Чашка и Дмитриев

Елена никогда не скрывала от коллег по работе почти ничего. С первого же дня все знали, какие её любимые фильмы, за какую партию она голосует на выборах, с кем переписывается в соцсетях и на бумаге. А уж о том, что она участвовала в акции "Возвращение имён", если, конечно, двадцать девятого октября не была в рейсе, все просто запомнили наизусть. Если же кто вдруг вздумал бы забыть, об этом живо напомнила бы чашка в её служебном купе, чуть треснувшая, с изображением Соловецкого камня, заставленного лампадками, в окружении цветов. Чашка была сделана на заказ - по фотографии, как раз в тот год, когда Мемориал был объявлен иностранным агентом. Как раз из этой чашки Елена пила чай, когда к ней заглянула Ася, официантка вагона-ресторана:
- Слушай, Лен, сколько у тебя садятся, посмотришь по укэбу?
Елена отвлеклась от чаепития, чтобы выполнить задание. А Ася вдруг посмотрела на чашку и спросила:
- Это "Возвращение имён"?
- Да.
- Слушай, а тебя случайно не было в офисе Мемориала, когда показывали фильм про детей узниц АЛЖИРа?
- Это который с песенкой на стихи Светланы Шиловой? Да, смотрела.
- На тебе ещё тогда была блузка белая, вязаная.
- Да, мне её бабушка вязала. А у неё, кстати, отца арестовали, когда она была ещё ребёнком. И расстреляли, как раз в Сандармохе. А её как члена семьи - в АЛЖИР.. Так, у меня сегодня вагон неполный, всего пятнадцать человек.
- Спасибо!.. Слушай, а Сандармох - это тот самый, над которым Дмитриев работал? Ну, пока его самого не упекли.
- Тот самый. Кстати, мы с Юрием Алексеевичем как раз переписываемся.
- Что, прямо письма друг другу пишете? Да, классный дядечка! Я бы такому тоже написала.
- А ты после работы приходи ко мне, если хочешь. Вместе ему письмо и напишем.
- А вот это мысль! В общем, жди, тогда после двенадцати приду.