«Обретение свободы, хотя бы на время — самая большая радость, доступная человеку. (Хаяо Миядзаки)
... То путешествие, Андрей запомнил на всю жизнь...
Ночи были коротки и теплы, а дни длинны и прозрачно - солнечны.
Они шли по гребневой дороге, заросшей зелёной травкой изредка посматривая на бегущих впереди собак и разговаривали.
Сергей рассказывал про интересную учёбу на биофаке, а Андрей, вспоминал службу и приключения, которыми сопровождалась тогдашняя его жизнь.
По временам, они стреляли рябчиков, взлетающих с лесной заросшей дороги садившихся на виду, на одиночные деревья.
А иногда, соревновались в меткости, сбивая с веток ни в чём не виноватых дроздов - рябинников, которых потом жарили на костре, вместе со сбитыми ранее рябчиками...
Может быть в том походе, впервые с непреодолимой силой, Андрей почувствовал вкус свободы, не ограниченной никакими обязательствами и или обязанностями…
Вот так шли они куда - то вперёд, в неведомые таёжные глухомани, по заросшей травой дороге, окружённой светлым, берёзово - осиновым лесом. А когда уставали и чувствовали голод, то останавливались в красивых местах, рядом с прохладными таёжными, родниково-чистыми ключами, разводили костёр, кипятили в закопчённом котелке чай и закусывали, удобно устроившись полулёжа в зелёной ароматной травке, изредка посматривая на синее небо и радуясь теплу и чистоте золотого солнечного света.
Часто, на ходу, охваченные безудержной радостью здоровых, молодых тел, ощущением взрослости, независимости и свободы, они на два голоса запевали песни Высоцкого.
Пели разные песни, бывшие тогда на слуху: и сказки - притчи, баллады военного содержания, и туристические песни.
"В суету городов... И в потоки машин... Возвращаемся мы... Просто некуда деться!!!" - голосили они в разнобой, и невольно начинали смеяться и подтрунивать друг над другом, понимая, что именно возвращения в "суету городов", после этого одиночества, свободы и отъединённости от людей, будет для них настоящей наградой!
А "уют" асфальтированных дорог и тротуаров, после этих чудесных ночёвок у костров и устало гудевших ног после дневного двадцатикилометрового, неспешного перехода, будет казаться житейским чудом...
Охотники они были совсем никакие и потому, не только не добыли чего-нибудь стоящего, но и видеть-то ничего не видели, потому что ещё не научились "видеть" - не научились этому сложному таёжному навыку - промыслу.
Правда, в одном месте, на крутом, прибрежном склоне, с замечательным видом на противоположный берег водохранилища, путешественники нашли большую нору и предположили, что она волчья...
... В последний день путешествия, ночуя на берегу водохранилища, на замечательно красивом таёжном покосе рядом с копной свежего душистого сена, уже засыпая, Андрей услышал совсем недалеко, в заросшем мелким сосняком распадке, сердитое рявканье рыси и сказал об этом Сергею, который лёг под копной, в окружении собачек.
Сергей несколько раз переспросил, точно ли это рысь, а потом, на всякий случай влез на копну и устроился рядом с Андреем.
Перед сном, Андрей, зарывшись в тёплое душистое сено, не торопясь, рассказал Сергею случай, который произошёл с ним в армии.
- Дело было в конце зимы. В это время, у рысей начинается гон и они по ночам кричат, страшными, неземными голосами, призывая самок и оповещая соперников - самцов о своём присутствии.
- На сопке, где мы служили - продолжил после небольшой паузы Андрей - рысей было очень много, потому что в окружающем лесу, на луговых склонах, паслись косули, которыми в основном и питались рыси выслеживая их у водопоя или на кормёжке.
От капонира, где несли службу солдаты нашей батареи управления, до казармы, вела гравийная утоптанная дорога. В два часа ночи, после окончания вахты, дежурная смена возвращалась по этой дороге в казарму и тогда, во время этого спуска, можно было услышать, как в засыпанном снегом лесу, очень близко, страшными голосами кричат рыси!
