БАЛЛАДА О СОБАКЕ,

Нередко бывает так, что, перелистав с ленивой
зевотцей страницы какого-нибудь рассказа или повести,
дотошный читатель, не мудрствуя лукаво, объявляет о том, что всё это выдумки.
Однако, ведь и выдумка выдумке рознь. Как
говорится: ,, Сказка – ложь, да в ней намёк…”
В этой связи небесполезно было бы вспомнить
мысль М.Ю.Лермонтова в предисловии к ,, Герою наше-
го времени “ о том, что порой мы готовы объявить вы-
думкой именно всё то, что похоже на правду более, чем
нам бы того хотелось.

* * *

История, о которой пойдёт речь, почти лишена
вымысла за исключением тех немногих мест, где обойтись
без него было бы затруднительно по чисто техническим
соображениям. Являя собой второстепенное значение по
отношению к сюжету, он не искажает сути происходяще-
го, а есть лишь одно из средств художественного оформле-
ния основной идеи, то есть служит чисто техническим
приёмом.
А, впрочем, так ли уж мало мы знаем действи -
тельных примеров из жизни, которые, не будучи подсла-
щены фантазией и без того являют собой достаточно
замысловатый сюжет для рассказа, повести, а то и рома-
на. И так ли уж редки случаи, когда внимательный глаз
в состоянии выделить из кажущейся непримечательности
факта, историю, достойную внимания и размышления над
ней.

* * *




В один из пасмурных осенних вечеров, когда многих
людей не вытащить из уюта домашнего тепла не только
для прогулки, но даже по неотложным делам, я, наедине
со своим, по случаю, невесёлым настроением, неспешно прогуливался вдали от суетного, шумного города. Где-то на задворках долго петлял среди каких-то сараев и мусор- ных курганов, прежде чем выбрался, наконец, на извили- стую тропинку, ведущую вглубь леса. Напрасно пытался я,
в уединении, осенней прохладой и влажным, чистым воз-
духом сколько-нибудь ослабить свою хандру. Мозг был
наполнен бессвязными клочками разорванных и разбро-
санных мыслей, в воображении гнездились обрывки кар-
тин, спутанных как во времени, так и по смыслу, а на ду-
ше было неуютно и тоскливо. Даже не пытаясь привести
хоть в какой-нибудь порядок абракадабру в самом себе,
но всё же будучи увлечённым, её в какой-то мере занятной
игрой, я брёл, не замечая ничего вокруг, скорее автомати-
чески, чем осознанно. Мышка-полёвка, шарахнувшись,
вдруг, из под ноги, до смерти перепугала меня, отчего я
даже отскочил в сторону, чертыхнувшись про себя. Она
же, серой молнией метнувшись к ближайшему трухлявому
пню, пыталась юркнуть в какую-то щель между растрес-
кавшимися корнями, но потом , видимо поняв тщетность
своих усилий, взгромоздилась на его, поросший мхом, дав-
ний срез и стала умываться, быстро-быстро перебирая передними лапками около усатой мордочки, до смешного
забавными, суетливыми движениями приводила себя в
порядок. Это развеселило меня. Рассмеявшись, я хлопнул
в ладоши. Её словно ветром сдуло куда-то в сторону нас-
только стремительно, что я даже не успел заметить, куда
именно. Ещё раз приглядевшись по сторонам, и, не уви-
дев больше моей неожиданной незнакомки, для которой
встреча со мной едва не обернулась для неё роковой ,, де-
сницей господней “, я побрёл дальше, определённо пыта-
ясь понять и осмыслить ту высшую целесообразность в
природе, благодаря которой окружающий мир столь це- лен и гармоничен.




Смеркалось. Начинал накрапывать мелкий дождь.
Я уже готов был подумать о том, чтобы повернуть обратно,
живо представив себе возможность оказаться в уюте домаш-
него тепла, наедине с постелью и мягкой подушкой, неизмен-
ной спутницей, порой невероятных, хороших и дурных снов.
Вдруг какое-то приглушённое ворчание в стороне застави-
ло меня остановиться и инстинктивно потянуться рукой к
поясу, где, в кожаном чехле, висел складной охотничий нож.
Чисто по-мальчишески я очень гордился своим оружием
и всегда брал его с собой в своих частых прогулках по лесу
и который, вобщем-то, служил более для спокойствия души,
откупоривания бутылок и консервных банок, чем мог быть
применим в деле защиты своей персоны от возможных пося-
гательств маловероятных недоброжелателей. Приглядев-
шись в сгущающихся сумерках, я едва сумел разглядеть
среди хаоса мелколесья и кустарников, метрах в десяти от
себя, смутный серый силуэт не-то собаки, не-то волка.
Теперь уже не испуг, а скорее какой-то нервный мандраж-
память далёких предков, заставил учащённо забиться сердце
и напрячь все мускулы. Расстегнув кнопку на чехле ножа,
я ждал, сжав в руке прохладную пластмассу рукоятки и не
отрываясь смотрел на этот серый силуэт, пытаясь угадать
его дальнейшее поведение. Он тоже застыл в неподвижности
и только два слабо светящихся глаза указывали на то, что и
он весь внимание и настороженность. Так мы простояли
друг против друга около минуты, я и серый силуэт не-то со-
баки, не-то волка. За эту минуту я успел подумать о том,
что мои опасения могут быть напрасны. Встреча с волком
представлялась маловероятной, а от встречи с собакой осо-
бой опасности не усматривалось. Уняв противный холодок
под ,,ложечкой “, я медленно пошёл навстречу серому незна-
комцу, отпустив рукоятку ножа, стараясь вести себя совер-
шенно непринуждённо и открыто. Почему-то мне захотелось
поближе познакомиться с этим товарищем по прогулке в се-
рой шубе. Я видел, как он весь напрягся до мелкой дрожи,
верхняя губа приподнялась, вздрагивая, обнажив ряд белых
зубов на верхней челюсти с выступавшими по бокам двумя




острыми, блестящими клыками. Раздалось снова то же
приглушённое ворчание, только теперь уже явно угрожа-
ющее. Я остановился, не дойдя до него пяти шагов, и окли-
кнул как можно дружелюбнее. Сначала он рыкнул ещё
более угрожающе, но потом я заметил, как какая-то неуве-
ренность обозначилась, вдруг, на его крупной морде. Те-
перь я мог более внимательно рассмотреть это злобное, то
ли притворяющеес я злобным, чудо природы. Силуэт ока-
зался серым, крупным псом сомнительной породы, весь
вид которого говорил, однако, о том, что его предки имели
какое-то отношение к породе восточно - европейских овча-
рок. Умная морда и ярко выраженное чувство собствен-
ного достоинства, при достаточной сдержанности, тоже под-
чёркивали присутствие в этом псе благородных кровей.
Только он был очень худой и поэтому казался крупно-
костным. По его полудикому виду не трудно было опреде-
лить, что он не только давно не знает хозяйской ласки, но
и вообще вряд ли когда-нибудь имел хозяина и дом. Ближе
подойти к нему я не решился, но продолжал подзывать его,
протягивая на ладони конфету, случайно завалявшуюся в
кармане. Но пёс так и не подошёл. Медленно развернув-
шись, он начал отходить прочь, глядя искоса, насторожен-
но, но, как мне показалось, без явной враждебности. Я по-
нял, что он не расположен для сомнительных знакомств
и, усвоив для себя факт, что и у полудикого голодного пса
есть своё достоинство, тоже медленно отошёл чуть в сторо-
ну и присел на свежераспиленное сосновое бревно. Не по-
нятная и щемящая грусть хоть и по прежнему обволакива-
ла мою душу, но уже были в этой грусти проблески какого-
то нового, здорового, побуждающего к действию, света. Уже
не было той удручённости, разжижающего мозг равноду-
шия ко всему и грызущей тоски. В голове проблёскивали
ещё неясные, но вполне определённо положительные эмо-
ции, несмотря на то, что приключение моё так и закончи-
лось, как я думал, ничем. Так я просидел около получаса,
в задумчивости втягивая в себя едкий аромат сигаретного
дыма, и вконец успокоившись, уже собрался было поднять-




