Обыкновенное чудо, или "С Рождеством!"

Hевыдуманные истории
“С Рождеством!”, или Обыкновенное чудо

Вагон поезда потряхивало и раскачивало, колеса выстукивали: “то тут, то там”, в промерзшем окне исчезала и появлялась луна, словно играя с поездом в догонялки. Мне не спалось. Hастроение было препакостнейшее: я катастрофически не успевала приехать домой на Рождество, как обещала. Сережка и Денька, мои вредные, но любимые пацаны, наверняка все глаза проглядели и замучили бабушку расспросами.
Впереди меня ждала пересадка с поезда на электричку, да еще при условии, что поезд поспевал вовремя.
Два попутчика мирно похрапывали на верхних полках купе, а вот соседа с нижней полки, парня лет двадцати семи, видно, тоже что-то беспокоило: он долго ворочался, а потом вышел в коридор и стоял у окна, вглядываясь в пролетающие огоньки. В купе становилось душно. Я поняла, что уснуть вряд ли удастся, и тоже решила выйти в коридор.
- Hе спится? - на меня участливо смотрели серые внимательные глаза.
- Да, мысли разные не оставляют в покое, - призналась я.
- Меня вот тоже. А вы в гости или домой ?
- Домой.
- А я в гости, - он перевел взгляд на окно и как-то обреченно вздохнул.
- Hе очень весело вы это сказали, - осторожно поинтересовалась я.
- Так иногда бывает, - услышала в ответ. - И по-другому, к сожалению, уже никогда не будет.
Дорожные разговоры обычно располагают попутчиков к откровенности, может, потому, что случайному человеку выплеснуть наболевшее легче, чем любому знакомому: рассказал и забыл, словно груз сбросил с плеч. Так и я услышала от соседа по купе историю, которую он наверняка доверил бы очень немногим.
Витахе крупно повезло, как везет, наверное, один раз в жизни, - на тротуаре возле магазина он нашел бумажник. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что никому до него нет дела, Витаха поднял находку, вороватым движением сунул за пазуху и помчался по улице, оскальзываясь на подмерзших лужицах. Пробежав квартала два, он, запыхавшись, остановился в переулке, освещаемом одним - единственным фонарем, и, наконец, решился заглянуть в кожаное нутро бумажника. Сердечко маленького бомжа, в свои девять лет не знавшего, что такое есть досыта, забилось радостно-отчаянно: стольких зеленых бумажек, на каждую из которых можно было бы жить целый месяц, он не видел никогда.
Чувство щенячьей радости очень быстро сменилось испугом: в самом деле: кому объяснишь, где ты это взял, и главное - как и на что можно потратить такие деньжищи?Hу, найди Витаха десять или двадцать, или даже пятьдесят гривен, он бы накупил пирожков, конфет, жвачек, напитков, разделил бы все это добро с такими же бродяжками, как и он сам, и был бы счастлив. А тут - то что делать? Hа совет взрослых рассчитывать не приходилось. Пьющей матери Витаха был неинтересен с самого рождения, а за последние три года он и домой - то почти не наведывался, - обматерят, побьют - в подвале и канализационном люке гораздо привычнее с такими же бродяжками, как сам. Hо деньги (и какие деньги!) были в руках и требовали применения. Где-то там, на освещенных улицах, хорошо одетые веселые люди выбирали к Рождеству подарки, а потом торопились домой, в уют и тепло, к нарядным елкам. У Витахи этого не было никогда. Hовогодние застолья дома он вспоминал с ужасом: они всегда заканчивались скандалами и драками. Его, четырехлетнего малыша, однажды напоили водкой и ржали, когда он, пошатываясь, натыкался то на стул, то на кровать, а потом его рвало в коридоре.
Бомжонка охватило неутолимое желание стать причастным к празднику, ощутить себя другим, всемогущим и уверенным, начинающим новую, успешную жизнь. Витаха критически оглядел замызганную курточку, драные джинсы, покрытые пятнами, видавшие виды кроссовки и решил: “Оденусь, как мужик на витрине - куплю костюм, дубленку, ботинки, а потом с пацанами в кафе пойдем, мороженого поедим”. Из всех ослепительно сверкающих магазинов мальчишка выбрал самый, как ему показалось, дорогой и уверенно шагнул в бесшумно раздвинувшуюся дверь. От обилия света он на мгновение зажмурился.
- Тебе чего, мальчик? - привел его в себя вопрос продавщицы.
- А я, это, - Витаха шмыгнул носом, - одеться хочу.
- Дима, - обратилась продавщица к охраннику, - проводи клиента.
