ДУХ ВИНА

MR-GIOTTO

ДУХ ВИНА

…Und wie der Duft des Weines bin
Ich deiner Seele schwer.
Rainer Maria Rilke
(И как дух вина я тяжёл для твоей души)

Я сижу на краю пустого бассейна в проходном скверике, рядом с част-ной психотерапевтической клиникой и пускаю дым в пасмурное, осеннее небо. Женщины за сорок, проходя мимо, смотрят в мою сторону с неодобре-нием, но на меня это уже не действует. Когда живёшь с постоянным ощуще-нием вины оттого, что ты не можешь уяснить простые житейские правила, многие вещи становятся совершенно другими: они перестают огорчать.
Всего правил четыре. Номер один - это курение. Мне не разрешается курить, потому что мой муж не выносит запаха сигаретного дыма, и он обе-щает серьёзно побить меня, если ещё раз найдёт в моей сумочке сигареты. А он в ней роется именно тогда, когда я забываю проверить её содержимое.
Правило номер два запрещает нервничать без убедительного повода, потому что муж не выносит нервных людей - они ежедневно приходят к нему на приём и жалуются: на погоду, на работу, на соседей, на головные боли и тошноту, на слуховые и зрительные иллюзии, на равнодушие врачей и человечества вообще.
Правило номер три – алкоголь. Он запрещён категорически, потому что напрямую ведёт к возможному нарушению правила номера четыре: патологической верности мужу.
Если бы я соблюдала эти правила, то, возможно, составила бы ему от-личную пару. Однажды мы разговаривали о семейных ценностях, и он ска-зал, что мужчина без женщины – как вино без аромата, а я привела другой пример: женщина без мужчины, что строчка без стихотворения.
Мой пример пришёлся не ко двору. Ведь зачастую мы помним не весь стих, а лишь несколько слов. Мы можем дорожить этими словами, оставлен-ными в нашей памяти, а часто ли мы пьём вино, не обращая внимания на его вкус?
Из того разговора, который лучше было не поддерживать, мне дали понять, что амбициозный, всегда уверенный в своей правоте мужчина дол-жен стремиться к удержанию винного аромата любыми средствами, а духу вина положено покладисто ожидать, что его непременно поймают и заставят томиться в закупоренной винной бутылке.


Но, не смотря на это, я – непокорный дух, перед тем, как зайти к мужу, чтобы занести ему чистые рецептурные бланки и мазь от артрита, погружа-юсь в омут по имени Денис Евгеньевич Находкин.
Я давно люблю его. Он работает фотографом в модельном агентстве, он намного старше меня, внешне он абсолютно непривлекательный че-ловек, и он как-то пошутил, что это будет аномалия, если кто-то его полюбит.
Меня зовут по-другому, но Денис Евгеньевич называет меня Аномалия, так как рядом со мной, по его мнению, постоянно происходят диковинные вещи: сгорают лампочки, «виснет» Photoshop, не загружается программа просмотра изображений, самопроизвольно удаляется отснятый материал и – самое страшное – после того, как я поработаю за студийным компьютером, систему частенько приходится переустанавливать.
У нас странная дружба: мы иногда встречаемся у него в студии, где в сигаретном дыму лоснятся фото полуобнажённых красавиц. Встречаясь, мы пьём из пластиковых стаканчиков коньяк, говорим глупости, слушаем Зем-фиру, и каждый раз, попрощавшись с ним, я даю себе зарок – больше туда не ходить.
Но проходит неделя, другая, я начинаю скучать и опять бегу к нему спросить, как убрать с фотографии эффект «красных глаз» или почему у меня не устанавливается плагин, редактирующий профили принтера. Будто я не знаю! Но он терпелив со мной – объясняет, а я не слушаю, потому что знаю. Когда он говорит, я слушаю звук его голоса.
В общем-то, мы – коллеги по работе. Я тоже фотограф: снимаю свадь-бы и чужие праздники.
