Паровоз и пес

Старый паровоз печально вздохнул:
- У-у-у-у-у-у-ф…
Его суставы болели, хотя они и были железными, но покрылись ржавчиной и причиняли невыносимую боль, хотелось согреться и передохнуть от этой боли. Мучила одышка.
- У-у-у-у-у-у-ф... Старость – не радость.
Было холодно и неуютно. Стоял февраль, раннее утро. Зима лютовала, словно предчувствовала свой скорый уход. Так иногда старость ворчит и капризничает, раздражается и ругает молодежь, понимая, что кончается ее время, на смену неумолимо идет новое, молодое. И как ни старается старость зловредничать и ворчать, замедлить процесс ей не удается – все идет своим чередом: старость уступает место юности, зима – весне. Но пока зима еще свирепствует, бушует метелями и снегопадами, морозит и сковывает льдом реки. Кажется, холод пронизывает насквозь.
Ночь потихоньку рассеивалась, черный цвет сменился фиолетово-сиреневым, звезды на небе растаяли, растворились. Единственным источником света был электрический фонарь, который был слегка деформирован, наклонился, но исправно выполнял свои обязанности. Его лампа светила тускло и неярко. Стояла тишина и безмолвие. Уже ярче начали прорисовываться силуэты домов и деревьев, рельсы, поезда, которые стояли на этих рельсах и ждали начала рабочего дня. Скоро к ним подцепят вагоны, и побегут они во все концы, загруженные людьми, машинами, досками, мешками, бочками… А пока поезда дремали и видели свои сны. Это было резервное депо большой железнодорожной станции.
Старый паровоз стоял в самом дальнем углу, в тупике, из которого не было выхода. Его окружали только высокие, серые, бетонные стены. Он изучил их досконально, мог с закрытыми глазами сказать, что нарисовано и написано на каждой стене, где какие дырки и вмятины. Целыми днями паровоз смотрел на эти серые стены, которые навевали грусть, а потом научился не замечать их, смотрел сквозь стены, туда, где кипела настоящая жизнь, где бежали потоки машин и людей, все спешили по своим делам, росли деревья и цветы, стояли красивые дома… И можно было еще смотреть вверх, на небо, любоваться мерцающими звездами и вспоминать, как ярко они светили в его далекую юность, когда он был молодым паровозом и резво бежал по накатанным рельсам: чух-чух-чух, чух-чух-чух, ту-ту-у-у-у-у-у-у! И звезды дрожали на небе, покачивались в такт колесам и улыбались. Теперь они светят не так ярко. А, может, все дело в его старых, подслеповатых глазах?
Рядом с паровозом примостился пес. Он свернулся калачиком и мирно спал. Пес был такой же старый и немощный как паровоз, с седыми белыми усами, потухшим взглядом и облезшей шерстью. Печальное зрелище! Если бы он доживал свою старость в каком-нибудь хорошем доме, где мог погреться у камина или горячей батареи, где его всегда ждала мягкая подстилка, миска с вкусной едой и ласковая рука хозяина, которая бы гладила его время от времени по голове, возможно, он выглядел бы привлекательней и более счастливым. Увы, такого дома не было, и пес доживал свои деньки на улице, рядом с другом, старым паровозом. Они подружились давно, когда пес случайно забрел в этот лабиринт рельсов и поездов и очутился в дальнем тупике, где грустил паровоз. Разговорились и сразу поняли, что у них много общего, что они родственные «души», два состарившихся одиночества, у которых никого больше не было на белом свете. И пес стал жить рядом с паровозом. Днем он уходил в город на поиски скудной пищи, а вечером неизменно возвращался к своему другу. Они делились своими мыслями, а потом надолго замолкали и думали каждый о своем.
Пес спал беспокойно, видно, ему снились тревожные сны. Он время от времени скулил и вздрагивал. «Пусть еще поспит, - думал паровоз – предстоит долгий день…», а сам он погрузился в свои воспоминания. Паровоз любил вспоминать молодость. Тогда он был сильным и красивым. На заводе его покрасили зеленой краской, нарисовали красные звезды, а сбоку написали белой краской буквы и цифры: СУ 215 69 – его имя. Все его механизмы - шатуны, поршни, рычаги, валы, колеса - работали слаженно и дружно. Тук-тук-тук, тук-тук-тук… Жарко горела топка – его сердце, и машинист подкидывал уголек, от чего пламя радостно и весело потрескивало и играло. Иногда паровоз уставал, хотел пить, в него заливали воду, он остывал, успокаивался и бежал дальше - вперед, только вперед! Это сейчас все его болты и гайки заржавели, коленчатые рычаги не гнутся, скрипят как старые суставы и доставляют массу хлопот! Трудно пошевелиться. Смазка давным-давно засохла, в некоторых местах стала твердой как камень. И вряд ли кто-то смажет теперь все эти суставы машинным маслом…
Паровоз добросовестно и честно трудился много лет. Не раз его называли «ударником коммунистического труда», водружали на него алые знамена и вымпелы, вешали гирлянды из зеленых ветвей и цветов. Какой-то человек в черной кожаной куртке поднимался на трибуну, украшенную такими же гирляндами и красными флагами, и произносил речь. Он размахивал руками, все время показывая в его сторону, и что-то громко говорил. Наверное, он хвалил паровоз за его усердную службу людям. Потом все громко аплодировали и улыбались. Хорошо, что среди кумача никто не замечал, как краснел паровоз. А потом все громко пели песню:

Наш паровоз, вперед лети!
В Коммуне – остановка.
Иного нет нас пути,
В руках у нас винтовка.

А поезд радовался вместе со всеми и мечтал о том, что когда-то он обязательно привезет всех этих замечательных, веселых людей в эту удивительную Коммуну… Как давно это было!..
Начинался новый рабочий день, поезда зашевелились и загудели, стряхивая ночную дрему. Все оживало и приходило в движение. Пес проснулся от этих гудков и с нежностью посмотрел на своего друга.
- Доброе утро, старина!
- Доброе! Как спалось?
- Кошмары снились! Будто стал я каким-то зверем, убегаю от охотников, а за мною гонится свора злых собак. Бегу, а собаки за мной. Вдруг – нора, я – туда, а собаки нору роют, вот-вот схватят… А тут гудок прогудел, я и проснулся.
Друзья помолчали немного.
- Послушай, пес! Ты не знаешь, что такое «рай»?
Пес задумался на минуту, а потом со знанием дела произнес:
- Это место, куда попадают только хорошие люди. Там хорошо, там тепло и очень красиво…
- Интересно, есть ли рай для собак и поездов?
Пес опять задумался. Он никогда не слышал о собачьем рае. Они замолчали, и каждый мысленно представил себе свой «рай».
Пес увидел большую зеленую лужайку, на которой росли диковинные цветы, посреди которой возвышался большой фонтан, из него текло свежее молоко, а вокруг росли невысокие деревья, увешанные сосисками, котлетами и сахарными косточками… Котлеты были такие горячие и душистые! От них шел легкий парок, они так вкусно пахли чесночком и перцем! (Пес проглотил слюну) Вдали текла еще одна молочная река с парным молоком, а рядом с нею раскинулось озеро из густой сметаны. В зелени утопал собачий городок, в котором в строгом порядке стояли невысокие, уютные, теплые домики для собак. Впрочем, зимы здесь не было совсем. Не было снега, лютого мороза и метелей, как не было ни одного намордника, ошейника, хлыста, плетки или клетки… И уж тем паче живодерни! Вокруг резвились собаки разных мастей и пород, все они были здоровыми, холеными, с лоснящейся шерстью, крепкими и здоровыми зубами… Они были сытые и очень счастливые. Пес зажмурился и замер - в его голове проносились картины невиданного собачьего «рая»…
А старый паровоз представил себе огромный вокзал. Здание вокзала было облицовано белым мрамором, на верху сияли золотые маковки, все вокруг было белоснежным и сверкало. К вокзалу со всех сторон подходили блестящие рельсы, и на этих рельсах стояли новенькие, красивые паровозы и поезда, раскрашенные всеми цветами радуги. В небе сияло солнце, поезда отдыхали и мирно беседовали. На этой станции не было часов, потому что никто никуда не спешил, не торопился, не следил за расписанием, не нервничал. Здесь не слышно было раздраженных криков вагоновожатых или машинистов, ругани недовольных пассажиров. Время от времени появлялись маленькие смешные роботы, которые мыли поезда, протирали до блеска стекла, смазывали машинным маслом все винтики, рычажки и исчезали.
А еще паровоз подумал, что «Коммуна» - это, наверное, человеческий рай, о котором мечтали и пели люди. Не зря же именно там все хотели сделать свою последнюю остановку! В юности он думал, что когда-то перевезет туда всех людей! И люди будут счастливы, будут всегда улыбаться и петь песни. Он все время ждал, что ему отдадут приказ: «Вперед! В Коммуну!» Но его маршруты пролегали в Томск, Воркуту, Казань, Мурманск, Киев и еще многие и многие города и веси. Он видел степи Забайкалья, Урал, Дальний Восток, Казахстан, Украину… Куда он только не ездил! Но маршрута в «Коммуну» все так и не было, а время бежало, жизнь шла своим чередом, и вот паровоз состарился, оказался в тупике, из которого, кажется, уже не было никакого выхода. И никогда он не узнает теперь, где же находится эта удивительная «Коммуна».
Поезд любил людей. Они дали ему жизнь, долгое время ухаживали за ним. Иногда люди казались странными в своих привычках и поступках. Он никак не мог понять, например, почему их машинист «Михалыч» после работы напивался какой-то странной белой жидкости и начинал вдруг крепко ругаться. Он качался, как утлая лодка посреди моря в штормовую погоду, что-то громко выкрикивал, сотрясая руками и пустой бутылкой, а потом укладывался спать около остывшей, холодной топки. Но паровоз все равно любил Михалыча, потому что сердце у него было доброе, жалостливое. Протрезвев, он начинал плакать, жалеть всех подряд, гладил паровоз рукой по металлической обшивке, и оба грустно вздыхали. Михалыч брался за работу, его глаза начинали светиться, руки наливались силой, он весело бросал в топку уголь и напевал: «Эх, дубинушка, ухнем!..» Иногда Михалыч доставал свою гармонь и играл какие-то жалостливые, грустные песни, тогда хотелось плакать и становилось жалко всех на свете! Но когда звучали веселые песни, жизнь казалась тогда такой же веселой, длинной и прекрасной.
Да, паровоз любил людей. Только вот раньше люди были веселее. Они любили петь хором. Он помнил многие песни, которые пели люди, когда паровоз вез их куда-то далеко-далеко. А еще он помнит веселые отряды пионеров, которые ходили строем под звуки горна и барабана, все такие нарядные в своих белых рубашках и красных галстуках…
Он возил в своих вагончиках комсомольцев на целину. Парни и девушки жарко спорили о будущем своей страны, верили в ее светлое, счастливое завтра, пели замечательные песни. У них, действительно, вместо сердца был пламенный мотор! Они не хотели стареть сердцем, и забота у них была простая – «жила бы страна родная, и нету других забот»…
Страна тогда была другая – большая, необъятная… Он помнит, какими долгими были его поездки. За окнами мелькали степи, поля, равнины, леса, реки, озера, горы, маленькие деревни и большие города… И паровоз с гордостью думал: какая огромная у нас страна!

Широка страна моя родная,
Много в ней лесов полей и рек.
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек...

Иногда к друзьям прилетала ворона. У нее был твердый, «железный» клюв, которым она долбила лед и доставала замерзшие крошки. Однажды во время драки ей вырвали перья из хвоста, с тех пор она летала с общипанным хвостом, но не придавала много значения этому факту, считая себя самой обаятельной и привлекательной. Ворона тоже была старая, прожила много лет, многое повидала, поэтому она сочувствовала старым товарищам и любила посидеть в их компании.
Она слушала их разговоры, чуть склонив голову набок, как будто хотела получше расслышать, о чем говорят, время от времени моргала своими черными глазами, а иногда не выдерживала и встревала в разговор друзей:
- Категор-р-р-ически против! Вы не знаете жизни! Что ты мог видеть со своих рельс? Дорогу и все. Если бы ты заехал в глубинку, ты увидел бы такую нищету! Вымирающие деревни, старые, покосившиеся избы, нищие колхозы, в которых работали за копейки... Ты видел голод? Однажды я видела, как застрелили на поле мальчика и девочку, когда они собирали колоски после уборки урожая. Они так и остались там лежать… Девочка крепко сжимала в кулачке колосок пшеницы… У нее были светлые волосики и ситцевая белая косынка с васильками. А я потом клевала все эти зерна – и ничего. Да что вы знаете о жизни? Что вы могли видеть со своей узкой колеи, которую для вас проложили? Эх…
Друзей смущала речь вороны, они не были с ней согласны, но боялись обидеть и потому молчали, не перебивали ее. Поворчав и выговорившись вволю, ворона улетала.
- Да, бедная птица! Видимо, вместе с перьями у нее вышибли мозги, такого наговорит! – бурчал пес.
- Да, каркает не по делу, - соглашался паровоз.
И друзья опять погружались в воспоминания. Настоящее у них было слишком невзрачным, чтобы много о нем думать, будущее – неизвестно, а прошлое давало пищу их умам и сердцам, заставляло забыть все горести и печали, возвращало в их светлую юность…
Той страны уже больше нет, и люди изменились. Конечно, паровоз видит людей сейчас редко, но ему хватило и тех немногих, чтобы суметь понять случившиеся колоссальные изменения в стране. В последнее время к нему часто стали заглядывать бомжи. Они забирались в этот дальний угол, разжигали огонь, доставали скудный ужин из потертых пакетов, молча ели и пили, а потом незаметно, начинали свой разговор. Они вспоминали, кем были раньше, как их уважали, и что теперь?
Старый паровоз никак не мог понять: что же произошло? Почему люди не поют хором, не ходят отрядами под звуки барабана и горна? Почему их лица стали такими озабоченными и серыми, плечи и глаза всегда опущены? Появились богатые и бедные, безработица… Исчезли пионерские лагеря, бесплатное образование и медицина, бесплатное жилье. Одинокие больные старики уже никому не нужны. Раньше все были равны, может, жили скромно, но не переживали за завтрашний день, не боялись безработицы и нищеты, и это равенство и братство сближало людей, давало точку опоры.
Паровоз погрузился в свои горькие думы. Молчал и пес. Он тоже размышлял о перипетиях своей судьбы, вспоминал хозяина и старые добрые времена.
Однажды, когда друзья мирно беседовали, к ним подлетели два голубя и сели невдалеке. Один голубь был важным и белым, с пушистым хвостом, а второй был сереньким и очень беспокойным. Они поклевали что-то на снегу, а потом уселись рядышком на деревянной балке. Голуби нежно ворковали и, казалось, не замечали никого вокруг. А еще через мгновение они неожиданно вспорхнули, как будто их что-то испугало, и улетели.
- А ты был когда-нибудь влюблен? – неожиданно спросил пес.
- О, да! Я очень любил. К сожалению, моя любовь повстречалась мне слишком поздно, я уже был немолод, поэтому я не посмел признаться в своей любви, любил молча и безответно. Она была так хороша и молода!..
- Кто она?
- О! Зеленая электричка… Молодая, веселая и живая. Она не любила долго стоять на одном месте, все делала непринужденно и легко. Она всегда сияла и всем улыбалась, а я незаметно любовался ею. У моей любимой была молодость и сила, она питалась электричеством, ей не нужен был черный и пыльный уголь. А я пускал пар, и из всех щелей сыпался песок… Разве мог я надеяться? До сих пор я помню ее имя, написанное белой блестящей краской у нее на боку – 555 АС. У нее было удивительное имя!
- Кхе-кхе, а главное – редкое! – беззубо улыбнулся пес.
Он тоже знал, что такое любовь. Только в его случае все обстояло куда как приятней и радостней, потому что на его любовь ответили взаимностью, и ему даже выпало счастье увидеть своих первых щенков, таких беспомощных, милых и самых прекрасных! Он постеснялся рассказать об этом своему другу, чтобы не огорчать его, не вызвать печальные мысли и не испортить и без того грустное настроение.
Да, любовь – это удивительная вещь на белом свете! Ее нельзя сравнить ни с одной сахарной косточкой, ни с одной масленкой, наполненной самым свежим и чистым машинным маслом! Любовь важнее многих вещей на свете! Любовь – это всегда тайна, чудо. Никто не знает ее истоков, ее начала и конца. Что питает любовь? Откуда она приходит? Кажется, отсутствует всякая логика в любви, нет точных формул и правил. Любовь заставляет сердце усиленно биться, будит воображение и будоражит мысль, рожается гармония и красота, создаются удивительные творения… Может, любовь - это один из самых главных подарков, который дан нам всем, живущим на бренной земле, чтобы мы могли, полюбив, стать красивее, добрее, мудрее, сумели оторваться от земли, подняться высоко в небо и прикоснуться к вечности… Ах, любовь, любовь!
- А чем ты занимался в молодости? – спросил паровоз пса.
Пес очнулся от своих дум, поднял голову и произнес с достоинством, насколько позволял его облезлый и обтрепанный вид:
- Я был охотником! Я охотился на дичь. У меня был отменный нюх и необыкновенная реакция! Не было случая, чтобы я вернулся к хозяину без добычи. Хозяин гордился мной, он любил показывать гостям меня и мои медали. Но однажды со мной приключилась беда – я сломал ногу, когда мчался за добычей. Рана плохо заживала, я начал прихрамывать и не смог больше ходить на охоту. Сначала хозяин жалел меня, но потом перенес свое внимание на новых щенков, а я остался один на один со своей болячкой и тоской. Правда, первое время я помогал хозяину учить этих несмышленышей, я учил их охотиться, показывал как нужно выслеживать добычу, как защищаться и нападать... Я был неплохим учителем, хозяин хвалил меня. Щенки подросли, всему научились, стали ходить с хозяином на охоту и на практике оттачивали свое мастерство, а я опять остался один. А потом хозяин посчитал, что кормить дармоеда – непозволительная роскошь, и выгнал меня на улицу. Я его понимаю: трудно прокормить такую свору собак… Вообще-то хозяин у меня добрый, я его очень люблю. Он, наверное, ужасно тоскует без меня… Однажды я попытался зайти в дом, но дверь захлопнули перед моим носом…
Пес замолчал, склонил на бок морду, из его подслеповатых глаз скатилась слеза…
- Я слышал от людей, - продолжал пес – что в старости нужно иметь кого-то рядом, кто подаст тебе стакан воды. Если бы я остался с хозяином, я бы всегда приносил ему воду. В моей миске всегда была свежая вода. Как ты думаешь, дружище, в старости больше пьют?
- Не думаю.
- А я бы предпочел, чтобы мне вместо воды дали погрызть косточку!
- А потом тебе захочется пить! Одно другому не мешает – мудро изрек паровоз. – А я бы предпочел, чтобы со мной просто поговорили…
- Да, поговорить – это хорошо.
- Мы вот с тобой говорим – это замечательно, это значит, что мы не одиноки…
- Не одиноки…
Пес опять о чем-то задумался, лег на землю и опустил голову на лапы.
На небе сияло солнце, оно озарило все радостным светом. Снег заблестел, заискрился. Все в миг изменилось. Но в то же время стали ярче вырисоваться недостатки – стали видны все черные дырки и вмятины в стенах, оборванные провода, ржавые трубы, облупившаяся краска, мусор на снегу. Тем не менее, солнце привнесло какую-то радость и надежду.
Пес потянулся, расправил закоченевшие мышцы, при этом его кости дружно хрустнули, махнул головой другу и посеменил дрожащей походкой в город, прижимая к себе свой облезлый хвост, словно его только что побили. Впрочем, так оно и было. Жизнь с лихвой побила пса и заставила согнуться, сгорбиться, сжаться, сморщиться, смириться и превратиться в это жалкое, неуверенное в себе существо.
Жизнь текла в этом маленьком закутке по своим простым, незатейливым законам – утро, день, вечер, ночь, и снова утро…
Февраль заканчивался. Все ярче и ярче светило солнце в небе, напоминая всем о приближающейся весне. Громче стали чирикать воробьи, каркать вороны, которые прилетали стаями, кружились темным облаком, потом садились на землю, гордо расхаживали и о чем-то шумно спорили, а после снимались с места и улетали прочь. Пес слушал шумное карканье ворон и думал о том, что природа наградила этих птиц очень некрасивым голосом - резким и грубым. То ли дело голуби! Воркуют нежно, тихо, ласково! Прекрасны трели жаворонков весной, курлыканье журавлей в небе… Даже маленькие воробьи чирикают весело, звонко, радостно. А тут: кар-р-р! Словно скрипят старые ставни в доме или открывается ржавый замок или рычит злая собака. Не зря в народе говорят: не каркай, беду накличешь. А, может, это в наказанье за то, что они не гнушаются никакой пищи? «Черный ворон, черный ворон, что ты въешься надо мной? Ты добычи не добьешься, черный ворон, я не твой…» Каждому – свой голос.
Дни бежали один за другим. Однажды днем паровоз был встревожен криком своего друга, который ковылял к нему изо всех своих собачьих сил.
- Дружище, дружище! Беда! Беда…
Пес нервничал и волновался. Паровоз вздрогнул, сжался, ожидая услышать что-то неприятное…
- Я только что услышал… (Пес тяжело дышал)… Начальник станции… приказал бригаде рабочих резать на металлолом старые паровозы, говорит - рухлядь, а потом все - на свалку металлолома или продадут за границу, а здесь поселят новые поезда и вагоны. Это значит, тебя порежут на куски и увезут далеко-далеко от меня… И я никогда тебя больше не увижу…
Пес метался и нервничал, потом обреченно сел на землю, обхватил голову лапами и заплакал. Он только сейчас понял, как дорог ему его друг, и как зыбко все в этой непредсказуемой жизни. То, что казалось незыблемым, постоянным, меняется в одночасье как декорация в спектакле – новая сцена, новые герои.
«Как глупо, - подумал паровоз – Как глупо и несуразно все получается. Он должен уйти из этой жизни, исчезнуть, превратиться в груду искореженного, бездушного металла… За что? Ведь он ничего плохого не сделал, никому не мешает…»
Все казалось страшным, кошмарным сном, в котором ты убегаешь от страшного злодея, понимаешь, что нужно бежать быстрее – иначе погибнешь, но не можешь. Все тело ватное, вязкие, медленные движения… Не убежать!
Пес потихоньку скулил, а паровоз молчал. Вдруг откуда-то с неба, как снаряд, свалилась на снег ворона, их старая приятельница.
- Слышали? Кар-р-раул! Кар-р-ратели! Режут старые вагоны! Говор-р-рят – р-р-рухлядь, стар-р-рье. Кр-р-ровопийцы! Живодер-р-ры!
Продолжая ругаться и возмущаться, ворона поднялась в воздух и полетела дальше разносить печальные новости.
- Раскаркалась, без тебя тошно – промолвил пес.
А невдалеке уже слышались удары молота, кувалды, визг пилы, скрежет и стон металла. Все ближе и ближе подбирались эти леденящие душу звуки… Смерть идет, смерть идет… Они уже видели этих рабочих, одетых в черные куртки и черные штаны, у них были угрюмые, темные лица, они ожесточенно размахивали кувалдами, били по обшивке паровоза, который стоял в нескольких метрах от друзей… Они понимали, что им осталось уже совсем немного быть вместе. И тогда пес, превозмогая боль, вскарабкался на паровоз и лег возле его потухшей печки-топки. Он положил свою морду на лапы и закрыл глаза. Он не оставит своего друга!
- Пес, ты чего? Вылезай, дружище! Что ты надумал? Я очень тебя прошу, пожалуйста!
Но пес даже не пошевелился. «Вместе так вместе» – подумал паровоз.
И они замерли, мысленно прощаясь друг с другом и всем белым светом, удивительным и многообразным, прекрасным и добрым, порой безжалостным и жестоким… Что ж, они свое пожили. Прощай, белый свет!
А дальше произошли события, которых никто не ожидал, не предвидел и не мог даже предположить.
Бригада рабочих, действительно, подошла к паровозу (паровоз аж присел со страха, увидев все эти орудия пытки – ломы, кувалды, крюки, пилы, ножи…), но никто из рабочих не стал убивать его, не занес над его головой кувалды. Они мирно пошлепали руками по его обшарпанному боку и улыбнулись:
- Ну, что, старина, тебе повезло. Ты еще поживешь, курилка!
События разворачивались стремительно, паровоз вряд ли вспомнит теперь все детали и лица, потому что все было слишком неожиданно и слишком волнительно.
К паровозу подошла новая бригада рабочих. Они были одеты в нарядные синие комбинезоны, люди весело переговаривались, шутили, улыбались, от них веяло радостью, спокойствием и миром. В руках рабочие держали ведра с краской, кисти, валики, какие-то бутылки с жидкостью, наборы красивых инструментов и запасных частей. И работа закипела. Эти молодые парни и девушки возвращали его к жизни. Они начали ремонтировать все его поломанные узлы и блоки, заменять одряхлевшие части на новые, смазывали его, протирали, полировали и шлифовали, удаляли коррозию какой-то жидкостью, красили… Паровоз не понимал, что происходит…
Пес молча наблюдал со стороны за происходящим.
- Кр-р-расота! Кар-р-ртинка! Кр-р-расиво! – каркала ворона – Категор-р-ричеси пр-р-риветствую! Кр-р-раники поправьте! Кр-р-раники поправьте!
И скоро паровоз сиял всеми красками радуги, светился и блестел, словно только что сошел с заводского конвейера, а во лбу его так же сияла красная звезда.
Потом паровоз осторожно перевезли в огромный, современный музей, в котором была собрана и отреставрирована вся старинная техника. В разных залах стояли разнообразные машины – самолеты, автомобили, поезда и паровозы, сельскохозяйственная техника, промышленные автоматы и многое-многое другое.
Паровоз поставили на пьедестал, со всех сторон оградили красными шелковыми лентами, водрузили алые знамена и вымпелы как в старые добрые времена. Рядом с ним установили стенд, на котором прикрепили фотографии и тексты с описанием его трудовой биографии, его истории. А на большом экране телевизора, который был вмонтирован в стену, шли кадры из документальных фильмов, и поезд с волнением узнавал знакомые лица, людей, места… Невдалеке установили старинный радиоприемник, который пел бодро и весело:

В буднях великих строек,
В веселом грохоте, в огнях и звонах
Здравствуй, страна героев,
Стран мечтателей, страна ученых!
Ты по степи, ты по лесу,
Ты к тропикам, ты к полюсу
Легла, родимая, необозримая,
Несокрушимая моя.
Нам нет преград ни в море, ни на суше,
Нам не страшны ни льды, ни облака.
Пламя души своей,
Знамя страны своей
Мы пронесем через миры и века!

И пришла весна. И вновь буйно зацвела черемуха, сирень, акация. Громко, на разные голоса запели птицы, восхваляя жизнь и все живое. И воздух пьянил, и ветер звал за горизонт… Жизнь продолжалась! А старый репродуктор уже пел нежно и проникновенно:

Все стало вокруг голубым и зеленым,
В ручьях забурлила, запела вода.
Вся жизнь потекла по весенним законам,
Теперь от любви не уйти никуда.
Любовь от себя никого не отпустит.
Над каждым окошком поют соловьи…

Напротив паровоза висела большая цветня фотография, на которой была изображена… зеленая электричка! Та самая. Она весело улыбалась ему, словно говорила: «Жизнь прекрасна! Любовь прекрасна!» Она была такой красивой и совсем еще молодой…

Любовь никогда не бывает без грусти,
Но это приятней, чем грусть без любви.

Паровоз был счастлив. К нему пришел мир и покой. Ему нечего больше желать. Каждый день его мыли, чистили, протирали до блеска его окна, смазывали маслом все рычаги и шарниры…
Он улыбался всем посетителям и был бесконечно счастлив. Он радовался, когда приходили дети, тогда паровоз рассказывал им о своей жизни, и если дежурный по залу не видел, позволял ребятишкам залезть в его кабину… Дети – самые благодарные слушатели.
«Где же пес?» - спросите вы. Сердце пса не выдержало неожиданной радости, оно взорвалось и навсегда остановилось. Увы, наше сердце может остановиться не только от великой печали, но и от нежданной радости.
Паровоз попросил оставить ему на память ошейник пса, который он повесил у себя внутри на гвоздике рядом с топкой. Теперь ошейник всегда напоминал ему о верном друге. Он видит его печальные, усталые глаза, его грустную улыбку… И очень надеется, что его друг гуляет теперь по большой зеленой лужайке, где растут невиданные цветы, летают красивые бабочки, а вдали течет река из свежего парного молока…

Всюду жизнь привольно и широко,
Точно речка полная, течет.
Молодым везде у нас дорога,
Старикам везде у нас почет…

Старикам везде у нас почет?..