Пьяная палуба

Когда душа завернута в упругий жгут недовыжитого белья; когда не хочется поднимать глаза, потому что, кажется, что кому-то что-то должен; когда подвиг йога ходить по осколкам или по огню (без разницы) становится детской и безобидной шалостью; когда ищешь себе только оправдание; когда запутался в двух направлениях креста; когда вздох становится не неожиданно первым, а необходимо последним, тогда все становится понятным, и безмерно утраченным.
Почему опыт неопознанной жизни и понятие твоего поцелуя приходит так поздно? Я не ожидал, что ты сможешь заполнить все трюмы моего беспризорного одиночества. Они, пропахшие кислой капустой и приторным ромом, привыкли обманывать не только себя, но и тех, кто мог бы решиться вступить не эту палубу. А я раскачивал палубу, мне так хотелось, чтобы ты поскользнулась.
Но ты взошла не для того, чтобы упасть, а чтобы соленые доски палубы стали паркетом для нашего вальса. Ты поняла, что равновесие больше было необходимо мне, что я без него не мог жить. Поэтому мне не больно было коленками дробить осколки твоего разбитого фужера.
Мне казалось, что я тебя поймал, мне казалось, что я тебя обнял, мне казалось, что ты перестала сопротивляться. Я клялся на крестах скрипящих мачт, и рисовал тебя на сукне удивленных парусов, а русалки стали дешевыми разменными шлюхами.
Вечер был освещен нервным пламенем свечи. Я не помню…, но кажется, что раздевалась ты сама. А может, я срывал все лишнее, что, казалось, должно разъединить нашу близость. Бежали крысы, недовольно попискивая в ленивой волне; безвольно опустились паруса, обнажая кресты мачт. Трещали свечи, скрипели доски, и жизнь одной простыни быстро менялась на жизнь другой. Но мы почему-то не думали о простынях. Мы были над ними, а не они над нами. Нам некогда было молиться, потому мы стали сами стали божествами. Ты была рядом, даже ближе. Ты прикасалась ко мне, ты целовала меня, ты не стеснялась своего тела, а мне почему-то его как всегда не хватало. Я видел много обнаженных женских тел, но тебя я раздевал до откровенного обнаженного крика и до смущенной улыбки девушки. Или шхуна укачивала нас, или мы так раскачали ее, что она стала зачерпывать в трюм морскую воду. А может быть, на языке скрипела соль пота, не знаю, чью соль я слизывал. Но до сих пор я машинально облизываю губы, лишь бы испытать, почувствовать то, к чему уже нельзя дотянуться, то, что стало воспоминанием. Но каким воспоминанием.
Могу ли я утонуть с тобой? Знаешь, я к этому всю жизнь шел. Ты меня не напугаешь соей страстью. Я не боюсь утонуть, я боюсь застрять на мели. Боюсь застрять в штиль с обмякшими крыльями парусов. Я боюсь, что в моей жизни не будет никогда того шторма, который сможет изменить мою жизнь. Я понял, что выскочившие сучки из досок очень похожи на твои родинки. Я понял, что всю жизнь плавал, чтобы доплыть до тебя. Чтобы хотя бы один раз постоять на осколках твоего разбитого бокала, чтобы хотя бы один раз быть одурманенным запахом шлейфа твоего платья, а потом сопереживать его забытости, когда оно безвольной лужей грустило без твоего тела. Тогда я понял, как я одинок без тебя.
А твое тело уже не сопротивлялось моим рукам. Твое тело просило, твое тело стало мягко-пластилиновым. Оно забыло стыд, скромность, и его безумность стало безумной необходимостью принадлежать моим рукам. А они в это верили, верил и я в это. И склонял свою голову перед живым Божеством. Не уходи. Но в Божество можно верить, и нельзя его удержать.
С тобой я потерял все. Я потерял покой и уверенность. Но я сохраняю в себе тот самый кусочек памяти, ради которого можно и надо жить. Я обнимал тебя, ты была моей. Мы клялись в вечной любви, мы были откровенны в нашей молитве. Кипяток желания и расплавленность тел впаяли в ночную мечту тромбом нашей разлуки. Мы можем разойтись, но мы не можем расстаться. Я знаю, что связь с проститутками буду счищать с себя, как рыбью чешую, знаю, что песни русалок станут для меня лишней язвой, потому твои стоны стали самой незабываемой песнью в моей жизни. И я до сих пор верен нашей недоговоренной мечте – этой мой компас, и я верю в нее. Как мне приятно быть глупым от и без тебя. Боже, мне не надо другой мудрости, которую я узнал с тобой. Я в этом не признаюсь никому, ни под какой пыткой, но прошу, спроси, только ты спроси, в конце концов, у меня об этом. А от тебя я не буду скрывать, потому что между нами уже не может быть тайн. Пусть стесняются нас, а я не стесняюсь. Потому что мы успели раздеться один раз, один раз на всю жизнь.