Кстати, его агентство находится в двух минутах ходьбы от клиники му-жа. Правильно, зачем бы я тогда всякий раз сидела в этом сквере и дымила, рискуя нарваться на его верную администраторшу Наташу, для которой бы-ло бы делом чести доложить шефу о моём курении.
Я сидела и мечтала неожиданно встретиться с Находкиным один на один, потому что терпеть не могу встречи по предварительной договорённо-сти, они проходят предсказуемо. Но: сейчас я брошу окурок в урну и пойду в жарко протопленный психотерапевтический кабинет, чтобы слушать о том, как от непогоды болят суставы, и что калорифер, отданный в ремонт неделю назад, всё ещё не починили.
Внешне мой муж красавец: если смотреть на него с прищуром, то он почти что мой любимый актёр Кевин Спейси. Но вот именно – почти. Надо вставать, он не любит, когда я опаздываю. Напоследок, закрыв глаза, я тор-жественно говорю себе: «Сегодня я начну бороться со своей любовью к по-стороннему человеку!». Почему-то это делается лучше с закрытыми глазами. Мне так не хочется открывать их и вновь погружаться в уличную бессмысленность…
Если честно, мне лень вставать, лень двигаться, лень жить. Какое сча-стье, что у меня нет ребёнка, а то было бы совсем плохо. И ребёнку, и мне: тогда у супруга было бы две жертвы для его садистских экспериментов по психотерапии.
С закрытыми глазами мне хочется перенестись в мир поэта Рильке, и жить в нём хотя бы строчкой, а если повезёт, то и целым стихотворением.
- Вот так встреча! - слышу я насмешливый голос. Открываю глаза. Так и есть: Он. Я вежливо здороваюсь, но сигарета, поднесённая к губам, всё ру-шит: тем, кто меня немного знает, понятно, что я притворяюсь.
Денис Евгеньевич, не дав мне сделать затяжку, забирает из моих по-слушных пальцев окурок и метко кидает его в урну, расположенную метрах в трёх от нас. Впечатляюще. Когда успевает тренироваться?
- Кому-то вредно курить, - сопровождает он свои действия поучитель-ными словами. Я приподнимаю брови и отвечаю:
- И не только мне, - намекая на то, что сам он выкуривает по пачке в день. Находкин вздыхает:
- Надеюсь, ты не только на мне оттачиваешь жало своего красноречия?
- Нет, - отвечаю я честно. - Только на вас. Он покашливает, и чтобы не развивать дальше опасную тему, спрашивает:
- О чём задумалась, Аномалия?
- Я думала о стихах, - Я всегда честна с ним, и этот факт почему-то наводит его на мысль о том, что у меня в голове нет нормальных, упорядо-ченных мыслей, положенных женщине моего возраста.
- О чьих? - страдальчески спрашивает он.
- О Рильке. – К поэзии он относится довольно прохладно.
- И что ты о них думала? – С Рильке он немного знаком. Однажды, бу-дучи не совсем трезвой, я читала ему наизусть любимые стихи на немецком языке, и меня ничуть не заботило то, что Находкин языком этим не владел. А он слушал. Слушал, подперев подбородок и глядя на меня немигающими, но понимающими глазами.
- Я хотела стать строчкой какого-нибудь его стихотворения. Тогда меня всегда можно было бы держать при себе, не имея возможности прикоснуть-ся ко мне.
Он опускается рядом со мной на край бассейна.
- И для мечтаний ты выбрала этот замусоренный водоём? Не слишком поэтично…
Я молчу. Он не знает о том, что в двух шагах в двухэтажном особняке работает местное «светило» психиатрии, то самое, с которым я проживаю в одной квартире. Этим пасмурным октябрьским утром я целый час искала его серые в красную полосочку носки, потому что накануне вечером он ещё не знал, какие именно носки он наденет завтра на работу.
- Ладно, - говорит он, расценивая моё молчание как нежелание гово-рить о стихах и о Рильке. – Не буду ворошить нежные думы своими проку-ренными пальцами. Но вот скажи, Аномалия, какой нормальный мужик со-гласится обладать не женщиной, а строчкой из стихотворения?
Я молчу.
- Если только чокнутый романтик. И ты в них веришь?
- Да, я верю, - упрямо говорю я.
- Блажен, кто верует, тепло ему на свете, - говорит он, поёживаясь от осеннего холода. - Тебе тепло, Аномалия?
- Смотря, с какой стороны посмотреть, - отвечаю я, как всегда, честно.
- А сколько всего сторон? - продолжается интересоваться Находкин. Я не стала посвящать его в то, что и сторон тоже может быть много, решив по-щадить его нервы, и поэтому ответила:
- Всего сторон две.
- И? - Мне так нравится, когда он, приподнимая одну бровь, спрашива-ет: «И?»
- Если посмотреть с точки зрения погоды, то я уже замерзаю. А если с точки зрения внутренних чувств и мыслей, то мне жарко. - И я смело смотрю в его глаза. Денис Евгеньевич выдерживает мой взгляд, хотя я не уверена, что женщины смотрят на него так откровенно, как я.
- Философ в тебе спит, - качая головой, подытоживает он.
- Почему спит? Бодрствует, - не соглашаюсь я. Пожил бы он в моей шкуре с этим идиотом, моим мужем! Наверное, выпустил бы написал науч-ную работу на тему «Взаимодействие винных паров с молекулами воздуха».
- О Господи! - он поднимает руки к небу, а, опуская, кладёт мне их на плечи, обнимая. - Ты любишь кошек?
Вопрос сбивает меня с толку.
- Кого? - переспрашиваю я, ошарашенная.
- Один ноль в мою пользу, - довольно вскрикивает Находкин. Примо-стившиеся на другом конце бассейна голуби взлетают вверх. Я оборачиваюсь и смотрю на их неровный полёт.
- Я очень люблю кошек, - говорю я с вызовом.
- А почему в голосе недовольство? - моментально реагирует Денис Ев-геньевич. Я много раз говорила ему, что люблю кошек. Невинный вопрос выдал его – он не помнит ничего из того, что я ему говорю.
- А разве у меня в голосе недовольство? - начинаю спорить я. Находкин вздыхает.
- Нет, если начать с тобой спорить, то можно повеситься.
- Спасибо за комплимент, - горько усмехаюсь я. А вот мой муж до сих пор почему-то не повесился.
- Одно слово – Аномалия! - он отпускает мои плечи и разводит руками. Это его привычка – при разговоре с близкими друзьями иногда по – друже-ски обхватывать их за плечи. А у него много друзей, не то, что у меня. Среди них есть и модели, но лучше про это не думать. До модели мне как до Евро-пы на санях. Доехать, в принципе, можно, но все будут смеяться.
- Один – один, - отвечаю я, чтобы не обольщался.
- Когда это я успел проиграть? - удивляется Находкин.
- А мы играем? - задаю я логичный вопрос.
- Ну, знаешь, у меня всегда такое ощущение, что ты играешь со мной, как кошка с мышкой, - признается он шёпотом, наклонившись к моему уху.
- Правильное отношение, - я не собираюсь его разуверять. Хотя на са-мом деле я - маленький глупый котёнок, а он – взрослый, опытный кот.
- А почему вы спросили, люблю ли я кошек?
- Хотел показать тебе один экземпляр, - подмигивает мне он. У меня невольно загораются глаза.
- А он пушистый?
- Как ты любишь: чёрный, с хвостом как у белки, и злой, как собака.
Я таю. Значит, я это ему говорила, а он запомнил!
«Два один», - признаю я, но не в мою пользу. И не говорю об этом вслух.
- А где этот экземпляр? - интересуюсь я.
- Он сидит под диваном и ждёт, когда ты к нему придёшь, - мрачно от-вечает Денис Евгеньевич.
