Карррусель (Оббитый Рубероидом Рояль)

ОБИТЫЙ РУБЕРОИДОМ РОЯЛЬ
(О чем еще может думать в своей квартире о строителях некто Сверчков?)

Всяких чудес-до-небес видано. И про что еще писать в этой стране, коли в ней, куда ни кинь, то не чудо, так диво, если не диво, так еще что невиданней и неслыханней.
Многие спорили, с пеной у рта доказывали, что Библия не что иное, как бредни пусть не сумасшедшего, то явно Фантаста древнего и талантливого, ибо создать такой миф может лишь незаурядная личность. Был и я тем, кто сомнения те поддерживал да разделял, но уж больно жизнь завернулась хитро, что все указывает на неземное Правление и Промысел течения времени. Взять тот же «миф» о башне Вавилонской. Ну, рухнула и рухнула - что думать о ней, да жалеть над ее крушением.
Ан, нет…. Видится мне явственно из времен нынешних это. И как Бог строителей разными языками оделил и бестолковостью интернациональной да суматошностью смутил их разум, чтоб прекратить безумное прожектерство. Итог известен - рухнула башня, а строители, коих не попридавило обломками строения, во все стороны света поразбрелись и шатаются по сию пору.
Одним из языков, коими смутил Господь строителей, был русский. Те, кто язык сей, после упомянутого низвержения обрел, за строителями подался в путь долгий во времени и пространстве, чтоб однажды осесть в известной стране на ее бескрайних просторах и объединиться в единое строительное братство. А где ж им дадут так развернуться и проявить свою псевдосозидательную прыть, как не у нас, где если и воздвигают что - так на песке, либо матюге да честном слове. И удивительно, что стоят «объекты», а не то, что рушатся. Не веками стоят, а вообще стоят.
Кому, как не потомкам вавилонских строителей возводить «воздушные замки», «потемкинские деревни», дороги в никуда - на которых, если та дорога железная, то рельсы вдруг в дугу изгибаются; если автомобильная, то и вообще слова трудно найти кроме матерных. Реки, вон, грозились повернуть вспять. Благо - вновь заступился Господь всемилостивый - спутал планы их и текут реки в прежних направлениях, куда и полагается течь - от истоков к устьям, а не наоборот, а то бы все моря осушились, и превратилась морская гладь в гладь пустынную.
Славно, славно подвигами диводурными прорабье строительное. Как премило оне заверяют, обещают, а после ускоренными темпами создают образы некого змееподобного чудища с туловищем «образа врага», с головой из «объективных причин» и хвостом из причин, но уже «субъективных».
Один из величайших прорабов – Б.Н. - чего стоит. Быстренько сляпал из бестолковых, опойно-комсомольско-партейных отеребков, собравшихся в некое «обло... с тризевной и лайя», образ вражины вселенской. Так же скоренько скрутил сотворенному детищу-змеюшке башку на сторону и объявил, что построено им светлое будущее для всего трудового народа - и берите, мол, оного кому сколько надо. И стали хватать ахиды всевозможные «будущего», кто сколько успел. И тут выяснилось, что «светлого будущего» на всех не хватило - самому Б.Н., шайке рыжих да лысых и еще прочим немногим, кто поближе к дележке оказался в нужный момент.
После построения оного «рая», согласно прорабской науке началось сотворение следующего чудища, ибо народ возроптал несколько и успокоить бы его надо. А чем Великий Прораб может народ ублажить? Ответ вы знаете. Если не знаете, вернитесь к началу повествования и прочтите вновь до этих строк - и так до бесконечности, покуда крыша не съедет, либо отложите сие толкование несновидений в сторону, как вреднейшее творение, подрывающее авторитет наших доблестных...
Ваня Пионибеков, а по-простому Ваня Пионино, из этом славной плеяды строителей. Внук знатного оленевода и богатого бека; по матери юкагир, по отцу узбек; по паспорту, знамо дело, русский. Кем еще он должен стать, как не строителем, не прорабом.
Отец его возил продавать дыни да арбузы совхозные на Север. И на этом деле руку поднагрел слегка. Но не поделился с кем-то, что чревато для любого бизнесмена. А в то памятное до беспамятности время, когда, говорят, и «сыр в масле» катался, и колбаса из мяса делалась пусть и частично из крысинного, собачьего и кошачьего, и всяк мог все купить, коли терпенья хватит или наглости - либо, отстояв, либо обогнув очередь - не поделиться так же было чревато, как и ныне. Только тогда сразу башку не сносили, а действовали более гуманно - потому более изощренно. Вот и отцу Вани голову не оттяпали, а дали «срок», не такой, чтоб загнулся - вернется поумневшим, делиться станет; но и не такой, чтоб науку прохиндейскую позабыл. Получилось несколько по иному - досиживая срок на поселении, влюбился мужик в девку-юкагирку да и заторчал на Колыме. Дыни уже не выращивал, к торговле допущен не был. Что оставалось делать - сторожил. Быстренько и мальчонку состряпали. Ваней назвали...
Рос Ваня, как и все советские дети, мечтая то о космосе, то о карьере артиста. Но в космонавты Ваня не прошел - слабоват здоровьем, в артисты тоже - Дерсу Узалу давно уже сняли и больше фильмов про коренных жителей Крайнего Севера не затевали, а зря, ибо страсти там, как у всех народов не менее яркие, песни звучны и напевны не менее, наряды затейливы поболее, нежели у каких-нибудь певунов из Баварии, укладже жизненный, кабы не водка, пристойней и человечнее, нежели у «цивилизованных» дикарей, живущих в асфальтово-бетонном небоскребьи.
В строительный институт, вообщем то, неглупый на вид и на свой лад Ваня попал, естественно, по разнарядке - требовалось послать одного юкагира на учебу в институт, как национального кадра. Отец-Пионибеков подсуетился где надо и поехал Ванюшка на учебу в большой град, не в Москву правда, но тоже немалый по сравнению с поселком, в котором взрос Ваня, в областной центр.
«Трудовая биография» Пионибекова началась на Крайнем Севере в небольшом городе - молодом и недообустроенном, взрастающем на пепелище бараков и прочих временных пристанищ бичепещерного человека - строителя чего-то, определенного по роду своему несчастному да по промыслу злой судьбы - зыкана-ухаря; злостного алиментщика; испившегося гения; простофили-деревенщины, кинувшего к дьяволу посттрудоденьскую нескладную колхозную жизнюшку и прочего, прочего перекатипольного люда.
Но вот что удивительно - все это ухарство шаромыжное - кто под ду¬ом автомата, кто под другим дулом - обещаний, посулов и матюгов - строили-строили и вырисовалась на месте каторжанского "шанхая" некая прошпектностъ улиц и проспектов. Когда же суразность строительства приобрела некий вид, выяснилось, что разбросанный по городу канализационные отстойники с насосными станциями и прочими трубами, явно не справляются с потоком хлынувших нечистот и к тому же загрязняют, попадая в реку воды ее, было решено упорядочить движенье этого спирто-блевотного калья. Решили-постановили - и вперед. Великое строительство предполагает и великое воровство. Тут-уж - как на войне, которая, как известно, кому-то и мать родна - ка¬ая разница, что воровать либо пропивать - что унитаз, что родину.
Чудо капитального строительства - самотечный канализационный коллектор - наметили проложить вдоль малой речушки, делящей городишко на две части. Трубу диаметром тыща четыреста в траншее проложить, в нее со всех существующих сетей отводы сладить и упорядочить таким образом движение дерьма в отдельно взятом городишке. Задумано - верно, но пока сия задумка в жизнь явилась - сколько придурного сотворено - не на одно писанье подобного хаянья наберется.
Пионибеков на том строительстве в мастерах был. И сразу же вошел в ритм малого блага и многого мата.
Начинался трудовой день на упомянутом строительстве с планерки в балке-прорабке. К восьми часам утра собирались там - начальник участка: пара прорабов с других объектов СУ - объекты разные, но шарага и «генштаб» главный – один. Посему - будьте добры прорабушки являться в приговенные «фили» в обязательном порядке и без опоздания. На «совет» и мастер с бригадиром рабочих приглашались - какое же заседанье «штаба» без извечно-крайнего – геодезиста.
В роли последнего выступал автор этого блудотворища. С бригадир – Николаем - мы обычно в уголке присаживались и тихо созерцали утреннее сумасшествие. А как еще назвать описываемое действо? Обычно орали все и разом - начальник участка, прорабы, Ваня, телефон и еще неизвестно кто духовно-шествующий, ибо в то, что голосят матерятся да прочие звуки издают лишь четыре материальных акустических источника звуковых колебаний - не верилось и казалось, на этих несчастных 5 квадратных или 15 кубических метрах сосредоточено несколько звуковых гвардейских блудометов типа «катюша» с целью нанесения огня на подлую Восточную Пруссию.
Послушав какое-то время описанное шумоизвержение этой «везувьев», мы с Николаем удалялись в балок рабочих, где также кипело и будоражилось некое жизневаренье - кто-то с похмелья; кто-то и подавно пьян - несет такую околесицу, что можно сравнить разве, что с действием, происходящим в прорабке; кто-то анекдот травит; кто-то «жизненное» изрекает - но все это более земное и сущее, а значит слуху приятное и душе полуугодное.
Часам к десяти «ставка» притихала - начальник участка и прорабы-приблуды с других объектов куда-то исчезали, оставив Ваню в полнейшем недоумении - наговорено много, а что делать бедолаге и не знает вовсе. Потому к нам идет. И сразу же с великопрорабского – «панымаишь», прилипшего к языкам вавилонских строителей, когда никто никого не понимал, начинает озадачивать.
- Панымаешь, времени уже десять часов, а вы... - и далее шло доброе напутствие, в результате чего недоумение Ванино передавалось уже и всему рабочему люду. Но народ делал вид, что все понял, и, почесывая затылки, дружной ватагой выходил на «объект».
И, лишь вдохнув свежего воздуха (а кто и похмелившись к тому моменту), народишко принимался за работу. Под чутким Ваниным руководством укладывали по дну траншеи плиты, создавая основание для трубы. Когда эти плиты с интервалом в три метра занимали свое место в плане и по высоте, на них опускали трубу, приваривали торец ее к торцу предыдущей. И так десяток метров за десятком. Где-то экскаватор пыхтел, отливной насос стрекотал обмороженным кузнечик. Работа шла как бы сама собой.
Но Ванька не был бы будущим прорабом, если б не вносил в творящийся процесс своих корявых коррективов. Особое усердие проявлял он, когда надо было пересекать какие-либо действующие коммуникации. Особенно удачно получалось у него с пересечкой кабелей - силовых, а особенно междугородних - телефонной связи. После двухчасовой прокачки мозгов и вдалбливания истин Ваня сам руководил и рабочими и техникой, занятыми на вскрытии пересекаемых кабелей. «Успешно», весьма…
Что еще помнится из того строительства? Да те кабеля и помнятся - редкий кабель, как «редкая птица до середины...» не был поврежден тогда.
И начальники разные, и представители организаций, чьи кабеля необходимо было порвать Пионибекову, присутствовали при таинстве этой «эксгумации» со всевозможными искателями, планами и прочими причандалами - но Ваня дело знал четко. Ему бы диверсантом работать, а он...
Многих премий был лишен за кабелевредительство Ваня Пиоиино, но, смотря на такую вредность производству, через год был в должности повышен и вступил в славное прорабское семейство. Еще три года без малого слушал я как костерят его за всевозможные подвиги. Ругательства в адрес Вани заканчивались непременным.
- Чтоб завтра и духу его здесь не было...
Но дух его жил, как и тело. Как же без такого дивного «громоотвода» на стройке - немыслимо такое.
Не дождавшись завершения строительства коллектора, я уволился. И несколько лет не встречал Ваню Пионино. И уж забивать стал его и подвиги на поприще «Вавилонспецстроя».
Но свело нас с Ваней на строительстве газопровода течение жизненное. В принципе - та же труба диаметром тыща четыреста миллиметров, но не дерьмовая, а для транспортировки «голубого топлива». Ваня, как и подобает имел звание прораба, но с «голубым уклоном» лишь, что имело двоякий смысл - и тот, что по трубам газ потечет к зачухонским европоидам, и тот - похабный, который и приходит сперва в голову, а уж потом прочие значения этого дивного слова, означающего когда-то - небо высокое, море, реку, девичий сарафан, а ныне опороченное так, что и не знаешь какими словами выразить восхищение от созерцания природных явлений и видов.
На газопроводе работал Ваня уже пятую зиму. Лицо его смуглое и без того на ветру да под жгучим горным солнцем сделалось донельзя черным. Лишь глазенки испуганными блохами прыгали-сигали туда-сюда под чернобровьем. За такую благоприобретенную смуглость лица звали Ваню не иначе, как Рубероидом. Ваня Рубероид - и точка...
По раскладу служебному отвечал Ваня за земляные работы, то есть за траншею. Но вся его деятельность сводилась лишь к тому, чтоб периодически подставлять срамное место, да не мешать работе. Приедет ли начальство какое, или технадзор нагрянет - тут уж Рубероид главным действующим лицом становится - что не прореха в деле, что не огрех - во всем Рубероид виноват. Каких только угроз страшных в его адрес не звучало в такие дни.
- Завтра же его не будет, - старая песня начальника участка по деловым и профессиональным качествам мало отличающегося от обмороженного полуузбека. Да еще вдогонку великопрорабские клятва возносятся – то под трубу лягу, мол, если Рубероид еще на один день здесь на газопроводе останется, но до того жирен боров, что и «труба» его не возьмет; то на отсечение сулит что-нибудь отдать, но конечно не отдает - забывает впоследствии.
Я за Ваню вступился было. Валентину - прорабу тоже (из редких в том сословьи мужиков – умелых и потому запойных страшно), но не по образованию угодившему в кодло, а по недоразумению - из геодезистов переманили - как-то указал на то:
-Что, вы, так мужика-то зашпыняли совсем...
Валентин глаза вытаращил на меня:
-Ты еще неделю не работаешь, не знаешь. Погоди ко - что через месяц-другой запоешь, когда он тебя до самых печенок достанет.
Как в воду глядел Валентин. Запил я с ним на пару. Голосом взвыл. И от того, что с зарплатой обещанной обмишулили, и от непрекращающихся сражений на траншее с Рубероидом бессонница приключилась - спать лягу, а в голове так и крутятся бесчисленные карусели, на которых на каждой лошадке Рубероид сидит. Может потому, отработав оговоренные три месяца, так и не остался дальше работать в той конторе. С зарплатой обманули, за вредность платить отказались, а надо бы и, желательно, миллион (неденоминированный. И заключается она в том, что с Рубероидом надо дело иметь - исходя из того, что в основном моя работа была с траншеей связана и с выемками грунта на террасах, где трубу укладывали, где Ваня был вроде начальника. И к тому же начальник участка решил почему-то, что все «пилюли» заслуженные и незаслуженные я с Рубероидом буду на паях делить. Мне ж это ни в коей мере не нравилось. Потому и слинял я со славного строительства. А напоследок...
При рытье траншеи Рубероид всякие уловки применял. Чтоб траншею не копать глубоко, он на край ее снегу бульдозером натолкает, а сверху грунта. Не сразу и разгадаешь такой фокус. На склоне такую уловку хотел ввернуть. Овраг пересечь необходимость возникла. Склон ровный, а тут овраг - надо специальные трубы укладывать - гнутые с заданным углом. Три трубы потребовались длиной по одиннадцать метров и суммарным углом - 14 градусов. Но в наличии имелось только две трубы шестиградусных и длиной по 22 метра каждая. Никак не подходят имеющиеся трубы для того, чтоб пересечь овраг шириной в тридцать метров. Но начальник с Рубероидом ждать, когда нужное гнутье подвезут, не стали. Дело то к распутице шло и того гляди снежная траншея растает. Приказали варить три трубы двадцати метровых, а так как гнутых только две было в наличии удумали же такое - в середину прямую трубу всобачить. С точки зрения арифметики ничего предосудительного нет - надо было три трубы закопать, три и подготовили, а что длина в двое больше требуемой - так это мелочь - с помощью дурной импортной техники типа «Катерпиллер» зароем, мол, и вся недолга.
Трубы сварили, в траншею по высоте снегом увеличенную бухнули и представителя технадзора вызвали, чтоб дал тот «добро» на засыпку траншеи.
И тут порух великий приключился. Инспектор задержался на пару дней. Оттепель неожиданная свалилась с небес. Насыпная на снег часть траншеи пообсыпалась и пред очи представителя технадзора открылось чудо землеройного дела – «слоеный пирог» - грунт, снег, опять грунт - и все это рукотворное насыпное. Я как на это глянул - у меня и челюсть отвисла. Инспектор Рубероида в «пирог» чуть не носом, как слепого кутенка, тычет - мол, смотри. И матом на него, и матом. А тот - мочись в глаза - ухом не поведет. Оправдываться пытается. Но мало того - еще и тычет внаглую оппоненту:
- Ты, понимаешь, это снег. Он туда случайно попал, а выше-то грунт...
У технадзорщиков после слов таких челюсть отвисла. Я молчу стою. Начинаю понимать - за что и почему Рубероида здесь держат.
А инспектор рейку нивелирную из рук моих взял. И под трубу толкает. Вся рейка - три метра - в воду ушла.
А Рубероиду и это не в укор. На соседние нитки газопровода указывает:
- Что такого-то? Вон - все трубы так зарыты. Присыпаны чуть. И все.
Выматерился инспектор, в машину вскочил и был таков. Мы в городок поплелись. Начальнику докладывать. Рубероид пеняет на то, что инспектор дурак - ничего не понимает. А «добро» на засыпку трубы не дает - потому что никакой мзды ему не предлагают.
Я молчу. Какая мзда - думаю. Каков дурак сам Рубероид, но до чего в своей дури возвышен и вдохновлен. А он и меня зацепил:
- Я доказываю, а ты молчишь. Слова в защиту не скажешь. Будто и не работаешь в нашей фирме.
Верно, не совсем я испорчен жизнью - не могу на наглость ответить. И возразить толком не могу. И плюнуть в рожу, наконец, придурку - тоже что-то удерживает.
Еще и начальнику надо доложить. Тот выслушал, нахмурился. Сначала спокойно говорил. Затем громкость и частота слов увеличились. И, наконец прорвало. Речь его обращена к Рубероиду и закончилась обычным:
- Завтра же собирай - манатки и к едрене фене...
Я дослушивать и тем более оправдывать себя, тем более Рубероида не попытался даже. Ушел к себе в балок. Чертеж нарисовал, в котором наглядно показал, как труба лежит в данный момент, опираясь краями на бровки оврага. Прикинул - что надо сделать, чтоб поправить дело. И к начальнику с тем пошел:
- Прямой участок трубы, - говорю - надо вырезать и по бортам оврага траншею углубить. Тогда труба и ляжет на свое место.
Отмечу, что взрывников к тому времени уже не было - уехали на время распутицы предстоящей на отгулы. Потому углублять траншею предстояло бульдозером с рыхлителем. Наши, конечно, для этого не годятся, а «Комацу» или «Кат» сланцеватые породы взрыхляли хоть и не без усилия.
Пока я рисовал картинку свою, Рубероид с начальником на траншею сходили, что-то там почереповали, утихомирился «отец-командир». Мирно меж собой беседовали. Меня и слушать не стали. Лишь услыхали, что плеть разрезать, парой накинулись:
- Что, ты выдумываешь? Труба сварена, заизолирована, а ты резать…- наплевали на меня и мое предложение.
Загнали «Катерпиллер» в траншею. Двое суток драл он, как очумевший, сланцевую породу. Вместо трех метров по проекту траншея уже более пяти метров была, когда наконец угомонили громадину.
Трубу обратно бухнули, где надо по борту траншеи грунта свежего подсыпали, где под трубу его же натолкали. Представителя технадзора снова вызвали.
Недоделки могут в любом деле быть, но не такая же туфта. Опять инспектор обложил Рубероида многоэтажным матом и уехал. Долго после лаялся по рации начальник. Материл того же Рубероида, а за компанию с ним и меня не забыл.
А на следующий день опять загнали «Кат» в не траншею уже, а рукотворный овраг скорее. Меня притащили. Пальцами тычут:
- Вот тут надо чуть подрыть...С другой стороны тоже. И ляжет, - какой благостью сияли рожи Рубероида в Начальника.
- Я-же вам нарисовал - еще метров семь надо в глубину рыть, чтоб вся эта хреновина, - указал на трубу - легла ладно.
Не разделял их оптимизма.
- Да, ты что… - взбеленились.
Развернулся я. Плюнул, отойдя метров на тридцать. В городок пошел по краю траншеи, по дну которой, углубившись на две свои высоты, ползал «Катерпиллер», кряхтя, пыжась, дымя и разрывая свои могучие жилы.
Одно успокаивало меня, что на следующий день я уезжал - договор по которому я работал заканчивался. Я об этом не сожалел. Вернулся к своей малорадостной, но не болезненной безработице - вон, благодаря ей, к писательству пристрастился…
Но «рубероидь» и Рубероид вечны, как и все прорабьё мафиозное, зародившееся в добиблейские времена. Считайте это вымыслом или верьте, но вновь встретился с Рубероидом. На другом строительстве. Шуганули все же с газопровода его. Толи отношение к делу там поменялось - что сомнительно; то ли новые более разумные люди пришли, которым не надо таким сомнитель¬ым способом, как облаивание придурка, зад свой прикрывать. А, может, просто достроили ту нитку газопровода,а следующую строить не начали. Потому нужды в «рубероиде» нет, а без дела что держать «ничто» - оно хоть и пустое место, но зарплату требует. И немалую ...
Занесло меня в глухомань лесную, где начали руду добывать открытым способом. Карьер. Зимник около двухсот километров. Дальше руду в вагоны загружают и везут в дали невидимые, где руда становится металлом. Металл в свою очередь превращается для кого-то в известную «зелень», а маленькая толика той «зелени» возвращается к нам в виде потешной зарплаты. Которая, впрочем, выросшему в колхозе «... Путь», где на трудодень платили по двадцать копеек - эквиваленту буханке серого хлеба, пожалуй и это в радость. Что поделать - иногда так и кажется, что вся жизнь прошла на каком то «сенокосе» в упомянутом колхозе за мизерную зарплату - грош на трудодень и пуд сена в будущем. Но не о том мой рассказ. О Ване...
Устроившись на горнодобывающем предприятии, никак не мог предположить, что здесь увижу в полном блеске и величии прорабью разгульность. Где ж им разгуляться, взвиться в своей глупой и бездарной премудрости, если не здесь - среди людей, делающих свое дело, не отвлекающихся на разговоры, обещания пустые, рапорта и заверенья, а если даются обещания - то выполняются; а слову цена немалая. Организовывали дело-то люди пришедшие из сделавшейся вдруг ненужной геологии, с других горных предприятий - с шахт, где слово и дело значат многое, если не все. В упомянутых отраслях при всей бардачности, не обошедшей ни одну сторону жизни, все же вершились дела с приглядом на будущее, на разумность и полезность. И люди подобрались не по рекомендациям, не за легким рублем забредшие, а по умению, внутреннему призванию, привыкшие надеяться в первую очередь на себя. Не зря же, когда ликвидировали геологию, как отрасль хозяйства, почти на все сто процентов, не поднялся вой вселенский, не было плача обиженных (Попробовали бы так с военными или еще с кем поступить - что было б и не представить). Но не выбило таким оборотом дела нашего геологического брата из колеи своих жизненных устоев - всяк нашел свое место в новой жизни. «Лавр сделал свое дело…» - на семьдесят лет - говорят - разведанных запасов после себя оставили - это не утешение и не гордыня – факт...
Затеяли и это предприятие. Не сразу, со скрипом - но сдвинулся воз. Пошла руда. Но тут и прорабье объявилось. Жили в балках. Свет от дизельной. Хлебово готовили себе - всяк на свой манер и вкус. Руду добывали и не в малых количествах. Но пронюхало подлое племя, заявились с лозунгами да обещаниями. И понеслось...
Не устояли наши начальники пред соблазном. Обрадовались и мы было - кто ж не хочет жить по-людски более-менее. Мол, на старости лет не в палатках и балках зимовничать будем, а в модульных домах с теплом и светом; с душем и сауной, а не с баней-развалюхой, которой все же хочется оду воспеть - сколько в ее парной костей отогрето, простуд вытравлено и тел умиротворено. На белых простынях, мол, поспим, а в комнате в тапочках домашних, а не валенках без голенищ походим-пошаркаем.
Коллеги то мои - геологи, горные мастера и бурильщики - не сталкивались с прорабской братией. Но я то с какого хрена губищу раскатал, в сказки поверил. Грешен - проявилась у меня мысль оптимистическая, что времена поменялись, что у денег хозяева есть - а они не будут кровные свои на пустозвонство финансировать. Ошибся. Очень сильно ошибся я - оптимист недорезанный. Прорабье - оно и в Греции прорабье. А уж в России нашей, понимаете ли, матушке вдвойне прорабье.
Объявившись, кодло сразу же стало обещать. Сначала к 15 декабря пообещали нам райскую жизнь, затем сроки передвинули на 1 февраля. Потом приехал Старый Прораб и новый срок назначил - 1 апреля. Смех тут поднялся дикий. Но Прораба смех не пронял. Умную рожу состроил, вдохновения на нее нагнал и, подобно Великому Прорабу, стал швырять, как бисер новые заверения. Рельсов к руднику не подвели - голову и руку класть некуда. Другим путем пошел прорабушко, на спор вызвал. Вызов его маркшейдер принял - старый тоже. Он на веру ничего не принимал - такова уж должность у него да и жизнь немного поучила. Потому книгу свою амбарную маркшейдерского учета достал и в ней следую¬ую запись сотворил:
«Дело: до 1-го апрели Старый Прораб построит городок - дома, баню, столовую. Если это произойдет я (Старый Маркшейдер) ем эту книгу, а Старый Прораб, если слово не сдежит, съедает проектную документацию в полном объеме».
Оба подписями договор скрепили. Естественно, к упомянутому сроку ничего сделано не было, но зато Старый Прораб за два месяца, что было у него на невыполнение обязательств нашел уйму объективных и субъективных причин, которые не позволили сдать объект. И тихо не сожрал свою документацию. А просто объявил новый срок сдачи объекта - 20 июня. Так же наобум и наугад. Но уже прижился прорабушко, приушлился в поиске причин срыва сроков ввода жилгородка. И к тому же раскопал жертву - Ваню Пионибекова. Как в таком деле без него. Такая колоритнейшая «субъективная причина» - где ж ей бытъ, если не на передовом Фронте не свершающихся свершений.
Я не сразу его узнал. Уж очень он непривычно выглядел - в красной строительной каске; в костюме плотника, которые были выданы всем ИТР-овцам, но которые почти никто не носил по причине полневшего неуютства и неудобства и за цвет ярко-зеленый; в ботинках высоких со шнурками, как у ОМОН-овца. И командирский его облик дополняла планшетка, раздутая донельзя, в которой, как позже выяснилось, хранилась почти вся не съеденная Старым Прорабом документация. Планшетку же он высмотрел у маркшейдеров в балке, где она на стене висела - совершенно ненужная и забытая. Благо, что бинокль хранился во вьючном ящике. Но как его не хватало для облика «младшокомандующего».
На руднике звали Пионибекова уже не Рубероидом, а Роялем. Перефразировали фамилию на самый неожиданный лад, учли смуглость Вани - пересмешников-то в любом деле, в любом месте всегда найдется. И вот - получите – Рояль. Я же добавлял про себя - Оббитый Рубероидом.
Вслух продолжение это не произносил. Совсем ведь заклюют бедолагу. Без того уже ищут-рыщут момент, чтоб каску у него стибритъ и разукрасить белыми кружочками - под мухомор. Тогда бы получился из Рояля Оббитого Рубероидом Рояль Под Шапкой Мухомора.
И вновь – первое, чем занялся Рояль, были земляные работы и установка фундаментных блоков, на которые после устанавливали части модульных сборных домов.
Наобещав три короба и маленькую тележку, прорабье начало потихоньку перетягивать всю технику из карьера под свое начало. В результате почти всех рабочих и службы, кроме маркшейдерской, перевели временно в РСУ. Начальник рудника остался практически без подчиненных на правах какого-то завхоза, у которого не то, что людей в подчинении, даже рукавиц брезентовых не было. Лишь дежурный электрик да повара (когда столовую открыли - но не в модуле, а в стареньком балочке ) и остались в списочном составе работников Рудника. Таким сиротинушкой и ходил бедолага, не зная куда прикаяться-приткнуться. И еще мы - маркшейдеры - пытались своим делом заниматься. Но куда там. Как бельмо в глазу Старого Прораба были. Такое впечатление складывалось, что не РСУ поселок для горно-добытчиков строит, а руда добывается, чтоб вбухать вырученные средства в строительство «воздушного замка», «потемкинской деревне» без тепла, света и водопровода, а после и вовсе неизвестно чего.
Подмяв под себя все производительные единицы техники, рабочих и, передав всю эту уйму под начало Рояля, Старый Прораб удалился, чтоб руководить из конторского «далека», ибо видней оттуда, как держать в руках лопату и как ее эксплуатировать - не все же знают - как ей работать по принципу – «бери больше, кидай дальше - пока летит, отдыхаешь».
Роялю мало было окупировать все выше перечисленное. Он еще и ключ забрал от балка, в котором рация стояла.
Мы-то привыкли делать все разумно, последовательно. И не сразу сообразили - за что получаем втык от начальства - почему на связь не выходим. А как выйти на связь, если без ведома Рояля не можем до рации добраться. Договоримся с ним - мол, во столько то часов надо на связь выйти. Выслушает, пообещает быть к означенному времени и пропадет.
В голове такое не укладывалось у нас. Не можешь прибыть к сроку - ключи оставь. Вроде и проблемы никакой быть не должно. Это так. Но не для прорабья. Если ключи оставит Рояль, то его же значимость понизится, ровное течение раздолбайства нарушится. Нельзя, чтоб прорабское замутнение чуть просветлилось.
Творящееся на стройплощадке действо напоминало старую кинохронику - то ли строительства Беломорканала, то ли фащистские концлагеря, где больше работали ради того, чтобы работать, а не созидать.
Мужики блоки фундаментные укладывают - под нивелир верх выравнивают, песок где надо подсыпают, а где отгребают. Делают это нехотя, будто платят им за то, чтоб меньше сделать - не уложат больше блоков, больше получат за свою неработу. Но скорее нет - все-таки за работу получают, но с такими заморочными начальниками разве развернешься в деле. Уложили блоки под первый модуль - химлабораторию будущую. Рояль, чтоб хвалебу полчить, первым к приехавшему Старому Прорабу подкатился.
- Все сделали, как в проекте. Блоки под нивелир выложены. Сейчас по верху арматуру уложим и сваркой прихватим по углам. Мужики отмостку приготовили - уложим металл и сверху бетоном основание выведем на уровень. После паузы еще подчеркнул, что все правильно.
- Как в проекте...
Старый Прораб все выслушал, но вместо похвалы на Рояля накинулся:
- У тебя мать-перемать такой-сякой Музыкальный Аппарат в голове мозги или опилки? - можно подумать, что у самого мозги - какие-то несчастные балки ставить в один этаж. И на хрена там его обвязка из арматуры и бетона. Так не пойдет. Убирайте все к едрене-фене.
Рояль взбрыкнул и к рабочим.
- Убирайте быстрей арматуру. Слышали, что начальник сказал.
А те только сварку закончили. Щиты начали прилаживать, чтоб заливку начать - бетономешалку запустили. Поплевались. Поматерились - кто про себя, кто и вслух. За работу дурную взялись, щиты откинули. Обратно сварочный аппарат подтащили, чтоб арматуру порезать. До вечера проваландались.
На следующее утро приступили к укладке блоков под следующий модуль.А тут новый вихрь-ураган налетел. Над Старым Прорабом еще и Старший - оказывается есть.
Старый Старшего к готовому якобы фундаменту подвел и вдохновенно так разъяснять начал:
- Вот...Мы тут… Завтра начнем...
Старший же Прораб как увидал, что блоки поверху арматурой не обвязаны, что бето¬ом не выровнено основание, взыграл обычным для прорабья поганым матогромкоголосьем:
- Поче-емм-у-у...? - и так далее.
Старый Прораб вмиг съежился будто. Но ведь у него Рояль есть - встрепенулся. И уже на Роялюшку:
-Ты ... в проекте можешь разобраться?
Ваня в роль свою вошел уж. Не стал отнекиваться да ссылаться на то, что не увязывали блоки по его - Старопрорабскому - указанию-веленью.
- Так сделаем,- стал заверять начальничков. Но мало того он еще и былые времена вспомнил, когда еще один страдалец в их мальчиках для битья числился – геодезист. На то и п¬пытался все свалить - то есть на меня.
Но не тут-то было - я маркшейдером в карьере числюсь. И мне плевать на его ссылку. Стою - посмеиваюсь. У меня своя работа - а их - вроде общественной, за которую не платят, как известно, а раз так, то и спроса нет.
Но тут и Старый Прораб ухватился за эту соломинку, ибо кого же не уколоть, как геодезиста - первейшего «козла отпущения» на стройке, если его главный инженер не возьмет под опеку:
- Ты чем здесь занимаешься? - на меня.
А я что могу сказать, если мне теодолитный ход гнать через тайгу, мы с напарником за десять километров ходим по болоту да кочкарнику, ибо прорабье нам тягач не дает, который за нами же и числится. Просто, мы - мужички-лесовички - народ не склочный. Нет тягача - ну и подавись им прорабюга хренов - пешком сходим куда нам надо. Пока ноги кормят. Промыслив это так и отвечаю:
- Х…ёй…- разворачиваюсь, сплевываю под ноги и ухожу.
Вслед лай слышу не собачий. А мне что - дальше леса не сошлют. А выгонят - посмеюсь и на другую работу устроюсь.
Сколько там прорабы колдовали над тем фундаментом неважно. Но на следующий день мужики опять арматуру варили и после бетоном это безобразье заляпывали. Эх...
И докажите мне после этого, что нет в нашей стране «врагов народа».
Еще бы многое мог поведать о «подвигах» «роялистов» наших. Но не могу. Томно. Про ребят бы писать, с кем по тайге долгие годы бродил. Трудился. Но кочкой болотной застряли в башке мысли о прорабье - пока не изолью их на бумагу, пока не очищу мозги от этой скверны - не вздумать о другом…
Вот тем и кончу. Резко? А как иначе? Я еще про свою квартиру мог бы написать. Далеко и ходить не надо за литературной рухлядью - вот она, моя квартира - двери наперекосяк, из под плит подоконных сквозит; ванна скоро проржавеет - когда ее устанавливали, эмаль отбили, а металл какими-то белилами замазали; стена на кухне треснула - вода с улицы сочится и желтым разводьем по стене и потолку расползается; швы деформационные не утеплены; линолеум прямо на бетон настелен – надо ж такие нормы изобрести, только воспаленное прорабье воображение на такое способно и еще множество мелких и немелких огрехов. Тоже какой-то «Рояль-рубероид-пианино» лепил домишко-то. А вы говорите – исключение. Правило - смею утверждать. ПРАВИЛО. Может и есть исключения – покажите…
Еще вот мысль такая. Скульптурную композицию бы создать. Где-нибудь, в районе бывшего ВДНХ, вместо рабочего и колхозницы. Все равно уже колхозников нет, рабочих тоже изведут таким обращением, как ныне, да зарплатой быстренько.
Назвать детище – «Пронзившие века». И символизирует скульптура живучесть прорабьей мысли или мафиозного прорабства - кому как удобней называйте. Надо же - с вавилонских до наших дней просуществовало это «вольнокаменьщинство». И еще сколько проживет - пока все цивилизации да и само человечество не изведут.
Представьте - рояль на трех ногах разной формы и высоты. Крышка его из не струганной доски-пятидесятки, поверху куском рубероида оббита гвоздями на 150 милиметров - забитыми до половины и загнутыми в разные стороны уродливо и небрежно. На рояле том две статуи мужского полу, но одетые. У обоих вместо головы каска и рот раззявен до неимоверности. У одного - как у известной Венеры - руки отрублены. Второй - вроде-как присевший. И руки у него есть, но прилажены они к заднице. В одной руке той - каменный топор, а вторая рука и голова-каска на куске рельса покоятся. И с боков тот рояль тоже - обязательно Оббит Рубероидом...