ся и направиться в обратный путь, как вдруг… я снова
увидел этого пса . Он стоял поодаль, между деревьями, и,
как бы в нерешительности переминался с ноги на ногу.
Почему-то я искренне обрадовался его появлению и
снова самым дружелюбным тоном, на какой только оказал-
ся способным, стал подзывать его к себе. Приглядевшись
повнимательнее, я заметил, что он держал что-то в зубах,
что именно, трудно было различить в сумерках, которые
всё более сгущались. Пёс, видимо окончательно убедив-
шись в моём дружеском расположении к нему, вильнул
хвостом, уже весьма примирительно, затем с виновато-сму-
щённым видом, чуть поджав уши и опустив голову, стал
медленно подходить, неловко раскачиваясь из стороны в
сторону. Чтобы рассеять его последние сомнения в моём
миролюбии, я ещё раз окликнул его, как можно приветли-
вее. Когда он вплотную подошёл ко мне, я увидел, что в зу-
бах у него был большой кусок чёрного хлеба, старого, зава-
лявшегося, но ещё вполне съедобного. Он осторожно поло-
жил кусок у моих ног, потом с самым доброжелательным
видом на морде лизнул мне руку своим тёплым, шаршавым
языком, как бы говоря: ,, На, пожуй, маленько крепче бу-
дешь “.* Потом сел подле, спокойно и доверчиво посмотрел
на меня умным, немного грустным взглядом, который пора-
зил меня своей значительностью. Казалось глаза собаки
излучают какую-то невысказанную, но черезвычайно важ-
ную для нас обоих мысль. Далеко не в каждых человечес-
ких глазах можно заметить подобное тому, что я у видел и
понял во взгляде этого бродячего, полудикого пса. Опустив-
шись на колени, я обнял его за шею, уткнулся лицом в её
густую, мягкую шерсть, не в силах сдержать комок, внезап-
но застрявший у меня в горле. Не сразу я смог унять своё
волнение, поражённый поведением этого удивительного жи-
вотного. Я ощущал тепло его тела, слышал его прерывистое
дыхание и испытывал чувство не сравнимое ни с чем. По-
том полнейшее изнеможение овладело мной, то ли от избыт-
ка чувств, то ли от нервного напряжения, возникшего от
захлестнувших моё сознание эмоций.




Откинувшись на траву, я долго пролежал так, лицом
вверх, не открывая глаз и не замечая начинающего моро-
сить дождя. Когда я пришёл в себя и приподняв голову
глянул на моего друга, тот тихо лежал рядом, положив го-
лову на передние лапы и смотрел на меня, недоумённо под-
мигивая то одним, то другим глазом, не понимая, видимо,
что со мной происходит. Заметив, что я на него смотрю, он
поднял голову, неловко подтянувшись, лизнул мне руку, и,
вздохнув, снова устроился в прежнем положении, как бы
не желая докучать мне излишним своим вниманием.
Становилось прохладно. Дождь, едва начавшись,
вскоре прекратился, но от образовавшейся от него сырости,
начавшегося ветра, и ещё не прошедшей слабости меня на-
чало познабливать. Я встал. Пёс тоже поднялся. Я молча
потрепал его за шею и он, лизнув мою руку и лениво виль-
нув хвостом, медленно пошёл за мной. Проводив меня до
первых застроек, он, вдруг, неожиданно отстал, чего я сразу
не заметил, погружённый в свои мысли. Когда же я огля-
нулся, то увидел, что он стоит поодаль, провожая меня
взглядом. Я окликнул его, но он не подошёл ко мне, а лишь
тихо взвизгнув, махнул несколько раз хвостом, затем раз-
вернулся и не оборачиваясь, медленной трусцой побежал
в обратном направлении, в сумеречный лес. Я бросился
было за ним, но он быстро скрылся в лесных зарослях и
сколько я его ни звал, он не вернулся. Странное его поведе-
ние долго не выходило у меня из головы. По всей видимос-
ти у него были свои особые счёты с людьми вообще, поэто-
му он чуждался жилых мест. Неожиданно найдя во мне
друга, он готов был быть со мной, охранять меня, но только
у себя во владениях, в своём лесу. Когда же я ушёл из ,, его
мест “, он вероятно понял, что я могу обойтись и без его
общества. Это обстоятельство хоть и возбудило во мне чув-
ство некоторого сожаления, но сколько- нибудь определён-
но других эмоций не вызвала, так, что-то смутное и рас-
плывчатое, не поддающееся определению. Лишь спустя вре-
мя, я понял то, что всё равно не смог бы понять теперь, а
именно то, что так он попрощался с людьми через меня.