- Так уж и ждёт, - иронично отвечаю я.
- Ну, так мы пойдём? - встаёт Денис Евгеньевич и протягивает мне ру-ку. Я подаю ему свою, но не обольщаюсь: он всех держит за руки.
- Ладно, идёмте, - говорю я покорно. Прощай, артрит! Прощай, клини-ка!
- Странно, - говорит Находкин, когда мы переходим улицу. Он нежно поглаживает мои пальцы в перчатке. Ну, почему, почему я позволяю ему это делать?
- Ты так без споров, быстро согласилась куда-то со мной пойти… А вдруг я сексуальный маньяк?
Я смотрю на него, как на пятилетнего ребёнка, который никак не мо-жет отличить красный цвет от зелёного:
- Хотела бы я посмотреть на того маньяка, который куда-то меня пове-дёт.
Денис Евгеньевич смеётся:
- Два один в мою пользу.
- Два – два, - уточняю я.
- А когда это было? Я вроде правильно считаю?
- Мне виднее, - иногда осознание того, что ты женщина помогает не открывать правды, а ответить враньём, которое всегда сходит за загадоч-ность.
- Ладно, спорить не буду. Я ещё дерево не посадил и сына не родил. Значит, мы на равных? - подлизывается он.
- Возможно, - я не тороплюсь делиться с ним своими мыслями на этот счёт. Пусть пребывает в счастливом неведении.
- Какая ты, Аномалия, хитрая, - укоризненно говорит он мне.
- Я ещё лживая и изворотливая, - добавляю я его слова, когда-то ска-занные обо мне в запальчивости.
- Тогда вы с котом найдёте общий язык, - уверяет меня он.
- А кот чей? Ваш? - спрашиваю я.
- Упаси Боже, - облегчённо вздыхает Находкин. - Терпеть не могу наглых зверят.
- Значит, - подковыриваю я его, - Три два в мою пользу?
- Почему это? - возмущается он.
- Потому что вы сначала сравнили меня с котом, потом сказали, что терпеть его не можете, а в итоге идёте рядом со мной, держите меня под ру-ку, - всё это я говорю сладким голосом зубного врача, который уже включил бормашину.
Он молчит, а если он молчит, то не знает, что сказать. Значит, я застала его врасплох.
- Тебе так хочется выиграть? - задаёт он мне мудрый вопрос.
- Нет, - честно отвечаю я.
- А зачем тогда эти числа в чью-то пользу? - Я вижу, что он пытается за-гнать меня в тупик.
- Но ведь не я начала этот счёт, - парирую я.
- Точно, - вспоминает он. - Надо было начать так: счёт ноль – ноль.
Я молчу. Мы оба прекрасно помним эту шутку на счёт колец молодо-жёнов.
По пути нам попадается большой продуктовый магазин.
- Зайдём? - предлагает Денис Евгеньевич. Я молча пожимаю плечами, гадая, что он собирается покупать. Ну, не вино же, чтобы напоить меня и со-блазнить? Для этого вовсе не обязательно тратиться. И, вообще, меня мутит от одного запаха вина. Я предпочитаю коньяк и водку.
Он проходит вперёд, но придерживает мне дверь. Мне нравятся муж-чины, которые не пропускают меня вперёд. Мне не улыбается, чтобы мной проверяли, есть ли впереди опасность. Муж проверяет.
- Ты тут погуляй, - отцепляется от меня Находкин. - А я коту корма куп-лю.
- А как звать кота? - интересуюсь я.
- Браток, - коротко отвечает Денис Евгеньевич и оставляет меня возле киоска с журналами. Мне скучно. На прилавке разложены газеты, дешёвые журналы, наклейки, календарики с кошками. Похоже, скука настолько про-глядывает сквозь слой моего тонального крема, что даже продавщица, бро-сив на меня короткий, унылый взгляд, продолжает интересоваться миром криминала.
- Аномалия! – вдруг раздаётся вопль страдальца. Я оборачиваюсь. Де-нис Евгеньевич машет мне рукой. Пока я иду к нему, на меня смотрит весь магазин. Я подхожу и молча встаю рядом.
- У тебя есть мелочь? - спрашивает он.
- Конечно, - я отвечаю так, будто он спросил, есть ли у меня мозги. - А сколько нужно? - Я рассчитываюсь за корм.
- У вас интересная жена, - добросердечно улыбается толстая тётка в белом колпаке на голове, протягивая нам Kity Cat.
Он что-то мурлычет под нос, а я улыбаюсь в ответ тётке. Мы идём на выход.
- Может, мне тебя замуж взять? – На улице Денис Евгеньевич снова бе-рёт меня под руку.
- Не советую, - отвечаю я.
- Это ещё почему? - он искренне удивлён.
- Я наглая, изворотливая зверюга, - повторяю я его слова.
- Я же шутил, - оправдывается он.
- А нам ещё далеко идти? - перехожу я на другую тему.
- Мы почти пришли, - говорит он. Мы сворачиваем в арку, стены в ней разрисованы черепами, храмами в колючей проволоке и непонятными ведьмиными знаками. В арке тусуется группа подростков. Они смотрят на нас пустыми глазами, и если верить, что глаза – это зеркало души, то мы как будто прошли сквозь комнату смеха, в которой, почему-то никому не было смешно.
Мы заходим в ужасающий подъезд кирпичного пятиэтажного дома. Первый этаж встречает нас окурками, фантиками, разлитыми помоями. Я в замешательстве останавливаюсь, пытаясь выбрать безопасный маршрут.
- Держи пакет, - приказывает мне Денис Евгеньевич. Я беру корм, а он меня. Я и охнуть не успеваю, как он, широко шагая, несёт меня наверх.
- Неужели Браток живёт на последнем этаже? - язвительно замечаю я.
- Как вы проницательны, миледи, - пыхтит Находкин, изображая из се-бя рыцаря. На третьем этаже я замечаю:
- Здесь вроде бы чище. - Но мои слова остаются без ответа. Кому ска-жи, что Денис Евгеньевич Находкин пронёс меня пять этажей на руках – мне никто не поверит. Интересно, а своих моделей он тоже таскает?
Наконец, мы прибыли. Рыцарь, тяжело дыша, опускает меня на ноги и отпирает ключом обшарпанную дверь. Мы заходим, как заговорщики, на цыпочках. Находкин предупредил, что Браток не любит посторонних и шума, который эти посторонние издают. У меня сам собой напрашивается вопрос: «А зачем он тогда привёл меня в эту квартиру?» Но спрашивать я ничего не стала.
Он помог мне снять пальто, предложил тапочки на три размера боль-ше, сказал:
- Только тихо, - И мы почти беззвучно вошли в гостиную. Комната ниче-го особенного из себя не представляла. В углу, напротив балкона, стоял вдвое сложенный диван, справа от дивана стеллаж во всю стену – занятый книгами, дисками, мелкими фигурками. Слева – два кресла и журнальный столик. Всё чисто, убрано.
Денис Евгеньевич пошутил, что кот любит чистоту.
- Ладно, осматривайся, - он подержал меня за плечи. - А я кофе постав-лю и кормом потрясу. А ты под диван загляни, он, скорее всего, там затаился. Ласковое ему что-нибудь скажи. Например: «Сестричка пришла! Молочка принесла!»
Он ушёл. Я опустилась на колени и заглянула под диван. Диван был низкий, и мне пришлось лечь на пол, чтобы заглянуть в узкую щель. На меня сверкнули два хищных глаза.
- Братишечка, - нежным шёпотом позвала я. - Иди сюда, кисонька моя сладкая! - У меня дома нет постоянных животных, только временные: мухи и пауки. Паукам я позволяю располагаться с комфортом в углах моих подоконников между горшков с цветами, потому что они ловят мух. Я даже иногда приношу им добытую на окне жертву. Муж не разрешает мне завести кота, он говорит, что ему хватает одного дармоеда.
Браток не реагирует. Я снова завожу пластинку с ласковыми оборотами и, изгибаясь, протягиваю руку под диван. Из глубины раздаётся шипение. Кто-то хлопает меня по мягкому месту. Я поворачиваю голову, не меняя позы.
- Я не думал, что ты так далеко зайдёшь! - печально говорит Денис Ев-геньевич. - Стоять на коленях перед какой-то прожорливой наглой тварью! Мужики отдыхают… - Я молчу, осторожно вытягивая руку назад.
Находкин, пользуясь моим беспомощным положением, гладит меня ниже спины. Встав с колен, я бью его по руке, издавая шипящий звук. Иногда мы общаемся без слов.
- Да, вы с Братком найдёте общий язык, - обещает мне этот соблазни-тель.
- Руки не надо распускать, - с угрозой в голосе предупреждаю я.
- Сама виновата. Я захожу, а тут на коленях стоит такая красивая де-вушка, с такой красивой нижней частью тела! - Он закатывает глаза кверху.
- Ладно, - встряхивает он головой. - Пойдём пить твой любимый кофе, и я обещаю, что буду вести себя как Венера Милосская.
- А Браток? - спрашиваю я.
- Сам придёт… А, может, и не придёт… - разводит он руками. - Я забыл тебя предупредить, что он женщин не любит.
- А что он любит? - интересуюсь я, чтобы скрыть своё недавнее смуще-ние.
- Он любит мясо.
- Женщин? - вырывается у меня невольно. Денис Евгеньевич долго смеётся. В это время я говорю:
- А что я сказала такого смешного? - Он смеётся ещё больше. Нос его краснеет, глаза слезятся.
- Да-а-а-а… - протягивает он задумчиво. - Тебя с какой стороны ни возьми, одни слёзы с тобой. - Он вытирает глаза.
- Ну, не всегда, - говорю я на всякий случай.
- Кофе пойдём пить, а то завопишь сейчас, что уже остыл…
Я расцветаю. Он помнит, что я пью только горячий кофе, почти кипя-ток! Правда, я скрываю, что от кофе у меня учащается сердцебиение и начи-нается тошнота. Ну, моя любовь стоит таких жертв. Я надеюсь.
Мы располагаемся за кухонным столом. Я протягиваю ложечку к са-харнице, но меня останавливает голос Дениса Евгеньевича:
- Я уже положил тебе две ложки. Как ты любишь.
- Спасибо, - благодарю я.
- Спасибо мало, - жмёт он.
- А что много? - прищуриваюсь я.
- Поцелуй, - с вызовом говорит он и усмехается. Так как я молча отпи-ваю кофе из кружки, он ехидничает:
- Ну, и сколько у нас там в мою пользу?
- Можете считать себя победителем, - небрежно разрешаю я, вложив в голос как можно больше иронии и нахальства. Чтобы он почувствовал, что ему делают одолжение. Он это почувствовал.
- Ты опасная женщина, Аномалия, - вздохнул Находкин. - Ты предлага-ешь мне победу таким голосом, как будто развела меня, как лоха.
- Я просто решила сделать вам приятное, - не соглашаюсь я. - Я пони-маю, что человеку свойственно самоутверждаться, ну и вижу, что вам изо всех сил хочется быть правым. От этого у вас повышается адреналин, потому то вы меня постоянно задеваете.
- Мама родная, - чешет он затылок. - Куда я попал? Я, что, на сеансе у психиатра? Кстати, сиди спокойно, не оборачивайся. Я скажу, когда можно. Кот явился.
Последние слова он произносит шёпотом. Я невольно улыбаюсь. Не-долгое время мы сидим молча. Я, стараясь не смотреть на Находкина, изу-чаю кухонный интерьер, притворяясь, что он мне интересен. Слышны хруст и чавканье.
Я медленно поворачиваюсь, созерцая громадного кота. Он ест, перио-дически поглядывая по сторонам и непрерывно рыча. Предупреждает, чтобы не лезли. Я улыбаюсь, как гиена, завалившая телёночка.
- И что означает эта улыбка? - интересуется мой спутник.
- У нас много общего, - говорю я. Находкин приглаживает редкие воло-сы:
- И что же у нас общего?
- Я имела в виду кота, - ехидно говорю я.
Денис Евгеньевич скисает, а я громко смеюсь.
- Главное, что вы выиграли, - утешаю я его. Кот оборачивается в нашу сторону и шипит, это смешит меня ещё больше. Я не могу удержаться и хохо-чу во всё горло. Кот нервничает, Денис Евгеньевич смотрит на меня как на ненормальную, выразительно подняв брови, видимо, ожидая объяснений. Но я не снисхожу до них. Кот, прижав уши, убегает.
- До чего ты бедное животное довела, - укоряет меня Денис Евгенье-вич.
- Я его не доводила, - спорю я. – Он сам ушёл.
- Ладно, тогда я скажу так: от тебя даже кот сбежал. Я вообще поража-юсь, как от тебя муж до сих пор не сбежал.
Я суживаю глаза, молча встаю и ухожу вслед за Братком. Я обиделась.
В комнате я опираюсь на подоконник и смотрю на верхушки пожел-тевших тополей. Они раскачиваются и шелестят. Лучше бы я пошла к мужу и выслушала лекцию о том, что приличной, замужней женщине не пристало красить ногти в чёрный цвет.
Я изо всех сил пытаюсь сдержаться, чтобы не расплакаться. Сзади я слышу шаги, видимо, Денис Евгеньевич пришёл, чтобы меня утешить или обидеть ещё больше. Ему свойственно и то, и другое.
Он подходит ко мне так близко, что я чувствую его дыхание. Мы оба замираем. Он обволакивает меня, и я чувствую, что взрываюсь от острых ощущений, которые пронизывают меня внизу живота. Денис Евгеньевич це-лует меня в шею. У него приятные, мягкие губы.
Невольно он надавливает на мою верхнюю тазобедренную кость, и я издаю стон боли – муж неделю назад кинул в меня табуреткой за то, что я забыла положить ему вилку. Находкин реагирует на мой стон, видимо, ис-ключительно по-мужски: он резко поворачивает меня к себе, бешено обни-мает, и я не успеваю вздохнуть, как он впивается в мои губы бесконечным поцелуем.
Сначала я отвечаю на его ласки, робко его касаясь, и мне кажется, что я уплываю в страну поэтических слов на немецком языке. Когда я прихожу в себя, то первое, что бьёт мне в мозг, это мысль: что-то не так. Я начинаю ана-лизировать, одновременно удивляясь: ведь я мечтала об этом ночами, под храп усталого труженика, я грезила об этом днём, когда снимала счастливых брачующихся.
Проходит всего несколько мгновений, и я понимаю, что именно не так: от поцелуя я чувствую во рту неприятный привкус дешёвого вина из пласти-кового пакета. Это природный запах моего мужа. Я резко отстраняюсь от Де-ниса Евгеньевича и смотрю на него затуманенными глазами.
- Что не так? - со страхом спрашивает он.
- От вас пахнет вином, - проговариваю я ошалелым шёпотом, прекрас-но зная, что он не пьёт вино.
- Маленькая моя, - оправдывается он. - Я даже «Отвёртку» не пил сего-дня, клянусь тебе!
Я знаю, что это правда, но мысль о том, что я сейчас опять почувствую этот ужасный привкус, сильнее меня. Я вырываюсь и убегаю в прихожую. Он бежит следом за мной, но не пытается удержать. Его лицо выражает страда-ние, и чтобы не видеть этого выражения, я быстро обуваюсь, срываю с ве-шалки пальто и выскакиваю из квартиры.
Выбежав из подъезда, я запахиваюсь и жадно хватаю ртом воздух. Все мои высокие чувства словно растворились в бокале дешёвого противного портвейна. Дыша ртом, я быстрым шагом убегаю от этого дома. Я понимаю, что я убегаю не от него, а от себя, и я знаю, что от себя я не убегу, но всё же пытаюсь.
В арке меня останавливает ломкий голос во всём уверенного подрост-ка:
- Закурить есть?
На моих глазах слёзы, и чтобы успокоиться, я киваю, и достаю пачку сигарет. Вокруг меня образуется движение. Мальчишки ополовинивают «Винстон» и глядят на меня, как на небожительницу. А я плачу, и с трудом застёгиваю замок сумочки.
Я вспоминаю Рильке:
Als du mich einst gefunden hast,
Da war ich klein, so klein,
Und bluehte wie ein Lindenast
Nur still in dich hinein…
Больше я ничего не помню. Я была сломленной веткой какого-то цве-тущего дерева, то есть, «ничем», когда познакомилась со своим мужем. Он много со мной занимался, он вернул меня к жизни. И он научил меня думать, что наказание – удар табуреткой за то, что я забыла подать ему вилку – естественно. Ведь после этого удара я вряд ли забуду о том, что к поданному на стол блюду прилагается ещё и дополнение в виде столового прибора. Правда, я часто забываю.
И я давно стала думать о своём муже как о бокале «Мерло», который мне омерзителен, но необходим. А для чего необходим? Только потому, что он уверен, что дух вина может жить только в вине? Что ждёт меня по воз-вращении домой? Ведь я не принесла мазь…
Какой-то мальчик с полным лицом и волнистыми волосами до плеч, приблизился ко мне и спросил:
- Тётенька, у вас горе?
Я даже подавилась слезами от возмущения… Какая я тётенька??? Мне 32, я выгляжу на десять лет моложе, я стройная, невысокая, у меня длинные тёмные волосы, завитые в локоны, у меня модное красное пальто и в тон ему полусапожки. У меня даже ещё нет целлюлита. Да у меня…
И вдруг я начинаю истерически смеяться… А мальчик ждёт от меня ка-кого-то ответа.
- У меня просто настроение не очень, - сквозь смех говорю я. Не буду же я признавать, что ещё немного, и аромат вернулся бы к Дону «Мерло». – В чай кто-то фосген добавил. – Я несу полную чушь, но мальчик прекрасно меня понимает.
Ведь я - строчка из гениального стихотворения под названием Денис Евгеньевич Находкин, так почему я живу как тяжёлый, угарный дух вина? Так всё просто. Я закрываю рот руками, потому что он искажается гримасой.
«Вот идиотка!» - обращаюсь я к себе. «Ты даже не смогла оставить в квартире перчатки! Нет же, прихватила! И не забыла, куда положила бе-рет!». Но, несмотря на то, что у меня нет предлога, чтобы вернуться, я возвращаюсь в квартиру.
«Скажу, что хочу погладить кота», - внушаю я себе, поднимаясь вверх. Дверь открыта. Возле зеркала на низком стуле сидит Денис Евгеньевич и держит на руках Братка.
- А, кота пришла погладить? – упавшим голосом комментирует он моё возвращение.
- Нет, - вру я. – Я забыла свои перчатки.
- А ты их вправду забыла?
Я молча вытаскиваю из кармана вязаную пару, подхожу к подзеркальному столику и кладу их на лакированную поверхность.
- Теперь вправду забыла, - отвечаю я, возвращаясь к двери. Находкин начинает хохотать. Кот выгибается и крупными прыжками скачет под диван. Я жду, когда он отсмеётся. Интересно, что он скажет?
- Ну, здравствуй, строчка из стихотворения, - говорит Денис Евгеньевич очень серьёзно.