Волчья преданность. Из книги "Собаки и волки"

…Дом Василия, стоял на вершине холма, а его фермерский участок включал и широкую долину, спускающуюся к речке, и заросли кустарников вдоль дороги ведущей к дому, и большой покос, на котором фермер со временем хотел сеять пшеницу. Планы и желание работать у него были большие…
Ну а пока, он перебивался «с хлеба на воду»: держал несколько овец, четыре коровы, лошадь с жеребёнком, и конечно по мелочи – кур, уток, гусей…
С ним жила его жена Дарья и три ребёнка: Петька, старший сын Дарьи, и два его мальчика – Дима и Пашка, которого в доме все звали Павлином….
Василий Аксёнов приехал сюда, тогда ещё в колхоз имени Ленина, двенадцать лет назад, со строительной бригадой шабашников – они строили и отделывали изнутри, большой колхозный клуб…
Постепенно Василий перезнакомился с колхозниками и случайно встретился с Дашей, тогда девушкой девятнадцати лет, уже родившей мальчика Петьку. Отец Петьки, здешний ловелас, был призван в армию, и, несмотря на обещание жениться на Даше, так, и не вернулся в деревню.
Василий и Даша, после знакомства, часто встречались во дворе двухквартирного дома, в одной половине которого, временно жили приезжие строители, а в другой, она сама, Петька и мать Дарьи – Фёкла, давняя вдова запойного колхозного конюха, который сгорел от водки, когда Даше было семь лет.
Дарье, Василий сразу понравился. Это был спокойный, крепкого сложения мужик, уже однажды несчастливо женатый и брошенный женой. После развода, остались сиротами и две его дочки, которых он помнил постоянно и сильно скучал по ним.
Но жизни с первой женой, никак не получалось. Она его не любила, хотя и родила в свой срок двух милых дочерей. Она была так привязана к своей матери, так зависела от неё, что при любых семейных раздорах, - а дело это довольно обычное, особенно в первые годы совместной жизни, - забирала детей и уходила к теще, оставляя Василия на несколько дней, а то и недель в одиночестве.
Василий в эти дни к вечеру, бросал работу, напивался, чтобы забыться и не чувствовать себя изгоем и дома, иногда, от безысходной ярости и обиды, бил посуду!
В конце концов, властная тёща, которая своего простого, неучёного зятя ни в грош не ставила, нашла для симпатичной дочки другого мужа, пожилого уже, но состоятельно и красноречивого парикмахера. Несколько раз, Василий, по пьянке скандалил с новым мужем бывшей жены, требуя встречи с любимыми дочерьми. Но после того, как его за хулиганство в пьяном виде забрали в кутузку и крепко там поколотили, он кажется успокоился и смирился со своей горькой участью…
Во времена этих скандалов, когда Василий пребывал в пьяном угаре, его уволили со стройки, где он работал плотником. Однако вскоре, опомнившись, он нашёл новую работу на выезде, и пить почти перестал.
В очередной его приезд «домой», что бы повидаться с дочками, жена категорически потребовала от Василия, «очистить жилплощадь», с чем он безропотно согласился….
Так получилось, что в один прекрасный день, ему уже некуда было возвращаться из «командировки», но зато он и алиментов не платил, что ему помогало жить и на чужбине вполне прилично.
В те годы, в деревне всё менялось. Колхоз имени Ленина распался. Председатель, агроном и бригадиры, поделили лучшие земли и стали фермерами, заодно приватизировав на своих фермах всю колхозную сельхозтехнику…
Василий давно уже задумал завести себе клочок земли и жениться на деревенской.
Так и получилось. В начале, после долгих гуляний с Дарьей, по деревенским околицам, Василий переехал в дом к Фёкле. Потом была бедная свадьба, на которой, на столе вдруг оказалось двадцать с лишним бутылок водки. Все – и гости, и хозяева перепились, но наутро, вспоминали гулянку с уважением…
Через время, Василий стал оформлять документы на участок земли под ферму. Небольшие деньги для этого у него были – строители получали за работу несравнимо больше колхозников.
Василию повезло – он взял в аренду не только землю, но и полуразвалившийся дом, на заимке, километрах в четырёх от деревни. Кроме того, как мужик понятливый и рукастый, он отремонтировал старый, заржавленный трактор «Беларусь», поставив его на колёса купленные за две бутылки водки у приятеля, в соседнем хозяйстве.
Весной вспахали огород на ферме и всё лето Василий жил на заимке, занимался ремонтом дома и приглядывая за «придворным» хозяйством.
К осени дом был готов и второй раз беременная, Дарья переехала вместе с Петькой, к Василию.
Жили они дружно, и Дарья всем с гордостью рассказывала, что Василий почти не пьёт, разве что чуть – чуть, иногда, по праздникам.
Василий был мужиком самостоятельный, а то что первая его жена пыталась из него сделать подкаблучника, - так это на любого по жизни может свалиться…
А теперь нужды в водке у него не было, потому что в семье царили любовь и порядок – как жить и что делать в первую голову думал мужик, а ему давала советы и поддержку трудолюбивая и не избалованная женщина…
Первая зима, тем не менее была трудной. Порой было тоскливо и одиноко, и особенно в ветреные вьюжные ночи, когда казалось, что мира за стенами занесенного снегом домика не существует, или он недостижимо далеко. Но конечно, это только казалось…
К весне, Дарья родила Димку, и Василий летал всюду, как на крыльях – радостный и возбужденный. Вскоре прикупили ещё коровку и несколько овечек…
Поместили их в новом скотном дворе, который Василий построил сам, на задах, за огородом. Он провёл туда ещё в начале зимы электричество и проложил водяную трубу, установив электрический насос.
В начале лета, жить стало легче, и Дарья словно расцвела. Ей, хлебнувшей в детстве и юности горя и нужды, жизнь с любящим, спокойным Василием казалась праздником и при первой возможности, отложив в сторону распашонки и пелёнки, она чем могла помогала мужу.
Василий за это её ещё больше зауважал, а Дарья, чувствуя это, отвечала взаимностью. С первых же, после переезда дней, она не упускала случая, помочь Василию по хозяйству…
… Ферма росла, поголовье скотины умножалось. Но и количество работ возрастало соответственно. Так в хлопотах прожили ещё зиму…
Сельская жизнь достаточно однообразна: прежде всего работа, работа и работа. Перерыв только на ночь, на сон. Зато и результаты налицо…
По скотному двору гуляют справные коровки, шерстистые овечки. Из птичника раздаётся кудахтанье кур, кряканье уток и гоготанье гусей - шум на всю округу. Жизнь на ферме закипела…
Василий, выбрав время, съездил в город, договорился там с рыночными торговцами, и стал раз в неделю возить туда «излишки» – продукты с фермы: мясо, сливки и сметану, которые получал уже от трех коровок. На вырученные деньги купил телегу, сани, сбрую и прочую утварь для поездок…
Когда Димка начал бегать рядом с Петькой, Дарья незаметно родила Пашку. Василий гордился большой семьёй и стал работать ещё больше. Доход от фермы был пока небогатый, но и семья жила рачительно и экономно.
В начале очередной зимы, Василий купил телевизор, подержанный, зато цветной, ставший непреходящей радостью и для детишек и для Дарьи. Сам Василий смотрел телевизор редко. В основном передачи о природе и в «Мире животных».
Иногда он сердился на ведущего этой программы, хлопал руками по бёдрам и сердито выговаривал: «Что он показывает? Ну что он показывает?! Опять про собачек: пуделей и болонок. Прежняя передача была о кошечках, а теперь вот опять показывает московскую квартиру и её обитателей!
- Ты посмотри – обращался он к Дарье – хозяева этих болонок очень похожи на своих собачек, или наоборот – и начинал громко смеяться, ища поддержки у жены…
А между тем, дела в некогда процветающем сельскохозяйственном районе шли всё хуже и хуже. Фермеры разорялись или запивали от тоски и безысходности. Продукты которые они вырабатывали тяжелым трудом никому были не нужны, а продавать за бесценок алчным перекупщикам, никто не соглашался!
Деревни обезлюдели, молодёжь ушла на заработки и в поисках лучшей «сладкой» жизни в большие города, пополняя там ряды люмпенов, без корней и без веры…
… В округе появились волки!
Василий вспомнил рассказы своего вятского приятеля, с которым работал на стройке. Тот рассказывал, что во времена войны, в вятских лесах, волки стали нападать на людей и даже крали детей прямо из деревенских огородов…
Однажды, в тёмный зимний вечер, выйдя во двор по нужде, Василий, сквозь шум ночного ветра различил заунывные звуки волчьего воя. Он окончательно проснувшись, вернулся в дом, тихонечко оделся, стараясь не разбудить жену и детей, вышел из избы и прикрывая лицо от морозного, резкого ветра, сходил за огороды, на скотный двор – проверил, все ли электрические лампы горят над сараями; послушал, спокойны ли коровы и овцы.
В стойлах было темно и тихо. Пахло сеном и влажной коровьей шерстью. Овцы, услышав, как скрипнула знакомая калитка, затопотали у себя в овчарне. Василий постоял, послушал и успокоенный, вернулся в дом досыпать…
Но в душе, тревога осталась…
Как – то, в очередную поездку в город, он зашел в охотничий магазин и купил пачку патронов с крупной картечью и несколько пуль. «Пригодится – думал он лежа в санях, закутанный в овчинный тулуп, вяло, сквозь дрему обдумывая, что еще надо сделать, чтобы обезопасить ферму, от незваных «гостей».
Кобыла размерено и привычно тянула сани по полузанесённой снегом, дороге. Незаметно подкрались ранние зимние сумерки…
Вдруг лошадь дёрнула, сани заскользили быстрее, а кобыла, ёкая селезенкой, пошла рысью.
Василий приподнялся в санях и увидел, что его смирная Манька, швыряя снежные комья из под копыт в передок саней, бежит в сторону дома выгибая шею и крупным, темным глазом косясь влево и назад, в сторону густого придорожного кустарника. Василию даже показалось, что он заметил серые тени, мелькнувшие и скрывшиеся среди мерзлых веток, в чаще.
Приехав, домой, он Дарье ничего не сказал, поужинал и, одевшись потеплее, ушел на скотный двор, сославшись на то, что надо подремонтировать загон у овец…
Дарья и старшие дети смотрели по телевизору, какой – то сериал, о страданиях безответной любви бедной девушки не-то в Бразилии, не-то в Аргентине.
Собак Василий не держал: во первых, места были настолько безлюдные, что редко кто, кроме старенькой почтальонши приходил, а во вторых, он не любил шума, а собаки подчас брешут просто на ветер или на шуршание соломы, под его порывами.
И потом, в самом начале жизни здесь, они завели себе крупную беспородную дворнягу Шарика, у которого оказался неистребимый, охотничий характер. Иногда, он, видя, что хозяев нет поблизости, вдруг начинал гоняться за курами и поймав, душил их.
Однажды, он пробрался в овчарню и задавил двух ягнят, и был пойман на месте преступления. Василий схватил палку и колотил Шарика даже спрятавшегося в конуре, после чего «незадачливый охотник», сбежал и никогда больше не появлялся, но без ночного собачьего лая, фермерам спалось намного лучше…
Сняв с гвоздя ружьё, спрятанное под ворохом старой одежды в сенях, Василий, прихватил пачку патронов с картечью и через заснеженный огород, прошел на скотный двор.
Там потоптавшись, он неслышно приоткрыл дверь в загон, освещённый электрической лампой, зажал дверь щепочкой в таком в приоткрытом положении, и бросив на пол несколько охапок сена, лёг, запахнувшись шубой, а ружьё зарядил и положил рядом.
«Посмотрим – думал он, устроившись поудобнее, вглядываясь в дальний угол загона, где электрический свет не мог уже бороться с ночной темнотой, и где не было видно дальней изгороди – она притаилась во тьме…
Потом, когда глаза привыкли, человек стал различать поперечины изгороди – ему почему – то казалось, что волки придут оттуда.
Василий почти задремал угревшись, обдумывая, что делать, если серые разбойники сегодня не появятся. Вдруг в голове мелькнула полусонная мысль: «А почему бы ни попытаться подманить волков?»
Он поднялся, войдя к овцам, стал их легонько похлёстывать прутиком, овцы всполошились, затопотали, начали перебегать с места на место и тревожно блеять.
Забеспокоилась кобыла у себя в стойле, тяжело переступая коваными копытами по деревянному полу. Звонко, оглушительно звонко заржал жеребёнок…
«Вот так! Вот так! – повторял про себя Василий и вернулся к своей лежанке на полу у заднего выхода...
Время шло… Зимой темнеет рано, и Василий лежал уже довольно долго, когда услышал скрип открывающейся двери, в доме.
«Дарья вышла – подумал он – посмотреть». Потом дверь, закрываясь вновь, скрипнула. «Ушла ложится, - с необычной теплотой подумал он о своей жене. – Она ведь привыкла, что я по вечерам, иногда на скотном дворе работаю. Сама ляжет и детей уложит. И это хорошо. Незачем ее понапрасну пугать…»
Прошло ещё несколько часов. Время приближалось к полуночи. Ветер то дул и шумел, то стихая, оставлял временные промежутки тишины…
В один из таких промежутков, вдруг испуганно затопотали овцы в овчарне. Сердце у Василия застучало, руки невольно дрогнули. Он осторожно потянулся к ружью, схватил его крепко и стал пристально вглядываться в дальний край загона…
Но волки появились, откуда – то слева, неожиданно выйдя в полосу яркого света. Их серые, крупные силуэты, словно выплыли неслышно на середину освещённого пространства. Первый волк был заметно крупнее остальных, с пушистой гривой и хвостом опущенным поленом и острыми ушками на большой голове.
«Нет! Это не собаки – судорожно сглатывая наполнившую рот слюну, соображал Василий. - Эти крупнее собак почти вдвое и так осторожны, что сразу понятно – это дикие звери!»
Он начал медленно поднимать одностволку, прицеливаясь в волка, который был впереди.
За спиной у Василия, бесились от страха овцы, стены подрагивали от ударов и топот стоял оглушительный…
На этот раз заволновались и коровы, завздыхали и поднялись на ноги, хотя обычно в это время спокойно дремали. Кобыла несколько раз задела перегородку копытом. Страх перед серыми разбойниками передавался от скотины к скотине. Да и Василию было не по себе. А ведь у него в руках было оружие…
«Надо стрелять, а то животные весь сарай разнесут - решил Василий, и совместив мушку, прорезь прицела и лопатку волка, нажал на курок.
Грянул гром выстрела! Василия, отдачей от приклада сильно толкнуло в плечо, а волк, взвизгнув, высоко подпрыгнул и грянулся на покрытую снегом, мёрзлую землю, извиваясь всем телом. Второй волк незаметно исчез. Словно его и не было…
Вскочив на ноги, Василий скинул ненужную уже шубу, перезарядил одностволку и вошёл в загон…
Волк лежал уже неподвижно, словно вдавившись, впечатавшись в снег и налетевший ветерок шевельнул шерсть на его загривке.
«Он мёртв – заключил Василий и услышал со двора встревоженный голос Дарьи: - Василий! Ты чего там?..
- Иду – откликнулся Василий, и пошёл к дому, минуя овчарню, не забыв затащить тушу волка в тёплый предбанник…
Волк оказался крупным зверем, не менее сорока килограммов весом и оскаленная его голова блестела белыми длинными клыками, производя устрашающее впечатление…
Утром, Василий ободрал его, шкуру занёс в сени и растянув прибил по краям гвоздями, оставив сушить. Мальчишки долго разглядывали шкуру, а потом Петька, осмелев, потрогал мех пальцем.
Волчий труп, Василий оттащил подальше от дома и забросил в глубокий полузанесённый снегом, овраг.
На следующей неделе, поехав в город, он рассказа всё знакомому охотнику и тот сказал, что волчица придёт к его скотному двору, ещё хотя бы раз.
- Она сейчас будет жить где – нибудь неподалёку, а потом уйдёт искать себе
новую пару - объяснил он.
Возвращаясь из города, Василий сделал небольшой крюк и заехал к оврагу.
Волчица не только приходила, но и лежала рядом с мёртвым телом, какое – то время – снег под нею немного протаял.
«Она может быть и к скотному двору придет. Надо сегодня снова засесть в засаду – подумал он и пошёл к дому уже пешком, рядом с санями, держа вожжи в руках.
Вечером, как только стемнело, Василий с ружьём вновь огородом, прошёл на скотный двор и устроился там, как и в прошлый раз…
…Волчица пришла около девяти часов вечера. Она пробралась из дальнего, тёмного угла почти незаметно, аккуратно переставляя лапы и нюхая воздух, подошла к месту, где был убит её волк, постояла оглядываясь, а потом легла.
Ветер тянул в её сторону, и потому животные в стойлах и овчарне вели себя спокойно…
Василий сразу увидел волчицу, прицелился, но почему - то не торопился нажать на курок. Он уже собирался стрелять, когда волчица неожиданно легла на снег.
Сдерживая дрожь, Василий решался – стрелять, не стрелять. Ему почему – то вдруг сделалось грустно: «Хищник, а вот, тоже страдает. Привыкла, наверное, к нему. Одиноко ей теперь. Скучно, страшно и опасно, наверное, одной…»
Волчица, вдруг проползла немного вперёд, чуть слышно повизгивая. Василий снова вскинул ружьё и вновь не стал стрелять…
-А ведь мне её жалко – вдруг понял он и отпустил ружьё
Долго он ещё лежал, всматриваясь в волчицу, пока не начал задрёмывать – день был тяжёлым.
…Уже почти засыпая, он вдруг стрепенулся и его пронзила мысль: «А ведь она и не думает нападать на наш скот, она наверное пришла своего волка поискать… Думает – а может он ещё всё – таки жив?»
Василий приподнял голову и стал вглядываться в то место, где лежала волчица.
Но её там уже не было…

Эпилог:

Так получилось, что через некоторое время, я решил продолжить эту историю, посчитав, что без трагической концовки она будет неполной.
…Прошёл ещё почти год. Времена становились всё хуже и хуже. Бандиты в стране взяли под свой контроль всё, что ещё осталось инициативного и жизнедеятельного. Рынок на который Василий отвозил немного мяса, сметаны и сливок тоже сделался их вотчиной. Они поднимали цены на продукты, закупая их у деревенских жителей, за бесценок. Всем это не нравилось, но против «организации», как известно, одиночки не могут устоять.
В тот раз Василию деньги нужны были позарез – надо было платить аренду. Он зарезал бычка и овцу, забрал из ледника вчерашнюю сметану и поехал в город, как обычно, на телеге, загруженной мясом. Но на рынке, вместо знакомого продавца, Хромого Петра, его встретили молодые, наглые парни.
-Ну что там у тебя? - встретил его вопросом один из них, мордастый,
молодой ещё мужик с большим ртом и золотой фиксой на переднем зубе.
-Мясо… Много мяса, свежего – ответил Василий. Он ещё пытался
налаживать отношения с «новой властью».
Поговорив перед этим с бабкой Настей, которая продавала на рынке солёные огурцы и капусту, он узнал, что Хромого Петра, бандюки, на прошлой неделе избили, тут же за рыночной стойкой, и на следующий день он на своё место уже не пришёл…
Мужик потыкал пальцем в мясо, спросил: - Почём просишь?
-По пятьдесят за кило – решительно ответил Василий, сердцем чувствуя опасность исходящую от этого Большеротого… Он начинал заводится.
-Дам тридцать и не копейки больше – лениво протянул Большеротый и
впился в собеседника глазами.
-Я сказал пятьдесят – повторил цену Василий, сдерживая дыхание и стараясь, как мог относится к происходящему спокойно.
-Ты, мужик, слышал, что я сказал – обозлился Большеротый. – Ты это мясо
можешь своим деревенским воронам скормить. У меня, без тебя клиентов достаточно…
-Не хочешь, как хочешь! – тихо проговорил Василий, и повернувшись,
схватил мешок с мясом и зашагал на выход не сдержавшись, проворчав под нос: - Пошли вы!.. Я на вас ещё не батрачил…
-Что ты сказал!? – заорал Большеротый и выскочив из-за прилавка, почти
бегом догнал Василия и схватив за плечо, попытался развернуть. Но Василий отмахнулся, левой, свободной рукой и попал Большеротому в грудь.
-Ах ты, сука старая! – заорал тот и откуда – то из - под одежды, выхватил
блестящий острый нож. Одна из баб торговок вскрикнула, и Василий, обернувшись, увидел нож в руках Большеротого.
Дальше он всё делал автоматически, как его учили, очень давно, в армии. Сбросив мешок, он резко повернулся, длинно вытянувшись, используя инерцию тела, ударил правой ногой по левому бедру противника…
Тот упал, уронив нож на бетонный пол. Василий, ещё шагнул вперёд и второй удар – пинок пришёлся по голове, по испуганному, противно-большеротому лицу. Голова дёрнулась под ударом, Большеротый потерял сознание и упал на спину, ударившись затылком об пол.
-Василий отскочил, огляделся и не сдерживаясь проговорил: - В начале были
бандиты в кабинетах, народ мучили. А сейчас эти подонки жить не дают…
Он осмотрел притихших продавцов за прилавком и закончил тираду.
-А вы не терпите это! Их мало, а вас много! Если надо – убейте нескольких и будете сами себе хозяева…
Потом посмотрел на потупленные лица, выдохнул: – Эх! – подхватил мешок и вышел с рынка…
Домой он возвращался вечером, после того, как повидал Хромого Петра, продал ему мясо по сорок рублей килограмм и после, конечно немножко выпили, проклиная бандитов, чиновников, которые ничего не делают, а только болтают, да ментов, за то что стакнулись с бандюками…
-Сталина надо! – шумел обиженный, подвыпивший Пётр – Нового Сталина надо! Он бы постоял за народ, управился бы быстро и с этими грабителями и их покровителями!
-Тише! Тише! – уговаривал его Василий: - Нам же ещё жить здесь!
Расстались под вечер. Когда Василий на своей телеге выезжал из города, его обогнали две машины - иномарки. В одной из них сидел Большеротый с забинтованной головой и с синими подтёками под глазами. Их чёрный джип, с тонированными, непроницаемыми стёклами и зажженными подфарниками несмотря на светлое время дня, промчался до первого загородного леска и въехав в кусты, остановился там. Вторая машина развернулась и уехала в город…
Большеротый остался внутри, а двое с ружьями вышли, потоптались на месте и крадучись пошли к дороге…
…Выстрел из кустов раздался, когда Василий, сидя на телеге, проехал чуть вперёд от места, откуда стреляли. Заряд картечи попал ему в затылок и разбил череп вдребезги, словно арбуз. Василий умер мгновенно, на полуслове оборвав свою любимую песню: - Хасбулат удалой…
Напуганная лошадь прянула вперёд, ударив несколько раз копытами о передок телеги, но метров через двести успокоилась и привычной дорогой привезла труп Василия домой…
Дарья вешала бельё и когда увидела лошадь, телегу и лежащего в ней ничком мужа, испугалась. Она медленно подошла к убитому Василию, заметила кровь, потом разбитую выстрелом голову слипшиеся, в красно – серый ком, волосы и упав на колени завыла нечеловеческим голосом…
Напуганный Петька прибежал в деревню, почти в темноте и сказал бабке Фёкле, что отец Василий убит. Всполошившиеся соседи и соседки, уже ночью пошли на заимку, откачали Дарью лежавшую в дорожной пыли рядом с телегой и уже не могшую даже плакать.
Помогли перенести Василия в избу и обмыть его… Потом, уже возвратившись в деревню, позвонили в милицию…
Приехавший на заимку, участковый, покачивая головой осмотрел труп, составил протокол, сипло проурчал пропитым голосом: – Будем искать! – и уехал…
Похоронили Василия на третий день, недалеко от дома, на поляне, в берёзовой роще. Дарья кусала губы до крови, но не плакала…
Она с помощью своей матери Фёклы, настряпала перед похоронами блинов, заварила кисель и угостила всех присутствующих на поминках…
Все жалели её… Деревенские соседки любили Дарью за мягкий характер и потому, доброжелательно советовали продать всё и переселятся в деревню. Но Дарья наотрез отказалась: - Он здесь и я буду здесь! – отвечала она решительно…
… Так она осталась на заимке. Первое время от работы уставала нещадно, но эта усталость помогала переживать боль утраты…
Петька за лето заметно подрос и стал серьёзным и неразговорчивым подростком. Он, как мог, помогал, матери по хозяйству и скоро привык и лошадь запрягать и косой косить.
Младшие мальчики тоже повзрослели до поры. Они домовничали и топили печку, заготавливали дрова и убирали коровник. Бабка Фёкла, часто болела, но за детьми, как могла, присматривала…
Дарья часто ходила на могилу мужа, а следующей весной посадила в головах, молодой дубок, который прижился и летом, в ветреный день, шумел узорчато – матовой, зелёной листвой, словно шептал тихие слова утешения…

Лето 2001 года. Лондон. Владимир Кабаков


Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте «Русский Альбион»: http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal