…Одним словом позади оставалась «целая жизнь» и потому её было жаль. Видимо от этого, память, стараясь уменьшить потерю, стёрла на время сцену расставания с обжитым местом, чтобы избежать длящегося стресса…
По приезду на новое место, родители купили корову чтобы кормить нас, четверых детей и я им, по сию пору, за это благодарен не только потому, что мы были сыты, но и потому, что я, вырастая в городе, жил в детстве почти как деревенский мальчишка.
Я знал откуда берётся молоко на нашем столе наблюдая как мать по вечерам доила корову. Я помогал заготавливать сено для коровы и вообще был в хороших отношениях с домашними животными: собаками, коровами, козами, лошадьми.
Это помогло мне не отрываться от того мира, который мы зовём миром природы - скорее всего, корни моего будущего удивления и восхищения природой лежат там, в глубоком детстве!
Мне было тогда шесть лет и я хорошо помню луговину на окраине посёлка гидростроителей, высокую гору впереди, на которой, по весне, «повисает» сиреневое облако цветущего багульника, травянистый выгон рядом с крайними домами посёлка.
Летом, на восходе солнца, мы с матерью гоним Дочку - нашу корову на выгон, где пастухи собирали стадо. На выгоне зелёная – зелёная травка и объеденные берёзовые кустики по краям.
На закате встречаем нашу корову там же.
Хорошо помню эту картину - солнце садиться к горизонту; тёплая, серая пыль клубами поднимается из под коровьих копыт; небо голубое, окрестные холмы зелёные, воздух прозрачен и свежо-прохладен.
Бурёнки жалобно и просительно мычат, предчувствуя тёплое вкусное пойло в сухом, нагревшемся на солнце сарае под высоким сеновалом…
Помню, что тогда мне нравилось вставать раньше всех детей в округе.
Уже в семь часов утра, предчувствуя яркий, солнечный денёк, в одних трусиках я выходил из квартиры, садился на завалинку у соседнего дома и грелся под нежарким, но ласковым утренним солнышком.
И наконец, первый большой поход в лес с старшими ребятами - ровесниками брата. Длинная дорога – тропа окружённая ярко зазеленевшими березняками, с вкраплениями невысоких тёмно-зелёных сосняков - она ведёт в сторону загадочной, далекой лесной речки Каи.
Весна. Кругом тепло и просторно. В северных распадках по пути, к речке, ещё прячется весенняя прохлада…
Весёлая босоногая компания, в которой я – младший, вырвалась на свободу, в дикий лес и потому, радуется и обменивается впечатлениями.
Брат не очень доволен моим присутствием, но терпит - ведь ему за меня отвечать перед родителями.
Подробности того похода стёрлись в памяти, а ощущение радости и воли осталось. Тогда, в походе были задействованы все мои чувства: ночной костёр, запах смолистого дыма, где - то очень высоко тёмное небо.
Страшные рассказы о домовых, которых тайком подкравшись, рубят топором в деревянном сундуке смелые мужики. На срубе выступает кровь. Жуткие подробности рассказов, от которых и дома то кровь стынет в жилах, а уж здесь в лесу подавно.
И вообще мир полон страшных и загадочных чудес…
И тут же, через небольшой временной перерыв, вспоминается росистое прохладное утро, травянисто-цветочный, матово зелёный влажный луг подступающий к густому лесу; голубое небо, подсвеченное солнечным золотом; запах чеснока от черемши, рявканье дикого козла - самца косули, кажется совсем рядом; холодная прозрачная речка в болотистых берегах, на которых растёт осока, режущая ладони до крови, если пытаешься её сорвать…
Горько-сладкая черемша с чёрным хлебом и солью на завтрак; чай заваренный смородинными листочками с выварившимися прожилками на бледно – зелёном.
Летучие мыши под стрехой полуразрушенного колхозного сарая, неподалеку от нашего бивуака.
Обратная дорога не запомнилась…
Последнее лето перед школьной порой…
С приятелями ходили смотреть новую школу. Запах древесных стружек и паркетные полы. Просторный зал на втором этаже и маляры красящие оконные рамы.
Рядом спортивная площадка в двух уровнях. Футбольное поле на границе с зелёным березняком. Футбольные ворота, покрашенные белым с перевивом чёрной ленточкой – для контраста…
Помню, что первые месяцы после переезда в посёлок ГЭС, был одинок – ни друзей, ни приятелей. Сидел на куче глинистой земли рядом с глубокой траншеей сделанной трактором – канавокопателем, ждал из школы старшего брата Гену – школа находилась в пригородной деревне Кузьмиха…
Брат приходил возбуждённый пережитой опасностью и бросив сумку на кухне, ведёт меня по пыльной дороге назад, до песчаных обрывов глинистого карьера, с которых видна загадочная деревня и даже школьная крыша.
Деревенские ребята враждуют с «иногородними», и Гена рассказывает мне о кровавых драках с ними - он учится уже в третьем классе.
По пути домой, из стеблей высокой, похожей на кустарник травы – полыни, делаем копья и начинаем бросать их в цель.
Жизнь полна приключениями – это я понял уже тогда!
Помню походы за хлебом в булочную, по тропинке петляющей между строящимися двухэтажными домами.
Иногда вместе с братом ходим с вёдрами на коромысле за водой, на водоколонку стоящую метрах в ста пятидесяти от дома.
Посёлок ещё строится и потому, всюду выложены стройматериалы и рассыпан строительный мусор…
Туалеты пока уличные, потому что в домах нет даже холодной воды.
Рядом с белыми, побелёнными туалетами, деревянные же мусорные баки врытые в землю - туалеты и мусорка покрашены известью.
Летом от них дурной запах, а зимой все намерзает с верхом. Иногда их с ломом и лопатой чистят специальные рабочие. Позже я узнал, что этих бедолаг называли в народе иронически – «золотари».
Мой отец работает на стройке, хотя, я помню, что во Втором Иркутске (железнодорожная станция Иркутск – 2) он был литейщиком и иногда приносил с работы отлитые им сковороды, которые, по воскресеньям, отчищает от нагара и формовочной земли, напильником.
В это время вся семья в сборе и отец, на время прервавшись, заводит патефон, ставит пластинку, которая звонкими голосами весёлого мужского хора поёт: - Ой, вы кони, вы кони стальные! Золотые мои трактора!
Там, во Втором Иркутске у меня много приятелей, с которыми мы ходим неподалёку от дома и иногда уходим к церкви, во время службы, всегда полной народа.
А вокруг множество нищих и инвалидов. Помню бесконечный ряд калек по обе стороны дорожки, перед входом в церковь. Я боюсь на них даже посмотреть: тут и безрукие, и безногие, и слепые, и обгорелые в огне.
С тех пор, русская церковь для меня – это место, навсегда связанное с несчастьями человеческими.
Лето, в год нашего переезда в посёлок гидростроителей, было необычно жарким, и уже на новом месте мы ватагой ходили купаться на речку Ангару.
В Ангаре, вода невыносимо холодная, но рядом, - озеро, отгороженное от течения высокой перемычкой. Вода там тёплая как парное молоко и берега, с противоположной от железнодорожной насыпи стороны, заросли травой и редкими кустарниками.
Вскоре я научился плавать - первый раз, как - то очень удобно лёг в воде не бок и заболтал ногами и руками и был обрадован, когда получилось проплыть пару метров по дуге – плыть прямо ещё не умел.
Чуть позже, я научился «рулить» и уже плыл по прямой.
Потом последовало научение плаванию по «собачьи» – это когда поочерёдно гребёшь ногами и руками лёжа на животе. Потом освоил плавание «в размашку» - то есть руки выкидываешь поочерёдно из воды и гребёшь, помогая себе ногами. Потом - «на спинке». И потом уже для пижонства – «по бабьи» – это когда булькаешь поочерёдно ногами, но руками гребёшь вместе и потому, перед грудью всегда идёт небольшая волна.
Позже, очень быстро научился нырять с высокого берега головой вниз в прыжке и с разбега. И конечно очень просто было нырять «солдатиком» – ногами вниз, вытянувшись всем телом.
В хорошую погоду купались целыми днями и к осени загорали как негры, а волосы выгорали до светло – пшеничного цвета.
Уже через год, я плавал на расстояния по километру и больше, и чувствовал себя в воде, как рыба.
Иногда, после купания, ватагой ходили в ближайшие леса и лакомились поспевающими ягодами.
Но бывало, что я отправлялся на речку один. Однажды, после купания решил взобраться на каменистый обрыв над железной дорогой и оборвался почти с самого верху.
Скатившись по каменистому крутому склону метров пять, я поднялся и вытирая ушибленные места и кровоточины, пошатываясь – голова от сотрясений кружилась - пошёл к ангарскому заливчику и обмыл кровь и пыль с полуголого тела - летом все ходили целыми днями в одних трусиках.
В остальное время, в своём дворе мы играли в футбол. Между двухэтажными домами, вдоль улицы, почему – то были установлены высокие деревянные резные заборы и получался закрытый прямоугольник, который и становился на время футбольным полем.
Там проходили наши футбольные сражения на полном серьёзе и со страстью.
Помню одну очень ответственную игру, один на один с Федей Костровым - моим ровесником из соседнего дома. Вначале выигрывал Федя и я от огорчения расплакался, под смех взрослых зрителей.
Потом, стал выигрывать и настал черёд плакать Феде. В той игре я выиграл, что добавило мне уверенности в своих футбольных способностях.
Наверное с тех дней началась моя футбольная карьера, которая продолжалась около трёх десятилетий.
Ещё запомнилась тёплая осень и влюблённые пары гуляющие по полотну железной дороги. Помню вкус сладкой, вяжущей рот черёмухи, растущей вдоль железнодорожных путей - тогда, это было единственное место приспособленное для гуляний.
Посёлок, был неухожен и постепенно, совсем по-деревенски, застраивался самодельными деревянными сараями и сарайчиками.
Например рядом с нашим домом, был сооружён ряд сараев вполне сельского вида.
Рядом с одним из них, лежала большая берёзовая колода, с прорубленными внутри колоды кривыми прямоугольными канавками, в которых, как позже выяснилось, маленький старичок из соседнего дома, выгибал берёзовые коромысла для ношения воды из колонки. Сделанные коромысла он продавал соседям.
Тут же, рядом с колодиной, симпатичный молодой человек - Валя Хорошавин - под вечер, после работы делал разные физические упражнения. Увидев, что мне это интересно, он показал, как делаются эти упражнения.
Я был польщён таким доверием – ведь Вале было уже шестнадцать лет!
(Продолжение следует)