План на будущее.

Предисловие.


Стояло холодное лето 2073 года. Вечерело. Поднявшийся аккурат к началу августа ветер разметал по городским площадям и бульварам опавшие и пожелтевшие листья каштана.
Вдоль широкого столичного проспекта, не обращая внимания на немногочисленных прохожих и не оглядываясь на проезжающие мимо электромобили, по гладкой тротуарной плитке шёл пожилой мужчина, одетый в серый поношенный пиджак, тёмные со стрелками брюки и стоптанные ботинки. Он, опустив на толстой шее седую кучерявую голову, стараясь уберечь глаза от попадания в них пыли, привычным маршрутом направлялся от медицинского центра к жилому массиву, состоящему из похожих друг на друга высотных домов. В одном из которых, на третьем этаже, располагалась их с женой однокомнатная квартира.
Мужчина остановился возле стеклянной двери подъезда. Оглянулся на безобразно однообразные окна соседних многоэтажек. Посмотрел на серое неприглядное небо и нехотя, прислонив большой палец руки к домофону, вошёл внутрь здания.



Глава 1



Конец ноября 2033 года.
Стоя посреди тесной комнатки у гладильной доски, молодая рыжеволосая девушка, одетая в давно вышедший из моды домашний халат и тапочки, с беспокойством водила пышущим жаром утюгом по детским вещам. Услышав скрип дверных петель, она вздрогнула и тут же обернулась.
– Я не могу так больше жить, – с трудом заставляя говорить себя тише, Аня пожаловалась вошедшему в комнату мужу, от которого пахло морозной свежестью, не успевшей развеяться в тёплом квартирном воздухе. – Не могу!
– Да что случилось-то опять? – спросил её шепотом высокий кудрявый юноша, поспешив прикрыть рукою дверь.
– Твоя мать мне житья не даёт! Я уже боюсь выходить из комнаты. Ей всё не так! – вскрикнула девушка и, подойдя к двери, толкнула её плечом, убедившись, что преграда между нею и свекровью плотно заперта. - Не так я машинку стиральную запустила! Не так посуду помыла! Не тем ребёнка накормила! Да какое ей, в конце концов, дело. Это мой сын! Чем хочу, тем и кормлю его.
– Тише! Услышат.
– Да что тише. Давай переедем?
– Переедем! Куда? В хрущёвку к твоим родителям? Ведь квартиру бабушки мы с тобой продали.
– Нет, конечно. Я больше никогда не вернусь в Верхнепавловск !
Надеясь избежать продолжения в очередной раз начатого женой неприятного разговора, Никита протиснулся к дивану и, опустившись в него, занял себя поиском пульта от телевизора. Ему хотелось как можно скорее заполнить комнату другими звуками. Только бы не слышать оскорблений, несправедливо направленных в адрес его родителей. «Они может, и не идеальные люди, - сказал он себе, – но их легко понять. Не каждый согласится, купив на старости лет отдельную квартиру, делить её с невесткой. Я бы вот точно не согласился жить с женой моего сына. Какая она ещё будет».
– Давай купим свою квартиру, – продолжила Аня, подсев к мужу.
– Квартиру! – воскликнул он, с удивлением посмотрев на жену. – Ты думаешь, что говоришь! Знаешь, сколько здесь квартиры стоят?
– Знаю, – отрезала она, горделиво выпрямив спину и расправив плечи. –Но появился вариант, который позволит нам купить её вдвое дешевле.
– Даже так, – сказал он и, откинувшись на спинку дивана, растянул губы в саркастической улыбке. – Интересно узнать, какой.
– Сегодня по телевизору я видела рекламу «ЗиДаТека », – начала рассказывать девушка, осторожно положив руку мужу на колено. – Пожалуйста, не смейся. Дослушай. Если подписать рабочий контракт на срок сорок лет, то декапорация возьмёт на себя обязательства по уплате пятидесяти одного процента стоимости квартиры, взятой нами в ипотеку. Ты представляешь! У нас всего за пол цены будет своя собственная квартира!
– Как сорок лет! Я видел их рекламу. Было же тридцать пять! – вспыхнул парень и тут же поднялся с дивана. – Ничего святого у этих толстосумов не осталось. Хотят все соки из народа выжать. А ты вообще в курсе, что по условиям этой программы декапорация подписывает контракт одномоментно и с мужем, и с женой?
– Ну, конечно, в курсе, – согласилась девушка, улыбнувшись. – Мы будем жить и работать вместе.
– Мы? Но я не давал своего согласия! В «ЗиДаТеке» нет отсрочки от службы в армии. А мне не хочется оказаться в числе военнослужащих на следующей войне. Ведь тебе известна нестабильная обстановка в мире. Да и вообще, я слышал, что на этой работе не многие могут выдержать.
– Раньше отсрочки не было, а теперь есть, – возразила девушка и, поднявшись с дивана, вернулась к глажке. – Они же не просто так пять лет прибавили. А не выдерживают, наверное, те, кто не хотят работать.
– Будто бы ты хочешь!
– Хочу! Хочу! Потому как не желаю жить бок о бок с твоими родителями.
– Но если мы подпишем контракт сейчас, – запротестовал парень, начав загибать на руке пальцы, – то закончится он ровно тогда, когда мне стукнет шестьдесят два года.
– А мне исполнится пятьдесят восемь! – воскликнула девушка и отставила утюг. – У нас будет своя собственная квартира! Пенсия! Сорока двухлетний сын и, бог даст, внуки!
– Заманчивая перспектива, – протянул парень и, подойдя к окну, посмотрел на строителей, начавших закладывать железобетонный фундамент очередной многоэтажки.
– На завтра я записала нас на собеседование, – сказала девушка, выходя из комнаты. – Пожалуйста, побрейся. Тебе не к лицу щетина.
«Хорошо побреюсь, – согласился Никита, проведя рукой по щеке. – И зачем мы только переехали из нашего уютного Верхнепавловска в эту новую квартиру моих родителей. В микрорайон, удалённый от столицы всего на каких-то пятьдесят километров и безжалостно теснивший бетоном старое, утопающее в соснах кладбище. Здесь Аня сильно изменилась, став раздражительной, меркантильной и, кажется, даже жестокой».



Глава 2



Утром следующего дня, вопреки согревающим ярко – жёлтым лучам восходящего за кладбищем солнца, мороз, ухватившийся ночью, продолжал усиливаться.
Никита вместе с Аней, оставив ребёнка на присмотр родителей, заняли очередь в длинной, раскачивающейся из стороны в сторону безликой человеческой кишке, медленно исчезающей в тесных салонах подъезжающих поочередно к остановке маршруток.
Водители личных автомобилей, теснясь на узких выездах из дворов, сигналили друг другу, намереваясь как можно скорее выехать на автомагистраль. По ровной поверхности которой уже сотня за сотней пассажиров торопились в столицу, к рабочему станку.
– Все как с ума посходили! – выпалила Аня так неожиданно и неприлично громко, что прозвучавшая из её уст фраза заставила Никиту сконфузиться.
– Что ты такое стала позволять себе говорить на людях, – сказал он шепотом, одёрнув жену и приложив её сердитым осуждающим взглядом.
– Ну а чего они толкаются, – пожаловалась Аня мужу, заставив его обернуться.
– Да никто её не толкает! – воскликнула женщина лет тридцати пяти, с неохотой оторвавшись от экрана мобильного телефона. – Кому она нужна.
– Вот и не толкайте, – парировала Аня и, точно не задумавшись о неуместности своих следующих слов, произнесённых в очереди замерзающих на морозе людей, громко прибавила: – Надеюсь, мы скоро переедем из этого гадюшника.
Никита напрягся в ожидании неизбежной вспышки недовольства людьми его женой. Но, огорчившись тем, что все смолчали, отвернулся в сторону. «Во мелит! – досадовал парень, мысленно упрекая Аню в бестактности и невоспитанности. – Ну надо же! Дом моих родителей назвала гадюшником. Переехать надеется. Как же. Прямо ждут нас там с распростёртыми объятиями. И работу дадут. И квартиру. Как же».
Около трёх часов дня электробус, в котором вместе с Никитой и Аней ехали другие соискатели рабочего контракта с декапорацией «ЗиДаТек» остановился перед высокими, выкрашенными в белый цвет металлическими воротами, продолжающимися в обе стороны высоченными белокаменными стенами. Все пассажиры, кроме одного, точно по команде притихли разом и с восхищением прильнули к окнам.
– Старики рассказывали, – нарушив тишину, произнёс сорокапятилетний мужчина, одетый в коричневое тоненькое пальто, брюки и осенние ботинки, – что раньше на этом месте не было ни этих ворот, ни этой стены.
– А что было? – спросила Аня, обернувшись к мужчине, сидевшему аккурат позади неё у окна.
– Город был, – ответил он коротко и, взглянув в лицо незнакомки, подумал: «какая непреодолимая обречённость засела в глазах этой молодой девушки».
– Город! – воскликнула Аня, оглянувшись на мужа.
– Дивной красоты город, – продолжил рассказывать мужчина, сощурив глаза так, как щурит их тот, кто вынужден смотреть против солнца. – Он был так привлекателен для жизни, что в него со всей страны стекались представители творческой интеллигенции. Город манил их уютными, полными дневного света двориками. Девственной и обволакивающей природой в парках. Чистой, знаете, такой упругой и, кажется, даже жирной на ощупь водой в реке, бегущей вдоль главной городской аллеи, соединяющей театр с домом искусств. А вечерами! Ах! Что было вечерами! Горожане в красивых одеждах, не торопясь, гуляли по вымощенным гладким камнем улицам. Приветствовали друг друга. Улыбались.
– Странно, – прошептала Аня на ушко мужу, приставив указательный палец к своему виску. – Ведь он сказал, что слышал, как старики рассказывали. Но описывает город так правдоподобно и красочно, что складывается впечатление, точно он сам в нём бывал. Похоже, этот мужчина чокнутый. Не замечает того, как заговаривается.
– А вы сами – то этот город видели? – не удержавшись, спросил мужчину Никита.
– К сожалению, нет. Не успел. Вот только теперь впервые довелось оказаться в этих местах. Да и то, стыдно признаться. Приехал на работу устраиваться, – ответил незнакомец огорчённо и просунул промеж спинок сидений свою худую руку. – Меня Егором зовут.
– Почему стыдно – то? – спросила девушка, не получив ответа.
– Я Никита! – воскликнул парень, поприветствовав мужчину. – А это моя жена Аня.
– Рад знакомству, – произнёс Егор и, точно не желая более продолжать начатый им разговор, отвернулся к окну.
За которым ровными рядами, уползающими за горизонт, проползали удручающие своей одинаковостью серые стены складских сооружении, пронумерованные большими жёлтыми цифрами.
Проехав чуть более километра по заасфальтированной территории декапорации, электробус остановился напротив длинного бетонного коридора, соединённого с десятиэтажным вытянутым зданием, не имеющим окон, кроме тех двух на третьем этаже, что были огорожены массивными решётками.
По периметру стояли вооружённые электрошокерами охранники. Никита насчитал пятерых. Остальных он не мог видеть за стенами здания, но почему-то решил, что охранников непременно должно быть одиннадцать. «Их одиннадцать, – сказал он себе. – Не меньше и точно не больше. Ведь больше было бы слишком».
Какой-то невысокий плешивый мужчина в очках и деловом сером костюме вошёл в распахнувшуюся перед ним переднюю дверь электробуса.
– Добро пожаловать в «ЗиДаТек», – поприветствовал он громко пассажиров, став по центру салона так, чтобы всем было хорошо его видно. – Каждый из вас прошёл предварительное собеседование в центральном офисе. Поздравляю! Вы нам подходите! Но подходите, как вы, наверное, догадываетесь предварительно. Что это значит? А значит лишь то, что в течении следующих десяти дней мы будем вас испытывать. Претенденты, прошедшие испытательный срок, получат право подписать договор с декапорацией. Остальные же раз и навсегда покинут территорию «ЗиДаТека».
Плешивый замолчал и, не обращая внимания на пассажиров, точно их и вовсе не было, прошел в хвост электробуса. Остановился у заднего окна. Выдохнул. Скривил непринуждённо лицо так, будто его физиономии всегда была свойственна эта кривизна, и, продолжив молчаливо стоять, вынудил всех обернуться.
– Вам запрещается самовольно покидать рабочее место, – продолжил он другим, ставшим теперь уже надменным голосом, – в том числе отлучаться без разрешения по нужде. Запрещается курить в неустановленных руководством местах. Запрещается в рабочее время пользоваться мобильными устройствами. Запрещается разговаривать. Запрещается спать. Запрещается не соблюдать форму одежды. Запрещается воровать. Запрещается.
Плешивый вдруг прервался. Обернулся и быстрым шагом перешёл к передней двери электробуса.
– И самое главное, – произнёс он, выждав небольшую паузу, необходимую для того, чтобы все успели повернуться, – вы должны внимательно слушать и беспрекословно подчиняться своим наставникам. Всем ясно?
По салону прокатилась волна каких-то совершенно несогласующихся между собой звуков.
– Нас что же, десять дней отсюда не выпустят? – спросил Никита жену сразу же после того, как убедился, что плешивый вышел из электробуса и дал команду охранникам сопроводить людей в десятиэтажное здание.
– Я-то откуда знаю, – вполголоса ответила Аня, опасливо оглянувшись по сторонам.
– Ты же нас на собеседование записывала!
– Записывала. Но ничего подобного мне не говорили.
– Как же наш ребёнок? – испуганно спросил Никита жену, ощутив в себе нестерпимое желание прямо сейчас, не теряя ни секунды времени, выйти из электробуса и побежать к воротам.
– А что ребёнок! Ну посидят твои родители с любимым внуком. Понянчатся. Ведь им это только в радость.
– Так вы можете и через десять дней домой не вернуться, – вмешался в разговор супругов Егор, чем вызвал к себе в Ане отвращение. – Если, сумев пройти испытательный срок, останетесь здесь работать.
– Это ещё почему? – воскликнул Никита настолько громко, что все пассажиры электробуса, не успевшие выйти, обернулись.
– Да тише ты! – вскрикнула девушка, испугавшись откровенно неприкрытых, полных злобы взглядов людей, направленных на неё и её мужа. – Не кричи!
– Потому что каждый, кому удастся пройти испытательный срок, будет обязан отработать вахту, – ответил на вопрос парня Егор.
– Какую ещё вахту? – спросил Никита, понизив голос, переведя взгляд с Егора на жену. – Какую вахту?
– У нас нет выбора, – сквозь зубы прошипела Аня. – Значит, будем работать вахтами. Ты забыл, но другого способа купить квартиру у нас нет!
– Это ты мечтаешь купить квартиру. А мне и с родителями живётся не плохо.
– Возьми себя в руки! – прикрикнула девушка и, поднявшись с кресла, стала продвигаться к выходу. – Мы справимся!



Глава 3



Сильное душевное волнение, зачатки которого Аня ощутила ещё в салоне электробуса, теперь с каждым шагом всё глубже овладевало ею. Следуя за мужем по ярко освещённому коридору, она начала бояться ожидающей их обоих неопределённости. «Что же на самом деле происходит за высокими стенами декапорации? Почему люди бегут отсюда? И от чего мне становится так страшно?»
Пугаясь леденящих сознание вопросов, девушка, сумев отбросить их, заставила себя смотреть на затылок мужа. Никита казался ей теперь сильным и бесстрашным. «Он наверное, справится, – подумала она. – Он справится. Но я смогу ли преодолеть всё это».
Точно оказавшись за какой-то невидимой чертой, Аня, как в тумане, увидела искривлённое от крика лицо охранника, который толкнул одного из тех стариков, кто прибыл вместе с нею на электробусе. Затем раздавшийся громкий звук, похожий на треск дозиметра, абсолютно заполнивший узкое пространство коридора, заставил её вскрикнуть.
– К стене, – она прочла по тонким губам мужчины в серой форме, остановившегося рядом. – Все к стене!
Аня послушно вжалась спиной в стену и только тогда, повернув направо голову, увидела идущих им навстречу по противоположной стороне коридора изнеможденных людей. Их лица были осунувшимися, испещрёнными глубокими морщинами, а глаза – опустошёнными. «Неужели это те самые люди, которые, отработав вахту, возвращаются домой?» – спросила она себя и с тревогой оглянулась на мужа.
Никита же, оказавшись вовлечённым густой толпой в самый центр тесного коридора, вдруг осознал весь драматизм их с Аней положения. Но одновременно с этим понял, что повернуть обратно он уже не может. Что должен бороться за место в декапорации. За право жить в отдельной квартире. За благополучие семьи.
Он с осторожностью, присущий дикому зверю, впервые оказавшемуся среди людей, стал оценивать мужчин и женщин, попадающих в поле его зрения. И тотчас же пришёл к выводу, что все они были также, как и он, смиренны. Все они молчали. Все желали получить работу. А вот охранники вызывали в нём опасения.
– К стене! Все к стене! – крикнул один из них, выбросив вперёд руку.
Никита, подчинившись приказу охранника, прижался спиной к коридорной стене и, посмотрев перед собой, увидел молодого парня, идущего в строю отработавших вахту работников. Он выглядел уставшим, но в отличие от остальных, боле возрастных коллег, оставался всё еще полным жизненной энергии. Парень, чуть заметно улыбнувшись, приветливо кивнул и, выйдя из коридора, скрылся в салоне электробуса.
– У нас ещё есть время, – прошептал Никита, проводив парня взглядом.
– Ты о чём? – спросила его Аня, придвинувшись ближе.
– Ещё есть, – добавил он и, повернувшись, проследовал за остальными людьми по коридору.
Всех новоприбывших в целях безопасности охранники провели через рамки металлодетектора. А уже после собрали в абсолютно пустом, душном, но ярко освещённом белом зале с низкими потолками.
Услышав щелчок запирающегося замка единственной двери, люди с недоумением и страхом переглянулись. Но, не найдя друг в друге понимания и уж тем более сочувствия, они, покорно опустив глаза в пол, стали терпеливо, порознь ожидать дальнейших событий. Никита же, взяв жену за руку, отвёл её к одному из четырёх углов и, бросив на пол дорожную сумку, уселся рядом.
– Может, перекусим? – спросил он.
Аня не ответила мужу. Ею овладели мысли. «Как же так! – воскликнула она, оглядев помещение. – Почему нас заперли в этом белом зале? Зачем? Что собираются делать?»
– Могу ли я присоединиться к вам? – спросил подошедший Егор, приветливо улыбнувшись.
– Ну конечно, можешь, – ответил Никита, впервые рассмотрев долговязую фигуру их нового знакомого, одетую в какое-то скомканное и не по размеру подобранное пальто. – Присаживайся рядом.
– У меня есть несколько варёных яиц, лук и половинка ржаного хлеба, – сказал Егор, опустившись на пол и раскрыв целлофановый пакет, на котором синими буквами было напечатано слово «Город мечты».
– А мы взяли с собой бутерброды с колбасой и, кажется, шпроты, – громко произнёс Никита, желая привлечь внимание жены. – Аня, ты положила шпроты? Я просил.
– Почему нас заперли в этом странном помещении? – точно неумышленно проговорила девушка, опустившись на корточки и начав доставать из сумки припасы.
– Думаю, за тем, чтобы понаблюдать за нами, – сказал Егор, заметно понизив голос.
– Что? – удивлённо вопросила Аня, посмотрев на мужчину, а затем на мужа.
– С чего ты решил, что за нами могу наблюдать? – задал вопрос Никита, сердито нахмурив высокий лоб.
– Так вон же! Весь потолок испещрён чуть заметными глазу видеокамерами.
Аня одновременно с Никитой посмотрела вверх.
– Не смотрите вместе и так открыто, – предостерёг Егор супругов, ударив пяткой яйца о стену. – Пусть думают, что мы ни о чём не догадываемся.
– Ну, пусть думают, – прошептал Никита, исподлобья поглядывая на потолок.
Все остальные люди, находящиеся в помещении, последовав примеру Никиты, Ани и Егора, стали рассаживаться на пол и поедать привезённую с собой пищу. И только через несколько часов томительного ожидания они услышали скрежет ключа в замочной скважине.
– Куда нас ведут? – спросила Аня мужчину, когда двое охранников приказали всем выйти из зала.
– Думаю, что спать, – ответил он, устало посмотрев на стрелки наручных часов. – Уже половина девятого. А работать здесь начинают рано.
Каждому, кто ступил на последние ступеньки лестничного марша третьего этажа. Тошнотворный, тяжёлый запах грязных носков, перемешанный с прокисшими источениями пищевых отходов, оставленных в мусорных вёдрах, ударил в дыхательные пути.
Что это! – вскрикнула Аня, ощутив неприятный до рвотного позыва запах. – Чем пахнет?
– Похоже, что остатками жизнедеятельности наших с вами предшественников, повстречавшихся в том самом ярко освещённом коридоре, – сказал Егор, прикрыв лицо отворотом своего пальто.
– Да этим же нельзя дышать! – воскликнул Никита, зажав нос и рот ладонью.
– Ничего, привыкните, – язвительно произнёс остановившийся в дверях охранник. – Все привыкают.
Весь третий этаж здания был разделён фанерными перегородками на одинаково тесные жилые комнатки, расположенные по обеим сторонам узкого коридора. В каждой из которых стояли по две металлических кровати с матрацами, по одному столу и стулу.
Другой охранник расселял поднявшихся на этаж людей по комнатам. Мужей селил с жёнами. Остальных же по двое.
– Эта девушка – твоя жена? – спросил он Никиту.
– Да.
– Заселяйся с ней во вторую.
– А где здесь уборная? – спросил налысо обритый толстяк лет пятидесяти, которому вместе с худым парнем досталась комната под номером три.
– В конце коридора, - ответил охранник, продолжив заниматься расселением.
– Так вот, значит, в какой квартире нам предстоит с тобой прожить следующие сорок лет, – проговорил Никита, ступив внутрь выкрашенного бледно-жёлтой краской тесного помещения.
Аня смолчала.


Глава 4



Чёрные, бегущие по низкому небу тучи, быстро заслоняя собой алое закатное небо, угрожающе погружали деревню в кромешную темноту. В пятистах метрах впереди, за железными двускатными крышами соседских изб виднелась занесённая снегом тесовая кровля дома его деда и часть торчавшей печной трубы, вырываясь из которой, по ветру стелилась широкая полоса седого дыма.
Он, оглянувшись в сторону, подивился тому, как быстро через верхнюю жердь околицы порыв холодного ветра перебрасывал с поля на дорогу серебристый перемёт. Затем услышал исходящий справа душераздирающий хриплый звук, похожий на плач голодного зверя, и ощутил спиной холод, точно до крови расцарапывающий ему кожу.
«Бежать! – сказал он себе и бросился вперёд. – Бежать домой! Как можно скорее спрятаться за дверью! В комнате! Под одеялом!» И он бежал изо всех сил, но дом не становился ближе. «Но почему?» А посмотрев вниз, понял, что по пояс снегом занесён. «Нет! – крикнул он что было мочи. – Нет!»
Очнувшись в полной темноте, Никита, глубоко дыша, напряг глаза. «Где я? – спросил он себя дрожащим голосом и, оторвав от подушки голову, стал осматриваться по сторонам. – Похоже, что в «ЗиДаТеке». Верно, в «ЗиДаТеке». А то было сном. Кошмарным сном. Но почему так холодно? Ведь было же нестерпимо душно и жарко».
Поднявшись с кровати и тихонько выйдя из комнаты, он, повернув налево, направился к уборной, ступая по прибитой к деревянному полу узкой полоске линолеума, в которой отражался тусклый отблеск дежурной лампы, бросающей свет с лестничной площадки.
На этаже все мирно спали. Были слышны лишь короткие скрипы кроватных пружин, протяжные сонные вздохи спящих людей и чей-то сухой кашель. Никита, стараясь не потревожить сна соседей, тихонько открыл дверь в уборную, но в ту же секунду чуть было не вскрикнул от ударившего в лицо потока морозного воздуха. «Так вот где расположены те два окна, которые я видел снаружи, – сообразил он и медленно, с отвращением, отпечатавшимся на его лице, обвёл взглядом давно не мытый пол, грязные стены и прикреплённые к ним фарфоровые писсуары с въевшимися в них следами мочевого камня и ржавчины. – Теперь понятно, почему окна врезали именно в туалете. Иначе без них здесь было бы нестерпимо противно находиться».
Через минуту раздался короткий, но оглушительный сигнал, заставивший его вздрогнуть и поспешить вернуться в комнату. На выходе из уборной Никита столкнулся плечом в плечо с толстяком. С тем самым, которого охранник поселил в соседней комнате.
– Да уйти ты! – проскулил тот, сморщив потное от напряжения лицо, и ускорил шаг в направлении ближайшего писсуара.
На этаже, к удивлению Никиты, вдруг стало слишком светло и крайне шумно. По обе стороны линолеума с полотенцами в руках выстраивались люди, торопясь занять очередь в уборную. Мужики, тихонько посмеиваясь, с интересом поглядывали на женщин, не сумевших меж собой договориться. «Хорошо, что моей Ани не видно в очереди». – подумал Никита, проходя мимо дерущихся женщин. Одной из которых удалось, схватив другую за прядь седых волос, повалить на пол.
– Прекратить! – скомандовал вошедший на этаж охранник. – На территории декапорации недопустимы драки. Вы обе сегодня же отправитесь домой.
Этот высокий и плотный мужчина, по всей видимости, только – только приступивший к обязанностям после суточного отдыха, мужественным видом своим заставил всех замолчать и выпрямиться. В повисшей в воздухе тишине остались слышны только стоны пострадавшей женщины и чей – то продолжительный кашель.
– Но я не виновата! Но я не при чём, – начала оправдываться седая женщина, с трудом поднимаясь с пола.
– Ах ты гадина! – вдруг вспыхнула другая, замахнувшись. – А без очереди кто хотел пролезть? Ну, кто?
– Ещё хоть одно слово, и я буду вынужден применить к вам обеим силу, – проговорил охранник, щёлкнув электрошокером.
Пока все, опасаясь пошевелиться, наблюдали за происходящим, Никита тихонько пробрался к себе в комнату.
– Что там происходит? – спросила его Аня, сидевшая в кровати под одеялом.
– Женщины подрались.
– Женщины! Подрались! Но из-за чего?
– Кажется, не поделили место в очереди. Теперь их выгонят. Охранник так сказал.
– Там очередь? Куда?
– В туалет.
– В туалет?
– Но это ерунда, – сказал он, подойдя к стене. – Послушай. Кажется, Егор кашляет.
– Не знаю. Может и он, – буркнула девушка, с обидой посмотрев на мужа. – А где ты был?
– В туалете.
– А почему меня не разбудил?
– Но я не думал, что нас поднимут так рано, – ответил он и посмотрел на циферблат наручных часов. – Ведь только половина шестого.
Аня, бросив на мужа сердитый взгляд и взяв из сумки полотенце, вышла из комнаты. Спустя пол часа охранник приказал всем собраться в белом зале.
– Подождём Егора, – произнёс Никита, закрыв собой дверной проём комнаты.
К выходу в полном безмолвии, тяжело передвигая ногами, шли не выспавшиеся, переодетые в выданную им синего цвета рабочую одежду люди. Никита, боясь пропустить Егора, с тревогой всматривался в уже ставшие знакомыми лица. Он почему-то был уверен, что их новый приятель непременно нуждается в помощи.
– Егор! – вскрикнул Никита, притянув к себе мужчину за рукав его пальто, надетого поверх робы. – Здравствуй. Ты выглядишь не здоровым. Что с тобой?
– Кажется, простудился, – ответил мужчина хриплым голосом, тяжело дыша. – Какой-то идиот додумался ночью открыть окно.
– У нас с собой есть все необходимые лекарства. Что тебе дать?
– Ничего, – прошептал Егор и, отведя потухший взгляд, продолжил идти к выходу.
– Но как же! – крикнул Никита в спину приятелю и отнёсся к жене. – Ему необходимо лечение. Дай мне аптечку.
В белом зале, как и на кануне вечером, было жарко и душно. Люди, не решаясь садиться на пол, теснились к стенам. Егор занял угол. Он, желая скрыть от остальных свою болезнь, отвернулся к стене и, закрывая рот руками, сдержанно кашлял.
– Егор, я принёс тебе лекарства и воду, – сказал Никита, на ходу открывая аптечку.
– Я не просил, – вполголоса прохрипел мужчина, бросив суровый взгляд на парня. – Мне это не нужно.
– Но почему?
– Никита, не приставай к человеку, – предостерегла Аня мужа, подойдя к нему ближе. – Если кто-то не желает лечиться, то это его дело. Личное. А тебе бы лучше за собой смотреть. Долго ли от больного заразиться.
– Я же привитый. Забыла?
– Не забыла. Но это ещё не значит, что ты можешь без риска заразиться приближаться ко всяким больным. Ведь мы пришли сюда работать, а не.
Аня осеклась, вдруг ощутив на себе тяжесть безразличного взгляда, которым мужчина прогнал её, заставив спрятаться за спиной мужа. Егор, наполнив лёгкие воздухом, медленно сполз по гладкой поверхности стены на пол и глубокомысленно посмотрел перед собой.
– Тебе знакомо выражение: жить до последнего зуба? – спросил он парня после недолгой паузы.
– Нет, никогда не слышал, – ответил Никита, опустившись на пол рядом с Егором и немного поразмыслив, участливо поинтересовался. – Что оно означает?
– Только то, что жизнь полна лишь тогда, когда человек выносит суждения из всего, что сумел преодолеть в одиночестве.
– Но зачем? – воскликнул Никита. – Ведь можно попросить помощи и не страдать!
– Без страданий, лишений, борьбы нет и быть не может истинного суждения о самом себе. Люди в большинстве своём стремятся облегчить жизнь, не понимая того, что этим они лишают себя части её. Очень важной части.
– Напротив! – возмутился Никита. – Ты не живёшь в часы страданий. Нет! Ты точно в бреду лежишь прикованным к постели и молишь Господа об избавлении.
Егор улыбнулся и закашлялся в поднесённый ко рту кулак.
– Неужели ты думаешь, что человек, будучи освобождённым от страданий, сможет в полной мере познать жизнь?
– Во всяком случае, времени у него на это будет гораздо больше.
Егор достал из кармана носовой платок и, опустив голову, тихонько высморкался.
– Тебе когда-нибудь приходила в голову мысль, почему один человек, увидев заболевшего другого, желая излечить его, предлагает лекарство? – спросил Егор парня, пристально на него взглянув.
– Я не думал об этом, потому как ответ очевиден. Он делает это из сострадания к ближнему.
– Нет, – возразил мужчина, улыбнувшись. – Конечно же, нет! Не из сострадания, а под влиянием собственной трусости. Он, увидев несчастного, боится, что однажды, когда заболеет сам, ему никто не поможет. Никто не предложит целебной таблетки. Страх движет этим человеком.
– Ну, это уже полная ерунда, – сказал Никита, махнув рукой.
– Ерунда! – передёрнул Егор парня, сделав лицо серьёзным. – Позволь тогда узнать: как ты понял, что я страдаю и нуждаюсь в твоей или чьей – либо ещё помощи?
– Так ты же кашляешь, весь красный, да и вон, – он показал рукой на лицо мужчины. – У тебя насморк.
Егор, рассмеявшись, поднялся на ноги. Никита последовал его примеру.
– Но я не страдаю! – воскликнул мужчина. – Я живу! Ты понимаешь. В этом преодолении и есть моя жизнь. И только тогда она наполнена смыслом. Я живу ради жизни. А вот ты боишься и потому не живёшь.
Никита не нашёлся, чем ответить, да и не успел бы. В следующую секунду люди, находящиеся в зале, выпрямились и, точно по команде умолкли. Аня, обернувшись на входную дверь, узнала в вошедшем в окружении пятерых незнакомых мужчин того самого плешивого, который накануне днём в салоне электробуса знакомил их с правилами работы в «ЗиДаТеке».
– Мне доложили, что сегодня утром две женщины учинили на спальном этаже драку, - начал говорить мужчина, сняв пиджак и передав его одному из сопровождающих. – За что понесли справедливое наказание. Их выгнали! За ворота! На мороз!
Плешивый достал из кармана брюк носовой платок и обтёр им лицо и шею.
– Запомните, на территории декапорации недопустимы драки. Намотайте это себе на ус. Недопустимы! Только те из вас, кто будут соблюдать все правила, смогут получить работу. Потому старайтесь соответствовать нашим требованиям. Слышите, старайтесь! И тогда вместе с трудоустройством вы получите стабильность и уверенность в завтрашнем дне. Финансовую свободу и независимость. Друзей и.
«Старайтесь. Старайтесь. Заладил. Тоже мне, наставник выискался. Вчера, значит, стращал, а сегодня напутствует, – сказала Аня, потянув спину. – Попробовал бы ты, вдыхая запах вони, которым пропах весь спальный этаж, уснуть на этих ужасных кроватях. Вот тогда бы я посмотрела, как бы ты старался. Да у меня всё тело так ломит, как никогда в жизни не ломило. И спать хочется. А ещё работать надо. Даже не знаю, как. Хоть прямо сейчас бросай всё и беги к воротам. Только вот идти мне некуда. Не могу я больше со свекровью жить. Не могу».
Окончив яркую и продолжительную речь, плешивый, удовлетворённый собой, облегчённо выдохнул, обтёрся носовым платком и, дав команду сопровождающим его мужчинам продолжать, поспешно удалился из зала. Ане, проводившей его укорительным взглядом, больше никогда не довелось повстречаться с этим человеком. Поговаривали только, что от неизвестной никому заразной болезни умер какой – то Курочкин, занимавший должность распорядителя трудовых потоков. Был ли плешивый тем самым Курочкиным или нет, Аня не выясняла.
– Морошкина, Нефедьев, Ноздрёв, – продолжал зачитывать фамилии худой мужчина, одетый в ярко – оранжевую робу.
– Что происходит? – спросила Аня мужа, переключившись с мыслей на реальность.
Приметив за толпой людей у дальней стены слегка сутулую фигуру Егора, выскочившую в коридор, Никита огорчился и поник.
– Никита, что происходит?
– Ничего особенного. Нас просто распределяют по рабочим бригадам.



Глава 5



Около девяти часов вечера Никита, с трудом передвигая потяжелевшими от усталости ногами, обутыми в кирзовые ботинки, поднимался следом за женой на спальный этаж здания. Ощутив у самой двери колебания остатков всё того же вонючего, въевшегося в стены и обстановку запаха, он, сморщив лицо, набрал полные лёгкие воздуха, приказав себе более не замечать этого нестерпимого смрада. Ведь ему так сильно хотелось хоть на короткое время забыть о тяжкой и одновременно с этим монотонной работе на складе номер восемнадцать, куда его с женой направили стажироваться.
– Здесь так отвратительно кормят! Так мало! Так не вкусно! – стала жаловаться Аня мужу, когда они, запершись в комнате, приготовлялись ко сну. – Что придётся на следующую вахту привезти с собой как можно больше домашней еды.
Никита, стянув с потного и уставшего тела выданную ему робу, облегчённо выдохнул и, повалившись на кровать, прислушался к звукам, раздававшимся на этаже.
– А люди! – продолжила роптать девушка, обтирая полуобнажённое тело влажными салфетками. – Ты заметил, какие они здесь все злые, завистливые, чужие. Жалуются друг на друга. Подставляют. Насмехаются.
Вымывшись и переодевшись в удобный, взятый с собой из дома халат, она, сев на край своей кровати, принялась расчёсывать спутавшиеся за день волосы. И с укором во взгляде то и дело посматривать на мужа.
– Никита, ты что, не слушаешь меня? – не выдержав, спросила Аня, скривив лицо в полной отвращения гримасе.
– Я пытаюсь за всеми этими голосами, заполнившими пространство этажа, различить кашель Егора, – сказал парень, даже не потрудившись обернуться на жену, чем вызвал в ней неконтролируемый порыв ярости. – Но представляешь, не слышу. Неужели выздоровел!
– Ты опять! – воскликнула девушка, бросив расчёской в мужа. – Ну какая тебе разница, что там у него и как. Разве у нас своих забот мало? Разве мало?
– Заткнитесь там оба! – за стенкой позади Ани раздался сердитый мужской голос.
– Да пошёл ты! – крикнул в ответ Никита, воспользовавшись возможностью избавиться от злобы, которую он с самого утра был вынужден вынашивать для острой на язык жены.
– Ах ты, щенок! – ещё громче крикнул толстяк, ударив кулаком об стену с такой силой, что на гвозде в комнате Ани и Никиты, чуть было не соскочив, загремело небольшое квадратное зеркальце, оставленное кем-то из прошлых жильцов. – Я тебе ещё устрою.
– А Егор твой мне с самого начала не понравился, – продолжила Аня шепотом, выдержав небольшую паузу. – Сначала говорил о каком-то городе. Потом про таблетки. Одним словом, демагог.
– Он просто не такой, как другие, – возразил Никита, продолжая не соглашаться с женой на счёт их нового знакомого.
Но тут же осёкся и умолк, вспомнив, как быстро Егор, попавший в другую бригаду, вышел из зала, не обернувшись.
Ровно в десять часов вечера свет на этаже погас. Никита ворочался, не сумев совладать с мыслями, которые одна за другой, не давая ему покоя, заставляли раз за разом возвращаться к прожитым за последние два дня переживаниям.
То он, ведомый ими, оказывался в салоне электробуса переполненным желанием успеть выбежать в медленно закрывающиеся металлические ворота декапорации. То видел странную, как будто бы предупреждающую об опасности улыбку на губах молодого парня, идущего вдоль коридорной стены. То отгонял руками вонь, недвижимо лежавшую поперёк всего лестничного марша. То боялся узнать в согнутом мужском силуэте исчезающую в темноте спину Егора. И только через час, укутавшись плотнее тонким полушерстяным одеялом, Никита, поддавшись какой-то благостной согревающей энергии, стал проваливаться в сон.
Егор же не спал. Он, сдерживая кашель, стоял в дальнем углу комнаты у двери и с неприятием, отпечатавшимся на его уставшем лице, смотрел в широко разинутый рот пятидесятилетнего соседа, из горла которого вырывался невыносимо громкий, захлёбывающийся храп.
«Нет не уснуть, – простонал мужчина, закрыв уши ладонями. – Но долго ли я протяну без сна? Поменяться? А с кем? Разве только с глухим. Нет. Нужно попросить другую комнату. Кажется, дальше по коридору были пустующие комнаты. Утром обязательно поговорю с комендантом. А что сейчас? Не спать? Вот так стоять в ночи и смотреть на безмятежный сон этого рабочего? Какое простое у него лицо. И каким глупым выражением оно навеки схвачено. Он, точно напившись дешевого пива, сидит на лавке под палящим полуденным солнцем и, бросая на прохожих слюнявый взор свой, неизвестно чему радуется. А может, уехать? Завтра же, бросить всё это и вернуться? Вернуться. Но это завтра. А что сейчас? Стоя дожидаться утра? Нет! Конечно, нет! Лечь в кровать. Закрыться одеялом и постараться уснуть».
Как и предыдущим утром, Никита проснулся, дрожа от холода. На циферблате его наручных часов было половина пятого. «Да что же это за идиот – то такой, который по ночам распахивает настежь окна?» – спросил он в пустоту, решив, не дожидаясь подъёма, закрыть окно.
На этаже все мирно спали, а в полоске линолеума всё также отражался тусклый свет дежурной лампы. Выйдя из комнаты, Никита повернул к уборной. Но вдруг остановился, осознав, что рядом с батареей, прикреплённой к стене, около выхода на лестничную площадку, он заметил тёмный силуэт, похожий на человеческое тело. Опасливо оглянувшись, разглядел облокотившегося спиной о стену, сидящего на полу человека.
– Эй, ты живой? – вполголоса спросил Никита, насторожившись.
– Живой, – ответил человек хриплым голосом.
– Егор, ты?
– Я.
– Что ты здесь делаешь? Тебе плохо? – воскликнул Никита, подойдя ближе.
– Нет, – ответил мужчина, высморкавшись в носовой платок. – Я сижу в коридоре, потому что не могу больше выдержать храпа моего соседа. Слышишь, как старается?
– Слышу, – с сочувствием ответил Никита.
– Как только другие могут спать под такие звуки, – продолжил Егор. – Не понимаю. Но, это уже не важно. Утром я решил забрать документы и покинуть территорию декапорации.
– Но почему? Неужели из-за этого? – Никита кивнул головой в сторону комнаты Егора. – Так попроси коменданта, и он, я думаю, подберёт тебе другое место. Хочешь, попросим вместе? Двоим – то он не откажет.
– Спасибо. Не нужно, – блеснув белками остекленевших глаз, ответил Егор. – Я ухожу не из – за храпа соседа, а потому, что сегодня ночью увидел в этом спящем человеке самого себя. Такого же никчёмного и безвольного. Такого же потерянного.
– Но куда же ты пойдёшь в своём тонком пальто? Ведь за высокими стенами «ЗиДаТека» ещё долго будет властвовать зима. А другую работу ты ведь не хуже меня знаешь, теперь не легко найти.
– Я решил вернуться в театр.
– Куда? – с насмешкой спросил Никита. – В театр?
– Да, – ответил Егор, посмотрев на парня с обидой.
– Ты шутишь? Ты работал в театре? И кем же?
– В театрах не работают, в них служат. Я же был режиссёром. Репетировал с актёрами. Ставил пьесы. Иногда играл. Я жил театром. Я им дышал, – сказал он, прослезившись. – Но когда все вокруг, точно сговорившись, вдруг перестав притворятся, стали говорить мне: театр умер! Я возненавидел себя за то, что не сумел раньше за маской лицедея распознать бездарную сущность убийц. Я начал выпивать. Сначала не много. Нет. Но потом всё больше и больше. И вот итог: в прошлом востребованный режиссёр сидит на грязном полу, переполненный какой-то неестественной ему простой мыслю: поспать бы да пожрать. А утром его ждёт лишённая всякого смысла работа на складе. Нет! Уйду! В театр! Решено. Хоть кем. Хоть капельдинером. Лишь бы поближе к искусству и подальше от простого народа.
– А если не примут?
– Не примут, – прошептал Егор испуганным голосом, точно до этой секунды он и подумать не мог о том, чтобы его не приняли. – Но как же! Как же не примут. Ведь должны.


Глава 6



Издав непроизвольный жалобный стон, толстый мужчина, чуть приоткрыв свинцовые веки, перевернулся с бока на спину и, намочив языком высохшие губы, стал проваливаться в прерванный болью в руке сон. Но, различив в доносящихся с коридора звуках фразу: «Я режиссёр». Он раздражённо выдохнул и вновь повернулся на бок.
Никита дрожал. Выйдя в коридор в одной только майке и трико, он не мог более совладать с холодом и оставаться непоколебимым.
– Да ты же замёрз, – произнёс Егор, участливо оглядев парня. – Оставь меня. Возвращайся в комнату.
– А как же ты?
– А что я. Ничего. Буду дожидаться утра, – ответил он, махнув рукой. – Иди же.
– Ну, хорошо. Только сначала закрою окно в уборной, – согласился Никита, бросив взгляд на дверь своей комнаты. – Не хочу, чтобы Аня простудилась. Ведь нам нельзя заболевать. Понимаешь? Никак нельзя.
– Понимаю, – ответил Егор, желая поскорее остаться в одиночестве и попытаться уснуть.
«Понимаю. Да ничего я не понимаю! И понимать не хочу! – сказал он себе твёрдо, неотрывно наблюдая за быстрыми движениями парня, удаляющегося в сторону уборной. – Удивительно, как этим обыкновенным людям, не обременённым мудростью, удалось так сильно искорёжить простую потребность в крыше над головой, что теперь ради тесной квартирки, зачастую с совмещённым санузлом, они готовы пожертвовать большей частью сил своих и временем».
Из комнаты в коридор вышел толстый мужчина и, не заметив сидящего на полу Егора, тяжёлой поступью направился следом за Никитой.
«И этот такой же. Удовлетворённый тем, что якобы не бесполезен, – подумал он, закрыв от усталости глаза и облокотив голову о стену. – И предал я сердце моё тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость: узнал, что и это – томление духа; потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь ».
Из приоткрытой двери уборной вдруг нарастающей чередой начали вырываться хлёсткие звуки, похожие на удары руками по лицу. Кульминацией которых, как предположил оживившийся Егор, стало глухое падение человеческого тела на пол. А спустя несколько секунд в коридор, шатаясь, вывалился Никита.
– Я убил его! Я убил человека! – повторял он шепотом одни и те же слова. – Я убил его! Я убил человека!
Точно волоча свинцовые ноги по полоске линолеума, парень целенаправленно двигался к своей комнате, переполненный желанием как можно скорее повиниться Ане в том, что натворил он. Успеть объясниться и попрощаться с нею. Пока не схватили. Пока не увели.
«Прости, – говорил он себе, перебирая в уме обрывки коротких фраз. – Я подвёл нас. Прости. Нужно было сдержаться. Но он. Он назвал тебя. Нет. Не так. Аня, прости меня. Я не сдержался. Я подчинился велению охватившей меня злобы. Я ударил человека, чтобы заставить замолчать его. И он упал. Прости».
– Что случилось? – спросил Егор парня, остановив его у самой двери комнаты.
– Я убил человека, – прошептал он дрожащими губами.
– Убил! Того толстяка! Но как? Чем?
– Вот этим кулаком, – ответил Никита, подняв вверх перепачканную кровью руку.
– Рукой, – произнёс Егор с сомнением в голосе. – Так может, не убил?
– Не знаю. Не уверен. Но это уже не важно. Нас всё равно выгонят. Мне нужно как можно скорее рассказать обо всём жене. Мне нужно увидеться с ней и попрощаться.
– Ещё успеешь, попрощаешься, – отрезал Егор и, взяв парня за руку, увлёк за собой. – Пойдем же, посмотрим на твоего мертвеца. Может, всё не так трагично, как представляется тебе.
– Я видел, как он, падая, ударился головой о писсуар.
Не успев сделать и нескольких шагов, как неожиданно распространившийся по этажу оглушительный звук сигнала остановил их. Зажегся свет. А люди, точно обезумев, стали выбегать из комнат с полотенцами в руках и занимать очередь в уборную.
– Убили! – завопила женщина, краем глаза заметившая за приоткрытой дверью в мужской туалет лежавшее на полу тело.
– Кого убили? – спросила другая, заставив очередь оживиться.
– Мужика, – сказал кто-то осиплым голосом.
– Да что вы оглядываетесь – то друг на друга! – воскликнул крепкий мужчина. – Не всё ли равно кого. Сами живы и ладно.
– Так говорить нельзя, – с укором произнесла худенькая девушка, одетая в шерстяную кофту. – Мы должны держаться вместе.
– Должны! Ты смеёшься! Здесь никто и никому ничего не должен.
– Куда теперь прикажите нужду справить? – вскрикнул сосед Егора, чем привлёк к себе внимание короткостриженой женщины, стоявшей напротив него.
– Человека убили, а этот о нужде думает.
– И правильно думает, – пропищал невзрачный на вид поседевший дядька, державшийся особняком от остальных. – Мне, к примеру, долго терпеть нельзя.
– Ну так иди в женский сортир, раз не в терпёж, – крикнул всё тот же крепкий мужчина. – Что, бабы, пропустите бедолагу?
– Пропустим.
– Пускай идёт!
– Что случилось? – спросила Никиту Аня, тихонько выйдя из комнаты и встав за спиной мужа.
– Убили кого – то, – ответил он, боясь обернуться и посмотреть в глаза супруги.
– Как убили! Кого?
На этаж вошёл охранник. Увидев его, все умолкли и посторонились. Это был уже другой круглолицый лысый крепыш с маленькими острыми глазами и громким полётным голосом.
– В сторону! – приказал он и торопливо проследовал в уборную.
Никита, дрожа каждой частичкой своего тела, напряжённо следил за движениями охранника, ожидая неотвратимости скорой расплаты. В эту минуту он ощущал себя обнажённым, прикованным цепями к дубовому столбу, вкопанному в центре средневековой площади. Вокруг которой собрались кровожадные люди, жаждущие публичного наказания.
И вот от толпы грязных, оборванных людей отделяется человек в белом саване. Вот он уже близко и слышны шаги его. Слышно дыхание его. Видны глаза его. Никита, теряя самообладание, подгибает колени и, посмотрев на пол, начинает оседать, готовый покаяться. Но что – то, подхватив его сзади, не даёт ему упасть. «Стоять!» – услышал он голос и, подчинившись ему, выпрямился.
Охранник вошёл в уборную и демонстративно плотно прикрыл за собою дверь. И только через несколько тягостных для Никиты минут ожидания он вышел в коридор, шагая впереди ожившего трупа.
– Я не виноват, – произнёс толстый мужчина, держась одной рукой за затылок, а другой вытирая под носом кровь. – На меня напали.
– Кто ударил его? – спросил громко охранник, внимательно обводя взглядом растерянных людей.
Никита отступил назад, схоронившись за высокой фигурой молодого юноши, стоявшего рядом, опасаясь, что если толстяк заметит его, то непременно выдаст.
– Я! – выкрикнул Егор и решительно ступил обоими ногами на полоску линолеума.
– Это не он! – воскликнул толстый. – Был другой! Моложе! Мой сосед!
Охранник спешно подошёл к Егору и, торжествующе посмотрев ему прямо в глаза, спросил: зачем ты ударил этого человека?
– Он толкнул меня, а я ответил.
– Всё это ложь! – заверещал толстый мужчина, подойдя ближе и указав пальцем на Никиту. – Меня ударил этот молодой.
– Его ударил я, – сказал Егор громко.
– Молчать! Вы оба сегодня же покинете стены «ЗиДаТека», – отрезал охранник и, переведя взгляд на взволнованного мужчину, вызвал по рации нескольких помощников.
– Но это несправедливо! – продолжил кричать толстый. – Я пострадавший! Я не виноват! Выгоняйте молодого!
– Виноват каждый, кто принял участие в драке.
Вскоре Егора и другого мужчину вывели с этажа, а все остальные, сделав вид, что ничего не произошло, вернулись к прерванным занятиям.
– А всё – таки я была права на счёт твоего Егора, – с сарказмом произнесла Аня, собираясь на работу перед зеркальцем. – Мало того, нас доставал своими разговорами и нравоучениями, а теперь еще и человека избил. Он точно не нормальный. Хорошо, что его выгнали.
– Это я, – прошептал Никита.
– Я. Что я?
– Это я ударил того толстяка в туалете.
– Ты! – воскликнула девушка и через секунду рассмеялась. – Не смеши меня! Ты ведь раньше никогда не дрался!
– Он назвал тебя рыжей сукой, – сказал Никита, вытянув перед женой окровавленные руки.


Глава 7



Весь десятый этаж здания, куда Никиту с женой в половине пятого утра перед началом третьей вахты сопроводил охранник, представлял собой огромное деловое помещение, обставленное минимальным количеством мебели. Тёмно-серые жаккардовые обои на стенах так жадно поглощали свет, источаемый двумя небольшими лампами, стоявшими на продолговатом столе из чёрного дерева, что посетителям, оказавшимся здесь впервые, было довольно сложно ориентироваться.
Охранник, подведя супругов к столу, за которым в полутьме угадывался силуэт чёрного кожаного кресла, повёрнутого спинкой, приказал стоять и отошёл к выходу. На этаже сделалось тихо. Ни шороха. Ни звука. Никите показалось, что он начал слышать мысли жены. «Как страшно здесь, – говорила она себе, робея, – Как неуютно».
– Вы готовы заключить договор с декапорацией на срок сорок лет? – спросила тонким противным голосом упитанная, с короткой стрижкой женщина в очках, со скрипом развернувшаяся в кресле. – Отвечайте без колебаний!
Супруги ответили согласием.
– Вы готовы к тому, что будете должны, не жалея сил своих, работать ответственно?
Супруги снова ответили согласием.
– Вы готовы к тому, что если хоть единожды нарушите условия договора, декапорация в одностороннем порядке расторгнет соглашение со всеми вытекающими для вас последствиями?
Супруги вновь без колебаний ответили согласием.
– Прекрасно! – воскликнула женщина, бросив на крышку стола плотный лист бумаги и ручку. – Подпишите, и с этой секунды можете считать себя частью декапорации «ЗиДаТек».
Как только формальности были учтены, а документ подписан, к столу подошёл охранник и, отдав приказ следовать за ним, сопроводил супругов на третий этаж здания.
– До подъёма ещё чуть более часа, – сказал он сухо и, опустив руки в карманы, направился в уборную.
Войдя в комнату номер восемь и обведя её взглядом, Никита ужаснулся этой нестерпимой ему неопрятностью, оставленной предыдущими жильцами. Он, брезгливо сморщив лицо, подошёл к столу и без церемоний сбросил на пол всё, что вызывало в нём отвращение, что оскорбляло его, что унижало его.
– Все сорок лет терпеть эту грязь! – вскрикнул он с обидой в голосе. – Как мог я на такое согласиться!
– Не кричи, – произнесла с равнодушием Аня, взяв в углу комнаты остаток приставленного к стене веника и пластмассовый совок. – Я уберу сейчас.
– Уберёшь! – воскликнул Никита. – Да на это даже смотреть противно! Не то что убирать!
– Но кто-то же должен.
– Сорок лет! – продолжил голосить парень, размахивая руками. – Ради чего? Зачем? Ну зачем я на это согласился?
– Хватит! – повысила голос девушка, бросив на пол веник и совок. – Ты не хуже меня знаешь, что без этой работы мы никогда бы не смогли купить себе квартиру. А продолжать жить с твоими родителями я не могу больше. Просто не могу!
Никита смолчал. «Говорить с женой не о чем, – решил он и опустился на кровать. – Ей всё одна и та же квартира на уме вертится и покоя не даёт. А чем была плоха наша старая квартира в Верхнепавловске что мы вот так легко взяли её, да и продали? Ну, не столица. Ну, некуда сходить. Ну, не высокие зарплаты. Но ведь хватало же! Ведь жили же! И как жили! Счастливо. В друзьях находили общение. В соседях – утешение. В горожанах – понимание. А здесь что? Куда не глянь, везде одно сплошное серое безразличие. И только».
Будто запертый в неволе морозный воздух, проникнув с улицы в распахнутое настежь окно и мгновенно распространившись по полу коридора, стал заползать в щели под дверьми комнат. Его холодное, насыщенное кислородом прикосновение вызвало в Никите очередную вспышку гнева. «Так вот кто открывает окна», – сказал он себе и, поднявшись с кровати, подошёл к двери.
– Ты куда? – спросила Аня, опосаясь того, как бы муж не натворил глупостей.
– В туалет, – ответил парень и вышел за дверь.
«Егор был прав, – сказал себе Никита, взглянув на батарею, возле которой более двух месяцев назад сидел его приятель. – Мы все здесь безвольные, никчёмные и потерянные. Определившееся в жизни люди. И как? Да никак. Просто разменявшие свои жизни на квартиры».
Он вошёл в уборную, посмотрел сквозь решётку на свет далёких городских фонарей и, приняв реальность таковой, какой она была, затворил окно.


Послесловие



Не по годам ставшая дряхлой, худая старушка с бледным изнеможденным лицом, сидевшая в высоком кресле, дремала перед телевизором. Прядка рыжих волос её, выбившаяся из-под пухового платка, лежала на впалой морщинистой щеке.
В квартире царила тишина. Лишь только бронзовая стрелка, тихонько шагая по белому циферблату, отсчитывала одну секунду за другой. А соединившись с двумя другими в одну общую линию, указала на начало седьмого часа вечера. Точно по времени включился телевизор. Старушка проснулась и тут же закашлялась.
«… за последние несколько десятилетий, согласно общемировым статистическим данным, – говорил диктор подавленным голосом, – человечество, погрязшее в войнах, катастрофически быстро постарело. А ситуация на геополитической арене продолжает оставаться сложной …».
Уловив донесшееся из прихожей привычное уху жужжание электромеханического дверного замка, старушка, перестав кашлять, чуть заметно улыбнулась.
– Никита вернулся, – прошептала она сухими губами, посмотрев на межкомнатный дверной проём, ожидая появления в нём мужа.
Он, войдя в комнату и услышав голос диктора, точно поражённый стрелой, остановился.
«… для того, чтобы уберечь нацию от вымирания, правительством было принято решение провести в войсках реиджинировку …».
Старик пошатнулся, побледнел и медленно обмяк на стоявший рядом стул.
– Выходит, теперь старые люди воевать будут, а молодые жить, – проговорила Аня, не скрывая радости от предстоящей скорой встречи с сыном.
– Выходит, что так, – согласился старик, с сожалением и горечью обведя глазами комнату.