Том (Часть 6)

Часть 6 (тихая музыка).

Я отошел от окна и достал из саквояжа любимую пластинку с ноктюрнами Шопэна. Зашуршал винил. Я посмотрел на часы. Была половина второго. Я сел в кресло и начал читать газету. Как же много всего оказывается, происходит! Испанского посла убили на конференции в Штутгарте.В Берлине между Россией и Германией подписан Договор о дружбе и нейтралитете. Хотя вроде это произошло уже давно. Интересная новость. Пока ехал в поезде слышал что-то об этом от двух франтоватых джентльменов. Они еще так забавно спорили,обсуждали всю эту политику. Хотя интересно, как там в России? Никогда там не был. Может, стоит посетить эту странную, стальную страну? Возможно.… Сейчас же Шопен взял верх над газетой, и я слушаю только его. Играет Nocturne No.1 inb-moll, Op.9 No.1. Происходит тихая реверберация в комнате. Я практически вижу, как звуковые волны в форме диезов, бемолей и нот, исходящие из патефона, отражаются от одной стены, разноцветным сиянием пролетают сквозь меня. Затишье – подъем. Медленно, плавно,в груди начинает разливаться тепло. Торжественное волнение в середине ноктюрна является чем-то вроде пика, эта экспрессия пианиста передает мне виды бескрайних Скандинавских лугов. Изумрудной травы. Контрастное бирюзовое небо без облаков. Аннет нравился этот ноктюрн. Как сейчас помню, мы сидим на Суррей-Роуд в доме моего покойного отца (я отдал ей его в аренду). Она показывает мне свои картины, слишком максималистские. Написанные маслом. С широким, смелым размахом цветового спектра. Повсюду валяются мольберты.Атмосфера «творческого бардака» долго не покидала этот дом. И мы сидим и слушаем то Шнитке, то Шопена, то Баха (у меня была большая коллекция винила).Она что-то рассказывает мне с упорством уэльской девушки. Жестикулирует. Я со вниманием слушаю ее речи про фловизм. Про Дерека и Вламинга. Хотя и спорю с ней. Говоря, что фловизм, по сути – дикость. Что я отдаю предпочтение единственному из них - Анри Матиссу. Она начинает наигранно злиться, стуча своими белоснежными кулачками мне по колену. Я долго смеюсь, она подхватывает мой смех и мы еще долго продолжаем смеяться будто помешанные. Я смотрю на нее, она смотрит на меня. Нет никаких временных, текстурных рамок. Будто бы ничего не существует кроме нас. Банально, но именно это я ощущал всей своей грудью тогда. Мы встречались вечерами и ходили в кино. Она всегда подбирала прекрасные места.Она это умела. Я же пытался не лезть в ее жизнь тогда, лишь иногда я оказывал знаки внимания и трепетно подбирал подарки. Не для того, чтобы задобрить и связать эту девушку с собой. Не для поднятия своей собственной самооценки. Нет. Банально и пафосно будет сказать, что я правда делал это от чистого сердца. И иногда не видел ее по месяцу, когда был в отъездах. Единственное, что я всегда хотел для нее искренне – ее же комфорта. Всегда давал ей знать, что если произойдет беда, то она всегда может рассчитывать на меня. Всегда. Но вряд ли она когда-нибудь нуждалась во мне. Да и в том, что я мог бы дать для нее. Что мы, мужчины, находим в женщинах? Страдания и муки равны каменному одиночеству бытия.И я тогда выбрал свое. Испытывать потребность в человеке, скучать по нему,создавать для него. Но при этом оставаться собой и любить, принимать свою судьбу, а не гласом старого тлена окрикивать ее. Превращаться при этом в метаморфозу. Лишь бы не дать поглотить себя комой серости. Жаль, что Аннет не поняла меня тогда. И все эти диалоги недопонимания были также красивы. «В нашей жизни много людей рождены для постоянной ночи, окутанной дымным запахом блудной сирени. Я не из них» Не успел еще доиграть ноктюрн, как зазвонил телефон. Я поднял трубку и был очень сильно удивлен, когда услышал знакомый женский голос