НОЯБРЬСКИЕ ЯБЛОКИ

НОЯБРЬСКИЕ ЯБЛОКИ

Анатолию Михайловичу ЩУКИНУ – другу и наставнику

       Весёлый, на всё готовый водитель «газика» не смог до конца точно выполнить сверхважное поручение заботливого председателя: в целости и сохранности доставить меня, работника газеты, к самому порогу фермы, на очередную встречу с местными животноводами. Видя, что никак не про-ехать огромную, чуть подёрнутую ноябрьским ледком лужу, басовито сказал, как бы извиняясь:
      – Если пройти бровкой и огородами, то сразу выйдете на ферму…
       Поблагодарив шофёра, я неохотно вылез из тёплой кабины, разрисованной переводными иностранными картин-ками с изображением полуобнажённых смеющихся женщин, и уныло осмотрел местность. Низко плыли над серыми строе-ниями, голыми, беззащитными деревьями, прозябшей речушкой рваные, бездомные облака. Осторожно ступая, чтобы не промочить ноги, я прошёл мимо сараев, разбросанных то тут, то там; забившихся в стожки сена кур и потерявших цар-ственный вид петухов; мимо лениво переваливающихся с но-ги на ногу, готовых на продажу гусей.
      И, сопровождаемый лаем пёстрой собачонки, больше спрашивающей «кто ты и откуда?», нежели возмущавшейся тем, что в её владения врывается неизвестный человек, по-вернул на довольно таки широкую, покрытую ещё сохранившейся травой, межу, разделявшей несколько крестьянских огородов, спокойно отдыхавших после натруженного лета и ждавших снежных метелей.
       До фермы оставалось совсем немного. Здесь, на просторе, во всю хозяйничал резкий, промозглый ветер, норовивший хлестнуть в лицо. Я отвернул воротник пальто, втянул голову в плечи и трусцой пробежал метров тридцать. Но в последний момент не выдержал единоборства с ветром и решил передохнуть. Повернувшись назад, я вдруг увидел… жар-птицу.
       Наверное, именно такое ощущение было тогда у меня от этого так неожиданно возникшего чуда. Представьте: две рослые, с мощной кроной, яблони сплошь усеяны золотыми яблоками. Очарование неземного пейзажа ещё более усилило как раз в тот момент выглянувшее почти забытое всеми солнце.
       – «Вот она, настоящая жизнь, – думал я. – Разве сравнишь это с теми переводными картинками, что заполонили кабину шофёра!»
Я стоял, как вкопанный, несколько минут, не отрывая взгляда от бескорыстного подарка природы. И очнулся только тогда, когда солнце на мгновение спряталось за тучи. Как жаль, что с собой нет фотоаппарата! Но, зная это, я всё же не удержался, чтобы не поискать точки, вид с которой на яблони был бы наиболее выразительным, если бы делал снимок для газеты. Я несколько раз ходил то вперёд, то назад, в стороны, наконец, даже присел на колено и, кажется, нашёл то, что нужно: рой обрушивающихся на тебя яблок, слегка припоро-шенных инеем, освещённых солнцем на фоне тополей и ра-кит: свет и тень, тень и свет – жизнь и смерть, смерть и жизнь...
         Было необыкновенно легко и прекрасно на душе: отсту-пили мелочь и суета жизни; и осенняя слякоть уже не каза-лась вечной, раз и навсегда завладевшей нами...
        – Ну что, Василий Иванович, мои яблоки понравились! – вдруг откуда-то сбоку послышался женский голос. Я увидел доярку, Евдокию Михайловну, поздоровался с ней.
      – Опять к нам?
      – Опять к вам!
       – А я вот заболела! – запричитала она и, открыв платок, показала мне большой синяк под глазом, вернее уже его сле-ды. Я не знал, что сказать по этому неожиданному поводу. До-ярка восприняла моё молчание, как знак сочувствия…
        – Мой маленький огородик и усадьба иродов Кабановых находятся вот, рядом. С некоторых пор не стало мне от них житья. Как ни выйду на свой огород, бегут ко мне с дубь-ём, чтобы я убиралась ко всем чертям, мол, земля эта – их! А в последний раз подлетел ко мне Кабанов с женой, которая меня и ударила черенком от вил по голове, да так, что я было Богу душу не отдала…
        – А в милицию не заявляли? – спросил я, потрясённый рассказом.
       – А что милиция! – в сердцах ответила Евдокия Михайловна. – Хотела я подать на них в суд, да люди отсоветовали, тогда и совсем меня укокошат…
       Я обещал доярке, что передам наш разговор председателю и тот, мол, примет меры. На прощание женщина сорвала несколько яблок и подала их мне.
        Подведение итогов работы животноводов проходило бурно: то подменной доярки нет, то выходных, то за хлебом нужно полдня бегать, то радио не говорят с телефоном. А тут ещё Евдокия Михайловна затеяла драку…
     – Как затеяла?! – удивился я.
      – Устроила спор за межу с соседом, да и получила… А вот и сам Иван Семёнович Кабанов может рассказать, что у них там произошло!..
          И я увидел престарелого мужчину, которого и раньше встречал в правлении колхоза. Тогда, в начале мая, он со сле-зами на глазах жаловался председателю на неуправляемую соседку, которая не разрешала проехать по меже трактору, чтобы вспахать огород. Помнится, что и тогда я был потрясён случившимся не меньше, чем при разговоре с Евдокией Ми-хайловной…
Мне не хотелось идти с фермы по меже, разделявшей двух ненавистных соседей, к ожидавшему меня водителю «га-зика», но лучшей дорожки не было. Оба огорода, словно кре-пости, были защищены колючей проволокой и всевозмож-ными металлическими железками, принесёнными с машинно-тракторной базы, находящейся неподалёку.
        Яблони уже стряхнули с себя иней и не казались жар-птицами. Но до сих пор я вспоминаю их ноябрьское цветение, словно вызов всему окружающему и времени… 
     
Г.Малоархангельск, ноябрь, 1986г.
*