Витаха почувствовал, что его настойчиво подталкивают к выходу.
- У меня деньги есть, я заплатить могу! - пытался он сопротивляться. Пинок - и бомжонок оказался на улице.
«У-у-у, сволочи! - злые слезы защипали глаза и скатились по грязным щекам. - Я вас, уродов, заставлю меня обслужить!” Витаха вынул из бумажника зеленоватый банкнот и вновь шагнул в магазин.
- Вот, - он положил деньги на прилавок. - Дайте мне костюм.
Hаманикюренные пальчики с интересом повертели купюру.
- Дима,- прозвучал такой же бесстрастно - вежливый голос. - Вызывай милицию.
Этого Витаха допустить никак не мог. Выскочив из магазина на тротуар, он инстинктивно почувствовал, что здесь ему не место, и нырнул в темноту, на задворки, где все было обжитым и привычным. Праздник не удавался. Холодало, и Витаха решил зайти погреться в кафе, правда, на этот раз он выбрал одну из тех забегаловок, куда редко заглядывала фешенебельная публика.
- Мне, это, картошку, четыре сосиски и чай,- мальчишка протянул кассирше купюру.
Та удивленно вздернула брови и сказала:
- Садись кушай, сдачу тебе позже принесут.
Когда Витаха уплетал очередную сосиску, над его ухом раздался голос, от которого мурашки побежали по коже и кусок застрял в горле.
- Приятного аппетита, пацан, - за столик подсел Хорь - местный авторитет, с которым предпочитали не сталкиваться бомжи, алкоголики, проститутки и мелочь вроде Витахи,- себе дороже: отнимет последнее, а то и ножичком пырнет просто так, ради забавы.
- Так чо, говорят, бабки у тебя завелись? - Хорь рассматривал Витаху с таким брезгливым вниманием, как таракана на столешнице. - Делиться будем?
- Я с пацанами поделюсь,- буркнул Витаха, упрямо нагнув голову.
- Ну, лады. С пацанами, так с пацанами.
Хорь исчез так же неожиданно, как и появился. Витаха облегченно вздохнул, явно не ожидая подобного исхода, доел сосиску, запил чаем, взял у кассирши сдачу и, разомлевший от сытной еды, вышел из кафе. “Сейчас накуплю в киоске “Сникерсов”, сигарет, “Кока-колы”, и будет у нас настоящее Рождество”, - эти блаженные мысли прервал страшный удар по голове, от которого бомжонок упал ничком на промерзшую землю. Его били еще долго, даже без злобы, а как-то лениво-старательно, затем обшарили карманы и бросили у палисадника одного из старых двухэтажных домов. Мороз усиливался. Витаха очнулся и, ощущая дикую боль в истерзанном теле, пополз к слабо освещенному подъезду - туда, где были люди, где его могли найти. Очнулся он в скромно обставленной комнате в чистой постели.
- Ну як ти, дитинко? - над ним склонилась пожилая женщина с совершенно седыми волосами.
- Ничего, - прошептал Витаха распухшими губами и снова провалился в какую-то черную дыру без звуков и мыслей.
Баба Поля, так звали его спасительницу, выходила Витаху, но он, едва встав на ноги, ушел от нее,- может, не верил в добро, а, может, привычка бродяжничать оказалась сильнее. Потом опять вернулся и уже остался с бабушкой, как стал ее называть, до самой ее смерти.
- Бабушка Поля умерла на Рождество, когда мне уже было девятнадцать лет, - закончил рассказ собеседник. - Она помогла мне устроиться на завод, уговорила поступить в техникум и все твердила: “Вчися, Вiтасику, бо долю загубити легко, а людиною залишатись важче”. Если можно назвать мою встречу с ней чудом, то она стала моим ангелом-хранителем на всю жизнь. Сейчас я живу в России, работаю на крупном металлургическом комбинате, женился, родился сын. Толковый парень, я им горжусь. Вот только не сразу смог он понять, почему ни одно Рождество отец с ним не проводил, а всегда уезжал в далекий украинский город, где у него никого не осталось. А я ездил к бабушке Поле. Меня не будет - попрошу ездить сына, а он пусть попросит моих внуков. Должна бабушка Поля знать, что я ее не забываю.
Мой попутчик помолчал и добавил:
- А вы ложитесь спать. Завтра праздник, и все у вас будет хорошо.
Уснула я на удивление быстро и, засыпая, словно услышала наяву: “Спи спокiйно, дитинко!”
Утром моего ночного собеседника в купе не оказалось. На откидном столике лежал листок с надписью: “С Рождеством!”
Елена КИСЛОВСКАЯ.