Жертва женских страстей

Такси-11. Жертва женских страстей

(Вакханка)

«И ваши сени кочевые
В пустынях не спаслись от бед,
И всюду страсти роковые,
И от судеб защиты нет»


гл. 1 Запоздалая ездка

В последних числах июля я ехал с работы домой, заранее сняв жёлтый фонарь с шашечками с крыши автомобиля.
В этот поздний летний вечер Питер уже погрузился в темноту. Ярко светились лишь витрины магазинов да неоновые вывески на фасадах зданий. Сладко потянувшись уставшим телом, я тут же представил себя на уютном кожаном диванчике с чашечкой ароматного кофе в руках. Но когда подъехал к своей парадной на Сапёрном переулке, неожиданно зазвонил телефон.
Диспетчер Верочка спросила, где я нахожусь, и узнав что в центре, передала мне очередной заказ. Нужно было вести молодую женщину из сауны с Баскова переулка на Охту, а точнее, на Среднеохтинский проспект. Мои возражения на то, что рабочая смена уже закончилась и я уже вернулся к себе, она во внимание не приняла.
-- У меня все машины заняты, а ты находишься ближе всех, на соседнем переулке, -- категорично заявила она. – Ехать-то всего ничего, каких-то пять километров. К тому же, это твоя постоянная клиентка, Лилия.

Последний аргумент был решающим.
-- Ну, тогда другое дело, -- примирительно сказал я и, развернув свою ласточку, через пару минут прибыл по нужному адресу, отзвонился и стал ждать.
Вскоре к машине подошла моя хорошая знакомая, одетая в малиновый жакет с укороченными рукавами и синюю бархатную юбку. Она открыла пассажирскую дверь, поздоровалась, а затем юркнула на пассажирское сиденье и, откинув спинку, уселась поудобнее. Моя левая нога автоматически выжала сцепление.
-- Как хорошо, что я еду с тобой! -- с облегчением выдохнула Лилия и, захлопнув дверцу, закрыла глаза.
Я включил первую передачу, отпустил сцепление, и машина плавно тронулась с места.

Ехали мы, конечно, не пять минут, а целых пятнадцать – и всё из-за мерзкой погоды. Сеялся мелкий дождик.
В воздухе висел густой туман, и уже в нескольких шагах трудно было что-либо разобрать. Ядовито-жёлтый свет фонарей сквозь мелкую взвесь дождя выглядел раздробленным и размытым. Фары встречных машин не столько освещали дорогу, сколько слепили глаза. Трудяги-щётки на лобовом стекле работали без остановки. Послышались отдалённые раскаты грома, ярко сверкнула молния.

За Охтинским мостом, свернув налево, выехали на Среднеохтинский. Перед улицей Панфилова, нырнув в уютный дворик, остановились перед её парадной. Несколько секунд Лилия сидела молча, словно чего-то обдумывая, а потом, повернулась в мою сторону и, немного наклонив голову, посмотрела мне в глаза.
-- Можно у тебя покурить? – спросила она.

Я обычно не разрешаю пассажирам дымить, так как многим клиентам, особенно женщинам с детьми, не нравится сидеть в салоне, пропитанном табачным дымом. А некоторые, даже заказывая такси, ставят условие: «Только чтобы салон был
не прокуренный». Но Лилия была моим постоянным клиентом, поэтому я ей разрешил, лишь попросил немного опустить стекло. Что она и сделала, покрутив дверную ручку.

Тут же в её руках появились зелёная пачка «Салем» и зажигалка. Достав длинную дамскую сигарету, она прикурила. Сизая струйка дыма поднялась вверх и через приоткрытое окно потянулась на улицу.
Лилия и раньше была подвержена смене настроений, но сегодня она была явно не в духе. Несмотря на внешнее спокойствие, во всём её облике угадывалось какое-то внутреннее напряжение, которое исходило из её душевного состояния.

Я заметил, что сигарета в её руках слегка дрожит, а дыхание было торопливым и неровным. Она подняла спинку в вертикальное положение, но от этого сидеть ей удобнее не стало. Лилия постоянно ёрзала, сидела как на иголках. Сразу было видно, что она нервничает. Обычно так ведут себя женщины, когда что-то глубоко переживают.
В таких случаях у них часто возникает желание высказаться, излить свою душу.

гл. 2 Линии судьбы

Мы с ней познакомились три месяца назад. Помню, в конце апреля мне пришлось подвозить супружескую пару в ресторан «Метрополь», на Садовой. Когда я их высадил и готов был уже ехать дальше, вдруг из массивных дверей ресторана выскочила молодая взволнованная женщина в белом платье и бросилась к моей машине. Пришлось приоткрыть пассажирскую дверь.
-- До Среднеохтинского не подкинете? – запыхавшись, спросила она.
«Надо же повезло, -- обрадовался я, – подхватил клиента на пустом месте». В последние годы редко можно увидеть голосующую руку на улице. Сегодня такси обычно вызывают по телефону.

-- Садитесь, -- кивнул я, но сесть она не успела. Из дверей ресторана выбежал мужчина в чёрном костюме и схватил её за руку. Представитель сильного пола был плотного телосложения с красным лоснящимся лицом.
-- Лилия, остановись! – кричал он. – Я прошу тебя, остановись!
Он удерживал её и не давал сесть в автомобиль. Некоторое время они бурно выясняли отношения, а затем женщине
с большим трудом удалось высвободить руку и, запрыгнув на пассажирское сидение, захлопнуть за собой дверцу.
Мужчина схватился за ручку дверцы, пытаясь её открыть, но в этот момент сработала педаль газа – и машина резко сорвалась с места. Посмотрев в зеркало заднего вида, убедился, слава богу, руку ему не повредил…
-- И что это за тип? – спросил я, когда мы, немного отъехав, повернули на Невский.
-- Это мой муж, -- слегка поправив волосы, ответила она. А затем, достав платок, вытерла пот с разгорячённого лица. При этом женщина часто и прерывисто дышала. Как она рассказала, муж без всякой видимой причины приревновал её к молодому человеку, которого она пригласила на танец, и весь вечер упрекал её в том, что она вешается всем на шею.

Потом она замолчала, а мне было неудобно расспрашивать. «Если захочет, сама расскажет», -- подумал я.
И действительно, через некоторое время женщина мне всё объяснила.

В банкетном зале ресторана отмечали юбилей её тётушки. Отношения с мужем накануне и так были накалены.
А тут он ещё позволил себе за столом дурацкую бестактность: он во всеуслышание заявил, что жена держит нож не в той руке. Ну да, оплошала. Так шепни ей тихонько на ушко. Зачем позорить перед всеми родственниками?

Это была последняя капля, переполнившая чашу её терпения. Она бросила нож на скатерть, выскочила из-за стола и выбежала из банкетного зала.
С Невского мы повернули на Суворовский и, переехав Неву, оказались на её Среднеохтинском. За Шепетовской улицей у Георгиевского сквера женщина попросила остановить машину: она сильно разволновалась и захотела немного прогуляться и успокоиться.
Мы познакомились и стали бродить по многочисленным дорожкам, любуясь малыми архитектурными формами и современной скульптурой, а потом, изрядно находившись, присели на массивную белую скамейку с чёрными чугунными ножками. Лилия понемногу приходила в себя, её дыхание выровнялось.

