Уголёк. Рассказ из сборника "Собаки и волки"

Уголёк появился на сейсмостанции неожиданно.
Я возвращался в нашу избушку после утреннего купания в радоновом источнике, и любовался восходом солнца. Вдруг, мои собаки Пестря и Рика перешли на рысь и исчезли в кустах, за домом.
Вскоре, оттуда донеслись какая – то возня и тявканье Рики.
Уже войдя в дом, я услышал это тявканье и вышел посмотреть что случилось?
За домом, шагах в тридцати под кустами, если можно так называть заросли стланика, стояли друг против друга Пестря и незнакомый кобель: чёрный, лобастый, с длинной шерстью, кое – где вылезавшей клочьями со спины.
Увидев меня, пришлая собака завиляла мохнатым хвостом и делала при этом самые приятные жесты: прижимала уши, словно в улыбке скалила зубы.
На меня её приветливость не произвела должного впечатления и я, попытался прогнать приблудного пса, но он по-прежнему сохраняя самый дружественный вид, обращался вежливо только ко мне, а в ответ на воинственно – угрожающие позы Пестри – скалил зубы.
Я отстранился от выполнения своего негостеприимного замысла и Уголёк остался на станции…

Позже, я вспомнил рассказ бывшего напарника по работе, о собаке, которую он привёз щенком на нашу станцию «Тоннельная», из Курумкана – тунгусского посёлка на Северном Байкале. А вспомнив догадался, что чёрная приблудная собака – это Уголёк, так звали эту лайку напарника.
Уголёк, как выяснилось позже, жил какое – то время вместе с бригадой лесорубов, за двести километров от нашего домика, в глухой тайге, на берегу Муи, и когда бригада переехала на другое место, Уголька забыли, а может быть и обидели чем – то.
Тогда, отважная собака, преодолев двести километров по тайге, появилась на сейсмостанции, то есть в своём первом и родном БАМовском доме.
Мой напарник, хозяин Уголька, строил новую сейсмостанцию на Белых Озёрах и потому, я жил и работал один и у меня вместе с Угольком стало три собаки: Пестря, крупный пёс, чёрного с белыми пятнами окраса, с тяжелой, угловатой головой, хвостом, загнутым кольцом за спину, высокими сильными ногами и мрачным взглядом тёмных глаз и Рика – молоденька собачка, не имеющая ещё года отроду, во всём противоположность Пестре – ловкая, хитрая, ласковая.
Она, несмотря на небольшой рост, в обиду себя не давала и имела сильное мускулистое тело с тяжёлым загривком – у таза с едой, она не один раз схватывалась с грубияном и нелюдимом Пестрей.
Её карие, лукавые глазки выражали веселье и любознательность, порой переходящую в любопытство не имеющее границ. За это, ей от меня не один раз доставалось, правда случалось это тогда, когда любопытство уже переходило в нахальство.
Собаки тем не менее жили дружно и весело и как-нибудь, в другом месте я опишу эту жизнь, но пока рассказ о другом…

Работая на сейсмостанции один за двоих, я успевал делать все, что нам полагалось, однако времени было в обрез, и я прекратил ежедневные прогулки по тайге - мне их не хватало, собаки толстели и томились от безделья.
Наконец, у меня в избушке остановились гости – гидрогеологи из института и я, улучив время и погоду, засобирался в тайгу.
Гости остались домовничать, а я, собрав по полкам непонятного происхождения патроны, вовсе не надеясь встретить что-либо существенное на этой прогулке, отправился в тайгу налегке…

Была середина сентября – золотая пора в Северном Забайкалье, - время тёплой и одновременно свежей без духоты осени. Мошка и комары прибитые утренними заморозками, переваливающие уже на минусовую температуру, не мешали дышать, не набивались в нос и в глаза и поэтому, все прелести тайги были к моим услугам.
Одним словом – это был пир для души, для зрения, для слуха - лес нарядился в праздничные яркие, жёлто – красно – зелёные одежды, а тишина стояла над горами первобытная!
Идти было не жарко и я, в охотку, быстрым шагом преодолел знакомый подъём на плоскогорье и идя по узенькой лесной тропке вышел на визирку, - узкую лесоустроительную просеку и остановился, уже наверху горы.
Здесь, вовсю пекло солнце и вокруг расстилались широкие горизонты, заполненные синеющей вдалеке, на горных отрогах, непроходимой тайгой. Где - то за склоном, на восток от меня скрывалась шумная, сине – холодная река, а здесь, на неровной плоскотине, кое – где из зарослей тёмно-зелёного стланика торчали коричнево-серые скалы останцы!
Я замедлил движение, стал глубже дышать, по временам останавливаясь любовался открывающимися видами широкой речной долины, внизу, под горой.
Визирка, пересекала потайной ключик, струившийся по каменистому ложу, отражая солнечный закат. Она поднималась чуть в гору и там, делая поворот на девяносто градусов, продолжалась уже на юг.
Собаки, прошлёпав по воде прячущейся во мху появились у меня на виду и скрылись в стланике, хвойной стеной стоящем по обе стороны просеки.
Я шёл и думал, что работа в одиночку меня устраивает и даже нравится, но всё-таки отсутствие возможности гулять по окрестностям, лишает меня удовольствия и здоровья одновременно!
Здесь, на высоте, воздух чист и прозрачен, солнце светит ласково и открыто, глаз охватывает зеленеющие пространства на десятки километров вокруг.
Слева, за речной долиной поднимались крутые отроги Северо-Муйского хребта, а за ними, в лёгкой дымке, видны были далёкие, скалистые вершины Муйского хребта.
И радуясь сегодняшнему походу, я чувствовал себя как никогда сильным и здоровым, спокойным, без ненужной, но обычной в жизни суеты и волнений…

Слева от меня, из стланиковой чащи вдруг раздался лай: частое, задорное тявканье Рики, басистый, редко подаваемый голос нелюдима Пестри, размеренный и звонкий лай Уголька...
Я заторопился продираясь почти наощупь сквозь зелено-хвойную, пушисто – пахучую бахрому стланика.
Выйдя на маленькую полянку, покрытую крошевом разбитого песчаника, я увидел раскопанную медведем бурундучью норку и собак, суетящихся под длинной веткой, на вершине которой сидел испуганный, серо-полосатый зверёк.
При моём приближении он тревожно засвистел, собаки всколыхнулись, затолкались под веткой, задрав головы вверх и блестя глазами - в этот момент бурундучёк молнией мелькнул по стволу, скатился на землю и исчез среди корней.
Возбуждение собак достигло предела - мешая друг другу, они кинулись вслед зверьку, но промахнулись и преследуя бурундука как заправские землекопы быстро, быстро двигая лапами, закопались в глинисто – каменистую почву, только песок полетел по сторонам.
Разобравшись в происходящем, я пожурил за детское легкомыслие великовозрастных дурачков Уголька и Пестрю - ведь охота и облаивание бурундуков – это верх падения для уважающей себя охотничьей собаки…
- Ну, хорошо – увещевал я их – этой глупой девчонке Рике можно простить лай и погоню за бурундучком, но вам то уже не один год отроду!
- Нет, нет Друзья! Стыдно быть такими легкомысленными!
Уголёк и Пестря понурившись стояли слушая выговор - их возбуждение вызванное погоней за полосатым зверьком, прошло и они, презирая себя, отошли от Рики и не скрывая стыда и разочарования, удалились в чащу, а я посмеиваясь над незадачливыми добытчиками, продолжил путь…
Однако, не успел пройти и ста шагов, когда уже издалека, раздался частый, злой лай. Вначале, я подумал, что это чужая собака, так далеко это было от меня, однако ни Пестри, ни Рики, ни Уголька не было рядом и я насторожился.
Пока я размышлял, кто бы это мог быть, лай сдвинулся с места и стал приближаться.
Я остановился, привставая на цыпочки, стал смотреть поверх зелени вершин стланика и мне показалось, что вдалеке, приближаясь, мелькает что-то большое и тёмное.
Мелькание это становилось всё отчётливей и метров со ста, уже хорошо был виден чёрный силуэт, бегущий по чаще в мою сторону…
Я взволнованно подумал, что это сохатый, но когда силуэт находился уже метрах в пятидесяти, понял, что это медведь...
Он летел, стлался, над высокими, полутораметровыми ветками стланика, подминая их под себя, как траву.
Тут я засуетился, скинул ружьё с плеча, стал торопливо шарить по карманам, разыскивая патроны с пулями. Потом, не таясь, громко щёлкнув замками, переломил ружьё, бросил в отверстия патронника картонные гильзы заряженные пулями, закрыл стволы и прицелился!
Медведь, на всём скаку вылетел на просеку, метрах в тридцати от меня и я, прицелившись, автоматически нажал на курок!
Сухой треск выстрела обежал окрестности и оттолкнувшись от скал, вернулся эхом, утратившим чёткость реальности…
Медведь всплыл, вздыбился над просекой и повернулся ко мне грудью – он увидел меня!
Тут, из чащи выскочил Уголёк и с захлёбывающимся воплем злобы и гнева, сходу прыгнул на грудь медведя!
Завязалась ожесточённая борьба!

Медведь стоял на задних лапах согнув спину и силился оторвать от себя собаку, отдирая её и клыками, и когтями. Длинная, коричневая шерсть на загривке у зверя в такт движению мышц двигалась волнами и отливала на закатном солнце золотыми отблесками.
Уголек, беспрестанно визжа дрался бешено, умудряясь висеть на груди зверя и вместе с тем, драть того зубами и когтями лап. Он был похож на злого чёртика, а медведь сильно напоминал деревенскую толстую бабу, стирающую бельё на стиральной доске в деревянном корыте.
Тут я очнулся, вскинул ружьё и сразу же его опустил. В стволах остался лишь один заряд и я не хотел рисковать.
В случае второго неудачного выстрела, медведь смог бы кинуться на меня и я не успевал перезарядить ружьё!
Я тут же решил, что из левого ствола буду стрелять только в упор, торопясь вынул стреляную гильзу из правого ствола и перезарядившись, вновь приложился целя в голову медведя.
Я боялся попасть в Уголька и потому наверное промазал и вторым, и третьим выстрелом!

В это время, Пестря и Рика топтались шагах в пятнадцати от медведя, суматошно и испуганно лаяли вздрагивая и прядая ушами, когда яростные вопли Уголька достигали самой высокой ноты.
Я зло крикнул на них, но собаки не сдвинулись вперёд ни на метр.
После третьего выстрела над стволом, искажая прицел, стали подниматься струйки горячего воздуха. В запасе оставалась ещё одна пуля…
Если бы я верил в бога, то перекрестился бы, вкладывая её в ствол…
Вскинув ружьё, помня о том, что после выстрела у меня останется лишь один заряд в левом стволе, я тщательно прицелился в туловище медведя, на уровне верхних лап.
После выстрела, я услышал шлепок, звук попадания пули в тело зверя, но медведь продолжал всё так же месить когтистыми лапами, уже только по временам рыкающего Уголька.
Струйки горячего воздуха над прицельной планкой искажали силуэты дерущихся медведя и собаки, но зверь, наконец оторвал от себя вцепившегося пса, бросил его на землю, развернулся и рявкнув исчез в чаще!
Казалось, всё закончилось…

Держа ружьё на изготовку, я осторожно подошёл к месту драки - на мху, на песке вокруг валялись клочья черной собачьей и коричневой медвежьей шерсти.
Я рассматривал следы, когда из кустов появился Уголёк!
Он подошёл ко мне и сразу лёг на землю. Я осмотрел его.
Отважный пёс тяжело дышал, со стонами выпуская воздух из лёгких. Шерсть его покрывали пласты тягучей медвежьей слюны. Видимо медведь, разевая свою огромную пасть, впихнул туда почти всё туловище собаки и кусая его, заслюнявил собачью спину…
Я погладил Уголька и тот, со стоном лёг на бок облизывая места, на теле, из которых струйками стекала кровь. Из анального отверстия тоже показалась кровь и я с ужасом понял, что пласты пены оставлены медведем кусающим собаку за живот, что зверь повредил ей все внутренние органы: печень, желудок, лёгкие…

В это время, уже далеко в вершине распадка, страшным яростным воплем с визгливыми металлическими нотками, проревел медведь.
Уголек встрепенувшись, постанывая встал и, не обращая внимания на мои ласковые уговоры остаться, пошатываясь исчез в зарослях стланика, направляясь в сторону убежавшего медведя…
Больше я его никогда не видел!
На этом неприятности для меня не закончились.
Пестря и Рика, держась вместе, отчаянно голосили, испуганно сновали по открытому пространству просеки невдалеке от меня.
А метрах в тридцати, уже с другой стороны просеки, то приближаясь то удаляясь, треща валежником ходил невидимый в чаще ещё один медведь.
«Да сколько же вас здесь? – в отчаянии подумал я и стал безуспешно травить собак, повторяя как магическую формулу слово: - Ищи! Ищи!..
Но сильный драчун Пестря и шустрая Рика испуганно жались к моим ногам, не желая нападать на второго медведя…
Постояв ещё минут пять, я решил двигаться в сторону дома и осторожно ступая, подгоняя собак впереди себя, по той же визирке начал возвращаться на сеймостанцию.

…Я шёл назад более часа, осторожно преодолевая расстояние до тропы, с которой перешёл на визирку.
Напружинившись, чувствуя, как вдруг заболела от напряжения голова, озираясь по сторонам я пробирался вперёд, в сторону дома, и лишь выйдя на тропу заторопился, почти побежал вниз к избушке!
У сейсмостанции, неожиданно встретил своего гостя и в ответ на вопрос, как погулял и что видел, криво улыбнувшись ответил, что погулял хорошо и, не вдаваясь в подробности, прошёл в дом.

Почему я промолчал и не тал рассказывать о произошедшем?
Наверное потому, что по инструкции мне не полагалось отходить далеко от станции во время дежурства и тем более уходить в тайгу. Второй причиной, было то, что мне совсем нечем было похвастать - я позорно проиграл эту схватку с медведем!

…Много позже, пытаясь найти причину своих нелепых промахов, я отстрелял пулю, из той же партии патронов которая была со мной в тот день по фанерной цели и не попал в лист размерами метр на метр, с расстояния в двадцать шагов…
- С такими патронами, можно было и в амбар промазать – ворчал я недовольно - так обычно шутят неудачливые охотники.
Я ждал Уголька, но он не пришёл ни вечером, ни на завтра утром - не пришёл больше никогда…
Я клял себя за трусость, корил, что не подбежал вплотную к медведю и не выстрелил в упор. Но дело было сделано и оставалось только сожалеть об упущенной возможности и укорять себя!

… Назавтра, выбрав время, я вновь сходил к месту кровавой схватки разыскивая Уголька, заставляя собак искать следы раненного медведя.
Но Пестря, наотрез отказался лезть в дебри непроходимого стланика, а Рика и вообще не отходила от меня - «чистила шпоры», как говорят собачники.
Я подозревал тогда и так думаю сейчас, что раненный зверь, всё – таки задрал неистового Уголька и сам умер, забившись в чащу.
Но это лишь мои предположения…

Только много позже, я рассказал об этой истории своим знакомым, каждый раз, заново переживая разочарование и обиду.
Но после этого случая, я сделал для себя определённые выводы - идя в лес даже на полдня, необходимо брать с собой несколько своих, хорошо заряженных и пристрелянных пуль - никогда нельзя быть до конца уверенным, в том, что даже в пригородной тайге не встретишь неожиданного медведя!


1980 – е. Ленинград. Владимир Кабаков


Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте «Русский Альбион»: http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal