Обратная сторона двери

Вечерело. Зернами сеял жесткий снег, наращивая сугробы во дворе, застилая разноцветные короба припаркованных на стоянке машин. Расчищенные с утра дорожки хранили на себе печати сотен ног. В центре снежного сквера сияло огнями окон пятиэтажное здание колледжа информационных технологий. Построенный в стиле поздней эклектики, дом знаний представлял собой образец архитектурного безвкусия, укрытый покатой шиферной крышей и поделенный на три облезлых корпуса. Во двор выступала продолговатая головная постройка с декоративным портиком. Два крыла по бокам, смежные переходами с центральной частью здания, выделялись кубическими витражами из толстого стекла. Здание было построено за пределами Москвы еще в 1890 году и до конца XX века служило дворцом культуры, просвещая и развлекая рабочие массы. С конца девяностых комплекс получил новую жизнь, став учебным заведением, а в начале нового века растворился в каменных джунглях города. Окруженный высоким забором, под эгидой сосновых рощ колледж казался дивным реликтом на фоне бетонных многоэтажек и ржавых заводов.
Еще не дали звонок с последней пары, а в дверях уже загустился народ. Учащиеся спешили по домам. Кто в крутках, кто в пальто, кто-то бежал в одной рубашке и брюках в расположенное за сквером общежитие. К середине часа в засыпающих коридорах и кабинетах здания оставались лишь несколько групп учащихся.

Встав на пороге лекционного зала, Евгений немного удивился. Никогда еще двери в самую старую аудиторию колледжа не оставляли открытыми. Преподы берегли зал, построенный по образцу амфитеатра. В сравнении с прочими кабинетами он был огромен. Здесь часто проводили всяческие мероприятия от выпускных дней до презентаций.
Последовал толчок в спину.
- Шевелись, тормоз! - рявкнул кто-то, пропихивая его внутрь.
Под вечер настроение у всех было ядовитое. Не удивительно. Когда тебя оставляют на дополнительную пару, когда загоняют в самый холодный зал колледжа, когда вдруг понимаешь, что ты системный инженер и обязательные на первом курсе предметы вроде философии или делопроизводства тебе нахрен не нужны, вот тогда ты познаешь все прелести средне-специального образования. Евгений натянул капюшон толстовки и уселся на место во втором ряду. Студенты с шумом стали заполнять аудиторию, рассаживаясь, кто на первых, кто на верхних рядах; переговаривались через ряд, бросались тетрадями и громко смеялись. Достав из сумки ручку и тетрадь, Евгений осмотрел птичий базар. Их набралось от силы двадцать человек. Все равно мало, учитывая, что многие слиняли еще с третьей пары. Сам Евгений не любил болтать впустую и уж тем более не видел смысла, как это водится, всем шалманом ползти к метро после занятий, особенно теперь, когда в начале декабря ударили февральские морозы. Одиночество его вполне устраивало.
Сосредоточенно вычерчивая в тетради ручкой каркас Пентеракта, Евгений ушел в себя. Зачем он рисовал ненавистную геометрическую фигуру? Он и сам не знал. Родители говорили, что он помешанный, возлагая надежды на младшего. Брат (судя по поведению – будущий зэк) любил козырять жаргонными словечками и говорил что он – задрот. Наверное Евгению просто хотелось доказать, что способность решать сложные задачи присуща не только взрослым. В Интернете он прочитал что ни у кого по памяти не получалось нарисовать эту фигуру в течение трех дней. Большинство и вовсе не справлялись. Все равно нужно же на уроках чем-то заниматься. Рисовать всякую фигню интереснее, чем слушать треп Надежды Петровны про бритву Оккама.
Хлопнула дверь. Болтовня вокруг стихла. Раздались шаги. Евгений невольно перестал чертить и посмотрел на стол преподавателя. Надежды Петровны там не было, если только она не сменила пол. У доски стоял осанистый мужчина. С густой шапкой темных волос зачесанных назад, в похоронном костюме, незнакомец положил на стол портфель и окинул аудиторию умиротворенным взглядом сытого питона.
Все оживились, мол, урок отменяется, но, заметив, что гость выуживает из портфеля тетради, тотчас притихли. На пальце у человека был перстень с красным камнем. Евгения немного смутило выражение лица незнакомца. Оно словно было вытесано из камня или обморожено. Незнакомец им совсем не пользовался. Лишь моргал изредка. На костюме ни пятнышка. Волосы прилизаны. Всем своим видом он производил впечатление педантичного мыслителя. Значит, урок философии состоится.
- Здравствуйте. Меня зовут Павел Анатольевич Дэймон, - проговорил незнакомец полумеханическим голосом, перестав быть таковым. - Я замещаю Надежду Петровну. Меня попросили провести у вас урок философии.
Евгений ушел в «дела» с головой и лишь изредка посматривал на чудаковатого педагога.
- А что с Надеждой Петровной? - спросила рыжая девчонка с первых рядов, исполнявшая обязанности старосты. Евгений ее недолюбливал. В каждой бочке затычка. Такие дуры, как Олеся Журавлева, пользуясь своим положением, часто суют нос не в свои дела, а иногда и учат жизни, хотя соплячки еще те.
- Очевидно, что с ней все в порядке, - одними губами произнес преподаватель, - иначе вас известили бы о несчастном случае.
- Я вас не совсем понимаю.
Тут Павел Анатольевич попытался разбудить в себе человека. Он улыбнулся! Вышло довольно паршиво и совсем без тепла. Наверное, сказывалась скудная практика.
- Мы с ней хорошо знакомы. Она, в некотором роде, была моим учителем. Милая женщина, и пусть у меня много работы, но отказать ей я не мог. Вообще-то я в колледжах уже давно не преподаю. Скажу по чести: платят здесь немного, а деньги, как бы это мерзко не звучало, нужны всегда и в больших количествах.
- А вы кто ваще по специальности? - по слогам спросил Григорий – пацан с блатным выражением лица и двойкой по русскому языку.
Еще один выскочка. Евгений его ненавидел сильнее всех. Гришка Распутин любил развратничать и издеваться над слабыми. Ему и имя дали соответствующее. Странно, что он не спросил: «… кто ваще по жизни?»
- Угадаете? - произнес Павел Анатольевич, беззащитно разведя руки в стороны.
- Ну, типа, философ какой-нибудь, - сидя вразвалку заулыбался Григорий, почесывая бритый затылок.
- Вот видите. Это называется логическое мышление. Я кандидат философских наук.
- А почему вы не интересуетесь, как нас зовут? - спросила Олеся.
- Это тоже укладывается в пределы логики. Так почему же, девушка?
Олеся замялась, но потом, как это у нее всегда бывает в момент озарения, бойко отрапортовала:
- Вы сказали, что приехали всего на четыре дня, что у вас много работы. Значит, не хотите забивать голову ненужной информацией.
Павел Анатольевич снова улыбнулся своей искусственной улыбкой.
- В грубой форме, но вы попали в точку. Для нашего знакомства достаточно курса лекций. Итак, начнем урок. Пожалуйста, напомните, на чем вы остановились?
- Онтология. Три слоя реальности, - с гордостью произнесла Олеся, не глядя в тетрадь.
- Скукотища, - донесся стон с задних рядов.
- Природа, социум и идеал. Очень хорошо. Если уж вам так скучно предлагаю пообщаться свободно. Для вербального контакта существует много интереснейших упражнений.
- Опять тесты писать, - вяло произнес Григорий, в изнеможении запрокинув голову.
- Молодой человек, вы на уроке философии. Тесты оставьте психологам. Скажу по чести: я им не верю, - шепотом произнес Павел Анатольевич. - Беспомощные попрошайки. Строят из себя Ганнибала Лектора. Знают все обо всех, но избегают самоанализа. В любых доводах опираются на мышление, от которого сами и зависят.
Студенты заулыбались, постепенно проникаясь интересом к молодому философу. Евгений слушает вполуха, продолжая строить геометрическую фигуру.
- Чему учит нас философия?
- Философия это наука… - встрепенулась Олеся.
- Подождите, - перебил Павел Анатольевич. - Терминологию приберегите для Надежды Петровны. Что есть философия лично для вас?
Наступила гнетущая тишина. Всякий раз такой акт коллективного ступора наступал, когда студент не готов был отвечать или боялся ошибиться. Прошла минута. Прошла другая.
- Ерундистика, - прорезал гробовое молчание хриплый голос Григория.
- Так. Хорошо. Еще?
- Это способ познания мира и себя, - выдавила Олеся.
- А зачем его познавать?
- Чтобы жить в нем без комплексов.
Евгений презрительно фыркнул и одновременно вздрогнул. Звук вышел громче, чем хотелось. Многие это услышали. Он опомнился, поймав на себе множественные взгляды. Олеся, и без того его презиравшая, смотрела злобно и с негодованием. Смотрел и Павел Анатольевич.
- А для вас, молодой человек? Впрочем, не отвечайте. Судя по движению ручки, вы проектируете чертежи какого-то здания. Не будем отвлекать вас…
По аудитории прокатилась волна смеха. Евгений прильнул к столешнице и уже больше ничего не слушал. После такого унижения лучше помалкивать. Лучше вообще не дышать.
- Вся наша жизнь построена на преодолении препятствий, - продолжал Павел Анатольевич, большим пальцем потирая перстень. - Вы… Кстати, как вас зовут?
- Олеся, - гордо заулыбалась рыжая девчонка.
- Вы правильно сказали. Философия помогает нам обрести абсолютное знание, получить контроль над материей и духом. Навести порядок в хаосе. Весь наш жизненный путь базируется на преодолении препятствий, а какое самое распространенное препятствие испокон веков встречал человек на своем пути?
И снова гнетущая тишина.
- Этим препятствием была и остается дверь. Вне зависимости от того: был ли это кусок шкуры, подъемный мост или стальная пластина фирмы «Герион». Дверь – это препятствие, ограничивающее свободу человека. В эпоху Мезолита в хижину вождя имели доступ только избранные обитатели стоянки. В средние века стали широко применяться тюрьмы, распространилось такое понятие как охрана собственности. В наше время дверь служит главной защитой жилища от незваных гостей.
- Причем тут философия? - не выдержал Григорий.
- Это один из моих любимых аспектов и касается он как раз вашей темы – онтологии. За закрытую дверь невозможно попасть, не применив силу или смекалку. Но что мы найдем там? Предлагаю убедиться в этом на практике. Пришло время упражнения.
- Вы научите нас двери взламывать? - оскалился Григорий, чем вызвал новую волну смеха.
Павел Анатольевич осмотрел зал. Взгляд его остановился на хмуром парне в толстовке. Он сосредоточенно что-то чертил в тетради. Евгений только что закончил левый край фигуры, когда услышал над головой голос преподавателя:
- Молодой человек? - как будто издалека донесся полумеханический голос. - Юноша, как вас зовут?
Евгений посмотрел на преподавателя отсутствующим взглядом. В эту минуту он как раз возвышался над ним.
- Евгений.
- А в группе прозвище «стоп-кран», - гоготнул Григорий. - Это так, для справки.
- Пятимерный гиперкуб, - произнес преподаватель, заглядывая в тетрадку. - Зачем вы его рисуете?
- Чтобы был.
- Содержательно и в тему. И сколько дней тренируетесь?
- Пять.
Преподаватель вернулся за стол, еще раз посмотрел на студента и сказал:
- Евгений, вы можете сказать, что находится за дверью у меня за спиной?
- Лаборатория.
- Это заложено в вашем сознании. Там есть кто-нибудь?
- Нет. Она закрыта.
Павел Анатольевич открыл дверь. Зашел в лабораторию. Через короткий промежуток времени он вернулся, неся на руках маленького черного котенка. Среди девушек пронеслись вздохи умиления. Он бережно положил животное на портфель, и котенок послушно там улегся.
- Вы дважды ошиблись. Существует ли кот на самом деле, если мы его не видим? Сам по себе, как вид, как часть живой природы, кот проецируется в нашем сознании.
- Бытие природы, - встряла Олеся.
- Именно так. В пространстве он значится только тогда, когда становится материальным.
- То есть, если мы его видим или чувствуем? - дополнила Олеся, прилежно сложив руки перед собой.
- Именно так. Факт в том, что он остается иллюзорным пока не заявит о себе, но дверь препятствует этому.
- Откуда он вообще там взялся? - спросил Григорий, небрежно махнув рукой.
- Это мой кот, - ответил преподаватель, почесывая ушко пушистому зверьку. - Его зовут Кант. Я принес его туда еще до начала занятия.
- Зачем? - спросил кто-то из зала.
- Он часть нашего упражнения. Всем управляет сознание. Если мы чего-то не видим – этого не существует. Как вы думаете, Евгений?
- В том, что вы говорите, нет логики, - пробубнил Евгений. - Котенок все время был там. Он существует. Он такой, каким его создал Бог.
- Какой нахрен Бог! - донесся голос Григория. - Мой псих-батяня в него тоже верил, а еще в бутылку, и мать лечил кирзой по воскресеньям.
- А я в него верю!
- Тогда молись, Иегова, - разозлился Григорий.
Евгений сделал вид, что не слышит, игнорируя недовольное лицо отморозка:
- Кот был за дверью. Если мы чего-то не видим, это не значит, что этого нет. Я суслика тоже не вижу, а он есть.
- Евгений. Я прошу вас встать.
Евгений встал.
- Ваша позиция заслуживает уважения. Рискнете это доказать? - Павел Анатольевич зашел в лабораторию. - Через минуту подойдите и откройте дверь.
Рассохшаяся дверь закрылась. Наступило молчание. Евгений неуверенно подошел к двери.
- Ты покойник, - прорычал Григорий, пронзая Евгения взглядом.
- И чего он там закрылся? - спросил кто-то.
- Да он псих какой-то… - шептались студенты.
- Ты видел его перстень? А как он одевается? И кот черный. Это колдун.
- Давай, тормоз. Не дрейфь, - подбадривала Олеся. - Только осторожней. Смотри, чтобы он на тебя порчу не навел.
- Зараза к заразе не липнет, - рассмеялся товарищ Григория.
Евгений открыл дверь. Зашел в лабораторию. В узенькой комнатушке под потолком тускло горела лампочка. В центре стоял химический стол. Справа вдоль стены тянулся дубовый шкаф, слева металлические стеллажи с реактивами и полки с колбами. Никого нет. Он заглянул за дверь, посмотрел по углам, даже открыл дверцы шкафа. Пусто.
- Он исчез. - Евгений не верил собственным глазам. Это невозможно. Чертовщина какая-то. Он вышел обратно и осмотрел зал. - Исчез!
Студенты дружно загоготали. За спиной у парня выросла фигура Павла Анатольевича. На плечо легла невесомая рука. Евгений вздрогнул, ощутив мягкое прикосновение.
- Мы существуем за счет собственного сознания. - Павел Анатольевич снисходительно улыбнулся и жестом отправил Евгения на место. - Люди пытаются доказать наличие господа и существование жизни во вселенной, но не могу понять что спрятано за дверью.
- Это неправильно, - сопротивлялся Евгений. - Кота я не видел, но я знал, что вы будете там. Куда вы исчезли?
- Ты че считаешь себя умнее преподавателя? - сквозь зубы процедил Григорий.
- Все нормально. Мы все считаем себя особенными. В некотором роде так оно и есть. - Павел Анатольевич с откровенной издевкой посмотрел на Евгения. - Есть формула сознания. Пока вы меня не видите – я не существую.
- Это что, – гипноз?
- Это философия.
Все рассмеялись. Евгений услышал за спиной голоса:
- Да гонит он все. Тормоз ему просто подыграл.

***

За окном падали одинокие снежные крупинки. По коридору через одну горели кварцевые лампы. Студенты выходили из аудитории и маленькими группками разбредались кто в туалеты, кто в раздевалку. Последним вышел Павел Анатольевич. В руке у него был портфель и кошачья переноска. Возле дверей его ждал Евгений.
- Вы выставили меня на посмешище.
- Я прошу прощения. - Павел Анатольевич поставил переноску и закрыл дверь.
- Как вам это удалось? Вы ведь не прятались в шкафу?
- Вы сами помогли мне исчезнуть, вернее ваше сознание.
- Не говорите загадками. Как вам это удалось?
Павел Анатольевич натужено улыбнулся, взял переноску и пошел по коридору. Евгений проводил его раздраженным взглядом. Теперь и преподы над ним насмехались! Воистину от хорошего отношения люди забываются. На любом уроке он выбирал самую дальнюю парту и ничего не говорил. Он учил материал и сдавал контрольные работы. Зачем же вызывать его к доске и позорить перед всей группой?

***

Павел Анатольевич Дэймон спустился по лестнице на второй этаж. В переноске засыпал малютка Кант. Руку оттягивал тяжелый портфель. Полезно все-таки окунуться в прошлое. Он не был в колледже с тех самых пор, как по наущению благочестивых родителей получил медицинское образование. Но время лечит. Он переучился, стал хорошо зарабатывать, избавился от опеки родителей и готов был начать жизнь сызнова. Скоро он защитит диссертацию и станет зарабатывать еще больше. Есть чему радоваться, ведь ему всего тридцать два года. Однако Павел Анатольевич Дэймон не был рад, и причина коренилась как раз в возрасте. Тяжело и завидно было ему – одинокому волку смотреть на всех этих беззаботных детишек. У самых наглых из них вроде той рыжей выскочки Олеси наверняка имелся опыт в общении с противоположным полом. Не упустил ли он что-то в свое время?
Павел Анатольевич горько вздохнул, потирая большим пальцем гладкий перстень. Это всегда его успокаивало. Проверив Канта, он сверился с часами и решительно зашагал в сторону учебной части. Проходя мимо уборной, Павел Анатольевич выронил портфель, едва не распрощавшись с рассудком. Причиной тому был грохот распахнувшейся за спиной двери и низкий, почти угрожающий голос.
- Ну, что? Меня не существует? Вы ведь меня не видели!
На пороге стоял Евгений. В мятой толстовке, весь взъерошенный он сверлил взглядом преподавателя. Для забитого неудачника он вел себя очень странно. Полутемный коридор был пуст. За окном падал снег. В переноске пищал разбуженный котенок. Встреча не из приятных.
- Молодой человек, - взяв себя в руки, произнес преподаватель, - вы забываетесь. Не принимайте близко к сердцу. Это была просто шутка. Возможно не совсем удачная. Идите лучше домой.
Павел Анатольевич подобрал портфель и поспешно зашагал дальше. Долго идти ему не пришлось. Оставив Евгения за поворотом, он открыл крепкую дверь и вошел в помещение учебной части. Яркие желтые обои контрастировали здесь с черной кожаной мебелью и исцарапанными письменными столами. По углам в глиняных кадках стояли фикусы. В целом типовая обстановка не самого престижного колледжа. В уголке на мягком диване сидела молодая девушка и пила чай. Увидев гостя, она приятно заулыбалась. На вид ей было двадцать пять, может двадцать восемь лет. Девушка не сводила с него глаз. У нее было красивое лицо и прозрачная кожа на висках. Длинные светлые волосы убраны за плечи. Она тепло улыбалась, пусть ей и не давали повода. Складывалось впечатление, что она долгое время провела одна и была рада любой компании.
- Здравствуйте. Я ищу Бориса Сафроновича или его заместителя, - произнес Павел Анатольевич, чувствуя, как у него перехватывает дыхание.
- Здравствуйте. Вы вели последнюю пару у системщиков? Тогда вам не повезло.
- Неужели опоздал? - растерялся он. - Мне так неловко, что я вас побеспокоил. Простите за вторжение.
Он коснулся дверной ручки, но девушка как будто испугалась чего-то и едва не выронила чашку. Порыв незнакомки заставил Павла Анатольевича отдернуть руку.
- Ну, что вы! Вы мне нисколько не помешали. Меня зовут Минаева Юлия Борисовна. Для вас просто Юля.
- Павел Анатольевич Дэймон, - представился он, стараясь, чтобы голос звучал как можно мягче.
- Дэймон? У вас инфернальная фамилия.
- Мне говорили.
- Хотите чаю? У меня есть венские вафли. Очень вкусные
Павел Анатольевич скромно улыбнулся. Отказываться невежливо. Он поставил портфель и с переноской подсел на краешек дивана.
- Какой миленький! Как его зовут? - с почти ребяческой радостью произнесла молодая учительница, глядя на котенка.
- Кант.
- Миленький, - повторила она и перевела взгляд на хозяина. - Павел Анатольевич, можно называть вас Павел. Вы новый педагог?
- Я замещаю Надежду Петровну. Меня попросили провести четыре урока философии.
- Всего четыре? А это вас не обременит?
- Почему вы вдруг подумали?
- Вы человек занятой, это сразу видно. Кроме того, Борис Сафронович говорил, что вы вроде как преподаете в МГУ.
- Надежда Петровна моя бывшая учительница. Мне приятно быть ей полезным.
- Какой вы добрый. Значит вы философ. А я литературу преподаю, - постукивая тонкими пальчиками по столешнице, произнесла она.
- Вы пишите книги?
- Нет. Почему вы спросили?
- Извините, - смутился Павел Анатольевич, отводя взгляд от пальчиков. - Привычка. Люблю всегда быть в курсе дела.
- Не извиняйтесь, - рассмеялась Юля. - Прошу, Павел. Угощайтесь. Хотите чаю?
- Нет, спасибо.
Юля настойчиво пододвинула вазочку с угощением стоявшую на стеклянном столике. Его опять назвали Павлом! Он хотел было протестовать против такого панибратства, но побоялся обидеть милую девушку. Павлу Анатольевичу пришлось взять кусочек вафли, запихнуть ее в рот и медленно разжевать. Так они и сидели – молча. Ольга все время улыбалась, осторожно отпивая глотки горячего чая. Он смотрел по сторонам, большим пальцем потирая перстень. Через пять минут котенок стал капризничать.
- Мне пора.
- Уже уходите?
- Думаю да. Нужно кормить Канта, - произнес Павел Анатольевич наблюдая, как котенок царапает коготками прутья.
- Какой он у вас требовательный.
- Он же мужчина.
- Ну, вы настоящий философ.
Павел Анатольевич встал и, улыбнувшись на прощанье, поспешил к выходу. На ходу схватив портфель и непреднамеренно, но основательно, шарахнув переноской по косяку, он поспешно вышел за дверь.

***

Утреннее солнце ярко освещало сквер и покатую крышу колледжа. Подъездные дорожки и задний дворик утопали в снегу. Стекла покрылись узорами тончайших серебреных нитей. На площадке перед колледжем по обыкновению ватажился народ, а поскольку в холодное время на улицу учащиеся выходили в основном, чтобы покурить, то двор был практически забит. Первокурсники валялись в сугробах. У входа перечмокивались девчонки. Кому-то за углом делали «градусник».
Евгений поднялся по скользким ступенькам, с опаской осматривая территорию. В теплое время, когда снег становился сродни пластилину, самые отвязные недоумки лепили снежки и, дожидаясь, пока из колледжа выйдут люди, расстреливали портик. В такие дни ему почти всегда перепадал снежок-другой. Сегодня все шло на редкость гладко. Мало того, что он не встретил во дворе Григория с дружками, так еще обещали всего две пары информатики, на которых можно поиграть в «Half-Life». Впрочем, Евгению сейчас было не до игрушек.
Повесив куртку в раздевалке, Евгений поднялся на второй этаж и сверился с расписанием. В коридорах кипела жизнь. В аудиториях фехтовали на указках. Самые ленивые наполняли едким дымом помещения туалетов. Учащиеся спорили, гомонили, топали, зубрили, играли в футбол комками бумаг. Упивался мгновениями свободы веселый студент.
Стараясь держаться подальше от самых активных групп, Евгений прошмыгнул на пятый этаж. У лестницы он столкнулся с Павлом Анатольевичем. Зажиточный философ снова щеголял в наряде Дракулы с портфелем и переноской в обе руки.
- Доброе утро, - проскрежетал Павел Анатольевич полумеханическим голосом.
- Здравствуйте, - произнес Евгений, стараясь не глядеть в стеклянные глаза. - Я хотел попросить прощение за вчерашнее.
- Вам уже лучше?
- Намного.
Получив утвердительный ответ, преподаватель молча пошел дальше. Евгений затрусил следом. У него еще оставались двадцать минут до звонка, и он хотел провести их с пользой.
- Знаете, я вчера копался в интернете и не нашел ничего похожего. Вы ведь не прятались в шкафу?
- Молодой человек, я думал, этот вопрос закрыт?
- Но ваша теория бытия и сознания идет вразрез с мнением Карла Юнга.
В глазах преподавателя Евгений заметил странный блеск. Ему даже показалось, что они выточены из алебастра. Что-то презрительно-гордое мелькнуло в них.
- Да вы, я погляжу, подготовились, - криво усмехнулся Павел Анатольевич. - И выбрали интернет в качестве источника просвещения. Узнаю стиль молодого поколения. Юнг умел уходить от ответов и не отрицал существования демиурга, некой высшей силы, которая правит нами. Он говорил, что знает, но не утверждал что именно. Поэтому его труды неоднократно штудировались всякими экстрасенсами, медиумами, целителями и прочими шарлатанами.
- Ваша точка зрения мне понятна. Типа мы все живем за счет самих себя. Это логично, но люди существуют также и за счет друг друга. И причем здесь сознание? А как же душа?
Павел Анатольевич резко остановился.
- Довольно, молодой человек! Я вижу, что вы ничего не понимаете. Я в ваш монастырь не лезу. Будьте добры и вы оставить меня в покое.
- Простите, - опешил Евгений. - Я только пытаюсь понять, как вам удалось исчезнуть в закрытой лаборатории? Некоторые говорят, что вы колдун.
- Вот как? Так сходите в церковь, помолитесь, совершите ритуал или как там у вас принято. Может быть, я изыду в фатум.
- Я не хотел вас обидеть, просто…
- Давайте на чистоту. Совершенно очевидно, что мы по-разному воспитаны. У нас не может быть ничего общего. У меня нет для вас информации, так же как у молодежи, привыкшей жить одним днем, нет понятия о бытие. Фигурально выражаясь, мы находимся по разные стороны двери.
- Хотите сказать, что мы друг для друга не существуем? - попытался пошутить Евгений.
- К чему все эти пируэты?
- Пиру… чего?
- Да, если хотите. Для меня вы не существуете! Позвольте. - Павел Анатольевич оттеснил Евгения портфелем и быстрым шагом покрыл двадцать метров коридора, растворившись в толпе учащихся.
С тяжелым сердцем Евгений вошел в кабинет информатики. Он-то рассчитывал помириться, а вместо этого затеял спор и как всегда все испортил. Наверное, поэтому он так долго находил друзей и так быстро терял их.

Учителем информатики был зав. кафедры информационных технологий и классный руководитель их группы Макаревич Максим Малахович – тучный мужик с бородой похожий на Умберто Эко. У него был личный кабинет, дорогой костюм и солидная практика. Зато напрочь отсутствовало чувство юмора. Месяц назад какие-то шутники повадились клеить на дверь его кабинета цитату из известной песни: «Не стоит прогибаться под изменчивый мир…». Еженедельно, приходя на работу, хмурый толстяк Макаревич сталкивался с музыкальным наследием своего однофамильца и, судя по гневным крикам, его это нисколько не радовало. Он и музыку-то не любил слушать. Сейчас преподаватель теснился в углу аудитории и подпирая пузом стол, методично надиктовывал абзац из учебника по информатики. В компьютерном классе у стен были размещены двенадцать парт, на каждой из которых стоял старенький ПК. Кто успевал – захватывал место у экрана, остальные довольствовались стульями в центре аудитории. Евгений сидел на таком стуле и записывал конспект. Он ждал конца уроков.

***

Началась пятая пара. Павел Анатольевич Дэймон возвышался черным столпом на фоне многолюдной аудитории. В амфитеатре набралось свыше тридцати человек. В этот раз группа попалась солидная. На столе, как и прежде, лежал портфель. Дверь в лабораторию была приоткрыта. Павел Анатольевич поглаживал перстень.
- Как вас зовут?
- Маша, - отвечала модно разодетая блондинка, наматывая кудри на пальчик.
- Маша, через минуту я прошу вас открыть дверь и войти.
Павел Анатольевич зашел в лабораторию. Сквозь сужающуюся щель он с удовольствием отметил волнение, охватившее зал. Он закрыл дверь, взял стул, поставил его в темную нишу за шкафом и сел на него. Теперь главное расслабиться и помнить что человек, который войдет в эту дверь меньше чем через минуту, духовно слабее и в силу своих лет абсолютно невнимателен. Павел Анатольевич глубоко вздохнул и стал смотреть в одну точку. За дверью раздаются робкие шажки. Вошла блондинка. Девчонка посмотрела по сторонам. Заглянула за дверь.
- Его нет! - раздался мелодичный голосок.
- Ага!!! - внезапно грянул знакомый низкий голос.
Распахнулись дверцы шкафа. Оттуда на карачках выполз Евгений. Весь взъерошенный, в пыльной толстовке, он вперил в преподавателя торжествующий взгляд.
- Ой, мамочки! Вы что – ненормальные! - закричала блондинка, вжавшись в дверь.
Уставившись на студента, Павел Анатольевич лишился дара речи. На мгновенье ему даже стало страшно. Он вскочил со стула, едва его не перевернув. Евгений тем временем инспектировал нишу и стул. Для этих целей он использовал нос, словно собака, обнюхивая их.
- Невозможно! Я смотрел в этот угол! Вас там не было! Вот шкаф! Вот стул! Но вас там не было!
Опомнившись, Павел Анатольевич схватил Евгения за локоть и хорошенько встряхнув, потащил к двери.
- Молодой человек. Это переходит всякие границы. Вы знаете, что такое сталкинг? Я буду вынужден сообщить в деканат.
- Как вы это делаете?
- Пойдите прочь!
Он грубо толкнул Евгения. Тот вырвался из слабой хватки, и толкнул преподавателя в ответ. Павел Анатольевич попятился на каблуках и завалился на стол с химикатами. На пол посыпались колбы и пробирки. Силясь удержать равновесие, он перевернул там всю посуду, окрасив локоть пиджака в бурый цвет. Евгений тем временем выскочил из лаборатории и, размахивая руками, понесся к дверям.
- Это человек вас обманывает! - раздался крик из аудитории.
Маша в шоке смотрела ему вслед, потом схватила салфетки и принялась вытирать химикаты с пиджака преподавателя.
- Кто это был? - дрожащим голосом спросила она.
- Мой кошмар, - невпопад ответил Павел Анатольевич, чувствуя, как по спине бегут мурашки.
Этот парень, Евгений, сошел с ума. Такое в его практике случалось не впервые. Были и другие несчастные, которым после его проникновенных лекций и оригинальных упражнений казалось, что они умеют летать или способны взглядом двигать предметы, но таких, как правило, быстро отлавливали санитары. Что касается Евгения, то здесь вышеупомянутые службы явно недоглядели. Павел Анатольевич знал к кому обратиться, но все же решил дать сорванцу последний шанс. Может теперь, когда он увидел практическую часть его фокуса, он, наконец, оставит его в покое.

***

Уже к вечеру, спускаясь по лестнице, Павел Анатольевич встретил Юлию Борисовну. В принципе в этом не было ничего удивительного, ведь они работали в одном корпусе. На учительнице был короткий теплый свитер с воротником и голубые джинсы. Волосы свободно струились по плечам. Настроение – как всегда радужное. Она была так непохожа на других педагогов. Студенты наверняка с ней заигрывали, да и не только они. Одарив Павла Анатольевича своей беззаботной улыбкой, она долго расспрашивала его о работе, потом переключилась на современную и классическую литературу, попросила рекомендовать ей какие-нибудь книги. Наконец она призналась, что совсем недавно отучилась в педагогическом, работала в колледже полгода и многие обязательные произведения изучала в сокращенном варианте. Пять лет назад у нее был муж – монтажник, а еще был случай с лопнувшим тросом. Сейчас она одинока и все свободное время вынуждена отдавать чтению. Через двадцать минут простоя котенок в переноске стал капризничать. Это подразумевало конец беседы.
- А вы женаты? - вдруг спросила она.
Павел Анатольевич смутился. Допустим, он не был женат. Допустим, свои юные годы он посвятил самообразованию, пока его дружки-недоумки развлекались по клубам и дискотекам. Смешно и грустно признаться молодой симпатичной девушке в том, что компанию ему легко могли ставить Данте, Тесла и Гоголь. Помимо всего прочего это подразумевало некоторые физиологические проблемы, что делало его крайне уязвимым.
- Нет, - только и смог он ответить.
- Мы могли бы встретиться в неформальной обстановке?
- Приглашаете меня на свидание? - произнес он, стараясь, чтобы голос звучал небрежней. - Вообще-то это прерогатива сильного пола.
Юля задорно рассмеялась, от чего на щеках у нее появились ямочки.
- Иногда, когда дело касается действия, сильный пол оказывается недостаточно силен.
- Ваше приглашение неожиданно. Давайте договоримся так: я все обдумаю, а завтра скажу.
Казалось, ответ ее слегка удивил. Павел Анатольевич отлично читал по глазам и уловил легкое недоумение, но лишь на секунду. Юлия Анатольевна тепло ему улыбнулась и, договорившись о встрече, ненавязчиво удалилась. Хорошенько проанализировать произошедшее ему не позволил Кант. Котенок устроил настоящий скандал – царапался и катался по дну переноски, требуя его выпустить или хотя бы накормить.
Забрав в раздевалке пальто, Павел Анатольевич проследовал на стоянку к машине. Он считал себя одним из лучших в своем деле. Он умел поймать взгляд собеседника, оперировал эмоциями, предугадывал поступки и был убежденным реалистом. Последнее фактически давало свободу и независимость от опеки высших сил и открывало безграничный простор для познания и совершенствования механизмов работы сознания. Однако сейчас он был слишком взволнован, чтобы рассуждать логически. Настолько взволнован, что не заметил на себе взгляд, устремленный из-за угла колледжа.

Дома Павел Анатольевич первым делом накормил Канта и привел себя в порядок. Для этих целей он использовал холодную воду в больших количествах. Затем сам поужинал лазаньей и оливками, выпил пуэра с пахлавой и посмотрел новости. Потом долго наводил порядок в квартире. Квартира у него была хорошая. Две спальни, кухня, зал, санузел и два балкона. Отутюжив костюм к завтрашнему дню, он улегся на диван в гостиной с теплым котенком на животе. Сейчас он чувствовал себя счастливым. Вокруг была тишина и чистота. Пока Павел Анатольевич убирался, ему удалось навести порядок и в голове. Теперь, когда чувства несколько притупились, он видел картину целиком и мог беспрепятственно анализировать.
- Что ты скажешь о ней? - спросил он Канта, возившегося в области паха.
Котенок не обратил на вопрос внимания.
- Знаю. Она милая. Все они милые в первый день знакомства. Как ты думаешь, я ей понравился? Она умная. Читает Гёте, Шекспира, даже Ницше. Правда, в сокращенном варианте.
Павел Анатольевич собрался с мыслями и поднес котенка к лицу. Кант притих, но потом стал ловить задними лапками его нос.
- Я с ней встречусь. Да. Маме она тоже понравится. Как-нибудь приглашу ее к нам на обед, - он умиротворенно улыбнулся, и каменная маска спала с лица. Внезапно острый коготок попал по носу. Павел Анатольевич вздрогнул и вернулся в прежнее качество. - Какой кошмар! Что я говорю? Так было и в прошлый раз и в позапрошлый. Ничего не получится. Снова эти глупые заигрывания и намеки. Нет! Не намеки. Юля сразу предложила мне встретиться. Какой кошмар! Но у нее на уме нет ничего дурного. Я бы это сразу понял. Не все женщины пьют кровь. Да что же я говорю! Уж если старину Фрейда они завели в тупик, куда уж мне понять что творится в их черепушке.
Он положил котенка на диван, и Кант весело запрыгал по подушкам. Павел Анатольевич схватился за голову и стал стучать тыльной стороной перстня по виску. В такие минуты он терял способность логически мыслить. Осознание того, что он не способен заглянуть в будущее, терзало его сильнее детских воспоминаний. Он, конечно, мог предугадать исход свидания, рассчитать каждый шаг и зазубрить фразы которые будет говорить, но этого было мало. Благодаря Юли он снова почувствовал себя беспомощным школяром! Благо это всегда приходило в домашней обстановке.
- Опять начинает! Что же мне делать? Фрейд, на помощь!

***

С раннего утра и до позднего вечера у Евгения все шло наперекосяк. Мало того, что после уроков Макаревич устроил ему головомойку по поводу преследования малохольного философа, так еще Гришка со своими отморозками отбил заднее место. Преследование? Как же. Он бы назвал это любознательностью. Евгений преследовал цель, а не человека. «Относись к человеку как к цели, а не как к средству», - так говорил Иммануил Кант.
Сейчас он сидел дома за компьютером. Младший готов был его уничтожить, требуя очередь за кинескопом. Черт! Если бы прыщавому игроману позволили, он наверняка женился бы на любимой онлайн игре. Евгений заблокировал дверь в комнату стулом и продолжал поиски. Он преследовал одну цель – разрушить миф! Павел Анатольевич постарался на славу. Надо же было провернуть такой фокус, выставить его на посмешище, а потом иметь наглости просить прощения, чтобы в итоге снова назвать дураком. А что он думает о существовании Бога! Не сложно догадаться, что в этом он был сродни Григорию. Что касалось отца нашего небесного, то в семье Евгения с этим шутить не любили. Он даже два класса отучился в православной гимназии. Теперь ему предстояло всеми правдами и неправдами вывести зазнайку-философа на чистую воду, а заодно выяснить подробней, почему тот разуверился в силе всевышнего. На все про все ему оставалось два дня.
Не смотря на препятствия, коими был усеян его праведный путь, Евгений постарался провести день с максимальной выгодой. В своих наблюдениях он заметил, что преподаватель имитирует какое-то растение или памятник. Все признаки на лицо: скованные телодвижения, отсутствующая мимика, пронзительный взгляд, однотонная одежда. Было совершенно очевидно, что в жизни у человека не все ладно. Чего только стоили его странные суждения о сознании. Мозг – центр мироздания. Простите, а кто же создал этот мозг? Инопланетяне? Жаль, что он не успел задать этот вопрос. Еще Евгений был уверен, что Павел Анатольевич использует гипноз. Он никуда не исчезал, просто сидел на стуле в углу за шкафом. Он это видел, и визгливая блондинка тоже. Странно, что ни он, ни Пэрис Хилтон не смогли его найти.
Евгений взял сотовый телефон и набил номер. Ему очень тяжело дались эти 11 цифр. Проследив за философом до машины, записав на всякий случай ее номер, Евгений тем же вечером поднялся в учебную часть. Зная, что открыта вакансия методиста, он добровольно отсидел два часа, якобы на стажировке. На самом же деле Евгений украдкой рылся в бумагах. Он знал, что Павел Анатольевич, как и любой другой покладистый педант, привыкший делать все по правилам, оставил там свои координаты.
- Ало, - послышался в трубке сонный полумеханический голос, словно машину вывели из строя.
- Павел Анатольевич, вы меня конечно извините…
- Кто это?
- Евгений – несправедливо обманутый.
- Откуда у вас мой номер???
- Друзья дали. Я, конечно, не стану им злоупотреблять. Я только хочу выяснить один вопрос по поводу сознания…
- Молодой человек, вы в своем уме? Вы в курсе, который час?
Евгений глянул на часы. Да. Полночь. Время позднее. В трубке воцарилось молчание. Звонить еще раз – бессмысленно. Вне всяких сомнений мобильник он выключил. Евгений открыл программу «Corel» - единственный графический редактор, которым овладел, и стал рисовать. Рядом на столе стоял готовый к работе принтер. Евгений знал, что должен сделать. Он даст этому философу последний шанс, а потом в дело пойдет тяжелая артиллерия.

***

Утром Павел Анатольевич разыскал Юлию Борисовну и, как и подобает кавалеру, первым пригласил ее на свидание в любимый ресторан «Амадей». Слова дались ему с большим трудом. Он размышлял всю ночь и на рассвете понял, что ничего хорошего из этого не получится. Проведя урок философии (ограничившись в этот раз лекцией) он сел в машину и стал ждать девушку. День прошел относительно спокойно. За два часа пребывания в колледже Евгения он не встретил. Неизвестно где этот ненормальный был сейчас. Возможно, котят душил в подворотне или разрабатывал план по подрыву колледжа. Зато студент звонил ему три раза, но Павел Анатольевич был слишком взволнован, чтобы говорить, а отключить мобильный телефон боялся. Вдруг позвонит Юля. К концу дня Евгений дал о себе знать еще раз. Почти пять минут он нес в трубку какую-то чепуху о сознании и духе, о господстве разума над материей, о религиозных убеждениях своей семьи. Павел Анатольевич слушал вполуха, неотрывно наблюдая за крыльцом. Наконец из дверей колледжа вышла знакомая фигурка в бежевом пальто. Павел Анатольевич без раздумья выключил телефон и посигналил фарами.
Через полчаса они уже сидели в «Амадее». Первый и вполне уместный вопрос, который Юля не решилась задать в машине, был к месту:
- Павел, зачем здесь кот?
Оба перевели взгляд на черный комочек, зорко следивший за хозяином и его новой знакомой из недр переноски. Специально для Канта официант принес третий стул и блюдце молока. Было очевидно, что котенок здесь частый гость.
- Я же не мог оставить его одного дома?
- Почему? Это просто кот. Он не поймет, даже если за окном прогремит ядерный взрыв, - беспечно махнула рукой девушка и звонко рассмеялась.
- Думаю, мы все не успеем это понять, - невыразительным голосом протянул Павел Анатольевич, измерив учительницу холодным взглядом. Его опасения подтверждались.
- Впрочем, я вас хорошо понимаю. Мой знакомый до смерти любил свою собаку. Даже спал с ней.
- В каком смысле?
- В одной комнате. А вы что подумали?
Она снова залилась звонким смехом, прикрыв глаза рукой. Павел Анатольевич взял папку меню и весь зарылся в нее. Открыв глаза, вместо собеседника Юлия Борисовна увидела перед собой только меню из кожзаменителя. Пожав плечами, она раскрыла свою папку.
Через некоторое время ужин был заказан, приготовлен и поднесен. Неловкое молчание повисло за столом. Вдвоем они созерцали свод зала украшенный гипсокартонной плиткой с геометрическими орнаментами и позолоченными люстрами, утыканными электрическими свечами. Из динамиков по углам приглушенно лилась музыка периода классицизма. Павел Анатольевич посматривал на Канта лакавшего молочко в переноске и поглаживал перстень.
- Знаете, Павел, говорят, у котов отсутствует краткосрочная память, - после долгого молчания произнесла Юля.
- Вздор. Мой Кант никогда обо мне не забывал.
- Может, потому что вы с ним неразлучны день и ночь.
- На что вы намекаете?
- Странно, что взрослый мужчина так держится за обыкновенного котенка.
Павел Анатольевич задумался. Он посмотрел на девушку, посмотрел на котенка.
- Наверное, потому что кроме него меня никто не понимает.
- Я вас понимаю, - поспешила заверить Юля.
- Не уверен.
- Вы живете с родителями?
- Конечно, нет! - ужаснулся он, вспоминая о днях, когда приходилось возвращаться строго к ужину для вечерней молитвы. - Мои родители люди обеспеченные, я их очень люблю, но за ними водится один изъян. Они чрезмерно увлечены исповеданием некоторых догматов. Все эти причастия, воскресные походы в церковь, освященный хлеб по утрам и прочая атрибутика. Хорошо хоть до самобичевания дело не доходит. Фактически они страдают ритуаломанией. - Так Павел Анатольевич привык называть приверженцев любой религии. - Я не хотел их обижать и терпел, сколько мог, но не было во мне той искры и рвения, а как говорил Шекспир: «Слова без веры к небу не дойдут».
- И вы стали изучать философию в качестве протеста, - улыбнулась Юля.
- Знаете, мы зря затронули эту тему. Может быть и вы верующая, поэтому не хотелось бы вас обижать.
- А во что верите вы, Павел?
«Все хуже и хуже», - про себя подумал он. Скольким людям он пытался втемяшить, что его вера – разум, порожденный собственным сознанием. В ответ люди кивали головами, божились, что все прекрасно понимают, особенно девушки. Эта ничем не отличалась от других. Одни и те же вопросы. Два раза сказала, что понимаете его. Скоро мысли начнет читать.
Павел Анатольевич скупо улыбнулся.
- Я действительно не вижу причин продолжать эту тему… - попытался он.
- И все же, - упорствовала Юля. - У меня, например, тоже есть некоторые убеждения: никогда не знакомиться на улице, не начинать новое дело пока не закончу старое, ходить в кино только по выходным.… Ну и много прочего.
Павел Анатольевич обреченно смотрел в тарелку. Что это: проверка или насмешка? Причем тут распорядок жизни и прогулки по кинотеатрам. Он достал котенка и стал его поглаживать, потом посмотрел на девушку. Юля вдруг перестала улыбаться, взяла вилку и стала доедать ужин. Они долго молчали под вторую симфонию Бетховена.
- Видите ли, я приверженец реализма, - наконец произнес он. - Я верю только фактам. Бытие определяет сознание.
Юлия Борисовна как будто и не слушала. Методично щелкая зубцами вилки по фарфору, она нанизывала на нее остатки куриного филе.
- Значит, вам так нравится.
С этого момент и до конца ужина они сидели молча. От десерта Юлия Борисовна отказалась. Да Павел Анатольевич и сам уже ничего не хотел. На предложение отвезти ее домой девушка ответила отказом. Они попрощались у входа в ресторан. Покачиваясь перед стеклянной дверью, Павел Анатольевич долго смотрел ей в след. Он ничуть не жалел о случившимся, по крайней мере пытался себя в этом заверить. В конце концов, он ведь знал, что все именно так и будет. Сознание как всегда расставило все по своим местам. Павел Анатольевич улыбнулся. Сознание его друг, но как же он хотел иногда заткнуть его чем-нибудь вязким, чтобы оно, наконец, перестало множить силлогизмы.

***

Евгений скитался по этажам колледжа. Уже стемнело. На небе густились свинцовые облака. К вечеру обещали снегопад. В коридоре он был один. Шли занятия, в том числе пара делопроизводства у его группы, но Евгений не мог больше заниматься. Он снова и снова прокручивал в голове: «Пока меня не видно – я не существую». Но это абсурд. Сколько раз его уже находили домашние, когда он прятался в шкафу или запирался в туалете. Если человек значится в чьем-то сознании – его оттуда и кувалдой не выбьешь. Никакой логики в словах Дэймона не было вообще. Вся его философия заключалась в дилетантском фокусе и эгоизме. Евгений и сам понимал, что это глупая шутка, но он терпеть не мог, когда над ним издевались старшие. Ладно, Гришка. У будущего алкаша и мойщика сортиров мозгов нет. Другое дело преподаватель, кандидат философских наук. Теребя в руке мобильный телефон, Евгений еще раз все хорошенько взвесил. Сумка, забитая листовками, оттягивала плечо. Настал момент истины.
Евгений набрал номер.
- Здравствуйте, это Евгений, - начал было он, но гневная речь заставила его умолкнуть. - Куда пошел? - Евгений нахмурился. - Интеллигентные люди так не выражаются.
В динамике молчание.
- Ах, вот как! - вслух произнес Евгений, стиснув телефон.
На плечо ему легла тяжелая рука. Даже не рука, а целая лапища. Евгений повернулся. За спиной стоял Макаревич.
- Здравствуйте, Максим Малахович.
Ни слова не говоря, толстяк грубо схватил его под руку и повел к себе в кабинет. В сотый раз сорвав с двери слоган музыкального однофамильца, Макаревич затолкал Евгения внутрь. Там студент был принудительно посажен на жесткий стул за широкий письменный стол. Макаревич уселся напротив, отчего мягкое кожаное кресло жалобно заскрипело. Вытащив из ящика несколько листков, он ткнул ими в лицо Евгению.
- Видишь? Я поставил вопрос о твоем отчислении. Все подписано.
- Если это из-за того, что я прогуливаю уроки… - начал оправдываться Евгений, но Максим Малахович шарахнул кулаком по столу.
- Ты что творишь, ублюдок! Ты хоть знаешь что это за человек? За такое, между прочим, сажают! Где ты взял его телефон?
Евгений вздрогнул; сначала от удара, потом от новости. Стало ясно, зачем его сюда привели.
- В учебной части, - приглушенным голосом пролепетал Евгений.
- Больной недоумок! Ты хоть знаешь, в каких университетах преподает Павел Анатольевич? Большое счастье, что этот доброй души человек согласился вести курс лекций в нашем задрипанном колледже.
О задрипанном колледже Евгений знал все, что только может знать студент первого курса. Смешно, но даже поступление сюда стоило ему больших трудов. Глядя на бумаги в пухлых руках Макаревича, он почувствовал, как к горлу подкатывает ком отчаянья.
- Простите, пожалуйста. Я больше не буду. Он пошутил, и я просто хотел…
- Мне плевать чего ты хотел! Я тебя предупреждал. Все. Вопросом о твоем отчислении будет заниматься педсовет. Передай своим родителям. В пятницу утром я жду их у себя. Теперь пошел вон!
Хлопнула дверь. Из кабинета Евгений вышел опустошенным. Еще ни разу ни один преподаватель на него так не сердился. Он и сам не понимал, что произошло, как он пришел к этому. По щекам струились горячие слезы. До чего довел проклятый философ! Может, стоит спрятаться за дверью в туалет и двинуть ей ему по черепу в доказательство собственной вещественности. Почему он должен страдать из-за глупой шутки? Павлу Анатольевичу это так с рук не сойдет. Одного реалиста-софиста он выведет на чистую воду. Пусть теперь над ним все посмеются.
Евгений достал из сумки стопку листовок.

***

В стекла ударяли жесткие зерна снега. Павел Анатольевич вышел из пустой аудитории с переноской в руках. Подошел к концу последний час его добровольного заключения. Завтра он сменит sim-карту и распрощается с кошмаром навсегда. Днем он еще раз встретил Юлию Борисовну. Та даже не поздоровалась. Не удивительно, он и это предвидел. Реальность жестока, но предсказуема.
Закрыв дверь, он достал мобильный телефон и набрал номер. Уже завтра у него намечалась лекция в МГУ. Договорившись о встрече с деканом, он собрался было спуститься вниз, когда внимание его привлек листок бумаги, висящий на стене. На белом фоне был изображен человек в черном костюме с портфелем. На голове у человека были рога, и что-то подсказывало ему, что они принадлежали не викингу. За спиной дверь. На листе надпись: «Павел Анатольевич Дэймон не существует».
Что за глупость! Павел Анатольевич сорвал листовку и осмотрелся. На дверях, стенах и окнах были налеплены аналогичные флаеры. Десятки! На этот раз Евгений превзошел сам себя. За окном бесновалась метель. Павел Анатольевич задрожал от злости. Он хотел набрать номер Макаревича, но звонок мобильного аппарата сработал раньше.
- Павел Анатольевич, вы трус! - раздался из динамика злобный голос.
- Молодой человек! Вы ненормальный! Вы это понимаете? - закричал Павел Анатольевич, потрясая переноской, в которой вращался несчастный котенок. - Вас в детстве с колеса обозрения уронили!
- Вас за это Бог накажет!
- Я вас заклинаю. Это шутка уже с бородой. Смените пластинку! Вам, что больше заняться нечем?! Если вы так любите Бога шли бы в монастырь свечи лепить. Более того, я могу сказать кто вы на самом деле. Одинокий задрот с комплексом суслика, которого никто не видит, а он есть!
Павел Анатольевич и сам не ожидал, что выдаст такое, да еще в окололитературной форме. После застолья с одной предсказуемой особой, имя которой он поклялся забыть навсегда, настроение у него было кислотно-щелочное. В таком состоянии человек способен слюной титан прожигать, а тут еще один недоумок, помешанный на религиозной почве, талдычит про кару небесную.
- Было бы лучше, если бы меня не было?
- Вы угадали! Не хочу вас видеть в своей жизни никогда! Исчезните!
- Подойдите к окну, и я исчезну, если вы этого захотите.
Павел Анатольевич повиновался. С этого этажа хорошо просматривалось левое крыло колледжа и крыша, основательно загруженная снегом. На самом краю, рядом со слуховым окном стоял человек. На самоубийцу он был мало похож, поскольку вышел в теплом пуховике и все же Павел Анатольевич седьмым чувством почуял худое. Он развернулся и побежал по коридору, прижимая к груди переноску с шипящим Кантом.

***

Высунувшись из слухового окна, Павел Анатольевич попал под удар стихии. Жесткие крупицы снега ворохом посыпались ему за шиворот. Мороз вонзился в кожу тысячами иголок. Ветер растрепал окладистую прическу. Метель разыгралась эпических масштабов. Дальше ворот колледжа: дома, сквер и дороги – все вокруг тонуло в белой мгле и лишь вдалеке светом электрических лампочек сияли окна многоэтажек. Переноску Павел Анатольевич оставил на чердаке рядом с окном. В левой руке он продолжал сжимать телефон и листовку.
Евгений стоял в трех метрах от слухового окна, нахлобучив капюшон, застегнувшись до подбородка, еще и перчатки не забыл прихватить. Заметив преподавателя, Евгений сделал шаг назад.
- Вам придется со мной поговорить! Вы хоть знаете, сколько сил я потратил, чтобы поступить сюда! Теперь меня отчисляют! Вы довольны?
- А чего вы ожидали? Нобелевскую премию?
- Теперь все надо мной смеются!
- Они ведь и раньше смеялись. Не так ли?
- Откуда вы знаете?
Павел Анатольевич высунулся по пояс, осмотрелся и, перекинув за подоконник ногу, выбрался наружу. Подняв ворот рубашки, держась за край слухового окна, он подступил к Евгению. Парень сделал шаг назад, поскользнулся, вскрикнул и, удержав равновесие, застыл на месте.
- Евгений! - с отцовской строгостью произнес Павел Анатольевич, щурясь от бьющего в лицо снега. - Вы же взрослый человек. Перестаньте паясничать. Все равно не прыгнете.
- А чего мне бояться? Я ведь не существую.
- Прошу прощения. Я неудачно пошутил.
- Нет. Все прошло очень даже удачно. Теперь меня считают не только дебилом, но и помешанным.
- Я все улажу. Вас восстановят.
- Скажите, как вам это удалось?
- Ну что? - теряя терпение, произнес Павел Анатольевич. Метель терзала лицо. Мороз пробирал до позвоночника. В туфли набился снег. Шифер под ногами скользил. Он уже обветрил уши и готов был вернуться обратно.
- Вы все время были за дверью! Почему я вас не видел?
- Евгений, - преподаватель горько усмехнулся, - если в этом вся проблема, то я, конечно, расскажу. Забирайтесь обратно и…
- Нет! Говорите сейчас!
Павел Анатольевич сделал еще шаг, отпустив край слухового окна. Отсюда он хорошо видел лицо своего невольного «поклонника». Евгений был сам не свой. Зубы щелкали, словно шифровальный замок. Глаза буравили снежные заносы под ногами. Пальцы перебирали воздух.
- Хорошо, - сдался Павел Анатольевич.
Парень выпил из него всю кровь. Душу вынул ради глупого самоудовлетворения, и дело тут было не в юношеском максимализме. Евгений был болен. Вернее страдало его сознание. Все стадии маниакальной одержимости на лицо: замкнутость, навящивая идея, отчаянье. Спрятавшись от всего мира за закрытой дверью, он должен был найти себе врага или символ, который будет уничтожать. По роковому стечению обстоятельств этим персонифицированный символом стал он – Павел Анатольевич Дэймон. Он уже знал, куда позвонит, после того как вернет парня на твердую землю. Благо телефон всегда был под рукой.
- Я выбрал вас неслучайно. Вы пять дней рисовали Пентеракт. Извините, но даже неподготовленный человек способен нарисовать его по памяти за три. Вы помните Машу?
- Пэрис Хилтон?
- Да, конечно, - решил подыграть Павел Анатольевич. - Про нее я вообще молчу. Мало того, что паршивая актриса так еще в певицы лезет. Где сознание, а где она. - Он демонстративно ткнул пальцем сначала в небо потом в землю. - Почему, если мы пристально на кого-то смотрим, он это ощущает. Все дело в глазах. Нужно уметь отвлечь от них внимание.
- Это что, - гипноз?
- Да нет же. Обыкновенный фокус. На мне был черный костюм. Я сидел в тени. Вы волновались и проявили невнимание. Искали меня и не нашли. Сознание завело вас в тупик и спроецировало иллюзию моего исчезновения.
- Я ничего не понял! - неистовствовал Евгений, взмахивая руками. - Вы меня обманываете!
- Дэвид Копперфильд и Гарри Гудини делали то же самое. Они заставляли поверить в чудеса целые толпы! Это фокус, основанный на отвлечении внимания. Дым и зеркала. Теперь вы меня понимаете?
- Значит, вы все это время были в лаборатории?
- Да!!!
- Я так и знал! Все это ложь! Мы существуем, вне зависимости от того, с какой стороны двери находимся.
- Евгений. Философия – это наука о бытие. Хотим мы или нет, но существуем мы за счет сознания. Я пытался вам это объяснить, но безрезультатно. Каждому свое. Давайте забудем это как страшный сон.
- А как же Бог? Его мы тоже забудем? Мой папа говорит…
- Я понимаю, - тяжело вздохнул Павел Анатольевич. После слов: «…мой папа», стало ясно, в какой семье вырос ребенок. Что поделаешь. Тысячи семей страдают аналогичной ритуаломанией. - Давайте оставим этот вопрос, - со всей возможной тактичностью попросил он. - Я реалист. Даже моя фамилия препятствует вере в духовное начало мира. Я верю только фактам. Бытие определяет сознание. Теперь давайте руку.
Павел Анатольевич протянул руку навстречу снегу и ветру. Евгения все еще колебался. Невозможно было понять, что творилось у него в голове. Каким безумием он страдал теперь. Выветрилось ли подозрение и ненависть. Евгений протянул руку. Лист шифера под ногами стал скользить вниз.
Павел Анатольевич издал испуганный вздох и, вытянув руку, попытался ухватиться за отдаляющуюся конечность студента. Тело затылком вниз пролетело пять оконных проемов, вонзившись в подъездную дорожку.

Даже сквозь шум ветра был слышен хруст позвоночника. Первый раз за неделю дворники как назло расчистили снег. Сейчас высокая белая гряда, которая вполне возможно могла смягчить удар, возвышалась в метре от тела. Из слухового окна высунулся носик черного котенка и тут же спрятался обратно. Кант искал хозяина, чувствовал, что случилось нечто непоправимое, но боялся выбраться наружу. Евгений перегнулся через край, продолжая тянуть руку в пустоту. Его обреченный взор был устремлен на труп преподавателя. Павел Анатольевич лежал на ледяном асфальте, закинув руки за спину, лицом кверху, устремив взгляд в бесконечное небо. На остывающее лицо продолжали падать ледяные зерна. Рядом с телом валялся разбитый телефон и помятая бумажка. Надпись на ней гласила: «Павел Анатольевич Дэймон не существует».