Сквер освещали яркие фонари, поэтому, несмотря на поздний час, я её хорошо разглядел. Она была молода, стройна и довольно-таки привлекательна. Нежное, тонко очерченное лицо невольно привлекло моё внимание. Но особенно выразительны были её глаза небесной голубизны, в которых притаились мягкие манящие огоньки.
Её непослушные светлые волосы противились заколкам и своими волнистыми прядями постоянно спадали на лоб, отчего она была вынуждена ежеминутно их поправлять. Лилия принадлежала к тому типу женщин, рядом с которыми мужчины неизбежно испытывают беспокойство и волнение. Честно признаюсь, не удалось избежать этой участи и мне.
До перестройки она занималась в танцевальной студии, а после, когда студию закрыли, поступила работать в салон красоты.
-- Как жаль, что нельзя предвидеть будущего, -- откинув очередной упрямый локон, тяжело вздохнула она. --
Тогда многих ошибок удалось бы избежать.
-- Ну почему же нельзя? -- возразил я и предложил ей погадать по руке. Она с радостью согласилась и протянула мне правую руку, но я взял левую -- ту, что ближе к сердцу.

У неё была мягкая тёплая ладошка с чёткими линиями, очень удобная для гадания. А длинные ногти цвета ореховой скорлупы свидетельствовали как об утончённости её натуры, так и о её непрактичности.
-- Не умрёте от насильственной смерти, -- первое, что я ей сказал.
-- Это почему? – спросила она.
-- Нет обрывов на линии жизни.

Второе, на что я сразу обратил внимание, -- линия разума и линия жизни у неё не пересекались. Это неблагоприятный знак. Как говорится, «ум с сердцем не в ладу». Люди с таким знаком взбалмошные, неуравновешенные, склонные
к необдуманным поступкам. К тому же линия разума у неё слишком круто спускалась вниз.
-- Что это означает? – заглянув мне в глаза, спросила Лилия.
-- Склонность к нервным болезням и истерикам.
-- Вот уж бы никогда не подумала.
-- А сегодня у ресторана что это было? Она опустила голову и ничего не ответила.
-- Зато хорошо развиты большая и малая Венеры, -- поглаживая припухлости на её ладони, указал я.
-- И что это значит?
-- Значит, по женской части у вас проблем нет.
-- Ну хоть тут всё нормально, -- из её груди вырвался вздох облегчения.
-- Вас ожидает счастливая старость!
-- Это почему?
-- Крестик внизу линии жизни.
Лилия ещё раз вздохнула с облегчением
-- У вас кружочек на подушечке безымянного пальца.
-- И что это?
-- Этот палец связан с Аполлоном, богом солнца и искусств. А люди, у которых есть кружочек – это люди «с солнцем в крови».
-- Какая прелесть!
-- Но таким людям надо быть осмотрительными.
-- Это почему?
-- Если слишком приблизишься к солнцу, можно и сгореть.
-- А дети у меня ещё будут? – с любопытством спросила Лилия.
-- У вас же сейчас девочка, -- сказал я, указав ей на продольную линию под мизинцем.
Она от удивления выпучила глаза и утвердительно закивала головой.
-- А будет ещё и мальчик, -- добавил я, указав на другую продольную линию под мизинцем, но длиннее…
-- Интересно, а кто будет отцом ребёнка? -- кокетливо улыбнулась Лилия. Честно признаюсь, я растерялся и невольно смутился. Впрочем, отвечать на подобные каверзы мне не пришлось, она быстро сменила тему разговора.

После этого вечера Лилия стала моим постоянным клиентом. То есть, при заказе такси она просила диспетчера, чтобы её по возможности вёз именно я. Ну а диспетчеру-то какая разница, лишь бы клиент был доволен. А когда я был свободен от работы, она звонила прямо на мой телефон.

В тот год моя личная жизнь дала трещину. Моя супруга, увлекающаяся, романтичная натура, когда ехала на поезде из Москвы в Питер, потеряла голову, влюбившись в молодого художника. И напрасно я ждал её на перроне Московского вокзала. Со слов проводницы, она сошла вместе со своим попутчиком ещё в Вышнем Волочке.
Таким образом, я потерял не только близкую женщину, но и хорошего друга, с которым можно было поговорить по душам.

Жизнь моя стала пустой и бесцельной. Я чувствовал себя удивительно одиноким и неприкаянным. Казалось, грусть навсегда поселилась в моём сердце. Может быть, по этой причине я так сильно привязался к Лилии и с нетерпением ждал каждого её звонка. Да и она испытывала симпатию ко мне и всегда, когда мы встречались, одаривала меня приветливой улыбкой.
-- Ты мой верный "лыцарь"! -- улыбаясь, молвила она, когда я, обойдя вокруг машины, подавал ей руку.

Впрочем, на какое-то развитие отношений мне трудно было рассчитывать. Она с ребёнком. А куда я её приведу?
В коммуналку? Правда, кроме такси у меня имелся небольшой приработок: в свободное время я чинил мобильные телефоны. Но денег с трудом хватало на жизнь.

Я мечтал переехать в отдельную однокомнатную квартиру и каждый год откладывал для этого около 300 тысяч рублей. Но цена на недвижимость ежегодно увеличивалась (закон подлости!) практически на такую же сумму (минимум на 10%), обесценивая все мои накопления. Так что к желанной цели я приблизиться так и не смог.

У Лилии тоже было всё непросто. Её муж, служащий банка, был довольно обеспеченным человеком. Но и четырёхкомнатная квартира, где они проживали, и большой двухэтажный дом в Комарово, который он недавно построил, -- всё было записано на его родителей. Так что в случае развода, она просто бы оказалась на улице с ребёнком на руках. Да и алименты были бы копеечными, ибо зарплату в банке платили в конвертах.

гл. 3 В поисках оправдания

Дождь между тем усилился. Крупные капли забарабанили по крыше автомобиля. Запузырились лужи во дворе. Выкурив первую сигарету, она достала вторую и сделала глубокую затяжку.
-- Ну почему так устроена жизнь? – с тревогой в голосе вымолвила Лилия. -- Внешне всё вроде благопристойно, а душу штормит.
А затем призналась мне, что изменила мужу три дня назад. При этом она с облегчением выдохнула, словно камень свалился с души.
Всё произошло на теплоходе, на котором она вместе с сестрой ездила на экскурсию в Кижи. Там за ней стал ухлёстывать привлекательный мужчина, помощник капитана. После вечерних танцев они посидели в ресторане, а затем он пригласил её в свою каюту. И «как-то так получилось», «как-то само-собой…».

