Коридор

Я иду по коридору к самой дальней двери – коричневому прямоугольнику, виднеющемуся впереди. Еще недавно шаги мои гулко отозвались бы эхом, но сейчас ремонт закончен, и я мягко, словно крадучись, ступаю по новому линолеуму. «Что-то он мне скажет?» Нет, мне не в эту дверь слева, и не в эту – справа, чуть поодаль, а именно в ту, в конце. Он, может быть, ждет меня, надеясь побыстрее все обсудить и избавиться от нежелательного посетителя, или вовсе забыл о нашей встрече. А я не могу не прийти, ведь от этого зависит не только моя жизнь. Если бы только моя… А мы ведь когда-то были друзьями. «Лешка, - кричал я ему, кидая камушком в окно, - Лешка, пошли на косу, там наши рыбачат». И он выскакивал: в потертых спортивных штанах, в футболке с черепом на рукаве, и мы бежали к ребятам, а потом кормили кошек плотвой, и иногда ужинали у меня дома. Мама ставила на стол пироги, а после его ухода всегда говорила: «Увидишь, Алешенька многого добьется, он похитрее тебя». Я лишь отмахивался и уходил в свою комнату мастерить самолет. Сколько времени-то прошло, Господи. Оно сделало нас седыми и строгими, заложило между бровями морщины, кому-то добавило опыта, кому-то – хитрости, а у кого-то и отняло много. И мамы давно нет, и дома того, и дружбы нашей тоже. Не то, чтобы мы поссорились, просто из школы я ушел в техникум, а Алешка – в институт, вот дорожки и разбежались. Я уже не входил в его круг общения, не мог свысока судить о музыке и живописи, потому что много работал, а в консерватории ни разу не был.
«Здравствуйте», - я вхожу в приемную. Меня просят представиться, секретарь берет трубку и сообщает обо мне. Я напряженно слежу за выражением ее лица. Что он сказал? Что у него совещание, обед, потоп? Видимо, нет, просто попросила немного подождать. Я терпеливый. Тогда, в школе, мы вместе были в книжном магазине, и Алешка взял открытки, попросту украл их. А когда его засекли, тут же удивленно спросил меня, почему я взял и не заплатил. Если бы я не знал правду, тоже бы поверил, глядя в его честные глаза. Меня разбирали на педсовете, вызвали мать. Она сама сразу поняла, как все было, и ничего мне не сказала, но с тех пор про Алешу мы не говорили. Так что зачем образованному воспитанному мальчику общаться с неучем и вором? Мама заболела, и я хотел поместить ее в больницу, чтобы заработать – брал ночные дежурства и дополнительные смены, но не успел, она скоропостижно умерла, просто сгорела. А я остался один. Мне до сих пор кажется, что это я виноват в ее смерти. И снова время, сначала оно тянулось черной тягучей массой, затем серой беспросветной лентой, затем я увидел, что небо не всегда затянуто тучами. Я встретил Аллу. Она, возможно, не была мечтой каждого мужчины, но в мою жизнь принесла столько тепла и света, что желать большего просто кощунственно. У нее был сын – Алик, от первого брака, брак давно распался, а сын жил у бабушки. Алла переехала ко мне, работала она в магазине по соседству. Жили мы просто, но дружно. Через несколько месяцев забрали Алика к себе, мы неплохо с ним поладили. Теперь уже вместе навещали бабушку, катались на велосипеде, рыбачили. Он звал меня «дядя Юра», но однажды на улице я услышал, как Алик сказал ребятам, что я его отец. Гордость переполняла меня: у меня есть семья, есть сын, есть люди, которым я нужен и дорог. И вот сейчас я вновь понимаю, как легко рушатся наши мечты, как легко потерять все, что тебе дорого. «Проходите, пожалуйста, - девушка склонилась надо мной и тронула за плечо, видимо, звала не один раз. Вам плохо?» «Нет, - я вернулся в реальность. – Все в порядке». Я звонил ему три раза. Сначала он отказывался меня вспомнить. Затем удивился, что я его нашел, спросил «зачем?». Умный человек – руководитель крупного предприятия. Я действительно звонил просить, а это противно моей натуре – просить, но выхода у меня не было, да и сейчас я его пока не вижу. Он согласился меня как-нибудь принять, секретарша записала на понедельник. И вот я берусь за ручку двери и вхожу. Он сидит за столом и разговаривает по телефону. Не отрываясь, рукой указывает мне на стул. Еще минут десять я жду и осматриваю кабинет. Шкаф с книгами и папками, письменный набор на столе, часы. Большой стол для совещаний. Холодно у него. Может, скоро включат отопление. Наконец, он положил трубку.
-Здравствуйте, Алексей Михайлович!
-Здравствуй, Юра. Что же ты так официально? Жизнь нас раскидала, но это не значит, что я забыл друзей детства. Как ты живешь?
-Жил я хорошо, точнее, привычно, и не звонил тебе, так как думал, что ни к чему тебе такое общение, Алексей Михайлович, с обычным трудягой, да еще и вором. Это может скомпрометировать такого достойного руководителя.
-Напомнил? – он переменился в лице. –А ты злой. За должком пришел? Надобность? А ты знаешь, что я могу тебя сейчас выгнать, и ты будешь кричать на площади, что не ты взял, а я, а тебе никто не поверит, как и тогда?
- Знаю. Я не напоминать пришел. Я все это тогда переживал, а сейчас уже и вытаскивать на белый свет глупо. Перегорело. Просто увидел тебя, и кольнуло где-то, как в тот день, когда ты предал нашу дружбу. А пойти мне больше не к кому. Узнал, что главный врач района – твой друг, вот и пришел как проситель, первый раз в жизни. Его взгляд снова стал цепким и деловым:
-Мама больна?
-Мама, Алеша, умерла восемь лет назад. Я тогда ничем не смог ей помочь. Потом у меня была семья, а полгода назад они возвращались от бабушки, из деревни, и в автобус врезался грузовик. Вроде как водитель заснул, жена сразу умерла, а сын все эти полгода в больнице, переломы срослись, вроде, правильно, а двигаться не может. И не говорит. И врачи-то толком не говорят ничего, понимаешь? Мы ведь с ним тоже, как с тобой в детстве, рыбу ловили, на велосипеде гоняли, а сейчас он лежит под капельницей, а у меня вообще больше никого нет.
Он взялся за трубку. Я подумал, что лихорадочный блеск в моих глазах заставил его вызвать охрану.
-Алена, соедините меня с Кирсановым.
Я попытался отдышаться, но сердце продолжало колотиться.
-Паш,привет, у меня здесь, в приемной, друг детства. Ему очень нужна твоя помощь. Да, я его должник. Когда ему приехать? Сам рядом? Ну давай, заодно пообедаешь со мной. Ждем.
Он положил трубку.
- Павел Петрович подъедет минут через двадцать.
И снова в трубку:
-Алена, два чая, меня ни для кого нет.
Помолчали.
-Алеш, у тебя семья есть?
-Две дочки, старшей уже в институт скоро поступать. Девчонки – музыка, танцы. Всегда сына хотел. Юр, ты где сейчас работаешь?
-Да там же, в «конструкторе».
-Расти надо. К нам не хочешь?
-Не думал об этом, - пожимаю плечами. – Пусть дети растут.
Алена принесла чай и тихонько прикрыла дверь.
-А давай коньячку махнем, - вдруг предлагает Алешка, и достает из шкафа бутылку.
Я молча глотаю коньяк, думая. Как войдет в кабинет Кирсанов, как отнесется к моей беде, чем сможет помочь Алику. Время тянется нестерпимо долго. Бутылка пустеет, а в голове также мучительно бродят мысли. Вдруг громко открылась дверь, и входит Кирсанов. Здоровается, пожимает мне руку, спрашивает, чем может помочь. Несколько мгновений я не верю, что это случилось. Я ведь только просить пришел, не будучи уверенным, что меня вообще выслушают. А тут сразу и встреча, и предложение помощи.
-Мой сын уже полгода в больнице, - начинаю я свой рассказ, - после аварии. Врачи не ставят точный диагноз, ему нужны консультации хороших специалистов и активное лечение. Он должен встать, ему всего десять, он должен играть в футбол, бегать на речку, учиться. Я почувствовал, что снова срываюсь. Последние месяцы в напряжении давали о себе знать. Но врачи привыкли к подобным срывам, он задает уточняющие вопросы, записывает палату, фамилию – мою и врача, телефоны для связи. Обещал сегодня узнать и сделать, что возможно. Обещал сам позвонить. Еще немного, и я откланялся, оставив друзей обедать. И вот снова тот же коридор, но дверь уже за спиной, и он уже не кажется таким темным и длинным, впереди – свет.