Les hommes de ma vie

Не люблю я задушевных вагонных разговоров. Потому как свято уверен, что тот, кто изливает свою душу, мягко говоря, не честен с собеседником. Если у человека проблемы, то он всенепременно сгущает краски: вот у меня какое горе горькое, жалейте меня, жалейте. По сути, пытается переложить свою головную боль на других. А если всё хорошо, тут и приукрасить можно: смотрите и завидуйте, как у меня всё славно складывается.
А чего, вываливай всё на попутчика, всё равно, никогда больше не встретитесь…

* * *
Захожу в купе. Картинка классическая: на столе початая бутылка коньяка, порезанный перочинным ножиком лимончик, плитка шоколада, грустящий в проплывающий за окном пейзаж, попутчик. Обернулся в мою сторону, щелкнул по бутылке, вопросительно вскинув брови. Я кивнул в ответ. Так же молча, он достал вторую пластиковую рюмочку, плеснул мне, плеснул себе.
- Серёга, - представился и коротко выдохнув, опрокинул в себя коньяк.
Первые три рюмки выпивали молча, кривясь, закусывали лимоном, рассасывали дольки шоколада.
- Ты извини, - начал попутчик, - паршиво мне… Запутался я, а поговорить об этом, по большому счёту, и не с кем…
«Опаньки, - подумал я, - попал, сейчас излияния начнутся». И подавив вздох, изобразил внимание на лице и обреченно приготовился слушать.
- Ты, это… Если не хочешь всяких там разговоров, - виновато продолжил он, - скажи, я ведь всё понимаю…
Я только плечами пожал: да чего там, давай уже, валяй…
…Серёга не жаловался, а просто размышлял вслух, пытался привести собственные мысли и чувства в порядок.

* * *
В дверь не просто стучали - ломились. Вставать из-за компьютера не хотелось – работы хватало. Тем более что это явно был кто-то непрошеный. Жена с ребенком – на отдыхе. Решили удлинить себе лето и в середине мая махнули в Турцию. Вернутся только дней через пять. Дружище свалил к родителям копаться в огороде, наконец-то выгрыз себе неделю после трехлетнего трудового запоя.
Негодуя в душе на чью-то бесцеремонность, поплелся к двери. Дверь распахнулась сама, как только я повернул собачку замка. Некто пронесся мимо и шмыгнул в комнату. С лестничной клетки доносились суетливые шаги вверх-вниз, возбужденные голоса. Ошалело похлопав глазами, запер дверь и двинул следом. На полу, между процессором и телеком, подтянув ноги к подбородку и обхватив их руками, сидела особь женского пола.
- Чьих будем? – попытался установить контакт.
В ответ – ни гу-гу.
Отпустив банальную шуточку что-то вроде: «…а вокруг - тишина и мертвые с косами стоят», снова уселся за комп. Когда вынырнул из работы, оказалось, что уже поздний вечер. Сунув сигарету в зубы, двинулся к балкону, скашивая глаза на «оккупированную» территорию. А там – никаких движений и размеренное дыхание спящего человека.
«Ситуевина, однако… - вяло размышлял я, выдыхая дым в ночное небо. – Выгонять поздновато, да и угрозы, вроде бы, никакой. Ладно, утро вечера мудренее…»
Сходил за пледом, прикрыл её. Даже не пошевелилась. Я присел на корточки, пытаясь рассмотреть непрошеную гостью в тусклом свете луны и монитора. «Блондинка, правда крашенная… Не Мерилин, но симпатичная…»
Еще немного подумав о загогулинах судьбы, ухмыльнувшись своему, невесть откуда вдруг прорезавшемуся фатализму, завалился спать. Уже в полудреме, подумал, что можно было оставить ей на утро смешную записочку: «Янки, гоу хоум!» или «Свободу народам Африки!» Но вставать было лень - угрелся под одеялом.

* * *
Утром уже никого не было. Об «оккупации» напоминал только скомканный плед на полу. Входная дверь была аккуратно прикрыта, все вещи на месте. «И на том спасибо», - буркнул я себе под нос, отправляясь в ванну.

* * *
- Привет!
- Привет…
Почему-то я не удивился, когда, вечером открыв дверь на деликатный звонок, обнаружил её на пороге. Но смутился, когда она, протянув пакет с продуктами, чмокнула меня в щечку. Застыл в прихожей с этим пакетом, как дурак с писаной торбой. «Отомри! - сказала она чуть насмешливо, - и, вообще, поухаживай за дамой!..»
- Э-м-м-м, прошу-с… - согнулся в полупоклоне.
Верное направление было найдено – дурашливый псевдоаристократический тон мне удавался всегда. Пользуясь таким прикрытием, можно было даже гадости говорить. Одни не понимали, другие – их большинство – тушевались, не знали, как ответить на вежливое хамство. Правда были еще и третьи – те сразу лезли в драку. К счастью, такие экземпляры попадались крайне редко.
Весь вечер потягивали пивко под легкие закусочки.
Я попытался было выяснить насчет вчерашнего, но она только махнула рукой:
- Да, пьянь всякая… Всё нормально, не заморачивайся. Ты лучше музыку поставь.
- Французский шансон слушаешь? – я решил соригинальничать. - У меня как раз сейчас такой музыкальный период – французский. Вот надергал из интернета Азнавура, Барзотти, Далиду, Гинзбура…
- О, ретро, - давай…
Болтали о всяких пустяках, стараясь не нагружать друг друга. Приглядывались-присматривались… Иногда она тихонько подпевала, если песня была знакомая. Когда запела Далида, она подобралась, стала внимательно вслушиваться:
- Кто это, о чём она поёт? Господи, как поёт…
Я тоже прислушался:
- Это Далида, «Les hommes de ma vie». Переводится как «Мужчины в моей жизни». Она поёт о своих мужчинах, о том, что ни о чём не жалеет, и о том, что у каждой женщины обязательно будет свой идеальный мужчина…

* * *
Все произошло само собой. «По обоюдному согласию и к обоюдному удовольствию», - её слова. Это вообще была одна из её любимых фразочек.
Когда она кончала… Нет, такое слово к ней не подходило. Когда она взлетала, то сжимала на миг бедра, по-кошачьи выгибалась в талии и трогательно изламывала левую руку… Ручку, лапку… Совсем, как ребенок. Вообще, эта адская смесь детскости и, как бы это так выразиться, - матерой женственности, что ли, - делала её невероятной.
Ее бурная, но без лишнего напряга, любовь к жизни, захватывала меня. Заставляла и к себе относиться по-другому. Бережнее, что ли: было для кого себя беречь.
Понемногу вспоминалась «наука страсти нежной», казалось бы, давно и напрочь забытая. Нет, не та - «под ножку – и на раскладушку», а «охи-вздохи при луне»: много стали значить взгляды, прикосновения. У нас даже появилась своя игра: кто-нибудь начинал петь куплет песни - из тех, из французских, чаще всего, из так понравившейся ей Далиды – а другой должен был продолжить.
Я понимал, что влип: после обмена SMS-ками или телефонного разговора с ней, не мог полчаса работать – тряслись руки. Даже после случайных соприкосновений меня начинало лихорадить, а сердце учащенно бухало. При этом я совершенно не понимал, почему она обратила на меня внимание: староват для неё, не Рокфеллер…
Но, тем не менее, долго ходили вокруг да около, пытаясь все свести к приятным отношениям или, как выражался дружище-циник, – «безвозмездной гормональной поддержке». Пока в один из вечеров на излете теплых дней, в какой-то летней кафешке, она почти без голоса, одними губами не выдала: «Я тебя люблю!» Я испугался… Понес всякую чушь о том, что «это слишком сильные слова, мы мало знаем друг друга…»
А она оказалась молодчиной. Этот случай и, наверняка, обида, как бы растворились в ней - она ни разу не возвращалась к теме.

* * *
Жена явно что-то такое чувствовала. И хотя прямо ничего не говорила, начались конфликты по пустякам, иногда перерастающие в бурные сцены с ором и хлопаньем дверями, а однажды – и с разбитой чашкой. Чего в их семье отродясь не бывало.
Я инстинктивно выбрал для себя защиту – поменьше быть дома. Допоздна засиживался на работе или, если от службы уж совсем тошнило, бесцельно шатался по городу. Но встречи с ней становились все реже. У неё работа, сессия – второе образование получала, плюс какие-то вечные накладки у меня…
Чувствуя себя кругом виноватым, я все больше замыкался. Даже на работе участливые коллеги интересовались: все ли в порядке? Фраза-отговорка «да просто устал чего-то…» для меня стала дежурной.
Последний раз мы пересеклись уже после Нового года. Сидели в каком-то кафе у черта на рогах. Я бормотал о том, что она стала занимать слишком много места в моём сердце и голове… Попытался даже тихонько напеть из её любимой Далиды «vous, vous aussi…» Но все это было так не убедительно, что я в конце концов, злясь на свое, вдруг невесть откуда появившееся косноязычие, просто надрался водки. Спиртное развязало язык, но сковало мозги. В голове, как козленок на короткой привязи, вертелась только одна мысль: ведь потеряю же! А ехидный ум подбросил уж совсем непотребное: ну прям как в американском сериале про медиков – «мы его теряем!..»
Тьфу!..
Короче, с бухты-барахты наговорил три короба гадостей. Естественно, она обиделась и умчалась домой. Хуже всего было то, что вызвонила приятеля с авто – полный нокаут!..

* * *
Три дня прошли в попытках объясниться по аське. Вроде, как и наскакивали друг на друга, но складывалось такое впечатление, что до конца каждый своего электронного виз-а-ви не добивал. Жалели, не хотели окончательно сжигать мосты?..
Когда на четвертый день, она не объявилась в «аське», у меня началась паника. Я буквально изнасиловал иконку ICQ, через каждую минуту проверяя, не появилась ли она в cети. Когда коллеги разошлись по домам, долго разглядывал её фотографии. Конечно, можно было просто позвонить по телефону – благо, всегда под рукой. Но что-то – не понятно что – удерживало…

* * *
Чтобы не будить домашних, всю ночь бродил по квартире, не включая свет. Выкурил пачку сигарет. С балкона разглядывал темные окна напротив. Наблюдал за редкими снежинками.
Не отпустило… Вдруг оказалось, что такие штуки, как «щемит сердце» и «грудь перехватило раскаленным обручем» имеют место быть!..