Лилия долго мучилась, но так и не смогла подобрать нужных слов. В общем, призналась она, «проявила женскую слабость и бесхарактерность».
Лёгкие увлечения у неё случались и раньше, но это её особенно не волновало. Сейчас же всё было иначе. Она взглянула на себя как бы со стороны и ужаснулась: какой же однообразной и будничной сделалась её жизнь!

«Серый день, серый дом, серый сон.
На работе всё тот же тон.
И сама я вся серая-серая,
Оттого я такая рассеянная»

Теперь после работы ей не хотелось идти домой. Она перестала радоваться общению с дочерью. Что-то в ней надломилось.
Мне не раз приходилось выслушивать душевные излияния женщин в своей машине. Чаще всего они жаловались на пьянки или гулянки мужа. Были и такие, которые желали поквитаться с супругом прямо в моём салоне; а одна рыжая бестия так и вовсе полезла ко мне под рубаху...
Частенько сетовали на материальные проблемы, а также на то, что супруг не помогает в домашних делах. Но Лилия, к моему удивлению, обо всех этих бедах даже не упомянула.
Она лишь роптала на тоскливую жизнь, на то, что ей не о чем говорить с мужем. «Приходит с работы, ложится на диван с газетой, затем к телевизору и спать. Ни в театр, ни на выставку его не затащить. Ничего его не интересует».
«Если тебе скучно одному, женись и скучай вдвоем», -- почему-то мелькнуло у меня в голове.

Обычно, чтобы снискать расположение дам, я частенько им сочувствовал, старался открыто сопереживать и, как только мог, поносил тупых солдафонов, мужланов, распутных кобелюк, которые доставляют столько страданий этим несчастным хрупким созданиям. И так входил в роль, что начисто забывал, что я и сам являюсь представителем этого самого ненавистного ими мужского племени. И только встретившись с их удивлённым взглядом, нажимал на тормоза.
В момент покаяния мне всегда было интересно услышать от женщин истинную причину их измен. Ведь нужно же найти какое-то оправдание, чтобы совесть не мучила и не болела душа. Всякий раз я удивлялся их изобретательности и способности находить веские причины.
Хорошо, когда причина лежит на поверхности. Скажем, муж намного старше жены, а потому женщина перестала испытывать к нему интерес. Но как быть, если ничего такого нет и муж -- примерный семьянин? Ну тогда надо приписать ему какой-нибудь порок. Как говорила Анна Сергеевна из чеховской «Дамы с собачкой»: «Мой муж, быть может, честный, хороший человек, но ведь он лакей!».

Ну и что такого? Да, он, возможно, хочет выслужиться перед начальством, чтобы продвинуться по службе, больше зарабатывать и тем самым лучше обеспечивать свою семью. И что здесь плохого?
Какие же женщины лицемерки! Нет, чтобы прямо сказать: «Муж мне уже хуже горькой редьки, в печёнках сидит. Я его больше не люблю». Тогда было бы всё просто и ясно. Но куда там! Они даже сами себе боятся признаться в том, что им очень хочется глотка свободы, воспылать страстью. Какое удовольствие фланировать со своим шпицем по ветреной набережной Ялты взад и вперёд? Вот если бы встретить там интересного, видного мужчину, который бы подошёл к ней, сыскав повод для знакомства(«Можно дать ему кость?» -- спросил Гуров). От одного вида такого мужчины перехватило бы дыхание, закружилась голова и подкосились ноги. Ах, как славно почувствовать себя женщиной и получить разом душевное и телесное наслаждение. А через какое-то время в уютном семейном гнёздышке, в своём захудалом городишке под унылое завывание ветра вспоминать об этих сладких мгновениях долгими зимними вечерами.
Однако не факт, что сбывшиеся желания осчастливят женщину.
«Вы же первый не уважаете меня теперь», -- бросила Анна Сергеевна Гурову после их близости.

Он пытался её успокоить, но она даже слушать его не стала. Героиня Чехова начала выворачивать свою душу, изображая вселенскую трагедию.
«Пусть бог меня простит! – сказала Анна Сергеевна и глаза её наполнились слезами. – Это ужасно… Я дурная, низкая женщина, я себя презираю и об оправдании не думаю. Я не мужа обманула, а самое себя. И не только сейчас, а уже давно обманываю…».
(Замечу, что женщины редко в этом признаются, чтобы себя не компрометировать. Но оставим подобные откровения на совести великого писателя. Обычно они оправдываются так: «Разум помутился!» или «Я не смогла с собой совладать!»).

Прав всё-таки был желчный Печорин, «Русские барышни большею частью питаются только платонической любовью». Шаг вправо, шаг влево -- вот тебе и истерика!
Впрочем, никаких доводов Лилия мне так и не привела. Из её длинной запутанной речи я вынес только одно: душа у неё была не на месте.

Посидев со мной ещё некоторое время, она взглянула на часы, поблагодарила за сочувствие, расплатилась, вышла из машины и скрылась в парадной. Я же немного задержался, пережидая ливень. Неожиданно почему-то вспомнилась фраза приятеля-ловеласа: «Женщины частенько заводят любовника не столько ради любви, сколько для того, чтобы было кому излить свою душу». Поводов возразить ему у меня не нашлось.

гл. 4 Не хочу домой!

Где-то через месяц, в субботу, когда за окном уже сгустились летние сумерки, я лежал на диване и перечитывал «Даму с собачкой». В этот день у меня был выходной.
Вдруг позвонила Лилия и попросила забрать её из сауны с Баскова переулка, где она вместе с подружками отмечала свой очередной день рождения.
«Ну, это недалеко, -- подумал я, -- только перебросить через Охтинский мост. За полчаса управлюсь». Я надел джинсы, чёрную шёлковую рубашку и поехал за своей постоянной клиенткой...

У входа в сауну я увидел трёх развесёлых дам. Сразу было видно, что они уже приняли на грудь. Дамы пошатывались, махали мне руками и что-то громко выкрикивали.
В одной из них я тут же узнал Лилию. На ней было чудное тёмно-вишнёвое платьице без рукавов. Глаза её сверкали, лицо раскраснелось, волосы небрежно рассыпались по плечам. Я забрал весёлую компанию, довёз их до метро Чернышевская, где высадил подружек Лилии, а затем, развернувшись, помчался по Салтыкова-Щедрина к Охтинскому мосту.

-- Куда ты так несёшься? –- недовольно поморщилась Лилия.
-- На Среднеохтинский, -- ответил я. –- К тебе домой.
-- А я не хочу домой! -- заявила она. –- Меня там никто не ждёт.
Далее она мне сообщила, что дочь гостит у бабушки в деревне, а муж в командировке.
-- Я боюсь одна ночевать в квартире, -- жалостливо скривив губы, продолжала она. -- Похоже, у меня клаустрофобия.

Сначала я подумал, что она шутит, как говорится, выпендривается. Такое иногда случается с подвыпившими клиентами -- водителя подобными выходками не удивишь. Я надеялся, что она скоро угомонится, но ничуть не бывало. С каждой минутой она только распалялась.
-- Я не хочу домой! -– постоянно твердила она. А под конец неожиданно выдала: «Я хочу купаться!».

«Этого мне только не хватало», -- подумал я и сделал вид, что пропустил её слова мимо ушей. Но не тут-то было.
-- Если не повезёшь, прямо сейчас выйду! -- вдруг закапризничала она и приоткрыла дверцу.
«Этак чего доброго выскочит на ходу и разобьётся», -- перепугался я и, прижавшись к поребрику, остановился и включил аварийку. В это время мы уже находились на Суворовском проспекте.
-- Где ты хочешь купаться?.. На Петропавловке, что ли? –- спросил я.
-- Ну, только не там! – замахала она руками. -– Там грязная вода. Хочу в чистое озеро.
-- У нас в городе и озёр-то нет, а уж тем более с чистой водой, -- возразил я.
-- Ну тогда поедем за город, в Разлив.

Мы с ней немного попререкались. Я не хотел ехать в область на ночь глядя, считая все её просьбы пьяной блажью.
Но тут был приведён главный аргумент.
-- Андрюшенька! Неужели так трудно сделать подарок на мой день рождения? А ещё друг называешься!

Не знаю, что со мной случилось. А может, просто надоело её нытьё. Немного поворчав, я махнул рукой и согласился: "Поехали!".
Лилия засияла от радости, она по-детски захлопала в ладоши:

«И вдвоем по тропе, навстречу судьбе,
Не гадая, в ад или в рай»

У Смольного собора я вырулил на набережную Невы, доехал до памятника Суворову и затем по Кировскому проспекту добрался до Ушаковского моста, за которым развернулся и, вынырнув на Приморский проспект, помчался к Сестрорецку.

С правой стороны набережной замелькали дома, с левой тянулась сонная река, на другом берегу которой раскинулся Центральный парк культуры и отдыха. Мы дышали свежестью летней ночи: влажный воздух с реки сквозь приоткрытые окна проникал в салон. Поверхность Невы, словно выглаженная утюгом, сверкала стальным блеском. Так бывает при полном безветрии. Я посмотрел на часы – время приближалось к полуночи. Поздненько же мы выбрались. Луна уже показалась над горизонтом, но звёзд ещё не было видно.

Я люблю ездить по ночам, когда вокруг мало машин, а в салоне тихо играет музыка. Людей на улицах почти не видно. Один за другим гаснут окна домов, город растворяется в темноте, лишь одинокие фонари уныло освещают городские пространства. Ночью за рулём можно отвлечься от мелких забот и полностью погрузиться в мир своих фантазий и грёз...

Со временем многие водители, так же как и я, настолько привыкают к автомобилю, что порою даже в булочную перестают ходить пешком. У них остаётся только одно желание: ездить, ездить и ездить!
Люди превращаются в кентавров, у которых вместо ног -- колёса. Может быть, это всё потому, что чувствуешь себя за рулём кочевником асфальта, находясь в непрерывной погоне за постоянно меняющимися, никогда не повторяющимися видами за стеклом. Наблюдаешь за проносящейся мимо тебя жизнью, будто смотришь увлекательное кино. Ну и, конечно же, скорость. Как приятно не плестись на своих двоих, а рассекать пространство на железном коне!

Когда городские постройки остались позади, началось спокойное размеренное движение с небольшой подрулёвкой, колёса безмятежно наматывали километры на протекторы. Но Лилию такая езда явно не устраивала, ей хотелось адреналина в крови, хотелось крутых виражей, хотелось продолжить веселье. Она желала петь и танцевать.

Так как ей не нравилась современная эстрада, она, спросив моё разрешение, достала из бардачка кассету с прикольными песенками и вставила её в магнитолу. Зазвучал первый трек.

Знаменитый поэт, пародист и брюнет
Мне поэму свою посвятил
Он меня обнимал, руки мне целовал
Целый мир подарить обещал!
Целый мир подарить обещал!

При этом Лилия покачивала головой и темпераментно постукивала ладошками по торпеде, отбивая нужный ритм.

Не устояла я, не устояла!
Не устояла я, не устояла!
Не устояла я, не устояла!
Всё потому, что каблуки не поменяла

На следующем треке она стала ещё и пританцовывать.

У меня беда
Меня губит красота!
Мужики идут
Мне проходу не дают!

Причём делала это так энергично, что я всерьёз стал опасаться, как бы она не пробила пол своими каблучками.

Мужики идут
Мне проходу не дают!
У меня беда
Меня губит красота!

Но чаще всего она почему-то распевала песню про синий чулок, хотя с этим женским персонажем не имела ничего общего.

«Ты -- синий чулок», -- он мне сказал.
«Ты -- синий чулок», -- он весь дрожал.
«Ну пусти на часок.
Я -- твой верный дружок.
Я -- твой верный дружок».

Вдобавок она так сильно подпрыгивала на сиденье, что один раз даже умудрилась задеть головой потолок.
-- Ты мне машину ещё не разбей, -- подпустив шпильку, буркнул я.

Я -– синий чулок? Да, да-да, да!
Я –- синий чулок? Да, да-да, да!
Раз я –- синий чулок, то и дверь на замок,
то и дверь на замок! Да, да-да, да!

гл. 5 Встреча на берегу

В полночное время ручеёк машин на дороге сильно обмелел, основная масса дачников уехала на свои фазенды ещё
в пятницу. По этой причине мы довольно быстро добрались до Сестрорецка. А сразу за этим населённым пунктом, проехав вдоль берега Разлива, Лилия попросила меня свернуть с Приморского шоссе и заехать в лиственный перелесок на берегу озера,
что я и сделал. Она хорошо знала эти места, видимо, бывала здесь уже не раз.

По накатанной лесной дороге мы выехали на площадку у самой воды. Но, к сожалению, это место было занято: тут уже стоял чёрный Мерседес, из которого доносилась громкая музыка; ярко горел костёр, за раскладным столиком сидело двое здоровых мужиков в синих шортах, пахло жареным мясом. Увидев нас, мужики недружелюбно посмотрели в нашу сторону.
Я сдал назад от греха подальше и проехал вперёд вдоль берега. Но и следующая обустроенная площадка оказалась занята очередной компанией. Снова пришлось ехать дальше и дальше, пока не упёрлись в тупик.

В этот субботний вечер свободных мест у воды просто не оказалось.
Да, печально, но ничего не поделаешь, придётся отсюда уезжать. Лилия тоже приуныла, ведь она так хотела искупаться именно в этом месте.
Когда я стал разворачиваться, свет фар выхватил из темноты колоритную парочку. Девушка с длинными чёрными волосами была в ярком цветастом платье, а высокий парень -- в малиновой жилетке и красных шароварах. Ну ни дать ни взять -- картина с полотен старых мастеров.
Я намеревался побыстрее проехать мимо, чтобы не смущать молодых людей, но, когда незнакомка посмотрела в мою сторону, я был просто поражён: девушка оказалась моей одноклассницей Юленькой Синицыной,
в которую в нашем классе были влюблены почти все ребята. По доходившим до меня слухам, она заканчивала театральный институт и играла в учебном театре на Моховой.

Я остановился и вышел из машины. Юленька тоже меня узнала, обрадовалась, её лицо озарила ослепительная улыбка.
-- Кого я вижу! Юленька! – энергично развёл я руками. -- Сколько лет, сколько зим!
Мы обнялись и обменялись восторженными приветствиями. Увидев недоумённый взгляд своего кавалера, Юленька игриво улыбнулась и познакомила нас друг с другом.
-- Андрей, мой одноклассник, -- сказала она.
-- Потап, -- кивнул парень и крепко пожал мне руку

А затем я представил им вышедшую из машины Лилию.
-- Мы здесь с компанией, -- объяснила ситуацию Юленька.
Оказалось, что она вместе со своими однокурсниками принимала участие в спектакле «Цыгане» по мотивам одноимённой поэмы Пушкина, причём играла там главную роль -- Земфиры. Вскоре эта постановка вошла в репертуар народного театра. А сегодня состоялась премьера этого спектакля на большой сцене в ДК Первой пятилетки. Артисты волновались: а вдруг провал? Но, как оказалось, волновались зря. Зал был полон. Спектакль имел зрительский успех и не раз прерывался продолжительными аплодисментами.
Такое значимое событие нельзя было не отметить. Вот и решили сразу после премьеры всей труппой выбраться на природу.
Узнав, что мы не нашли места на берегу, Юленька пригласила нас в свою компанию. Мы с Лилией с радостью согласились. Потап помог мне припарковаться между кустов сирени рядом с их белым микроавтобусом, а затем нас вывели на небольшую лужайку у самой воды, на которой горел костёр.

Дурманящий аромат ночного леса витал в воздухе, зябкий ветерок с залива приятно обдувал лицо. Над озером стелился белый туман.
Вокруг костра были установлены скамейки буквой "П" из массивных тёсаных брёвен, здесь и расположились артисты. Веселье было в самом разгаре, слышались звуки гитары и громкий раскатистый смех. Что удивительно: все сидевшие у костра артисты были в театральных костюмах, преимущественно цыганских. Скорее всего, они не успели переодеться после спектакля.

Юленька представила нас честной компании. На одной из скамеек как раз нашлось свободное место, где мы и притулились. Какое же это прекрасное зрелище -- костёр на берегу озера!
Я не мог оторвать глаз от огня, почувствовав прикосновение к чему-то древнему, глубокому в себе, почувствовав себя частью живого мира, частью природы.
Яркие языки пламени с жадностью пожирали огромные сучья. Искры со злобным шипением улетали в небо и таяли в темноте. Багровые блики играли на стволах деревьев, на лицах собравшихся людей,
и от этого их лица выглядели загадочными и таинственными.
«Дым костра создаёт уют», -- пели мы в ранней юности. И действительно, около костра чувствуешь себя уютно и умиротворённо. Не надо никуда спешить, можно на какое-то время забыть о житейских невзгодах. Невольно вспомнился роман «Мастер и Маргарита»:
-- Тогда огонь! – вскричал Азазелло. -- Огонь, с которого всё началось и которым мы все заканчиваем.

гл. 6 Ай, ромалэ, чавалэ!

Бодрый голос Потапа вывел меня из забытья.
-- А не пора ли нам ещё раз выпить за премьеру? -- предложил он и, достав откуда-то бутылку шампанского, хлопнул пробкой и разлил вино по бумажным стаканчикам. К сожалению, пить мне было нельзя – я за рулём.
-- А я выпью! -- заявила Лилия и вместе с компанией вмиг осушила свою ёмкость.

Она-то и до этого была навеселе, а после выпитого вина в её глазах появился лихорадочный блеск.
Кто-то предложил спеть. Потап взял гитару и стал наигрывать знакомую мелодию. Юленька затянула... Ну, конечно же, я сразу узнал этот цыганский романс: «Не вечерняя». Вообще-то это русская народная песня.

«Ах, не вечерняя заря рано спотухала, —
Полуношная звезда высоко восходила»

Вроде бы, ничего особенного: песня как песня. Но ее издавна любят и поют цыгане, переделав на свой лад. В их исполнении - это уже не песня, а какое-то волшебное песнопение, божественная молитва, уносящая наши души в небеса.

«Не вечерняя ли нэ заря.
Ай, заря, ай да зорька.
Зорька ли-нэ спотухала,
Спотухала.
Спотухала ей ли-нэ заря».
https://my.mail.ru/mail/gora-nn53/video/3205/2719...

Народ тут же стал подпевать, раздались порывистые возгласы мужчин и женщин, образовался настоящий цыганский хор. Пели все, даже те, кто не знал слов. Впрочем, слова здесь были и не нужны, достаточно было протяжных стонов измученной цыганской души. К тому же в цыганских песнях знать весь алфавит совсем не обязательно, достаточно одних гласных.
А как разливалась Юленька! Протяжно, тягуче, ну просто всю душу разбередила.

«Ай, да вы поденьте,
Вы поденьте мангэ, братцы,
Ай, братцы, ай да тройку,
Тройку мангэ серопегих,
Серопегих лошадей.
Серопегих, мангэ лошадей!»

О боже, как же она тянула! И пела вроде бы негромко, а как глубоко западала в душу её песня, похожая на плач.
Как тут не вспомнить «Очарованного странника» Лескова: «её голос точно колокол малиновый … то плачет, томит, просто душу из тела вынимает, а потом вдруг как хватит совсем в другом роде, и точно сразу вынимает, а потом вдруг как хватит совсем в другом роде, и точно сразу опять сердце вставит...».

От этого пения я сидел, как зачарованный, а душа моя витала в облаках. Потом спели ещё несколько песен, а завершили вокал самым знаменитым романсом всех времён и народов: «Очи чёрные». И хотя романс написан малороссом Евгением Гребёнкой, цыгане до сих пор почему-то считают его своим.

«Очи чёрные, очи жгучие,
Очи страстные и прекрасные!
Как люблю я вас! Как боюсь я вас!
Знать, увидел вас я не в добрый час»

Как пламенно и страстно выражено в нём чувство любви.
В этом романсе, как считают многие, и сокрыта тайна русской души.

«Не встречал бы вас, не страдал бы так,
Я прожил бы жизнь улыбаючись.
Вы сгубили меня, очи чёрные,
Унесли навек моё счастие»

После этого исполнения становится немного грустно. Но цыганское сердце не может долго грустить, оно хочет веселиться. А какое же цыганское веселье без танца?

«Посмотрите! Женщина танцует,
Бабочкой летит, и мотыльком,
Солнце её локоны целует,
Платьице играет ветерком».

И словно угадав мои мысли, Потап ударил по струнам, а Юленька подхватила:

«Ай ручеечек ручеек, ай брала воду на чаёк
Ромалэ, лэ ли та чавалэ лэй»

Тут же две «цыганочки», вскочив со скамеек, пустились в пляс, изящно размахивая цветастыми юбками.
Ох уж мне эти юбки! Это просто какое-то чудо: длинные, струящиеся, многоярусные, не стесняющие движений, они словно созданы для того, чтобы можно было их края поднять вверх выпрямленными руками.
Так как подол юбки сшит из ткани другого цвета, чем остальная юбка, то в танце он превращается в мифического дракона, который изгибается всем своим телом, взмывая то вверх, то вниз, то вдруг обернётся вокруг плясуньи, а затем покорно уляжется у её ног.