Неделю спустя, я прогуливался по тем же местам, с
грустью и теплотой вспоминая подробности своей прошлой
неожиданной встречи в лесу. Я шёл, непроизвольно огляды-
ваясь по сторонам, хотя надежда на повторение этой встре-
чи представлялась весьма проблематичной, скорее не реаль-
ной. Мало ли куда мог деться мой добрый, хоть и несколько
странный товарищ по прошлой прогулке? Может быть, от-
таяв, на своё счастье, нашёл себе доброго хозяина, может
быть сменил место обитания, а мог просто спать где-нибудь
в яме, под корнями какого-то, сваленного бурей, дерева.
Вечер был почти таким же тихим и пасмурным, но зна-
чительно теплее и без дождя. Вскоре я добрался до того мес-
та, где неделю назад сидел на одном из брёвен полуразделан-
ной сосны. Их уже не было на месте, лишь свежевытоптан-
ная трава и примятая колёсами лесовоза земля свидетель-
ствовали о том, что здесь были лесорубы и увезли памятное
для меня бревно. Вокруг стояла удивительная тишина.
Облака, еле разделяясь одно от другого, бесшумными призраками скользили по сумеречному небу, едва не вспа-
рываемые острыми верхушками высоких елей. Я искренне
любовался этими картинами, почти сказочными, безотчётно
двигаясь, не спеша, в неопределённом направлении, пока не
вышел на широкую просеку, сплошь заваленную срублены-
ми сучьями от спиленных деревьев. С треском продираясь
через эти завалы, нарушив тишину и покой вечернего леса,
я спугнул нескольких сорок, ответивших мне за вторжение
истошным стрекотанием, давая понять, что, если я хищник,
то моя охота не состоится. Уж они-то постараются предупре-
дить всё живое в лесу. Наконец, я выбрался на чистую поля-
ну и только собрался где-нибудь присесть, передохнуть и
перекурить, как увиденное рядом, заставило меня вздрог-
нуть и даже коротко вскрикнуть. То, что я увидел, было нас-
только неожиданным и шокирующим, что на какое-то вре-
мя ввело меня в оцепенение и я просто стоял и не мог пове-
рить своим глазам. На краю поляны лежал, скорчившись в
невероятной позе мой друг пёс без признаков жизни.




Склонившись над бедным псом, я понял, что уже ничем
не смогу ему помочь. Зияющая огнестрельная рана изна-
чально не оставила ему никаких шансов на жизнь. Я похоро- нил его тут же в лесу, ножом и руками вырыв могилку. Потом аккуратно выложив дерном холмик, скромно украсил его букетом полевых цветов, которых на поляне оказалось в избытке. Было ощущение полной опустошённости, какого-то временного отупения от боли за бессмысленную гибель ни в чём не повинного живого существа, несчастного, отвержен- ного и беззащитного перед торжествующей человеческой жестокостью. Может быть пора уже прекратить тешить себя сладкими иллюзиями на предмет нашей способности к добру и состраданию, а более внимательно приглядеться к себе в отражении жизненного зеркала. Может быть тогда, сколько – нибудь прозрев, прекратим бросать собственных, только что рождённых детей в канализационные колодцы, просто так, за червонец, вставлять ножи между рёбер себе подобным, поджигать дома соседям за вырвавшееся сгоря- ча корявое слово в свой адрес, забивать до смерти в пьяном угаре своих же близких, убивать стариков, ради завладения их жильём, ради развлечения расстреливать по сути безза- щитных животных, издеваться над природой, бездумно уничтожая и загаживая окружающее нас жизненное прост- ранство, доставшееся нам даром, для общего пользования и совершенствования. Нет необходимости до бесконечности продолжать варианты проявлений нашей такой ,, человеч- ности разумной .“Так стоит ли на фоне всего этого сильно убиваться по поводу бессмысленного расстрела какого-то бездомного, полудикого пса? У каждого из нас, вероятно, найдётся свой ответ на этот вопрос. Но проблема состоит в том, что однозначно одинаковых ответов вряд ли окажется подавляющее большинство. Живя в совершенном, но хруп-ком и уязвимом мире, научимся ли сохранять то, что будет нужно и нашим потомкам, а не только нам и сейчас. Научимся ли быть достойны жизни на планете,, Земля ,“или уйдём в небытие на задворках мироздания.?
,, Быть, или не быть? Вот в чём вопрос”! - 1998 -