- Однажды, в тёмную безлунную ночь, я вот так же спускался по дороге и услышав крик рыси, чуть ниже по склону, вспомнил лермонтовского Мцыри и решил схватиться с рысью в рукопашную.
Со мной был тяжёлый аккумуляторный фонарь, который я нёс в руке и которым можно было воспользоваться в качестве орудия самообороны.
На мне была толстая, грубого сукна шинель с стёганной подкладкой, и я подумал, что в схватке, рысь своими когтями порвать её не сможет, а я могу её убить или тяжело ранить ударами этого фонаря, похожего на тяжелую гирьку.
Ноги мои обуты были в разношенные кирзовые сапоги, а на голове армейская суконная шапка с искусственным мехом, которую я, на всякий случай завязал у подбородка, чтобы рысь не поранила мне лицо.
Миновав поворот к казарме, я, по заснеженной дороге не торопясь спустился ещё ниже в лес и выключив фонарь, осторожно шагая стал приближаться к рыси, которая с одного места, с заросшей кустарником обочины, рыкала всё яростнее и злее.
Она конечно слышала мои шаги и поэтому сердилась и уходить не собиралась...
Когда в полутьме, я приблизился к зверю на двадцать шагов, рысь, захлёбываясь злобой стала кусать ветки кустарников, шуршала когтистыми лапами по снегу с перемерзшими палыми листьями и утробно ворчала яростно и раздраженно!
В кромешной темноте её не было видно, - дорога здесь делала поворот и сразу за ним, я отлично слышал её передвижения и тем более клокотанье её свирепого рычания.
В лесу было темно, но снег лежавший на земле отражал небесный свет и были видны закрайки дороги, а дальше сплошной стеной стоял настороженный лес.
Тут, на какое-то время я остановился высматривая в кустах прячущегося хищника. Стало совсем тихо и только рысье, вызывающее ворчание треск в кустах нарушало тишину и снежную мглу ночи!
...Сергей, затаившись лежал на сене рядом с Андреем, и представляя, как всё это было, невольно взволнованно дышал...
- И тут я стал осторожничать - продолжил рассказ Андрей.
- Я начал то включать, то выключать фонарь, направляя его луч туда, где в кустах ворочалась раздражённая, гневливая рысь.
Мой боевой пыл как - то угас, и я подумал, что если рысь сейчас нападёт на меня, то я буду с ней сражаться, а если она отступит - то значит, так тому и быть…
Я стоял и ждал, а рысь ещё минут десять, шурша перемороженным снегом топталась в кустах, а потом неслышно отступила!
- Честно говоря, я был рад, что не полез тогда в эти кусты и возвратившись в казарму, с облегчением вздыхая разделся, залез в свою кровать и полежав минут пять, представляя рысь бредущую по снегу в тёмном дремучем лесу, спокойно уснул...
- Значит испугался? - с явной насмешкой в уже сонном голосе спросил Сергей и Андрей зевнув ответил:
- Значит испугался. Зато я понял ощущения, которые испытал Мцыри в момент схватки со зверем, а это дорогого стоит!
Вскоре, Андрей уснул, а Сергей ещё долго лежал ворочаясь, зарываясь в сено всё глубже и тревожно прислушивался к окружающей ночной, осенней тайге.
Собаки спокойно дремали у подножия копны и потому, молодой биолог тоже вскоре уснул.
Назавтра, проснувшись пораньше ещё на восходе солнца, друзья развели большой костёр, поели и попили чаю, а потом, пошли вперёд, огибая большой залив, на противоположной стороне которого стояла туристическая база, где отдыхали в это время несколько сотен городских туристов.
Выйдя к турбазе уже к полудню, наши путешественники устроились вместе с собаками на берегу и в ожидании лодки отца Сергея дремали, изредка поглядывая на спокойное зеркало воды.
Вскоре и он появился, сидя на корме и медленно выруливая подвесным мотором, плыл вдоль берега, высматривая ребят и сопровождавших их собак...
Андрей, уже не помнил, как они возвращались в город, но ощущение красоты природы и чувство необъятной свободы, охватившей его впервые в этом лесном походе, остались с ним на всю жизнь!