Теперь уже и Лилия не выдержала и, видимо вспомнив, что она танцовщица, выскочила в круг. Она сразу вписалась в танец, ни в чём не уступая «цыганочкам». Я не сводил с неё глаз, любуясь выбросами и захлёстами ног, выразительными разводами рук, чувственным потряхиванием бёдер и мелкой дрожью её чудных плеч. Взор мой блаженствовал, восторженно следя за каждым неповторимым изгибом её стройного тела.

Лилия танцевала грациозно и легко, бросая на меня призывные взгляды. Она то бесшумно и плавно кружилась, игриво поводя плечиками, то застывала в обольстительных позах, а затем кружилась ещё стремительней и сладострастней.
«Женщина танцует так, как любит», -- почему-то вспомнилось мне. Танец – это момент истины. Только в танце она может раскрыться. Только в танце возможно увидеть ту самую настоящую, неподдельную, не скрывающую своей сути женщину. Я не мог спокойно сидеть и стал понемногу подпрыгивать на скамейке.

На втором танце я не утерпел, вышел в круг и не отходил от Лилии. Звуки гитары пополнились звуками бубна.

«Ай, данну, дану, данай! Дра да ну данай,
Ай, дану, дану, данай! Дра да ну данай»

Я отбивал вокруг неё чечётку и, вскидывая ноги, с силой похлопывал себя по коленям и груди. А под конец не удержался и пустился в разудалую русскую присядку. В вихре танца мы с ней слились в единое целое, даже не прикасаясь друг к другу. По телу разлилось ласковое тепло.
Я с восхищением смотрел на неё. Поглощённые музыкой, мы уже не принадлежали себе. Мы переносились в какой-то другой неведомый, таинственный мир всеобщего веселия и бесконечной любви. Иногда мне казалось, что это не я танцую, а это моё сердце во мне танцует и поёт, дрожит и замирает в вихре цыганской страсти.

гл. 7 В лунную ночь

К сожалению, наш праздник продолжался недолго. В начале третьего весёлая компания засобиралась в Питер. И хотя мосты начинают сводить лишь в пять часов утра, некоторые, так называемые дежурные мосты, около трёх часов ночи временно сводят на несколько минут. А многие артисты народного театра в воскресенье заняты в различных утренниках, так что им обязательно нужно заранее вернуться в город, чтобы немного поспать.
Мы с Лилией попрощались со всей труппой, а с Юленькой трогательно обнялись; при этом я клятвенно заверил свою одноклассницу, что обязательно схожу на их спектакль.

Когда габаритные огни белого микроавтобуса скрылись в темноте, нам остались лишь непогашенный костёр да недопитая бутылка шампанского. Без общества стало немного тоскливо. Мы сели на скамейку и невольно залюбовались красотами летней ночи.
Сияющая луна, безмерно печальная, с грустью смотрела на землю, заливая её бледным светом. Небосвод облепили яркие звёзды. Лунная дорожка, расчертив зеркало озера на две части, сверкала и переливалась серебряным блеском. Какая величественная красота!
Только теперь, когда стихло веселье, я отчётливо различил звенящий стрёкот цикад, что и неудивительно: летом они не замолкают до самого утра. В воздухе стоял свежий запах росы и сонного дурмана, растущего по краям лужайки. Удивительно, но это травянистое растение продолжает цвести до конца лета.

«И мы одни. Одни на всей планете.
Мы так близки -- лишь руку протяни!
И так безумно хочется мне верить,
Что ты вот-вот мне скажешь о любви...»

Но о любви она даже не обмолвилась, зато предложила искупаться.
-- Зря что ли мы ехали в такую даль, -- прозаично сказала Лилия.
Летом я всегда вожу с собой плавки и полотенце в багажнике -- мало ли где придётся окунуться. Переодевшись в машине, я снова вернулся к костру.
Лилия между тем, оставив свою одежду на скамейке, уже плескалась около берега. Не ожидая подвоха с её стороны, я стал медленно заходить в живительную прохладу. О такой воде можно только мечтать: вода была как парное молоко: тёплая и ласковая. И вдруг на меня обрушился целый фонтан брызг. Потом ещё один и ещё. Затем раздался смех –- и моя обидчица стала стремительно отплывать от берега.

Я вскипел, вспылил, протёр глаза и бросился за ней в погоню. Метрах в двадцати от берега я нагнал её и, схватив
за плечи, слегка притопил, не обращая внимания на её визги и вскрикивания. Затем сделал большой круг по озеру и улёгся на спину, любуясь бездонным звёздным небом над головой...

Когда я вышел на берег, меня уже поджидала разгневанная фурия. Лилия потребовала сатисфакции. Проще говоря, вызвала на дуэль.
-- Из-за тебя я хлебнула воды и требую удовлетворения, -- угрожающе заявила она. И взяв со скамейки белую бумажную салфетку, скомкала её и бросила к моим ногам, как перчатку.
-- Обычно женщины требуют удовлетворения несколько иным способом, -- усмехнулся я.
-- Не умничай, -- оборвала она меня. -- Я не шучу. Если проиграешь, должен извиниться.

Спорить с ней было бесполезно, памятуя о том, что она склонна к истерикам.
-- Ну хорошо, -- пожал я плечами. -– А на чём будем драться? На шпагах или на пистолетах?
-- На водяных пистолетах, -- уточнила уязвлённая гордость.
Я стоял в растерянности и не понимал, что она задумала. На самом деле ничего мудрёного тут не было.
С моей помощью Лилия поставила две скамейки на расстоянии шести шагов одна от другой. «Это будут наши барьеры», -- сказала она. После чего взяла пару пластиковых бутылок, набрала в них воды и закрутила на них продырявленные пробки.

Правила дуэли были очень просты: кому первому удастся облить соперника, тот и выиграл. Всего будет три попытки. «При этом важно учесть, что струя из бутылки бьёт не дальше шести-семи шагов», -- предупредила дуэлянтка. Надо же, а я этого не знал.

Взяв в руки "оружие", мы встали за скамейками. В этот момент я почему-то вспомнил про старинные дуэли и на всякий случай повернулся к своей сопернице боком.
-- Ан гард! (фр. к бою) -- пафосно скомандовала Лилия.
Я приготовился, хоть и не знал французского. А на счёт три последовала команда «Алле!» (фр. начинайте).

Я тут же двинулся к барьеру, но не успел занять исходную позицию и направить горлышко бутылки в её сторону, как меня тут же окатило с макушки до пят.
При второй попытке я был предельно собран -- но всё равно опоздал, её струя ударила раньше.
В последней, третьей, попытке я первым подошёл к барьеру и выпустил в её сторону всю воду. Но на неё ничего не попало,
так как Лилия предусмотрительно не дошла до барьера. А когда моя бутылка иссякла, она спокойненько приблизилась к скамейке и расстреляла меня в упор.

Я стоял мокрый с головы до ног, потерпев сокрушительное поражение.
Ничего не поделаешь, пришлось встать на одно колено и извиняться. Лилия не могла скрыть своей радости от случившегося: её глаза сверкали, на лице сияла торжествующая улыбка.
-- На, оботрись, -- снисходительно сказала она и бросила мне полотенце. –- Уже прохладно, можешь и простудиться.

Пока я вытирался, она надела белую сорочку, а сверху -- своё любимое тёмно-вишнёвое платье. Но вдруг, неожиданно, мысли её вернулись к вину:
-- Слушай, а ведь у нас ещё есть шампусик!
Она взяла со скамейки недопитую бутылку шампанского и вылила её содержимое в бумажный стаканчик.
-- Может быть, тебе уже хватит? – неуверенно пробормотал я.
Но похоже, она меня просто не слышала:

«Ночь и луна. И ты пока что рядом,
А я стою -- безумна и пьяна!
И в этот миг мне большего не надо,
Ну, разве что -- ещё глоток вина!» --

продекламировала Лилия и залпом осушила стаканчик. Почувствовав кайф, её потянуло на подвиги.
-- А почему нет музыки? –- капризно заявила она. –- Я хочу танцевать!
Пришлось мне сходить к машине и включить магнитолу. Попал на Марину Хлебникову, на её обжигающую
«Чашку кофею».

«Я никогда не хотела бы жить с тобой
И без того я с лихвой плачу!
За то, что я люблю, я плачу собой.
Но не хочу я так, не хочу!..»

Она попросила погромче –- пришлось включить предельный звук,
после чего Лилия пустилась в пляс.
Я, облачившись в сухое, надел джинсы с рубашкой, вернулся к костру -- и остолбенел: передо мной была уже не Лилия, а какая-то незнакомая, обезумевшая вакханка, на лице которой играли огненные блики.

Как же виртуозно она танцевала! Самозабвенно, отрешённо, полностью растворяясь в музыке. Вытянув руки вверх, покачивалась из стороны в сторону, извивалась змеёй, скакала кузнечиком, порхала бабочкой. Подёргивая плечиками, вращала головкой то вправо, то влево, точно в такт; при этом всё её тело двигалось так легко и свободно, словно она была не живым человеком, а куклой-марионеткой на ниточках.
Она так зажигательно отплясывала, что, как мне показалось, звёзды и луна тоже не устояли на месте, а стали пританцовывать, покачиваясь вместе с ней.

"Ты ж ещё молодой! Ты ещё страдаешь ерундой!
Ты же называешься звездой только из лести!
Чашку кофею я тебе бодрящего налью
И по-настоящему спою новую песню!"
https://www.youtube.com/watch?v=8_-Kc4AQ5o4

Сколько в её танце было необузданности и страсти! Настоящий сгусток эмоций. Не случайно Борхес называл танец «вертикальным выражением горизонтальных желаний».
В конце этой эскапады я подхватил её на руки и стал с нею кружиться по площадке. Она закрыла глаза и, раскинув руки, полетела над землёй.
Мысленно я летал вместе с ней. Трудно передать словами то, что я чувствовал в этот момент...

Но моё мужское предназначение требовало более решительных действий. «Пришла пора сыграть финальный аккорд в этой музыкальной феерии», -- подумал я и понёс её к машине. Земля уже остыла. Под ногами было скользко, на стеблях травы блестела роса. Даже прилечь на такую землю очень уж не хотелось.
Словно предугадав мои намерения, Лилия немного встревожилась. Хотя, быть может, только делала вид -- кто их этих женщин разберёт? Она стала постукивать меня по спине, хмурила брови, стараясь придать своему лицу сердитое выражение, выказывала сопротивление. Но у самой машины замерла и не шевелилась. А когда я наклонил голову, потянулась к моим губам, -- и мы слились в протяжном поцелуе.

Открыв заднюю дверцу, я радостно вздохнул и хотел уже было положить её на сиденье, как тут зазвонил телефон.
"Чёрт подери! –- невольно подумал я. -- Как же это некстати!". Звонок был явно не мне -- у меня играет Шопен. Лилия быстро спрыгнула на землю и, открыв пассажирскую дверь, достала из сумочки свой мобильник.
Переговорив пару минут, она выключила телефон и почти сразу изменилась в лице. Оно вмиг стало серьёзным и строгим. Оказывается, звонила её сестра из Ярославля. Сестра сообщила, что муж Лилии заехал в деревню к бабушке, забрал дочку и сел с нею на ночной поезд Ярославль-Петербург. Завтра в полдень супруг будет уже здесь.
-- Сегодня, -- уточнил я.
-- Да, уже сегодня, -- кивнула она.
-- Что же он не позвонил? – спросил я.
-- Он никогда не звонит и не предупреждает -- всё хочет застать меня врасплох…

Желая произнести слова утешения, я коснулся её плеча, но она быстро сбросила мою руку.
-- Не надо, Андрюшенька, это лишнее! –- и тяжело вздохнув, сказала: Прости, я тут немного расслабилась, с шампанским перебрала. А затем, взглянув на часы в машине, добавила: «Нам пора ехать. Ещё раз прости».

Её слова прозвучали, как гром среди ясного неба! Меня словно спустили с небес на землю. Праздник кончился.
Я весь обмяк и потух. Липкая испарина выступила на лбу.
«Опаньки! -– пронеслось в голове. -– Ни светило, ни горело, да вдруг и припекло!».

Больше оставаться на озере она не хотела. К тому же, был уже пятый час: скоро должны сводиться мосты.
"Отчего мне так не везёт? В этот год просто какая-то чёрная полоса. А как всё складывалось замечательно, лучше и придумать нельзя. Как нас тянуло друг к другу, как нам было хорошо вдвоём... Но, видимо, не судьба!" -- зябко поёжился я и почувствовал себя удивительно несчастным и страшно одиноким человеком. Тошнота подступила к горлу. Стало тягостно
на душе.
И хотя мужчинам нельзя плакать, они давно уже научились плакать молча: плакать без звуков, без всхлипываний, без слов. Главное, чтобы их никто не видел. Чтобы ни одна женская душа не догадалась, что мужчины только с виду кажутся сильными и непоколебимыми, а на самом деле они очень уязвимые и ранимые существа.

Ничего не поделаешь, пришлось собираться. Мусор и бутылки я сложил в пакет и забросил в багажник, костёр залил водой, последний раз взглянул на сонную гладь Разлива и после команды «по коням!» -- мы двинулись в город. Лилия сначала хотела сесть сзади, но потом всё же, как обычно, расположилась на переднем сиденье.

