не видеть его! Больше никогда!..»

Вика стала лихорадочно переодеваться, словно боясь, что он вот-вот появится. Войдя в кухню, она поцеловала обескура¬женную, недоумевающую мать:
- Я позвоню тебе, мама!
- Вика, Вика - что ты творишь?!
- Мамочка, я еще ничего не натворила - не волнуйся, все будет хорошо. Я пойду, Антон ждет! - У двери она останови¬лась:
- Мама, если будут спрашивать мой адрес и телефон - не говори, никому, пожалуйста!



Она еще раз поцеловала мать и вышла. Увидев, что Вика выходит из подъезда. Антон завел машину. Едва она села на заднее сиденье, он резко тронулся с места.

Димыч остановил машину в тени деревьев, взглянул на часы - почти половина третьего, полюбовался шикарным буке¬том, лежащим рядом, на сиденье и устремил взгляд на заветный угол, откуда должна была появиться она: «Неужели она будет ждать трех часов? Вика, девочка моя, не обижайся, но сегодня я тебя не отпущу и никогда теперь не отпущу». Он не замечал, что улыбается своим мыслям и от нетерпения все крепче сжимает руль. Когда секундная стрелка, сделав последний круг, отметила три часа и, не останавливаясь, устремилась дальше, он все еще улыбался - решила опоздать на первое свидание... Через час он подумал: «Наверно сына не с кем оставить», и стал терпеливо ждать. Но в пять часов Димыч не на шутку встревожился - что могло случиться?

Было уже начало седьмого, когда он остановился возле те¬лецентра. Марина оставалась в студии одна и как всегда, сидела за компьютером.
- Димыч! - удивленно подняла она глаза: - Ты не уехал? - в ее голосе прозвучали тревожные нотки.
- Марина, позвони, пожалуйста, Вике! - попросил Димыч, не отвечая на ее вопрос.
- Что? ... Нет! Димыч, ты хочешь сказать, что вы, что ты... Нет! Это подло, как ты мог?! - Марина подскочила к нему, но он перехватил ее руки, сжатые в кулаки:
- Марина, я ничего ей не сделал - мы просто гуляли по городу. Мы договорись встретиться сегодня, но Вика не пришла. Пожалуйста, позвони ей!
- Никогда! - решительно сказала Марина, высвобождая руки: - Никогда - ни за что! Слава богу, у нее хватило здравого ума вовремя остановиться! Димыч, умоляю - оставь ее в покое!..
- Марина, я люблю ее... И она любит, она не могла так просто не прийти. Позвони ей, поговори сама - если она скажет, что не хочет больше меня видеть... я оставлю ее в покое!
Марина посмотрела на него долгим взглядом и все же под¬няла трубку:
- Здравствуйте, теть Надя. Вика дома? - она помолчала,
слушая, и снова спросила: - А что, Антон за ней сам приехал?..

Димыч закрыл глаза. Его охватило отчаяние: «Боже мой!



Как я не подумал, что она захочет, чтобы все было по честному!.. Вика. Вика, ты так стараешься быть взрослой, но от себя не убе¬жишь! Как наивно было думать, что он поймет тебя, твои чувс¬тва, поймет и отпустит. Девочка моя, он будет защищать себя, в первую очередь, свое счастье - это закон жизни. А ты и есть его счастье, ты принадлежишь ему! Но и я не смогу' без тебя - не хочу жить без тебя! Что делать - что же теперь делать?..

- Димыч, ты слышишь меня? - он не замечал, что Марина давно тормошит его за рукав:
- Слышу! - наконец взглянул на нее.
- Димыч. ты обещал - Вика выбрала семью, она уехала с мужем домой!
- Она не любит его, она несчастлива с ним, Марина!
- Как ты можешь так говорить! Они вместе уже пять лет и были счастливы - если бы Вика не приехала ко мне на день рож¬дения, они были бы счастливы всю оставшуюся жизнь!
- Но она приехала, и мы встретились!..

В глазах Димыча было столько нежности и боли, одновре¬менно, что Марина на миг даже поверила в то, что он действи¬тельно любит, но тут же отогнала эту мысль, как бредовую.
- Дима, Димочка! - почти, взмолилась она: - Не губи
Вику! Антон любит ее. Он все сделает, чтобы она была счастлива.
У них Артемка маленький! - увидев, что он не слышит ее, она
схватила его за плечи и стала трясти: - В конце концов - если ты
ее любишь, дай ей время самой разобраться и решить - так будет
честно, по крайней мере! Господи - зачем только она приехала!

Услышав последние слова Марины, Димыч вдруг вспом¬нил голос Вики, ее слова «Дима, пожалуйста, не торопи собы¬тия!»... вспомнил ее глаза....
Неожиданно для Марины, он вдруг широко улыбнулся, в его глазах блеснул огонь.
- Ты настоящий друг, Марина! - он поцеловал ничего не понимающую девушку и направился к выходу, уже у самой двери повернулся: - Скажи, он не обидит ее - я имею в виду - физи¬чески?
- Что ты, Антон не такой, нет!
Димыч еще раз улыбнулся ей и вышел. Сев за руль, он взглянул на букет, взял его в руки и вышел из машины. Увидев пожилую женщину, идущую навстречу, направился прямо к ней:
- Извините, вы не позаботитесь об этих цветах: дело в том,


что моя невеста опаздывает. Я ее дождусь, а вот цветы вряд ли: им нужна вода!..
- Вы хотите, чтобы я их взяла?
- Да, конечно, прошу вас - возьмите, поставьте в воду!
- Какие красивые - как жалю, а может быть ваша девушка сейчас и придет?
- Нет, сейчас не придет! - Димыч одарил женщину своей обворожительной улыбкой и сел в машину.

Марина наблюдала за ним в окно, и когда он отъехал, вер¬нулась к телефону, набрала номер:
- Здравствуй, Антон! - она не успела договорить, как ус¬лышала короткие гудки, он бросил трубку. Марина снова, набра¬ла номер, упорно ждала, пока он подойдет:
- Антон, выслушай меня, пожалуйста - я ничего не знала, честное слою! - так как он молчал, она продолжал говорить в пустоту: - Я ушла на работу, а Вика осталась у меня. Она обещала дождаться, но когда я вернулась, нашла только записку. Я сама ее искала и даже не думала, что они вместе. Димыч должен был уехать... Он сейчас был у меня. По-моему, он немного не в себе и, наверное, не успокоится, будет искать ее. Может, вам лучше уехать куда-нибудь, на время? …
- Антон, где Вика?..
- ... Лежит! - произнес он после долгой паузы и добавил, - кто он, этот Димыч? - слушал молча, не перебивая. Они пого¬ворили еще немного, и он положил трубку, так и не позвал Вику к телефону.

За весь день они не обмолвились ни словом: Приехав до¬мой, Вика зашла в спальню, легла на кровать и накрыла голову подушкой. Она не слышала, как Антон куда-то звонил, как при¬ехала свекровь, уговорила притихшего Артемку поехать на дачу и увезла его. Антон, как загнанный зверь, метался по комнате, садился и вскакивал, порывался пойти к ней и возвращался.... Уже поздно вечером он вошел, наконец, к ней в спальню, вклю¬чил свет.
Вика даже не шелохнулась; он сел напротив:
- Садись, поговорить надо!
Тяжело вздохнув, она села: несколько мгновений они ис¬пуганно смотрели друг на друга - один день изменил их до неуз¬наваемости, они словно постарели на несколько лет: осунувшие¬ся лица, впавшие, полные тревоги и отчаяния глаза, за весь день ни один не вспомнил о еде.



Не видя своего лица, взглянув на Антона, Вика ужаснулась; ей стало невыносимо жалко, его и себя. Но ее взбунтовавшееся сердце, впервые в жизни отказывалось слушать голос разума: подчиняясь воле невидимого режиссера, оно могло испытывать только жалость к этому мужчине, родному и самому близкому еще вчера, а к тому, чужому, незнакомому, стремилось, и готово было разорваться на кусочки от боли.

- Если тебе будет легче, - сказала она хрипловатым голо¬
сом первые за весь день слова, - ... мы не были с ним близки! ...
Но я люблю его!..
Две крупные слезы покатились по ее щекам. Антон сжал ладонями виски, закрыл глаза, качая головой, словно не желая слушать ее!

- Вика, Вика, что ты делаешь со мной, с нами, с нашей
семьей! Ты убиваешь меня! Я же люблю тебя! Я люблю тебя так,
как ни один мужчина не сможет тебя любить - неужели ты до
сих пор этого не поняла'? Почему, скажи - почему это случилось?
Ведь ты любила меня, у нас было все хорошо, у нас замечатель¬-
ный сын! Да, конечно - конфликты какие-то, недоразумения - но
это бывает у всех, это жизнь... Ты прекрасно знаешь, почему воз¬-
никали эти конфликты - мне не хватало тебя, твоего внимания: Я
ревновал тебя ко всему - к твоим книгам, к твоим ученикам, даже
к твоим стихам... Но разве я виноват, что люблю?! ...

Вика беззвучно плакала, ее лицо было мокрым от слез, Ан¬тон часто отворачивался, смахивая скупую мужскую слезу, и сно¬ва смотрел на нее. Она молчала: ни оправдывалась, ни объясняла ничего; а его. наоборот, страх потерять ее сделал красноречивым: Он говорил и говорил - вспомнил их первую встречу, знакомство, вспомнил свадьбу и рождение сына: Память его как будто хранила каждый день их жизни в строгой хронологии. Вика молча слу¬шала, иногда удивленно поглядывала на него, потом даже стала улыбаться: Теперь они походили на супругов после очередного юбилея, не хватало только семейного альбома с фотографиями. Заметив перемены в настроении жены, Антон заговорил с еще большим жаром:
- Вика ты сейчас со мной - значит, я тебе не безразличен!
Знаешь, давай все забудем - прости мне ту дурацкую выходку на
даче: если хочешь, вообще там не работай! Вика!.. - он протянул
к ней руки, обнял за плечи. Вдруг она почувствовала, как ледяной
холод обжег ее сердце, в то же мгновение Антон отпрянул от нее,
соскочил с места.


- Черт. черт, черт! - метался он по комнате. - Наваждение какое-то - я не могу обнять собственную жену! У меня такое чувс¬тво, что нас здесь трое! Извини - я сегодня буду спать на диване! - вышел и закрыл за собой дверь.

Как не крепился он, обида вырвалась наружу и завладела всем его существом - как она могла, как могла променять его на какого-то Димыча!
Вика осталась сидеть неподвижно - не позвала и не пошла за ним. И, вообще, она думала о том, как долго Димыч ждал ее: полчаса, час, что подумал о ней? ... «Нет, все. хватит думать о нем!» - тряхнула она головой, встала, разделась, выключила свет и легла в постель.

Спала она недолго, беспокойно просыпаясь и снова впадая в забытье.
Было еще раннее утро, когда она, открыв глаза, услышала внутри себя ясный, четкий вопрос; «Что я здесь делаю?» Она ле¬жала тихо-тихо и где-то в глубине ощущала уже знакомые чувс¬тва, приятной легкости, свободы. А еще поняла, что уже знает решение и с Антоном не останется. То, о чем когда-то трудно было даже подумать, до конца осознать, сейчас казалось простым и очевидным. Если эта, стереотипно-благополучная жизнь не ее, если в ней нет ее, Викиной сути - она как будто проживает чужую жизнь; так зачем ее продолжать, зачем жить в обмане? А какая жизнь ее, она сейчас не представляла: как будет жить дальше, не знала... Так же быстро Вика решила и судьбу сына: она считала его неразрывной частью себя, а значит, что бы теперь не случи¬лось - он будет рядом с ней...

Вовсе не Димыч был причиной столь значительных пе¬ремен в ее жизни: просто судьба свела их, когда Вика уже готова была сделать этот шаг - в никуда. Возможно, что любовь к нему и делала ее сейчас такой решительной, уверенной в своей пра¬воте, но будущее свое с Димычем Вика не связывала. Она даже подумала - если так получилось, то может им вообще не стоит больше встречаться, но. почувствовав острую боль, где-то в гру¬ди, быстро отогнала эту мысль. Увидеть - увидеть его еще раз, все остальное - потом....

Она встала, оделась, обвела взглядом комнату, но, так и не взяла ничего из вещей, вышла. Она думала, что двигается очень тихо, но, подняв глаза, вздрогнула, увидев Антона - он стоял пос¬реди прихожей и молча смотрел на нее:


- Антон, прости меня - я ухожу! - сказала она и с трудом,
но посмотрела ему прямо в глаза.
- Ты нужна ему будешь ровно неделю - ты это знаешь!
Вика грустно улыбнулась: сейчас ее больше волновал он
сам. Она боялась, что он не отпустит ее: снова этот долгий раз¬говор ни о чем, обиды, мольбы: Но Антон даже не шелохнулся, когда она проходила мимо:
- Вика! - произнес он не поворачивая головы, она оста¬-
новилась. Теперь они стояли спиной друг к другу. Все так же,
не оборачиваясь, он говорил твердым, решительным голосом:
- Если ты сейчас уйдешь, знай - обратной дороги не будет! Я
тебя не прощу! Сына не отдам!
Вика вздрогнула.
- Это нечестно, Антон!
- Не тебе рассуждать о чести!
Она молча смотрела на дверь и вдруг подумала: «Сейчас мне надо уйти, просто уйти». Не обернувшись, ни сказав ни сло¬ва, Вика шагнула через порог...

Руки Димыча были в краске, рубашка, растрепанные воло¬сы были в краске, взгляд отрешенный, какой-то безумный. Вика с нежностью смотрела на него. «Наверное, я так же нелепо выгля¬жу, когда сижу ночью на кухне, уставившись в потолок». - поду¬мала она и улыбнулась.

- Если скажешь хоть слово, ты меня больше не увидишь,
- опередила его Вика. Она не хотела слов, даже боялась слов. Воз¬-
можно, потому что была напряжена до предела -забыв о гордости,
о сыне, обо всем на свете, она пришла к нему, к Димычу, сама.
Улыбнувшись, он молча посторонился, пропуская ее вов¬нутрь. Так же напряженно, нерешительно Вика двигалась по прихожей, наполненной стойким запахом краски; Димыч шел следом. У двери в комнату она остановилась и повернулась. Они оба молчали - но их глаза!..

Димыч поднял руки, но, увидев, как они измараны краской, виновато взглянул на Вику, не решившись ее обнять. Она взяла их в ладони и прижала к своим щекам, закрыла глаза... Что бы она не думала, как бы не храбрилась, но именно ради этого момента она поставила на карту все: свою жизнь, свою судьбу, даже судь¬бы самых близких людей - ради того, чтобы почувствовать его рядом, почувствовать его дыхание на своем лице. Какие демо¬ны овладевают женщиной, когда ей вдруг становятся неведомы


страх, жалость, боль: и никакая Анна Каренина, и миллионы бе¬зымянных Ев не в силах ей помочь своим печальным опытом.

Вдруг Димыч взял Вику за руку и все так же молча повел за собой, открыл дверь в одну из комнат - запах краски стал еще резче.
Большая комната казалась асимметричной, была раз¬делена как бы на две половины: массивные шкафы с темными стеклянными дверцами, письменный стол, заваленный книгами и журналами, небольшой кожаный диван, рамы всевозможных размеров, какие-то рулоны; все это находилось с одной стороны. Вдоль противоположной стены - какое-то механическое устройство, а на нем, прямо посередине, был натянут холст, внизу на подставке краски, кисти...

Еще от две¬ри холст привлекал к себе внимание ярким, оранжево-красным пятном. Подойдя ближе Вика увидела, что на нем был изобра¬жен огонь: яркие языки пламени образовывали круг, а в каждом из них корчились в агонии человеческие тела. На кого-то, прямо сверху, падали деньги, но в руках человека они воспламенялись, и к его ногам уже сыпался пепел. Кто-то извивался в пылающей луже, вылитой из упавшего фужера, размер которого был больше самого человека, кого-то зажала в тиски колода карт. Некоторые фигуры были едва заметны, словно тени, уже растворившиеся в огне. Центр огненного круга занимали мужчина и женщина, схлестнувшиеся в экстазе, их тела напоминали уродливого паука. Лица всех людей были похожи на маски, потому что глазницы их были пусты, и в них светился огонь.

Верхнюю часть круга пересекал голубоватый шлейф, по¬хожий на хвост кометы. Этот след оставляла за собой голубая бабочка, летящая сквозь огонь. Вглядевшись, Вика увидела, что внутри шлейфа, сквозь голубоватую дымку тумана проглядыва¬ется даль. И в этой дали, можно было различить зеленый луг, кра¬сивый белый дом на берегу реки или озера; еще дальше цепоч¬ка гор с белоснежными вершинами и сине-голубое небо... Вика долго смотрела, наконец, повернулась:

- Что ж, - ее улыбка была чуть виноватой, - теперь мне остается только уйти, и как можно быстрей - иначе этот нежный образ в твоей голове рассыплется в прах; потому что я - женщи¬на, обыкновенная, из плоти и крови, от них ничем не отличаюсь! - она, не поворачивая головы, повела плечом в сторону холста.
Улыбаясь, Димыч молча сжал ладонями ее лицо и стал осыпать его поцелуями:


- Димочка! - прошептала она и больше не сопротивлялась,
отдалась своему чувству вся, без остатка.

Какой ураган пронесся над ними, какой смерч подхватил, поднял на самую вершину, а потом швырнул на диван их измож¬денные, выжатые, полу раздетые тела... Они не разговаривали, не смотрели друг на друга, лежали, прислушиваясь, каждый к своим ощущениям.
- У тебя вода горячая есть - душ принять? - снова первой заговорила Вика.
- Можно с тобой? - Димыч произнес первые за все время их встречи слова.
Вопрос был неожиданным: Вика посмотрела на него, по¬том на картину, снова на него, улыбнулась: - А что, в этом что-то есть: Когда-нибудь ты станешь знаменитым, недоступным, я буду говорить - фи, да я с ним вместе душ принимала - ничего особен¬ного! Или лучше книгу об этом напишу и тоже прославлюсь!..
- Авантюристка, графоманка!
- Я честно предупредила - тебе решать! - пожала она пле¬чами, натягивая джинсы.

Ее кураж пропал, когда Димыч вошел вслед за ней в ван¬ную, с двумя махровыми халатами в руках. Вика растерянно за¬моргала, легкий румянец заиграл на щеках. Димыч обнял ее за плечи: - Хочешь на один вечер стать ребенком, маленькой девоч¬кой? Тебе ничего не надо делать - просто расслабься, доверься мне! - он смотрел на нее с нежностью.
- Ты и раздевать меня будешь? - смущенно улыбнулась
Вика.
- И купать, и носить на руках, и с ложечки кормить!...
Теплые, упругие струи воды забарабанили по макушке, мягко растеклись по волосам, по лицу. Димыч нежно касался пальцами ее опущенных ресниц, смывая с них краску, не давая глазам открываться. Она даже не представляла, что прикос¬новения рук могут быть такими обжигающе-сладкими: как будто каждая ее клеточка отвечала им любовью...
В безмолвной тишине текла вода; обиженное, забытое вре¬мя утекало вместе с ней.

Когда Вика уже хрустела от чистоты и чувствовала легкую усталость, она чуть скосила глаза, отвела руку и закрыла кран с горячей водой, в тот же миг Димыч обхватил ее за талию, и крепко прижал к себе - они захохотали, извиваясь под холодными струями.



Как заботливый папаша, он долго ее не мучил, быстро перекрыл воду. Потом она стояла на коврике; он вытер ей лицо, волосы, надел на нее темно-синий халат, в котором она утонула, оделся сам.

Кухня Димыча была уютной, не загроможденной: видно было, что хозяин тщательно продумывал необходимость каждой вещи, самого маленького предмета, находившегося здесь.
Вика сидела на мягком диванчике, за столом, наблюдала, как Димыч готовит кофе. Остатки вины перед Антоном таяли в ее сердце. Только теперь, она поняла, что с ним ее соединяли привя¬занность, дружба, чувство благодарности, но не любовь. Видимо этот маленький нюанс, как ошибка, закравшаяся в стройный вы¬числительный ряд, вел их брак к логичному завершению...


- Действительно замечательный кофе! - улыбнулась она, отпив глоток.
- Что еще хочет моя маленькая девочка? - Димыч сидел рядом, очень близко, перебирал рукой еще влажные пряди ее во¬лос.
- Вообще-то, я приехала выпить кофе с художником!
- И все?
- Все!
- Здорово! Пришла, запретила говорить, свела с ума бед¬ного художника - соблазнила: и это, по-твоему - просто выпить кофе?
- Но я же не знала, что он такой слабохарактерный и на¬ивный...
- А теперь, когда знаешь, неужели бросишь на произвол судьбы?
- Чем же я могу помочь?
- Выйди за него замуж! ...
- Ты думаешь, он будет счастлив?.. На самом деле это мо¬жет обернуться для него божьим наказанием - ведь он меня сов¬сем не знает!
- А ты и не говори ему правды - пусть наивный думает, что ты его осчастливила: «Ах, обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад». ... Значит - да?

Вика внимательно, чуть удивленно смотрела на Димыча: его поведение и слова никак не увязывались с тем, что она слы¬шала о нем от Марины...
- Дима, - наконец заговорила она. - ты чувствуешь - нас
что-то соединило, какая-то невидимая нить, ты ее чувствуешь?



- Да! - он был очень серьезен.
-... Давай просто будем вместе, пока мы оба чувствуем эту ниточку, ее натяжение!..
- Согласен! - быстро, не раздумывая, скатал Димыч.
Более неопределенного ответа на его предложение, наверное,
нельзя было придумать: вошла, а дверь оставила открытой.
И все же - это было согласие. Димыч был счастлив как маль¬чишка. Он сжимал ее хрупкие плечи, смотрел в глаза и чувство¬вал - это та женщина, от которой он хочет иметь детей, которую хочет видеть рядом с собой и в тот миг, когда придет время уми¬рать. Он вдруг ощутил свою жизнь, как незавершенную картину из штрихов и линий, которая волшебным образом заиграла крас¬ками, превращаясь в изящную, цельную композицию, желанную его сердцу!

- Вика, Вика - это чудо, как я тебя люблю! - прошептал он,
целуя ее чуть приоткрытые, горьковатые от кофе губы...
Они лежали в постели обнявшись, когда Димыч неожидан¬но спросил:
- Вика, где твой сын?
Она вздрогнула, немного помолчала, глубоко вздохнула:
- Он у свекрови: Антон сказал, что не отдаст его мне, но я никогда не смирюсь с его этим решением. Сейчас ему тяжело, но когда он немного успокоится, я поеду туда. Умом я понимаю, что Артем не у чужих людей, может быть ему там и хорошо: но мы очень привязаны друг к другу, без меня ему будет плохо - я знаю...
- Хочешь, я поеду с тобой?
Вика ничего не ответила, улыбнувшись, потерлась щекой о его плечо: немного помолчав, Димыч продолжал:

- Знаешь, пока я тебя ждал, я все продумал: У меня есть
немного денег; хватит, чтобы построить большой дом на земле.
Весь дом будет разделен на три части: общую - она будет по¬
больше, мужскую – мою, и женскую - твою. Помнишь: в старину были мужская и женская половины дома. Это не прихоть и не каприз - это даст нам возможность быть относительно свободны¬ми: если, конечно, будем придерживаться правила:… Когда кто-то
из нас уходит на свою половину, другой ни входить, ни стучать,
ни в коем случае не должен: считать, что его просто нет дома,
пока он сам не выйдет. Только детям - полная свобода действия и
передвижения. Как тебе моя идея?



- Ну-у-у, в общем-то, неплохая. - протяжно заговорила Вика: - Но предположим, ты у себя, я это знаю, и мне захотелось тебя увидеть, очень захотелось - умру, если не уважу, тогда что?
- Тогда-а-а. - в тон ей заговорил Ди.мыч. - подойдешь к моей двери и будешь тихо, тихо скрести, как мышка. Не изверг же я, не дам умереть!.. Но чтобы это было в первый и последний раз! - он приподнялся и с шумом навалился на Вику, целуя, куда попа¬ло: она завизжала уворачиваясь, но вдруг затихла в его руках...

Потом Димыч смотрел, как она засыпает, борясь со сном, но усталость взяла верх, и она уснула с улыбкой на губах... Он бо¬ялся шевельнуть рукой, дышать глубоко боялся, смотрел на нее и вспоминал их первую встречу, ее улыбающееся лицо в охапке хри¬зантем, сладкий холодок в своем сердце, разговор на балконе...

Вспомнил, как жаловался ей на греческих богинь и улыб¬нулся, про себя подумал: «Милые мойры, каюсь: был не прав; беру свои слова обратно: вы самые молодые и славные девушки на свете. Если хотите, я напишу ваши портреты. Вам надо только присниться мне, а память у меня отличная! Как все просто, ког¬да любишь», - еще успел подумать он, засыпая; легкая улыбка блуждала на его губах...
404