гл. 8 На обратном пути

Давно замечено, что возвращаются домой всегда быстрее, чем выезжают из дома. Так было и в этот раз.
Моя правая нога усердно давила на газ, летели с ветерком. А как иначе, если на проезжей части практически не было машин.
Луна спряталась за тучи, наступила кромешная тьма. Световое пятно, выхватывающее дорогу из ночного мрака, сиротливо ползло перед капотом. По сторонам серой лентой тянулись унылые отбойники. Зубчатая кромка леса почти полностью растворилась в чёрном небосводе. Брызгалки не включал. Ночью практически нет насекомых, от которых потом придется усердно оттирать лобовое стекло.

Вдруг с правой стороны прямо из темноты вынырнула стоящая на обочине фура. Причём ни габаритов, ни знака аварийной остановки у неё не было. Сколько раз меня спасало то, что я никогда не отвлекаюсь от дороги, не теряю концентрации. Вот и сейчас я, мгновенно включив дальний свет, крутанул рулём -- и объехал препятствие.
«Ух! Пронесло!» Но тут же мне стала мигать встречная машина. Пришлось снова перейти на ближний.

А Лилия даже не шевельнулась, она просто не заметила этого виража. Моя ненаглядная опустила сиденье, свернулась калачиком, закрыла глаза, пытаясь вздремнуть, но заснуть не могла и снова вернула сиденье в прежнее положение.
В салоне установилась гнетущая тишина, слышен был только свист ветра за окнами и размерный шум двигателя и шин.

Вскоре луна снова выглянула из-за туч, видимость заметно улучшилась. Внезапно она зачем-то вспомнила, что едет на такси.
-- Я тебе что-то должна? –- спросила она.
-- Ничего не надо, -- ответил я. -- Мы прекрасно провели время, ко всему прочему ещё и выкупались.
-- Чего же ты такой хмурый?
-- Просто настроения нет.
«Ох уж мне эти нежные создания! Отлично ведь всё понимают, но не упустят возможности лишний раз поддеть мужское самолюбие».

«Грусть, тоска меня съедает,
Когда с тобой мы не вдвоем.
И сердце плачет и страдает,
И мысли, только об одном»

-- Нет, так не пойдёт, -- немного подумав, сказала Лилия. – Ты потратился на бензин, потратил время…
Она достала из сумочки какие-то деньги и положила их мне в бардачок. В этот момент у меня мелькнула подленькая мыслишка: неплохо бы с неё взять ещё и за причинённый моральный ущерб. Но я этого делать не стал.
-- Мы в расчёте, -- ответил я и, достав деньги, вернул ей.
Лилия с удивлением посмотрела на меня.
-- Чего-то я не поняла? – брови её поднялись вверх.
-- Гусары денег не берут! – решительно оборвал я диалог и отдал честь двумя пальцами.
-- Ну как хочешь, -- ответила она и убрала деньги в сумочку.

Вскоре у меня появилась ноющая головная боль. Пришлось съехать на обочину и включить аварийку. Хорошо ещё, что в бардачке нашлись две таблетки анальгина. Я их проглотил и запил чаем из термоса. После чего мы снова двинулись в путь.
-- Что это с тобой? – спросила меня Лилия.
-- Голова заболела, -- ответил я.
-- И лицо у тебя красное, -- заметила она. –- Видимо, ты немного простыл.
-- Ничего страшного. Это скоро пройдёт.

«Надо же, прикидывается наивной девочкой. Будто не знает, что бывает с мужчиной, когда он перегорит».
С ней же случилась резкая перемена настроения.
-- Что ты такой мрачный? –- снова стала допытываться Лилия.
...На все её вопросы я отвечал односложно, только «да» или «нет».

«Всё же ты сам виноват, – корил я себя. –- Не надо было заводиться, как мальчишка. Подвыпившая дамочка просто немного заигралась, только и всего. А ты уже и губы раскатал».

Она продолжала ластиться ко мне и даже погладила по колену.
-- Перестань! -- ты мне мешаешь вести машину, -- осадил я её.
-- Ну ты не сердишься? – сочувственно заглянув мне в глаза, спросила она.
«Ну и зараза! – подумал я. –- Она ещё измывается! Мало ей мужских страданий, так надо ещё добить мужика».

Чтобы отплатить ей той же монетой, я стал с невозмутимым видом расхваливать её моральные качества: приверженность к семейным ценностям, благоразумие и рассудительность, преданность и верность, здравый смысл и трезвый расчёт.
Ёрничал, одним словом. А под конец зачем-то ляпнул, что после этой ночи в нравственном отношении она поднялась в моих глазах на недосягаемую высоту! Она даже дёрнулась от моих слов. И это уже была последняя капля, переполнившая чашу её терпения. Лилия не выдержала и попросила остановиться.
-- Здесь нельзя останавливаться, -- рассчитывая на женскую некомпетентность, сказал я, указывая на сплошную белую линию разметки вдоль обочины.
«А то ещё, чего доброго, накостыляет мне прямо в машине», -- с опаской подумал я.
-- Остановись! – твёрдо потребовала она.
-- Там вроде знак висел «Стоянка запрещена», -- стараясь ввести её в заблуждение, пробормотал я.
-- Тогда свернём с дороги, -- насупившись, настаивала она.

В это время мы как раз проезжали около кемпинга в Ольгино. Там перед автобусной остановкой есть удобный поворот направо. Я свернул с шоссе, как она просила, а затем по наезженной колее повернул налево, заехав в густой березняк. Углубившись метров на сто, заглушил двигатель и потушил фары. Она включила магнитолу (заиграл одинокий саксофон
на берегу моря), выскочила из машины и, открыв заднюю дверцу, забралась на заднее сидение. Я тоже не заставил себя долго ждать и быстро перебрался к ней.

Несколько секунд мы сидели в полном оцепенении, не решаясь пошевелиться. В звенящей тишине было слышно только наше судорожное дыхание.
Когда я осторожно откинул прядь её волос, яростно забилось сердце, кровь прильнула к лицу, запульсировала в висках. Комок подкатил к горлу. Сладостная волна возбуждения накрыла меня с головой.
Не знаю отчего, возможно от чрезмерного волнения, но я немного замешкался. Она же ждать не стала, расстегнув пуговицы на моей рубашке, сдёрнула её прочь. И тут же мои губы ощутили её горячий, нетерпеливый поцелуй…

гл. 9 Алло! Слушаю

Прошло несколько дней. И хотя я был безмерно счастлив, чувство растущей тревоги не покидало меня. Будущее виделось мне весьма туманно, порой представлялось исключительно в мрачных, чёрных тонах.
После первого сентября мои самые худшие опасения, увы, подтвердились. Когда её дочка пошла в школу, Лилия перестала мне звонить, вызовы такси также прекратились. А на все мои звонки к ней на работу она не отвечала.
Наконец я не выдержал и со своего домашнего телефона позвонил ей домой, что она строго-настрого запретила мне делать. На другом конце провода раздался грубый мужской голос.
-- Алло! Слушаю. Вам кого?
Во мне что-то оборвалось, бросило в жар. Я несколько секунд молчал, а затем просто повесил трубку.

"Это могло быть любовью,
Не много, не мало.
Это могло быть любовью,
Но так и не стало"

26. 06. 2022г. СПб